ходную занавеску и устало сказал: - Входи, Флинт.
   Тяжело ступая, гном вошел внутрь и залился краской от смущения, обнаружив
в палатке Лорану. Он переминался и пыхтел, пока девушка не улыбнулась ему:
   -  Мы  все  уже  знаем.  Флинт.  Тебе  что-то  приснилось.   Сильванести,
наверное?
   Флинт прокашлялся и утер ладонью лицо.
   - И, похоже, не мне одному, - сказал он, пристально вглядываясь в их лица
из-под седых кустистых бровей. - Полагаю также, вы хотите, чтобы я рассказал
вам свой сон?
   - Нет! - побледнев, торопливо отказался Стурм. - Я совсем не хочу об этом
говорить... Ни сейчас, ни потом!
   - И я, - тихо добавила Лорана.
   Флинт нерешительно погладил ее плечо.
   - Вот и хорошо, - пробурчал он. - Мне тоже не больно-то хочется. Я только
хотел удостовериться, что это в  самом  деле  был  сон.  Все  было  до  того
реально, что я уж боялся, как бы вы оба не... Гном замолчал: снаружи  что-то
зашуршало, и между входными занавесками просунулась возбужденная  физиономия
Тассельхофа:
   - Вы тут что, никак, сны обсуждаете? Мне-то, знаете ли, сны не снятся, то
есть снятся, наверное, просто я их не помню.  Уж  такие  мы,  кендеры.  Нет,
наверное, нам вообще-то снятся сны,  ведь  даже  зверям...  -Тас  перехватил
взгляд Флинта и торопливо вернулся к первоначальной теме:  -Так  вот,  нынче
мне приснилось такое!.. Деревья, плачущие кровавыми слезами! Какие-то жуткие
мертвые эльфы, которые  разгуливали  по  лесу  и  убивали  кого  ни  попадя!
Рейстлин в черных одеждах! Представляете, а? И вы там были -  ты,  Стурм,  и
ты, Лорана, и ты. Флинт. И все померли! Ну, то есть почти  все  -  Рейстлин,
например, остался. А еще там был зеленый дракон... -  Тассельхоф  растерянно
замолчал, не понимая, что такое происходило с его друзьями. Почему они  были
смертельно бледны и смотрели на него неестественно расширенными  глазами?  -
Д-дракон, - повторил он, запинаясь. - Зеленый. И Рейстлин в черных... Или  я
уже говорил? Правда, они ему были очень к лицу... А то в красных он выглядит
каким-то желтушным... Ладно, пойду-ка я прилягу,  а  то  вам,  по-моему,  не
особенно интересно... - Он  с  надеждой  обвел  их  глазами,  но  ответа  не
получил. -Ну... Спокойной ночи, - пробормотал кендер. Задом  наперед  выполз
вон из палатки и отправился к себе, озадаченно пожимая плечами. И что  такое
с ними стряслось? Ведь это был всего только сон... В палатке  Стурма  долгое
время царила тишина. Потом Флинт вздохнул и мрачно проговорил:
   - Вообще-то я не против кошмаров. Но чтобы делить их с кендером?..  И  вы
мне еще вот что скажите. Как, по-вашему, вышло, что всем нам приснился  один
и тот же сон? И что бы это все значило?
   - Странный это край - Сильванести... -  тихо  отозвалась  Лорана.  Забрав
свою свечу, она поднялась, собираясь уйти, но обернулась. - Как вы  думаете?
- сказала она. - Неужели все это  было  на  самом  деле?  Неужели  все  было
вправду так, как мы видели? И они погибли?..
   И Танис действительно был с той  женщиной,  добавила  она  про  себя.  Но
вслух, понятно, ничего не сказала.
   - Что до нас, - сказал Стурм, - то мы здесь. И мы живы. Так что  остается
только надеяться, что и другие... - Он помолчал и проговорил: -Наверное, это
смешно, но я... Я каким-то образом ЗНАЮ, что с ними все в порядке.
