ледует,  -  подумал  он,  -  что  я  должен   добраться   до
Фистандантилуса раньше, чем он доберется до меня".
   Улицы  города  вблизи   Храма,   украшенного   величественными   шпилями,
содержались в чистоте - за исключением переулков и  проходов  между  домами,
куда никто  не  заглядывал.  Сегодняшним  утром  все  улицы  были  запружены
народом.
   Храмовая стража сновала то здесь, то там, с трудом поддерживая порядок.
   Стражники выделялись в толпе своими яркими плащами и сверкающими  шлемами
с плюмажами из перьев. Миловидные женщины, шедшие  на  рынок  или  в  лавку,
стреляли в их  сторону  глазами  и  старались  погромче  шелестеть  длинными
юбками. На рынке, однако, существовало  место,  куда  женщинам  заходить  не
разрешалось,  хотя  многие  из  них  с  любопытством   поглядывали   в   том
направлении. В той части площади торговали невольниками.
   Невольничий  рынок,  как  всегда,  кишел   продавцами,   покупателями   и
посредниками. Торги проводились раз в неделю, и это было одной из причин, по
которой работорговец в медвежьем плаще так спешил  забрать  из  тюрьмы  свой
товар.
   Несмотря  на  то  что  деньги  от  продажи  таких   рабов   поступали   в
государственную казну, он имел в этом  деле  свою  долю.  Сегодняшние  торги
представлялись ему особенно многообещающими.
   Как он и поведал Тасу, в  Истаре  и  тех  областях  Кринна,  где  влияние
Братства было весьма значительно, смертной казни больше не существовало. Тем
не  менее  Соламнийские  Рыцари  продолжали  настаивать  на  том,  чтобы  им
разрешили казнить предавших Орден традиционным и довольно позорным  образом:
отрубать им головы их собственными  мечами.  Король-Жрец  пытался  урезонить
Рыцарей, и все шло к тому, что вскоре даже эта многовековая практика отойдет
в прошлое.
   Разумеется, отмена смертных казней и телесных наказаний породила проблему
иного свойства. Непонятно было, что теперь делать  с  теми,  кто  по  разным
причинам попадал в тюрьмы. Их содержание  влетало  государственной  казне  в
изрядную  сумму,  а  число  преступников  продолжало   расти.   Именно   это
обстоятельство вынудило Братство озадачиться сей проблемой.
   Большинство узников являлись вполне  безобидными  нищими  или  бездомными
бродягами, которые не имели за душой ни гроша. Их преступления, как правило,
были незначительными  -  в  основном  мелкое  воровство,  мошенничество  или
проституция.
   - Разве не  разумней  было  бы,  -  сказал  однажды  в  официальной  речи
Король-Жрец своим сподвижникам, -  узаконить  рабство  и  тем  самым  решить
проблему,  нежели  содержать  тюрьмы,  переполненные  мелкими  воришками   и
карманниками? На мой взгляд, это будет не только прибыльно для  государства,
но и милосердно по отношению к тем несчастным,  кто  не  может  добыть  себе
средства к существованию  честным  путем  и  чье  единственное  преступление
заключается в невозможности для них выбраться из пучины бедности  и  нищеты,
которая их поглотила. Да, это разумно. Наш долг  заключается  в  том,  чтобы
помочь несчастным. Став рабами, они получат пищу, одежду и кров. Они получат
все, чего  им  не  хватало  и  из-за  чего  они  вступили  на  путь  порока.
Естественно, нам следует присмотреть, чтобы . с ними  хорошо  обращались,  и
проследить, чтобы по прошествии определенного срока - в случае, если все это
время они вели себя примерно - рабам была предоставлена возможность выкупить
себя. При этих условиях  их  души  не  будут  потеряны,  и  они  вернутся  к
достойной жизни полноправными гражданами.
   Идея эта немедленно была воплощена в жизнь, и теперь, на  протяжении  уже
десяти лет, развивалась и совершенствовалась. Разумеется,  попутно  возникли
определенные трудности, но Король-Жрец так никогда о них и не узнал - они не
были  настолько  серьезными,  чтобы  его   осмелились   побеспокоить   такой
безделицей.
   Чиновники умело справились со всеми вопросами, и теперь система  работала
без сучка, без  задоринки.  Братство  получало  солидный  доход  от  продажи
рабов-заключенных (это была совсем иная  статья,  нежели  налог  на  продажу
рабов частными лицами), к тому же страх лопасть в рабство, похоже, удерживал
от преступлений все больше и больше людей.
