лопать жрицу по плечу.
   А Рейстлин все читал свое заклинание,  и  Карамон  тоже  в  конце  концов
почувствовал,  как  нарастает  в  его  душе  благоговейный  трепет.  У  него
появилось ощущение, что какая-то неведомая сила толкает его к магу и что все
в мире в эти минуты, повинуясь неслышному,  но  ясному  приказу,  тянется  к
Рейстлину.
   Испуганно оглядевшись вокруг, Карамон, однако, увидел, что стоит  на  том
же самом месте. Стоило ему вновь повернуться к  брату,  как  то  же  чувство
овладело им с утроенной силой.
   Рейстлин стоял теперь как бы в самом центре мира, вытянув вверх  руки,  и
все звуки, цвета и краски на свете как бы притягивались  к  нему;  казалось,
даже воздух перетекал незримыми волнами в магическое пространство. Земля под
ногами Карамона заколыхалась. Все вокруг пришло  в  движение  и  устремилось
туда, где стоял великий маг.
   Рейстлин поднял руки еще выше  и  слегка  возвысил  голос.  Ненадолго  он
прервался,  а  затем  отчетливо  и  властно  произнес   несколько   коротких
непонятных слов. Тут же налетел мощный порыв ветра,  а  земля  вздыбилась  с
такой силой, что Карамон едва устоял на ногах. Ему казалось,  что  весь  мир
сошел с ума и сейчас рухнет, похоронив и мага, и Крисанию, и его самого...
   Но ничего особенного не произошло.
   Кое-как  сохраняя  равновесие,  Карамон  осмелился-таки  бросить  быстрый
взгляд на брата  и  увидел,  как  тонкие  пальцы  мага  словно  вонзились  в
обложенное тучами небо. Могучие силы,  которые  Рейстлин  вызвал  из  земной
тверди, прошли сквозь его тело и ударили  в  облака  раскаленной  серебряной
молнией. Вслед за этим  послышались  раскаты  грома,  и  трехзубый  огненный
зигзаг пронзил крышу  хижины,  в  которой  лежало  тело  молодого  жреца.  В
следующий миг вся постройка превратилась в полыхающий ярким пламенем шар.
   Крисания  громко  вскрикнула  и  затрепетала  в  объятиях  Карамона.  Она
пыталась освободиться, но гигант, помня о приказе брата, крепко держал ее.
   - Смотри! - прохрипел он. - Огонь его не трогает!
   И действительно, Рейстлин был цел  и  невредим.  Стоя  в  самой  середине
огненного шара, он воздел свои  тонкие  руки  к  небу.  Черные  одежды  мага
развевались, словно на штормовом ветру. Он снова что-то сказал,  и  огненные
струи ринулись от него во все стороны, освещая темноту,  скользя  по  мокрой
траве и разливаясь по поверхности луж, подобно маслу, вылитому в воду. Очень
скоро Рейстлин оказался как бы внутри огромного колеса с огненными спицами и
пылающим ободом.
   Крисания больше не вырывалась. Благоговение и страх  словно  парализовали
ее волю и сковали движения. Карамон тоже не мог  ничем  ей  помочь.  Держась
друг за друга, словно испуганные дети, они стояли  и  смотрели,  как  вокруг
неистовствует пламя. Море огня разливалось по улицам все шире,  и,  наконец,
стали один за другим загораться дома. Старое сырое дерево вспыхивало,  будто
солома.
   Разноцветные языки магического пламени  вздымались  все  выше,  окрашивая
низкие облака в багровый, оранжевый, зеленоватый и темно-синий цвета. Солнце
скрылось за тучами. Стервятники с криком метались в воздухе,  лавируя  между
сверкающими молниями  и  деревьями,  мгновенно  превращавшимися  в  пылающие
факелы.
   Рейстлин произнес наконец заключительную фразу. По его велению  на  землю
обрушился ослепительно белый огонь, мгновенно превративший тела, лежавшие  в
братской могиле, в легкий пепел.
   Налетевший вихрь сорвал с головы  Крисании  капюшон,  и  нестерпимый  жар
опалил ее лицо. Жирный черный дым был настолько плотен, что она  едва  могла
дышать; оранжевые искры водопадом сыпались вокруг,  а  осторожные  синеватые
язычки пламени подбирались к самым ее ногам.  Крисания,  казалось,  в  любой
момент может вспыхнуть как бумага.
   Но ничего подобного не случилось. Карамон и  жрица  стояли  на  крошечном
островке земли, охраняемом могуществом Рейстлина, где им не грозила  никакая
опасность.  Это,  однако,  продолжалось  до  тех  пор,  пока   Крисания   не
почувствовала на себе взгляд мага.
   Рейстлин  манил  ее  из  самого  сердца   устроенного   им   огнедышащего
рукотворного ада.