   Лорана внимательно присмотрелась к нему. Первоначальное потрясение и ужас
постепенно  уходили  с  его  лица,  сменяясь  успокоением.  Лорана  и   сама
почувствовала себя гораздо спокойнее. Она  взяла  крепкую,  жилистую  ладонь
рыцаря и молча сжала ее. Потом вышла наружу, под звезды.
   За нею поднялся и гном:
   - Поспать уже не удастся, так хоть посторожу...
   - Я с тобой, - сказал Стурм, поднимаясь и застегивая пояс с мечом.
   - Наверное, - сказал Флинт, - мы так никогда не узнаем, с какой стати нам
всем приснился один и тот же сон.
   - Похоже на то, - согласился Стурм.
   Гном вышел из палатки. Стурм шагнул следом, но  остановился,  заметив  на
полу какую-то искорку. Решив, что это был кусочек фитилька со свечки Лораны,
рыцарь  наклонился  его  погасить.  Искорка,  однако,  оказалась  той  самой
бриллиантовой  брошью,  что  подарила  ему  Эльхана.  Она  каким-то  образом
выскользнула из его поясного кармашка и лежала на земле. Рыцарь поднял ее  и
заметил, что она мерцала внутренним светом. Раньше  он  почему-то  этого  не
замечал.
   - Похоже на то... - задумчиво повторил Стурм, так и этак вертя  брошь  на
ладони...  Впервые  после  множества  долгих,  жутких   месяцев   тьмы   над
Сильванести занялся рассвет. Но увидел его в окно своей спальни один  только
Лорак: остальные, смертельно уставшие, крепко спали.
   Эльхана весь остаток ночи не покидала отца. Но наконец и ее оставили силы
- она так и заснула, сидя в кресле. Лорак видел,  как  играли  на  ее  щеках
бледные отсветы зари. Длинные, темные  волосы,  упавшие  на  лицо,  казались
тонкими  трещинками  в  белом  мраморе.  Лицо  Эльханы  было  в   царапинах,
оставленных острыми шипами кустов, там и сям запеклась  кровь.  Дочь  Лорака
была прекрасна, но красоту ее чуть-чуть портила надменность.  Поистине,  она
воплощала в себе все черты своего племени... Отвернувшись,  Лорак  посмотрел
наружу, на Сильванести. Это не принесло ему утешения.  Тошнотворный  зеленый
туман по-прежнему висел над страной: ни дать  ни  взять  сама  земля  дышала
гнилостными испарениями...
   "Это я всему виной..." - сказал он  себе,  обводя  глазами  искалеченные,
скорчившиеся  в  муках  деревья  и  жалких  зверей,  бродивших   в   поисках
милосердного конца.
   Четыреста лет прожил Лорак в этом краю, любовно следя  за  тем,  как  все
краше цвел Сильванести в искусных руках его народа -  и  его  собственных...
Случались, конечно, и беды. Лорак был одним из немногих еще живых обитателей
Кринна, помнивших Катаклизм. Впрочем, эльфы Сильванести, к тому времени  уже
давно чуждавшиеся других рас,  пережили  его  легче  многих.  Они-то  хорошо
знали,  почему  древние  Боги  покинули  Кринн.  От  них  не  укрылось  зло,
источником которого был людской род. Оставалось,  правда,  загадкой,  почему
вымерло и эльфийское священство...  Знали  здешние  эльфы  и  о  страданиях,
которые претерпели после Катаклизма их  братья,  жившие  в  Квалинести.  Они
узнавали об этом из щебета птиц,  из  песен  ветров  и  иными  таинственными
путями. С горечью внимали они историям убийств и насилий - но, спрашивается,
чего  еще  можно  было  ждать,  живя  среди  людей?  И   эльфы   Сильванести
окончательно затворились  в  своих  лесах,  перестав  обращать  внимание  на
окружающий мир. А до того, что  и  окружающий  мир  от  них  отвернулся,  им
попросту не было дела.
