с думать, будто я, королева-мать, имею отношение к каким-то повстанцам? - Щеки Лораны окрасились гневным румянцем, глаза засверкали.
     Медан с мгновение смотрел на нее в немом восхищении, затем медленно ответил:
     - Позвольте мне выразить свою мысль следующим образом. Скажем, мне трудно поверить, что та, которая непримиримо сражалась против Владычицы Тьмы всего пятьдесят лет назад, теперь оставила всякую мысль о борьбе.
     - Вы не правы, маршал, - спокойно возразила Лорана. - Я стара, слишком стара для борьбы. Нет, нет, не спорьте, - упреждая его несогласие, произнесла она и затем продолжила: - Мне известно, что вы хотите сказать. Вам кажется, что я молода, как девушка на своем первом балу. Оставьте ваши комплименты для тех, кто расположен их слушать. Я - нет. И у меня нет больше сил для борьбы. Мое сердце покоится там, где похоронен мой возлюбленный муж, Танис. И все, что еще сохраняет для меня какое-то значение, - это моя семья. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив в браке. Я хочу видеть мир и спокойствие на своей земле. И за все это я согласна платить драконице дань.
     Медан скептически смотрел на нее. Он слышал правдивые нотки в ее голосе, но это была не вся правда. Лорана была не только Золотым Полководцем, после окончания Войны она сумела стать еще и искусным дипломатом. И она умела говорить людям то, что им хотелось слышать, исподволь склоняя их верить тому, что она им внушала. Но, разумеется, было бы верхом невежливости выказать даже малейшее сомнение в словах королевы-матери. И, если сказанное ею было правдой, ее можно было только пожалеть. Сын, которого она обожала, был откровенный слюнтяй, способный часами размышлять о том, что он предпочел бы на завтрак - клубнику под сливками или черничный десерт. Даже такой важный шаг, как женитьба, и то не волновал его мысли. С него сталось бы отдать в другие руки выбор невесты.
     Лорана отвернулась, но прежде, чем это произошло, Медан увидел слезы, блеснувшие в ее глазах. Маршал вернулся к обсуждению темы орхидей. Он как раз пытается вырастить несколько кустов у себя в саду, но неудачно. Успехи самые минимальные. И он говорил об этом достаточно долго, чтобы дать королеве-матери время справиться с нахлынувшими слезами. Но вот, быстро прикоснувшись пальцами к глазам, она повернулась к нему, уже вполне владея своими чувствами. Она непременно порекомендует ему своего садовника, большого специалиста именно по выращиванию орхидей.
     Медан с удовольствием принял это предложение. Они еще не меньше часа провели в дендрарии, обсуждая крепкие корни и восковые цветы дивных растений.

***

     - Где моя почтенная матушка, Палтайнон? - спрашивал в это время Беседующий-с-Солнцами своего советника. - Вот уже полчаса как я не вижу ее.
     На Гилтасе был костюм эльфа-бродяги, шелка зеленых и коричневых тонов, которые очень шли ему. Все сочли наряд необыкновенно удачным, если только можно было вообразить себе бродягу, предающегося скитаниям в тонких чулках, рубашке с пышными рукавами, в кожаном жилете ручной выделки, шитом золотом, и атласных башмаках. В пальцах он чуть покачивал кубок с вином, но подносил его к губам только из вежливости. Вино, как это всем было известно, вызывало у него головную боль.
     - Полагаю, ваша матушка прогуливается в саду, Ваше Величество, - ответил префект Палтайнон, от которого не могло укрыться ничего из происходившего в королевском дворце. - Она говорила, что хочет подышать свежим воздухом. Прикажете послать за ней? Ваше Величество что-то не очень хорошо выглядит.
     - Мне действительно немного не по себе, - согласился с ним Гилтас. - Благодарю вас за ваше доброе участие, Палтайнон, но не надо беспокоить ее. - Его глаза потемнели, он смотрел на толпу танцующих с откровенной завистью и грустью. - Как вы думаете, префект, сочтет ли кто-нибудь неподобающим, если я удалюсь отдохнуть в свои покои? - спросил он вполголоса.
     - Но может быть, один-два танца подбодрят Ваше Величество? О, да вы только посмотрите, как улыбается вам очаровательная Амиара! - И префект наклонился к самому уху короля. - Ее отец - один из богатейших эльфов нашего королевства. Серебряник, знаете ли. И к тому же она совершенно неотразима...