   Основные трудности были связаны с существованием двух групп преступников,
которых продать в  рабство  было  не  так-то  легко.  Это  были,  во-первых,
уличенные в воровстве кендеры, а во-вторых, те, кто  совершил  действительно
серьезные преступления. Никто не хотел покупать для  хозяйства  неисправимых
кендеров,  как  никто  не  хотел  связываться   с   убийцами,   грабителями,
насильниками и маньяками.
   Решение, однако, оказалось предельно простым. Кендеров просто запирали  в
камере на одну-две ночи, а поутру - с глаз долой - выводили под  конвоем  за
городские  ворота.  Для   заключенных,   признанных   виновными   в   тяжких
преступлениях, существовали специальные заведения.

***

   С хозяином одного из таких заведений, выходцем из племени гномов, как раз
и беседовал господин в плаще из медвежьей шкуры. Их разговор носил  довольно
оживленный характер, причем особенно старался работорговец -  он  размахивал
руками, то и дело указывая на  Карамона,  который  стоял  вместе  с  другими
узниками в грязном сарае, примыкавшем к невольничьему рынку, и своим  плечом
демонстрировал,  как  легко  гигант  вышибает  воображаемую  дверь  тюремной
камеры.
   Гном вел себя сдержанно, что вошло у него в привычку. Он прекрасно  знал,
что если невзначай выкажешь восхищение  предложенным  товаром,  то  придется
выложить за него двойную цену. Именно поэтому он поглядывал  на  Карамона  с
напускным равнодушием, часто сплевывал на мостовую и, широко расставив  ноги
и скрестив на груди могучие узловатые руки, едва ли не с зевотой смотрел  на
торговца.
   - Он в плохой форме - чересчур толстый. К тому же пьяница,  стоит  только
взглянуть на его нос...  -  Гном  покачал  головой.  -  Нет,  он  совсем  не
агрессивный. Что, ты говоришь, он совершил? Напал на жрицу? - Гном  фыркнул.
- Похоже, он способен только на то, чтобы напасть на кувшин с вином!
   Господин в плаще, однако, тоже был не лыком шит.
   - Ты упускаешь лучший в жизни товар, Камнеед,  -  сказал  он,  ничуть  не
смутясь. - Жаль, что ты не видел, как он высадил эту  дубовую  дверь.  Щепки
так и полетели! Ни в одном из людей я прежде не встречал еще  такой  силищи.
Возможно, он действительно полноват, но ведь это  дело  поправимое.  Подтяни
его чуть-чуть и получишь настоящего красавца. Дамы будут просто  в  восторге
от него. Только взгляни на эти  карие  глаза,  на  эти  вьющиеся  волосы!  -
Торговец слегка понизил голос. -  Жаль,  если  такой  экземпляр  пропадет  в
каменоломнях... Я не хотел говорить о том, что  он  совершил,  но  Хаарольд,
похоже, уже раструбил об этом по всему рынку.
   Гном быстро взглянул на человека, который, стоя неподалеку,  беседовал  с
несколькими стражниками. Оттуда то и дело доносились взрывы хохота.  Камнеед
погладил окладистую бороду, весьма заботясь о выражении своего лица.
   - Хаарольд поклялся заполучить его любой ценой. Он  считает,  что  сможет
заставить его работать за двоих. Но я предпочел бы отдать его тебе...
   - Пусть Хаарольд и покупает этого жирного скота, - проворчал гном. -  Мне
он не нужен.
   Но человек в медвежьем плаще уже успел заметить, что гном поглядывает  на
Карамона  с  профессиональным  расчетом.  Зная  Камнееда  как  облупленного,
работорговец хорошо  усвоил,  когда  говорить,  а  когда  лучше  промолчать,
поэтому он только кивнул в ответ и пошел дальше, потирая ладони.
   Карамон, слышавший часть разговора и видевший, что гном  посматривает  на
него, как на призовую свинью, почувствовал сильнейшее желание сокрушить свои
оковы, разнести этот сарай,  где  он  стоял  словно  животное  в  стойле,  и
задушить голыми  руками  и  гнома,  и  торговца  в  медвежьем  плаще.  Кровь
застучала у него в висках, и Карамон напряг мускулы на руках с такою  силой,
что затрещали сухожилия. Вероятно, это было довольно  внушительное  зрелище,
так как гном вытаращил глаза, а стражники, охранявшие сарай, выхватили мечи.