   Потому-то король Лорак ничего и не  понял,  когда  с  севера  надвинулось
новое, доселе невиданное  зло  и  стало  угрожать  его  родине.  Кому  могла
помешать Сильванести?..  Он  лично  встречался  с  Повелителями  Драконов  и
объяснял им, что его народ вовсе не собирается вступать  с  ними  в  борьбу.
Они, эльфы, полагали, что все сущее на  Кринне  имело  право  жить  на  свой
собственный манер - и доброе, и злое.  Он  говорил.  Повелители  слушали,  и
поначалу, казалось, все шло хорошо. Но  потом  наступил  день,  когда  Лорак
понял, что его обманули. День, когда крылья драконов  заслонили  солнце  над
Сильванести... Нет, враги отнюдь не застали эльфов  врасплох.  Лорак  прожил
слишком долгую жизнь, чтобы не предвидеть  подобной  возможности.  Уже  были
приготовлены корабли, способные переправить его народ в безопасное место.  И
Лорак отослал всех, поставив во главе  исхода  свою  дочь  Эльхану.  А  сам,
оставшись в одиночестве, отправился в подземелья Звездной Башни - туда,  где
он тайно хранил Око Дракона...  О  существовании  Ока  знали  только  они  с
дочерью да еще давным-давно сгинувшие эльфийские жрецы. Весь  остальной  мир
полагал, что Око погибло в Катаклизме. Много дней провел подле  него  Лорак,
вглядываясь  в  его  глубину,  вспоминая  предостережения  Верховных  Магов,
вызывая в памяти все, когда-либо слышанное о "глазах  драконов".  И  наконец
решился сделать  попытку  подчинить  его  себе  и  с  его  помощью  отстоять
Сильванести. Хоть и вполне отдавал себе отчет, что понятия не имеет, как это
следует делать... ...Он явственно помнил  Око.  Помнил,  как  пульсировал  и
метался в нем, усиливаясь на глазах,  завораживающий  зеленый  огонь.  Лорак
помнил, как возложил руку на светящийся шар... И почти сразу же  понял,  что
совершил чудовищную ошибку. У него не достало ни сил, ни  присутствия  духа,
чтобы совладать с магической энергией, ринувшейся  навстречу.  Но  было  уже
поздно. Око полностью подчинило его и держало крепко. Да  еще  и  напоминало
время  от  времени:  ты  спишь,  Лорак.  Ты  спишь  и  сам  это  знаешь.  Но
освободиться не можешь.
   И это было самым отвратительным из всего. И самым страшным.
   А вот теперь оказалось, что его кошмар обрел  плоть  и  сделался  явью...
Лорак опустил голову. Слезы потекли из-под его  зажмуренных  век...  На  его
плечи легли нежные руки.
   - Я не могу, когда ты плачешь, отец. Ну пожалуйста, отойди от окна.
   Ляг в постель. Наша страна снова станет прекрасной, и ты первый  поможешь
ей вновь обрести красоту... Но и сама Эльхана не могла смотреть в окошко без
содрогания. Лорак ощутил ее дрожь и невесело улыбнулся:
   - Вернется ли сюда наш народ, Эльхана?
   Он упрямо смотрел и смотрел на позеленевшие, разлагающиеся останки  того,
что было когда-то трепещущей зеленью жизни.
   - Конечно, он вернется, - быстро ответила Эльхана.
   Лорак ласково потрепал ее по руке:
   - С каких это пор, доченька, эльфы стали говорить друг другу неправду?