     - Да, действительно, совершенно неотразима, - равнодушно согласился Гилтас. - Но я не чувствую охоты танцевать. Какая-то слабость, тошнота. Нет, полагаю, мне все-таки следует удалиться.
     - Безусловно, Ваше Величество не совсем здоровы, - неохотно поддержал его Палтайнон. Маршал Медан был совершенно прав. Подавив в молодом человеке всякую волю к сопротивлению, префект был теперь недоволен его уступчивостью. - Вашему Величеству не мешало бы завтра отдохнуть. Я позабочусь о делах.
     - Благодарю, Палтайнон, - спокойно ответил Гилтас. - Если я вам не понадоблюсь, я, пожалуй, проведу день, работая над двенадцатой песнью моей новой поэмы.
     И он поднялся на ноги. Музыка внезапно прекратилась, танцующие замерли на месте. Мужчины поклонились, дамы присели в реверансе, девушки выжидательно смотрели на короля. Гилтаса смущало такое внимание, он ступил с помоста и, чуть качая головой, неловко направился к дверям, которые вели в его личные покои. Его камердинер шел впереди, неся в руках сиявший десятком свечей шандал, чтобы освещать путь Его Величеству. Девушки пожали плечами и принялись оглядываться в поисках новых партнеров. Вновь зазвучала музыка. Бал продолжался.
     Префект Палтайнон, вполголоса бормоча ругательства, направился к столу с закусками.
     Гилтас, оглянувшись на это зрелище, улыбнулся. Затем пошел вслед за мягким светом свечей вдоль сумрачных коридоров своего дворца. Здесь не льстили и не угодничали придворные, сюда никому не дозволялось входить без разрешения префекта, который жил в постоянном страхе, что объявятся другие желающие дергать куклу за ниточки. У каждого поворота стояли часовые из племени Каганести. Избавившись от музыки и ярких огней, щебечущего смеха и приглушенных бесед, Гилтас с облегчением вздохнул. Не так давно построенный дворец Беседующего-с-Солнцами был огромным, просторным сооружением из живых деревьев, с помощью магии аккуратно и бережно преображенных в стены, потолки и лестницы. Шпалеры были сотканы из живых цветов и трав, так любовно подобранных, что они представляли собой редкой красоты произведения искусства, которые менялись чуть ли не на глазах в зависимости от того, распускались или складывались их листья и лепестки. Полы в некоторых помещениях дворца, например в большом танцевальном зале и приемных для аудиенций, были сделаны из мрамора. Большая часть личных покоев и вестибюлей, которые располагались среди стволов деревьев, была устлана прекрасными растениями.
     Жители Квалинести считали дворец чудом. Гилтас же настоял, чтобы все деревья, из которых был создан его дворец, имели такие же кроны и стволы, что и росшие в естественных условиях. Он не позволил Создателям Крон уговорить растения искривить свои ветви наподобие ступеней или проредить их кроны, чтобы впустить больше света. Гилтас хотел таким образом оказать почести деревьям, и им, видимо, это было приятно, поскольку теперь они росли и цвели особенно пышно. Но побочным результатом оказалась запутанность и большая протяженность коридоров, затемненных обильной листвой, по которым новичкам приходилось буквально часами бродить в поисках выхода.
     Сохраняя молчание, король шел неторопливым шагом, наклонив голову и сцепив руки за спиной. Его часто видели бесцельно бродившим в этой позе по залам дворца. И, как все полагали, именно в эти минуты он оттачивал какую-то рифму или подбирал размер строфы. Тогда слуги предпочитали его не беспокоить, а проходившие мимо придворные низко кланялись и молча спешили прочь.
     Этой ночью в личных апартаментах короля было особенно тихо. Музыка сюда едва доносилась, приглушенная шелестом листьев в высоких потолках залов, по которым следовали Гилтас и его слуга. Внезапно король поднял голову и огляделся. Увидев, что рядом никого нет, он приблизился на шаг к шедшему впереди слуге.
     - Планкет, - тихо позвал Гилтас на человеческом языке, который во дворце понимали очень немногие, - где маршал Медан? Мне показалось, я видел его в саду.