Но тут Тассельхоф неожиданно ткнул Карамона локтем под ребра.
   - Карамон, смотри! - ахнул кендер. Гигант не  расслышал  его  из-за  шума
крови в ушах, и Тас снова толкнул его..
   - Смотри, вон там, в толпе. Это он! Видишь? Карамон сделал глубокий выдох
и заставил себя  успокоиться.  Посмотрев  туда,  куда  указывал  кендер,  он
почувствовал, как кровь, секунду назад стучавшая в  висках,  застыла  в  его
жилах.
   Невдалеке стоял человек, с ног до головы  закутанный  в  черное.  Он  был
совершенно один.  Несмотря  на  толчею,  вокруг  него  оставалось  свободное
пространство - никто из  горожан  не  осмеливался  подойти  к  нему  слишком
близко.
   Длинный плащ на зловещей фигуре был лишен всяких  украшений.  На  рукавах
отсутствовало золотое и серебряное шитье,  никакой  отделки  не  было  и  на
капюшоне, который человек надвинул на самое лицо. У него также не  было  при
себе посоха, и никто - ни человек, ни животное - не сопровождал  его.  Пусть
другие маги  расшивают  плащи  защитными  рунами,  пусть  другие  пользуются
услугами учеников и приживал, которые выполняли бы их поручения, - этот  маг
не нуждался ни в том, ни в другом, Его могущество шло не извне, а изнутри  и
было столь велико, что не только пронизало века, но и различные планы бытия.
Эту энергию можно  было  почувствовать  даже  издалека,  как  на  расстоянии
чувствуется жар кузнечного горна.
   Маг был высок ростом и хорошо сложен. Это было заметно даже под плащом  -
особенно выделялись не слишком широкие, но довольно развитые  и  мускулистые
плечи. Кисти рук - единственная часть тела, которую не  скрывала  ткань  или
тень капюшона, - были невелики, но казались довольно сильными.  Несмотря  на
то что  маг  был  очень  стар,  настолько  стар,  что  никто  на  Кринне  не
отваживался даже предположить  его  истинный  возраст,  тело  его  выглядело
молодым и  подтянутым.  По  этому  поводу  ходило  немало  страшных  слухов,
касавшихся, в частности, того,  с  помощью  каких  магических  ухищрений  он
одолевает свойственную его возрасту немощь.
   - Кто это? - спросил Тас у ближайшего к нему пленника,  небрежным  кивком
указывая на фигуру в черном.
   - Неужели ты не знаешь?  -  Судя  по  всему,  соседу  не  очень  хотелось
говорить на эту тему.
   - Я приезжий, - пояснил Тас.
   - Это Выбравший Тьму, черный  маг  Фистандантилус.  Наверняка  ты  о  нем
слышал.
   - Конечно, - кивнул Тас, победоносно глядя на Карамона, - во взгляде  его
читалось: "Говорил я тебе!". - Мы о нем слышали.

Глава 4

   Когда Крисания очнулась от заклятия Паладайна, она была настолько смущена
и растерянна, что жрецы весьма обеспокоились, решив,  что  странная  болезнь
повлияла на ее разум.
   Она упоминала Палантас, и они  решили,  что  молодая  женщина,  вероятно,
прибыла оттуда, однако даже во сне ока продолжала  звать  некоего  Элистана,
именуя его Главой Ордена. Жрецы знали всех Глав Орденов Посвященных  Кринна,
но никогда не слышали об Элистане. Между тем Крисания продолжала  настаивать
на том, что таковой существует, и они несколько встревожились, решив, что  с
нынешним палантасским жрецом что-нибудь случилось. Именно поэтому в Палантас
спешно направили нескольких гонцов.
   Кроме этого, Крисания не раз упоминала о Палантасском Храме, в  то  время
как там никакого Храма не было и быть не могло. Молодая женщина толковала об
этом столь убежденно, время от времени вставляя в свою речь такие непонятные
выражения, как "Повелители Драконов" и "возвращение богов", что находившиеся
с ней в комнате Кварат и Эльза, старшая жрица праведных дочерей Паладайна, в
ужасе переглянулись и дружно, не сговариваясь, начертали в воздухе священный
знак против святотатства.
   Потом Крисанию напоили травяным отваром,  который  успокоил  ее  и  помог
снова уснуть. Двое высших жрецов остались  с  ней  и  после  того,  как  она
заснула, негромко обсуждая между собой ее состояние. Затем в  комнату  вошел
Король-Жрец, явившийся, чтобы развеять их страхи.