   - Я вот думаю - а не случилось ли так, что мы всегда лгали самим себе,  -
пробормотала Эльхана, вспомнив слышанное в дороге от Золотой Луны. - Древние
Боги  вовсе  не  покидали  Кринна,  отец,  -  продолжала  она.  -   С   нами
путешествовала жрица Мишакаль, Богини-Целительницы. Она рассказывала  нам  о
том, что ей удалось постичь. И мне... Мне не  хотелось  верить,  отец.  Меня
мучила ревность. Она - всего лишь человек, говорила я себе.  Она  из  дикого
племени варваров. С какой бы стати  Богам  посылать  светоч  надежды  именно
людям?.. Но теперь я вижу  их  мудрость.  Боги  даровали  откровение  людям,
потому что мы, эльфы, не пожелали бы его принять... Будем же надеяться,  что
горе и тяжкая жизнь на опустошенной родине научат наш  народ  тому  же,  что
поняли мы  с  тобой:  эльфы  более  не  могут  жить  в  этом  мире,  наглухо
отгородившись от всех! И возродить они должны будут не только  свою  страну,
но и все земли, разоренные нашествием зла!
   Лорак внимательно слушал.  Впервые  забыв  об  изуродованном  пейзаже  за
окном, он вглядывался в лицо дочери - бледное, но сиявшее подобно серебряной
луне. Потом протянул руку и коснулся ее.
   - Так ты приведешь их назад? Наш народ?..
   - Да, отец, - поклялась она, взяв его холодную, бесплотную руку в свои  и
крепко сжав. - Мы будем трудиться и покаянно молить  Богов  о  прощении.  Мы
пойдем к другим народам Кринна и... Слезы душили Эльхану.  Она  поняла,  что
Лорак  более  не  слышал   ее.   Его   глаза   потускнели,   голова   начала
запрокидываться...
   - Отдаю себя нашей стране, - прошептал он. - Похорони  мое  тело  в  этой
земле, доченька. Жизнь моя навлекла на нее  проклятие;  может,  хоть  смерть
принесет благословение... Пальцы  Лорака  выскользнули  из  ладони  Эльханы.
Безжизненные глаза  все  еще  смотрели  на  несчастную  Сильванести.  Однако
выражение ужаса пропало с его лица: на Лорака наконец-то снизошел мир.
   И Эльхана не могла скорбеть о его кончине.
   Наступил вечер. Друзья готовились покинуть Сильванести. Зная, что  земли,
по которым им предстояло путешествовать, находились под властью  драконидов,
они хотели уйти как можно дальше под покровом ночной  темноты.  Вдобавок  ко
всему у них не было карт, лишь древние чертежи, которым они, после истории с
бывшим морским портом Тарсисом, доверять более не решались.  А  тем  картам,
что нашлись в Сильванести, были от  роду  тысячи  лет.  И  друзья  предпочли
путешествовать  на  север  вслепую,   надеясь   по   возможности   разыскать
какую-нибудь  действующую  гавань,  откуда  можно  будет  переправиться   на
Санкрист.
   Идти они собирались быстро, а следовательно, налегке. Правду сказать,  им
особо и нечего было нести: уходя, эльфы не  оставили  в  покинутом  доме  ни
пищи, ни каких-либо припасов.
   Один только маг уносил с собой  добычу  -  Око  Дракона.  Танис  поначалу
пришел в совершенное отчаяние,  пытаясь  сообразить,  как  это  они  понесут
двухфутовый хрустальный шар, столь же хрупкий, сколь и тяжелый. Но  накануне
их отбытия к Рейстлину  подошла  Эльхана.  Она  держала  в  руках  небольшой
мешочек.
   - В этом мешочке хранил Око мой покойный отец, - сказала  она.  -  Мне  и
самой это кажется удивительным, ведь оно такое большое. Но он  говорил,  что
мешочек был ему дан в Башне Высшего Волшебства. Может быть, и ты сумеешь  им
воспользоваться?
   Молодой маг с готовностью протянул за ним тощую руку.
   - Джистарх тагопар Айр мойрпаранн Кини, - пробормотал он. К  его  полному
удовлетворению, ничем внешне не примечательный мешочек засиял бледно-розовым
светом. - Да, он  заколдован,  -  прошептал  Рейстлин.  И  поднял  глаза  на
Карамона: - Поди, принеси Око.
   Карамон в ужасе вытаращил глаза:
   - Да ни за какие коврижки!