   Крисания негромко ахнула и попятилась, налетев на Карамона.
   Рейстлин снова позвал  ее  кивком  головы.  Черный  плащ  мага  хлопал  и
трепетал на ураганном ветру. Он протягивал Крисании руки...
   - Нет! - крикнул Карамон, крепко держа жрицу за руку, но она, не  отрывая
взгляда от глаз мага, осторожно высвободилась и пошла вперед.
   - Иди ко мне, праведная  дочь  Паладайна!  -  Негромкий  голос  Рейстлина
достиг ушей Крисании сквозь грохот и рев огненной стихии,  и  жрица  поняла,
что эти же слова она слышит в своем сердце.
   - Иди сквозь пламя, Посвященная. Иди, и ощутишь божественное могущество!
   Пламя, окружившее Рейстлина, жгло душу Крисании. Ей казалось, что ее кожа
чернеет и ссыхается от жара, что она слышит, как трещат волосы и ресницы,  а
раскаленный воздух,  заполнявший  легкие  при  каждом  вдохе,  заставлял  ее
морщиться от боли. Но огонь зачаровывал  Крисанию,  звал  и  манил  к  себе,
неумолимо притягивал, так же как негромкий голос мага.
   - Нет! Не надо!
   Она услышала за спиной отчаянный крик Карамона, но  даже  не  обернулась.
Это волновало ее не  больше,  чем  стук  собственного  сердца.  В  два  шага
Крисания достигла огненного круга, и Рейстлин подал ей руку, но в  последний
момент девушка заколебалась.
   Рука мага горела! Крисания видела, как  дотлевает  рукав  и  обугливается
кожа.
   - Иди же! - прошептал голос.
   Крисания подняла непослушную руку и бесстрашно протянула  ее  к  огню.  В
первое мгновение боль обожгла ее с такой силой, что  сердце  жрицы  едва  не
остановилось. От  страха  и  боли  Крисания  громко  вскрикнула,  но  пальцы
Рейстлина уже сомкнулись вокруг ее запястья и потащили ее вперед. Она крепко
зажмурилась.
   Прохладный ветерок коснулся ее лица, и Крисания вдохнула свежий и  чистый
воздух. Жар пламени куда-то исчез, и она чувствовала только знакомое  тепло,
исходящее от тела Рейстлина.  Открыв  глаза,  Крисания  увидела,  что  стоит
совсем рядом с магом. Тогда она подняла голову, заглянула ему в  глаза...  и
что-то острое кольнуло ее сердце.
   Худое лицо Рейстлина блестело от пота, глаза отражали ослепительное белое
пламя, полыхавшее в глубокое могиле, а дыхание вырывалось  сквозь  стиснутые
зубы вместе с короткими, судорожными всхлипами. Казалось, маг не отдает себе
отчета в том, где он находится и что творится вокруг него, и тем не менее  в
заостренных чертах его лица  Крисании  ясно  виделось  выражение  триумфа  и
восторженного экстаза.
   "Теперь я понимаю, - подумала Крисания, - почему Рейстлин не может любить
меня. В его жизни есть только одна-единственная любовь - его магия. Ради нее
он готов на все, готов рискнуть самым дорогим!"
   Эта мысль причинила ей боль, но она была сродни легкой и светлой  печали,
ничуть не напоминая вонзившийся в сердце раскаленный шип.
   "И снова Рейстлин показал мне, какой я была, - пронеслось в голове жрицы.
   - Слишком долго я позволяла себе заблуждаться насчет того, в  каком  мире
на самом деле живу. Мои представления о  нем  были  наивны  и  поверхностны;
точно так же не знала я, кто я есть, какая  я...  Рейстлин  прав.  Теперь  я
чувствую, какое оно - могущество великих богов.  Я  должна  стать  достойной
этого могущества и...
   Рейстлина".
   Рейстлин  закрыл  глаза.  Крисания  почувствовала,  как  магические  силы
постепенно уходят из его  тела,  словно  кровь,  вытекающая  из  раны.  Руки
бессильно опустились, а окружавшее их пламя мигнуло и погасло.
   С легким, едва слышным вздохом Рейстлин опустился на обожженную землю.
   Снова пошел дождь, и Крисания услышала, как капли дождя негромко шипят на
пепелище деревни, заливая последние язычки пламени  и  алеющие  угли.  Клубы
остывающего пара поднимались из обгоревших домов и медленно плыли по улицам,
словно призраки бывших ее обитателей.
   Крисания опустилась рядом с магом и отвела с его лица длинные  каштановые
волосы. Рейстлин посмотрел на нее. В его  глазах  промелькнули  узнавание  и
тень глубокой, неизбывной печали, словно у человека, которому было позволено
ненадолго вступить в царство опасной, но могущественной и буйной  красоты  и
который вдруг снова очутился в мокром, грязном и суетном мире.