   - Я пытался доискаться правды, - сказал он своим мелодичным голосом, -  и
мне было открыто, что Паладайн призвал к себе ее душу, дабы защитить  ее  от
заклятия черной магии, которое было  использовано  силами  зла.  Мое  мнение
таково, что в этом можно не сомневаться.
   Кварат и Эльза обменялись понимающими взглядами. Нелюбовь Короля-Жреца  к
магам была общеизвестна.
   - Душа ее пребывала в волшебных садах Паладайна, в чудесном мире, подобие
которого мы тщимся создать на этой земле.  Несомненно,  что  именно  там  ей
открылось  знание  будущего.  Она  твердит  о  прекрасном  Храме  Паладайна,
воздвигнутом в Палантасе. Но разве  не  планируем  мы  построить  там  Храм?
Элистан же, о котором она говорит, - это жрец, коего  мы  назначим  тамошним
Главой Ордена.
   - Но... драконы и "возвращение богов"? - пробормотала Эльза.
   Некоторое время Король-Жрец молчал.
   - Что касается драконов, - сказал он наконец, - то я считаю это  какой-то
легендой или сказкой, слышанной ею в детстве,  которая  вспомнилась  в  часы
болезни и слабости духа. Возможно,  это  как-то  связано  с  черной  магией,
воздействию которой она подверглась. Общеизвестно, что колдуны, использующие
магию, - голос его посуровел, - могут заставить человека видеть то, чего  на
самом деле не существует. Что касается ее видений о "возвращении богов"...
   Король-Жрец снова  замолчал,  но  вскоре  продолжил  исполненным  страсти
голосом:
   - Вы, мои ближайшие соратники, знаете, какова  моя  заветная  мечта.  Вам
известно, что однажды - и время это неотвратимо приближается - я обращусь  к
богам и призову их на помощь в моей последней битве со злом, которое все еще
не покинуло наш мир. В этот день сам Паладайн будет внимать  моим  молитвам.
Он придет и встанет рядом со мной, и вместе мы сокрушим Тьму, и  она  сгинет
навеки!
   Именно это и  увидела  в  грядущем  Крисания!  Именно  это  она  называла
"возвращением богов"!
   Ослепительный свет разлился по комнате. Эльза прошептала молитву, и  даже
Кварат потупил взгляд.
   - Пусть она спит, - сказал Король-Жрец. - К утру ей станет много лучше. Я
не забуду помянуть ее в своих молитвах Паладайну.
   Он вышел, и свет в комнате померк. Эльза молча смотрела ему вслед.  Когда
дверь в комнату Крисании затворилась, эльфийка повернулась к Кварату.
   - Разве у него есть власть? - спросила она жреца, задумчиво глядевшего на
спящую Крисанию. - Неужели он действительно способен... сделать  то,  о  чем
сейчас говорил?
   - Что? - Кварат думал о чем-то другом, поэтому ответил не  сразу.  Бросив
взгляд вослед Королю-Жрецу, он качнул головой:
   - Ах, об этом? Конечно, у него есть власть.  Ты  же  видела,  как  быстро
вылечил он эту молодую женщину. Боги говорят с ним, посылая ему вещие сны...
во всяком случае так он утверждает.
   Скажи мне, праведная дочь, когда ты в последний раз  чувствовала  в  себе
целительные силы?
   - Так ты поверил в то, что Паладайн  взял  к  себе  ее  душу  и  позволил
заглянуть в будущее? - удивилась Эльза. - Ты действительно поверил,  что  он
ее вылечил?
   - Я знаю только одно: в этой женщине и  той  парочке,  которую  задержали
возле ее тела, есть что-то странное, - угрюмо  сказал  Кварат.  -  О  них  я
позабочусь,  ты  же  должна  приглядывать   за   Крисанией.   Что   касается
Короля-Жреца... - Он пожал плечами, - Пусть себе призывает богов.  Если  они
спустятся с небес, чтобы сражаться рядом с ним, - хорошо. Если нет,  то  для
нас это не будет иметь значения. Мы-то знаем, кто на Кринне исполняет работу
богов.
   - Удивительно, - заметила Эльза, поправляя прядь  черных  волос,  которая
упала на лицо Крисании. - В нашем  Ордене  была  одна  молоденькая  девушка,
которая и в самом деле обладала способностью исцелять болезни  и  раны.  Та,
которую соблазнил этот Соламнийский Рыцарь. Ты не помнишь его имени?