   И крепко выругался.
   - Принеси Око! - вновь приказал Рейстлин, гневно глядя на брата.  Но  тот
покачал головой. - Какой же ты глупец, Карамон! - бросил маг раздраженно.  -
Знай, что Око не может причинить зла тому, кто не пытается им завладеть.  Уж
поверь, братец, ты не подчинил бы  своей  воле  и  таракана,  куда  там  Око
Дракона!
   - Оно обманет меня, - не сдавался Карамон.
   - Тебя? Ему нужны  только  те,  у  кого...  -  Рейстлин  остановился,  не
договорив.
   - У кого - что? - негромко сказал Танис. - Каких людей оно ищет?
   - С мозгами в голове! - огрызнулся Рейстлин. - И потому я уверен, что  ни
одному из вас не грозит ни малейшая опасность.  Давай,  Карамон,  неси  сюда
Око! Или, может быть, ты сам его потащишь? Или ты, Полуэльф? Или  ты,  жрица
Мишакаль?
   Карамон страдальчески покосился на Таниса, и полуэльф  неожиданно  понял,
что великану требовалось  его,  Таниса,  одобрение.  Очень  странно.  Обычно
Карамон слушался Рейстлина беспрекословно... Не он один  заметил  безмолвный
призыв Карамона. Глаза Рейстлина сверкнули  яростью.  И  Танис  с  особенной
остротой осознал, что не доверяет, не может доверять магу  и  его  странной,
все возрастающей силе. Я непоследователен, сказал он себе. Это лишь  реакция
на тот сон, и не более... Как бы то ни было,  решать,  что  делать  с  Оком,
предстояло ему. И, увы, выбора у него не было. Он нехотя проговорил:
   - Рейстлин - единственный среди нас, у кого достаточно знаний, умения, и,
чего уж там, храбрости, чтобы справиться с этой штуковиной. А значит, пускай
он ее и забирает. Или кто-нибудь из вас  хочет  попробовать?  Никто  ему  не
ответил, лишь Речной Ветер мрачно нахмурился и покачал головой. Танис  знал,
что варвар, будь у него такая возможность, с радостью оставил бы Око  здесь,
в Сильванести. Да и Рейстлина с ним заодно.
   - Аглаи, Карамон, - сказал Танис. -  Тащи.  Кроме  тебя,  его  никому  не
поднять.
   Богатырь нехотя подошел к  хрустальному  шару,  покоившемуся  на  золотой
подставке. Протянул к Оку дрожащие  руки...  Коснулся  его...  И  ничего  не
случилось. Шар точно и не заметил. Облегченно вздохнув, Карамон  поднял  Око
и, постанывая от натуги, подал его брату, державшему наготове мешочек.
   - Клади сюда, - велел Рейстлин.
   - Что? - разинул рот Карамон,  сравнивая  взглядом  огромный,  неподъемно
тяжелый шар и маленький мешочек в хилых руках мага. - Да ты что,  Рейст!  Он
же туда не влезет! Кокнем, и все!
   Золотые глаза Рейстлина свирепо сверкнули в гаснущем свете дня, и великан
замолчал.
   - Погоди! Постой, Карамон!.. - Танис прыгнул вперед, но опоздал:  на  сей
раз Карамон послушался. Медленно-медленно, продолжая глядеть брату в  глаза,
Карамон разжал руки, выпуская Око... И Око исчезло!
   - Где? Куда оно... - Танис подозрительно уставился на мага.
   - Вот сюда, - ответил тот преспокойно  и  поднял  мешочек  для  всеобщего
обозрения. - Убедись сам, если не веришь.
   Танис заглянул в мешочек... Око лежало  там,  внутри,  и  не  могло  быть
никакого сомнения в том, что это было именно оно. Все так же клубился в  нем
переливчатый зеленый туман, как если бы Око  жило  своей  особенной  жизнью.