     - Он был там, Ваше Величество. - Планкет отвечал, не оборачиваясь к королю, и так же тихо, поскольку шпионы Палтайнона были везде.
     - Досадно, - нахмурился Гилтас. - Что если он там до сих пор слоняется?
     - Ваша матушка видела это и проследовала за ним, Ваше Величество. Она займет его.
     - Да, ты прав, - улыбнулся Гилтас; эту улыбку видели лишь те немногие эльфы, которым он доверял. - Медан сегодня для нас не помеха. Все ли готово?
     - Я упаковал достаточное количество еды для однодневного путешествия, Ваше Величество. Ваш походный мешок вы найдете в гроте.
     - А Кериан? Она знает, где должна будет встретить меня?
     - Да, Ваше Величество. Я оставил записку в обычном месте.. На следующее утро ее там уже не было, а вместо нее лежала красная роза.
     - Ты все хорошо сделал, Планкет, как, впрочем, и всегда, - тепло сказал Гилтас. - Не знаю прямо, что бы я делал без тебя. Между прочим, мне нужна эта роза.
     - Вы найдете ее у себя в походном мешке, Ваше Величество.
     Оба помолчали. Они уже подошли к личным покоям Беседующего-с-Солнцами. Эльфы Каганести - королевские телохранители, или, скорее, надзиратели, - салютовали Его Величеству. Гилтас не обратил на них внимания. Получая жалованье от Палтайнона, они докладывали ему о каждом движении короля. Слуги выстроились в ожидании у дверей королевской опочивальни, чтобы помочь Его Величеству раздеться и лечь в постель.
     - Его Величество чувствует себя не очень хорошо, - объявил им Планкет, ставя на стол канделябр. - Я позабочусь о нем. Вы можете идти.
     Гилтас, бледный и томный, промокнул губы кружевным платком, сразу же подошел к ложу и лег, даже не сняв бальных туфель. Планкет позаботится обо всем. Слуги, давно привыкшие к нездоровью короля и его склонности к одиночеству, ничего другого и не ожидали. Слухи о том, как проходил бал, уже дошли до них. Все поклонились и вышли.
     - Никому не сметь беспокоить Его Величество, - еще раз предупредил Планкет, закрыв и заперев дверь. У телохранителей, конечно, имелись ключи, но они почти никогда не утруждали себя лишним визитом к королю. Когда-то в прошлом у них появлялось желание проверить, что поделывает юный король под предлогом частого нездоровья. Но они всегда обнаруживали его на том месте, где ему и следовало быть: либо, томный и расслабленный, он лежал в постели, либо мечтал над листом бумаги с пером в руке. Постепенно такие проверки себя изжили.
     Планкет на секунду замер у двери, прислушиваясь, приступили ли телохранители к своим обычным занятиям: они привыкли скрашивать долгие и томительные часы дежурств игрой в квин талаши. Удовлетворенный, он пересек комнату, распахнул дверь на балкон и выглянул в ночь.
     - Все хорошо, Ваше Величество.
     Гилтас спрыгнул с постели и подбежал к окну:
     - Ты знаешь, что должен делать?
     - Да, Ваше Величество. Уложу подушки таким образом, чтобы казалось, будто вы спите в своей постели. Я буду вести себя так, словно вы находитесь в опочивальне, и никого сюда не допущу.
     - Очень хорошо. Насчет Палтайнона можешь не беспокоиться. До завтрашнего утра он не появится. Будет очень занят, расписываясь моим именем и прикладывая мою печать.
     Гилтас уже стоял около балюстрады. Планкет прикрепил к ней веревку, перекинув вниз свободный конец.
     - Удачного путешествия, Ваше Величество. Когда вас ожидать?
     - Если все будет хорошо, Планкет, я вернусь завтра после полуночи.
     - Все непременно будет хорошо, - успокаивающе сказал эльф. Он был несколькими годами старше Гилтаса, когда-то давно Лорана сама назначила его в услужение к своему сыну. Палтайнон этот выбор одобрил, но, просмотри префект повнимательнее послужной список Планкета, он бы обнаружил, что за тем числилось несколько лет верной службы темному эльфу Портиосу. Но префект не удосужился это сделать. - Судьба улыбается Вашему Величеству.
     Гилтас выглянул в сад, проверяя, нет ли там какого-либо движения, но при этих словах быстро оглянулся назад.