   Маг покачнулся и едва не упал. Крисания поддержала Рейстлина  и  увидела,
что Карамон бежит к ним, разбрызгивая жидкую грязь.
   - Ты в порядке? - спросил он.
   - Да, - прошептала Крисания. - А он?
   Вместе они помогли магу подняться на ноги. Рейстлин как  будто  вовсе  не
осознавал их присутствия. Шатаясь, словно  пьяный,  он  буквально  повис  на
плече Карамона.
   - С ним все в порядке, - объяснил Карамон. - Он всегда так...
   Гигант ненадолго замолчал, потом проговорил едва слышно:
   - Всегда... Что я такое говорю?! Ни  разу  в  жизни  мне  не  приходилось
видеть ничего подобного!  Клянусь  всеми  богами...  -  Он  с  благоговением
поглядел на своего брата-близнеца. - Я никогда не видел такого могущества  и
такой силы! Я просто не представлял себе... не знал...
   Карамон поддерживал Рейстлина, и маг опирался на него всем своим весом.
   Его снова одолел кашель, и маг жадно хватал ртом воздух до тех пор,  пока
приступ не прошел. После этого он едва мог стоять.
   Все трое были окутаны клочьями тумана и едкого дыма, а дождь разошелся не
на шутку и лил теперь с утроенной силой.  Со  всех  сторон  доносился  треск
проседающих деревянных конструкций и шипение попавшей на горячие угли воды.
   Рейстлин поднял голову. Взгляд его  слегка  прояснился,  и  он  посмотрел
сначала на Карамона, потом на Крисанию.
   - Я попросил тебя сделать это, - проговорил он, глядя на жрицу,  -  чтобы
ты не сомневалась  больше  ни  во  мне,  ни  в  моих  возможностях.  Если  в
Торбардине нас ждет успех, Посвященная, мы войдем через Врата в Бездну - мир
невообразимого страха и бесконечного ужаса...
   Крисания, пригвожденная к  месту  его  пристальным  сверкающим  взглядом,
невольно затрепетала.
   - Ты должна быть уверена в  своих  силах,  праведная  дочь  Паладайна,  -
продолжал Рейстлин. - Именно поэтому я устроил так, чтобы ты была вместе  со
мной в этом долгом пути. Дорога к цели постоянно подвергала меня испытаниям,
но и тебе пришлось преодолеть многое. В  Истаре  тебя  испытывали  ветром  и
водой, в Башне ты прошла испытание Тьмой, а только что - выдержала испытание
огнем. Но тебя ждет еще одно испытание, Крисания!  Последнее,  самое  важное
испытание. Мы все должны быть готовы к нему!
   Глаза Рейстлина устало закрылись,  и  маг  пошатнулся.  Карамон,  ставший
вдруг суровым и мрачным, подхватил брата и, подняв его, понес к лошадям.
   Крисания поспешила за ними, озабоченно поглядывая на  мага.  Несмотря  на
бледность, лицо Рейстлина все еще хранило выражение торжества и безмятежного
спокойствия.
   - Что с ним? - спросила жрица, догоняя Карамона.
   - Он спит, - ответил гигант, и его голос прозвучал совсем глухо. Крисания
видела, что бывший гладиатор прячет от нее какое-то  чувство,  что-то  очень
важное, и это не давало ей покоя.
   Подойдя  к  лошадям,  привязанным  поддеревьями,  Крисания  на  мгновение
обернулась.
   Над  пепелищем  поднимался  редкий  серый  дым.   Дома   превратились   в
перемешанную с грязью золу, из которой кое-где выступали обугленные бревна.
   Деревья, превратившись в почерневшие искореженные скелеты, еще  дымились.
На глазах у Крисании дождь потушил последние угольки, а ветер унес их  прочь
вместе с дымом.
   Поселок исчез, словно его никогда не существовало.
   Крисания внутренне содрогнулась и, плотнее запахнув плащ,  повернулась  к
Карамону. Гигант подсадил Рейстлина в  седло  и  теперь  тряс  его,  пытаясь
заставить мага проснуться ровно .настолько, чтобы  быть  в  силах  управлять
лошадью.
   - Карамон, - сказала Крисания, когда воин  наклонился,  чтобы  помочь  ей
сесть в седло. - Что  Рейстлин  имел  в  виду,  когда  говорил  о  последнем
испытании?
   У тебя в этот момент было такое лицо... Ты ведь знаешь, о чем шла речь?
   Скажи...
   Карамон ответил не сразу.  За  его  спиной  сонно  раскачивался  в  седле
Рейстлин; в конце концов голова мага упала на грудь -  очевидно,  маг  снова
задремал.
   Карамон посадил Крисанию на коня и  вскочил  в  седло.  Наклонившись,  он
вынул из безвольных рук брата поводья и сжал их в кулаке.