Уменьшилось,  понял  он  потрясенно.  Но  стоило  приглядеться,  и  начинало
казаться, что Око-то  осталось  прежним  -  это  он,  Танис,  внезапно  стал
великаном!..
   Содрогнувшись, полуэльф  отступил  прочь,  и  Рейстлин  затянул  тесемку,
плотно закрывая мешочек.  Потом,  окинув  спутников  недоверчивым  взглядом,
спрятал Око в один  из  бесчисленных  потайных  внутренних  кармашков  своих
одежд. И хотел уже идти прочь, но Танис остановил его.
   - Мы никогда уже не сможем относиться друг к другу по-прежнему, верно?  -
тихо сказал полуэльф.
   Рейстлин  повернулся  к  нему,  и  на  какой-то  миг  в  золотых   глазах
промелькнуло сожаление о непоправимо утраченном, тоска по доверию и  дружбе,
связывавших их в юности.
   -  Верно,  -  прошептал  Рейстлин.  -  Это  цена,  которую  мне  пришлось
заплатить... Он закашлялся.
   - Заплатить? Кому, за что?..
   - Лучше не спрашивай, Полуэльф...  -  Кашель  заставил  его  ссутулиться.
Карамон обнял брата могучей рукой, и тот беспомощно прислонился к  железному
плечу близнеца. Когда приступ миновал, Рейстлин вновь поднял глаза: -  Я  не
могу ответить тебе, Танис. Я и сам не знаю ответа... И, опустив  голову,  он
позволил Карамону увести себя в сторонку и уложить - перед  дальней  дорогой
ему требовался отдых.
   - Прошу тебя, подумай как  следует,  -  сказал  Танис  Эльхане.  -  Мы  с
радостью помогли бы тебе совершить для твоего отца погребальный обряд.  Один
день для нас не имеет никакого значения...  Они  стояли  у  порога  Звездной
Башни: Эльхана вышла их проводить.
   - Пожалуйста, позволь нам, - поддержала Таниса Золотая Луна. -Насколько я
поняла со слов Таниса, обряды наших народов в определенной степени схожи.  Я
ведь была жрицей своего племени и присутствовала  при  заворачивании  тел  в
бальзамические покрывала, которые...
   - Благодарю вас, друзья, - твердо  покачала  головой  Эльхана.  -Согласно
воле отца, я должна совершить это одна.
   Она слегка кривила душой, но что делать; Эльхана знала, как  потрясла  бы
их  самая  мысль  о  том,  чтобы  предать  тело  земле  -  обычай,  которого
придерживались лишь гоблины и некоторые другие нечистые твари. Она и сама  с
ужасом думала о том, что ей  предстояло.  Ее  взгляд  невольно  обратился  к
искореженному, застывшему в  муках  дереву,  под  которым  найдет  последнее
пристанище ее отец. Дерево показалось ей похожим на жуткого, отвратительного
стервятника.  Она  поспешно  отвела  глаза,  голос   ее   дрогнул:   -   Его
усыпальница... Давно приготовлена, да и я имею  некоторый  опыт  в  подобных
делах. Пожалуйста, не беспокойтесь.
   Танис хорошо видел страдание в ее глазах. Но и не уважить ее просьбы было
нельзя.
   - Мы понимаем, - тихо сказала  Золотая  Луна.  И,  поддавшись  внезапному
порыву, женщина из варварского племени кве-шу обняла  эльфийскую  принцессу,
словно та была  маленькой  девочкой,  заблудившейся  и  испуганной.  Эльхана
сперва так и застыла. Но потом оттаяла, согретая милосердием и состраданием,
исходившим от Золотой Луны.
   - Мир тебе, - шепнула Золотая Луна, бережно отводя рукой  темные  локоны,
упавшие Эльхане на лицо. И отошла.
   - А что ты будешь делать после  того,  как  похоронишь  отца?  -  спросил
Танис, оставшись наедине с Эльханой на ступенях Башни.
   - Вернусь к своему народу, - отвечала она. - Я вызову