   - Сот, - ответил Кварат. - Сот  -  правитель  Даргаардской  Башни.  Здесь
нечему удивляться. Порой то среди  молодых,  то  среди  старых  отыскивается
кто-нибудь, обладающий этим редким даром. Или уверовавший, что обладает им.
   Откровенно говоря, я считаю, что  большинство  чудес  объясняется  весьма
просто: людям так хочется верить в чудо, что в конце концов  они  сами  себя
убеждают в реальности того или иного события. Для нас это не опасно.  Но  за
этой молодой женщиной надо приглядывать, Эльза.
   Если она будет настойчива в своем бреде и после пробуждения, нам придется
принять меры. Ну а пока...
   Он замолчал. Эльза согласно кивнула.  Зная,  что  под  влиянием  снадобья
Крисания будет крепко спать до самого утра, оба жреца оставили ее одну.
   Проснувшись на следующее утро,  Крисания  почувствовала,  что  голова  ее
словно набита ватой. Во рту остался неприятный привкус, к тому же ее  мучила
немилосердная жажда. Жрица с трудом села на постели и попыталась собраться с
мыслями, но тщетно. Последнее, что она  помнила,  -  это  мрачное  существо,
явившееся из мира мертвых, которое неумолимо приближалось к ней.  Потом  она
очутилась  вместе  с  Рейстлином  в  Башне  Высшего  Волшебства,  а   оттуда
перенеслась в какое-то другое место, где ее окружили маги в белых, красных и
черных мантиях. Кроме этого, она смутно припомнила  какие-то  поющие  стены,
причем ее не оставляло ощущение, что она совершила  длительное  путешествие,
но вот куда и зачем - этого она не знала.
   Это были сравнительно давние воспоминания, которые относились к  какой-то
другой, предыдущей жизни. Гораздо лучше в  памяти  сохранилось  ее  недавнее
пробуждение. Крисания очнулась от своего странного сна и обнаружила рядом  с
собой в комнате невиданной красоты  человека.  Одного  его  голоса  хватило,
чтобы успокоить ее смятенные разум и душу. Однако человек сказал ей, что  он
- Король-Жрец и  что  она  находится  в  Храме  Всех  Богов  в  Истаре.  Это
совершенно сбило Крисанию с толку. Она попросила позвать к ней Элистана,  но
никто, похоже, о таком и слыхом не слыхивал. Тогда она рассказала  о  нем  -
как его лечила Золотая Луна,  жрица  Мишакаль,  как  он  сражался  со  злыми
драконами, как делился с представителями разных народов и рас своим  знанием
о возвращении богов на Кринн. Однако ее рассказ отчего-то  насторожил,  если
не испугал, собравшихся вокруг жрецов, и они стали  посматривать  на  нее  с
жалостью и тревогой. Наконец ее напоили каким-то  странным  варевом,  и  она
быстро уснула.
   Не совсем уверенная в том, что все это происходило с неб наяву,  Крисания
преисполнилась решимости узнать, где же она все-таки находится и что  с  ней
произошло. Выбравшись из постели, она заставила себя умыться,  как  привыкла
делать это каждое утро, а затем присела перед туалетным  столиком  необычной
формы и, тщательно расчесав, уложила в прическу свои длинные черные  волосы.
Эта обычная утренняя процедура помогла ей немного  успокоиться  и  прийти  в
себя.
   Несколько минут она посвятила  изучению  своей  спальни  и  не  могла  не
поразиться окружающей роскоши и великолепию.  Впрочем,  она  посчитала,  что
подобное излишество неуместно в Храме, где почитают  величие  и  всеблагость
богов, если только она  действительно  находится  в  Храме.  Ее  собственная
спальня в богатом родительском доме  в  Палантасе  была  вполовину  скромнее
этой, хотя ее обставили всем, что только можно купить за деньги.
   Затем она подумала о том, что открыл ей Рейстлин, - о бедности и  нищете,
которые  начинались  тут  же,  за  стенами  Палантасского  Храма,  и  слепка
покраснела.
   - Должно быть, это комната для гостей, - сказала Крисания  самой  себе  и
почувствовала,  как  успокаивающе  подействовал  на  нее  звук  собственного
голоса. - В конце концов, комнаты для гостей в нашем Храме  тоже  обставлены
так, чтобы доставить визитерам максимум удовольствия и удобства. И все же.