     - Было время, когда я поспорил бы с таким утверждением, Планкет. Тогда я считал себя несчастнейшим в мире существом, порабощенным собственным тщеславием и плененным собственными страхами. Тогда своим единственным спасением я полагал смерть. - Порывисто он протянул слуге руку. - Вы заставили меня отвернуться от зеркала, Планкет. Отвернуться от собственного изображения и взглянуть на мир. Когда я это сделал, то увидел мой страдающий народ, растоптанный тяжелыми сапогами Рыцарей Тьмы, живущий в тени распростертых над ним черных крыльев. Увидел, что люди смотрят в будущее с ужасом и отчаянием.
     - Теперь у них появилась надежда, Ваше Величество. - Планкет мягко потянул свою руку из пальцев короля, смущенный его словами. - План Вашего Величества удастся.
     Гилтас улыбнулся:
     - Будем надеяться, Планкет. Пусть судьба улыбнется не только мне. Пусть она улыбнется наконец моему народу.
     Он бесшумно скользнул вниз и спрыгнул на землю. Планкет с балкона проследил за тем, как силуэт короля растаял в темноте. Тогда он убрал веревку, проверил, хорошо ли закрыты двери, и подошел к постели. Он взбил подушки и разложил одеяло таким образом, чтобы заглянувшему в комнату показалось, что в постели кто-то есть.
     - А теперь, Ваше Величество, - громко сказал он, беря в руки маленькую арфу и тронув пальцами ее струны, - пусть сон скользнет к вашим глазам, а я тихонько напою вам колыбельную.

15

Тассельхоф, единственный и неповторимый

     Несмотря на ужасную боль и отчаянно неудобное положение, рыцарь Герард был доволен тем, какой оборот приняли дела. В голове у него, там, куда пришелся удар эльфа, словно стучал молот. Его перекинули через седло, как куль с мукой. Кровь пульсировала в висках, нагрудник доспехов врезался в желудок и мешал дышать, кожаные шнуры перетягивали конечности, и те до такой степени онемели, что он совсем не чувствовал своих рук и ног. Он понятия не имел о том, кто напал на них; в ночной темноте он не смог разглядеть их лица, а сейчас, с повязкой на глазах, он и вовсе ничего не видел. Они чуть не прикончили его, и он мог лишь благодарить кендера за то, что остался в живых.
     Да, все шло совершенно так, как он намечал.
     Расстояние, на которое они удалились от места ночевки, было уже весьма значительным. Герарду же путешествие казалось вообще нескончаемым, он вполне мог представить, что оно длится целые десятилетия и они могли бы за это время по крайней мере шесть раз объехать вокруг всего Кринна. Как обстоят дела у Тассельхофа, он не знал, но, судя по негодующим выкрикам, которые доносились до него откуда-то сзади, тот был в относительном порядке. Затем Герард, должно быть, задремал на какое-то время или потерял сознание, поскольку, когда он очнулся, оказалось, что лошади встали.
     Тот, которого Герард принимал за главаря нападавших, в это время разговаривал с эльфами, но говорил он на эльфийском, которого Герард не знал. Было похоже, что они достигли места назначения, поскольку один из эльфов, подойдя к рыцарю, обрезал кожаные веревки, которыми тот был привязан к седлу, и, ухватив за край доспеха, стащил его с лошади и бросил на землю.
     - Вставай, свинья, - грубо сказал он на Общем. - Тебя никто не собирается нести. - Затем он сдернул повязку с глаз Герарда и толкнул его в спину. - Марш вон в ту пещеру.
     Они ехали всю ночь. Небо на востоке уже порозовело в ожидании рассвета, но никакой пещеры Герард не видел. Перед ним была лишь густая, непроходимая чаща леса, но вот эльф подошел к тому, что казалось сросшимися стволами нескольких молодых деревьев, и раздвинул их. Показался темный проход в скале, а эльф отодвинул в сторону экран из зелени.
     Небо с каждой минутой разгоралось все ярче, теперь его цвет на горизонте стал ярко-золотистым и лазурным. Спотыкаясь, Герард пошел вперед, но прежде поискал глазами своего спутника и увидел, что из привязанного к спине пони большого мешка торчат ноги кендера. У входа в пещеру стоял человек в капюшоне и не отрываясь смотрел на него и Таса. Теперь, когда стало почти светло, Герард увидел, что из-под накидки виднеются черные одежды мага. Рыцарь все больше и больше убеждался в том, что его план удался. Теперь оставалось надеяться только на то, что эльфы не убьют его прежде, чем он успеет объяснить им, в чем дело.
     Пещера размещалась внутри небольшого холма на опушке густого леса. Герард подумал, что они находятся не в самой чаще, а неподалеку от жилья эльфов, может быть, даже поблизости от города. До него доносился тихий перезвон колокольчиков, тех очаровательных цветов, которые эльфы любят высаживать на подоконниках своих домов и соцветия которых издают мелодичный звон, когда их касается дыхание ветра. Он ощущал также запах свежеиспеченного хлеба. Бросив взгляд на восток, он утвердился в своем предположении, что они всю ночь шли на запад и теперь находятся если не в самом Квалиносте, то в его окрестностях.
     Человек в капюшоне вошел в пещеру. Двое эльфов последовали за ним, один из них нес брыкавшегося кендера, все еще укутанного в мешок, а другой шел позади Герарда, подталкивая его мечом. Остальные эльфы, участвовавшие в похищении, в пещеру не пошли, а растворились в лесу, уведя с собой пони и вороного. Ступив на порог пещеры, Герард мгновение помедлил, оглядываясь, но, получив сильный толчок в спину, почти упал вперед.
     Темный узкий проход вел в небольшую пещеру, освещенную пламенем светильника со сладко пахнувшим маслом. Эльф, несший мешок с Тасом, бросил его на пол, и кендер немедленно принялся извиваться, визжать и брыкаться внутри мешка. Тогда эльф пнул мешок ногой и сурово сказал, что его вынут, когда будет нужно, и то только если он будет себя вести как следует. Эльф, присматривавший за Герардом, опять толкнул его в спину.
     - На колени, свинья, - грубо приказал он.
     Герард упал на колени и поднял голову. Теперь он отчетливо видел лицо человека в накидке, так как тот склонился над ним и сам мрачно его разглядывал.
     - Палин Маджере, - у Герарда вырвался вздох облегчения, - мне пришлось проделать долгий путь, чтобы увидеться с вами.
     Палин поднес факел поближе.
     - Герард Ут-Мондар. Я так и думал, что это вы. Но с каких пор вы стали Неракским Рыцарем? Объясните покороче и побыстрее, ибо, - тут он нахмурился, - как вы знаете, я не люблю проклятых Рыцарей Тьмы.
     - Да, господин. - Герард неуверенно поглядел на эльфов. - Они знают наш язык?
     - И язык гномов, и Общий, - отвечал Палин. - На любом языке я могу приказать убить вас, и приказ будет немедленно исполнен. Повторяю, рассказывайте о себе как можно быстрее. У вас всего одна минута.
     - Хорошо, господин. - Герард облизнул губы. - Мне пришлось надеть эти доспехи по необходимости, а не из желания вступить в ряды Рыцарей Тьмы. У меня есть для вас важные новости, и, узнав от вашей сестры Лауры о том, что вы в Квалинести, я был вынужден надеть форму одного из наших врагов, чтобы добраться до вас.
     - О каких новостях вы говорите? - спросил Палин. Он так и не снял с головы капюшон, и его голос звучал приглушенно и вместе с тем сурово и холодно. Лица мага Герард не видел.
     Рыцарь вспомнил, что говорили о Палине в Утехе в последнее время. Было известно, что он очень изменился с тех пор, как была разрушена Академия, и изменился далеко не в лучшую сторону. Он оставил освещенный ярким светом путь ради темной тропы, той самой, по которой до него шагал его дядя, маг Ложи Черных Одежд Рейстлин Маджере.
     - Господин, - произнес Герард, - ваш отец скончался.
     Палин ничего не сказал и не шелохнулся.
     - Ему не пришлось страдать, - поторопился уверить его рыцарь. - Смерть была внезапной. Он подошел к дверям таверны, взглянул на солнце, произнес имя вашей матушки и, прижав руку к сердцу, упал. Я был с ним, когда он умирал. Он отошел с миром, ничто его не тревожило. Похороны состоялись на следующий день, теперь он поко