   Когда они уже ехали прочь из долины,  Карамон  привстал  на  стременах  и
посмотрел назад, на сожженную деревню. Рейстлин продолжал спать,  свалившись
на шею своей вороной кобылки, и брат слегка поддерживал его могучей рукой.
   - Так что же ты мне ответишь, Карамон? - повторила свой вопрос  Крисания,
когда они достигли гребня горы.
   Гигант повернулся к жрице, затем вздохнул и обратил свой взор к югу,  где
далеко за морем лежал Торбардин. Над далеким горизонтом скапливались плотные
серые облака.
   В древней легенде говорится, - неохотно объяснил Карамон, - что  великого
Хуму испытывали боги, прежде чем он вышел на битву с Такхизис  -  Владычицей
Тьмы. Его испытывали ветром, огнем и водой.  Последним  испытанием  Хумы,  -
негромко закончил Карамон, - было испытание кровью.

ПЕСНЬ О ХУМЕ

(Короткая старинная баллада)

   Сквозь пепел пожарищ и реки кровавые - страшную жатву драконьих орд - шел
Хума, лелея под светлым челом одну лишь мысль - мечту о Серебряном  Драконе,
Стэге бесконечном, и  только  это  давало  силы  отважному  рыцарю,  идущему
навстречу неизбежному. Трудна и опасна была дорога  его,  но  в  конце  пути
героя встретила последняя гавань - храм, стоящий далеко-далеко  на  востоке,
почти на самом краю мира.
   Там, окруженный роями звезд и комет,  в  лучах  своей  немеркнущей  славы
явился Хуме светоносный Паладайн.
   И поведал могучему рыцарю бог, что из всех  возможных  выпал  Хуме  самый
страшный жребий.
   Бесконечно мудр Свет Несущий, ибо  ведомо  ему,  что  сердце  смертных  -
вместилище тоски и что мы  можем  лишь  вечно  стремиться  навстречу  свету,
становясь тем, чем никогда бы не стали даже в самых дерзновенных мечтаниях.

КНИГА. ТРЕТЬЯ

СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

   Армия Фистандантилуса продолжала стремительно двигаться на юг и  достигла
Кэргота, когда осенний ветер срывал с деревьев последние листья, а  холодное
дыхание зимы сковало землю первыми заморозками.
   Достигнув побережья Нового моря, армия остановилась, но  Карамон  заранее
знал  о  предстоящей  переправе  и  сумел  к  ней   подготовиться.   Поручив
командование брату и своим офицерам,  Карамон  во  главе  небольшого  отряда
отборных воинов  выдвинулся  к  побережью.  Вместе  с  ним  отправились  все
кузнецы, плотники и лесорубы,  влившиеся  в  его  войско  и  обнаруженные  в
попутных поселках.
   Свой штаб Карамон разместил в Кэрготе. За всю свою жизнь - прошлую  жизнь
- ему довольно часто приходилось слышать рассказы  о  процветающем  торговом
порте, каким стал Кэргот через  три  с  лишним  столетия  после  Катаклизма,
однако  теперь  Карамон  обнаружил  только  небольшой  поселок,  который   в
одночасье оказался на морском побережье. Раньше  Кэргот  находился  в  самом
сердце  Соламнийских  равнин  и  его  жители  занимались   по   преимуществу
разведением скота и огородничеством.
   Вскоре после катастрофы море заплескалось буквально у  порогов  домов,  и
жители поселка никак не могли к этому привыкнуть.
   Иногда, глядя туда,  где  заканчивались  все  проходившие  через  поселок
дороги, - на краю высокого утеса, у  подножия  которого  за  узкой  полоской
песчаных пляжей перекатывались  волны,  -  Карамон  вспоминал  Тарсис.  Этот
город, наоборот, был крупной морской гаванью, однако после  Катаклизма  море
отступило от него, и долго еще остовы парусных  и  гребных  судов  гнили  на
безводном песке, словно мертвые альбатросы. Здесь же, в Кэрготе, море шумело
там, где сотни лет подряд паслись стада и пахарь шагал за плугом.
   Застрявшие на песке Тарсиса корабли Карамон вспоминал по несколько раз на
дню. В Кэрготе, правда, было несколько лодок,  однако  для  армии  это  было
каплей в море. Карамону пришлось разослать своих людей вдоль всего побережья
с приказом покупать или реквизировать  любую  способную  держаться  на  воде
посудину  вместе  с  экипажем.  Добытые  таким  образом  баркасы  и  шаланды
приходили в Кэргот.
   Там плотники и кузнецы приводили их в порядок и переоборудовали для того,
чтобы на коротком пути через пролив Чоллси до Абанасинии они  могли  принять
на борт как можно больше людей или груза.
   Ежедневно Карамон получал сообщения о маневрах армии гномов, о  том,  как
укрепляются стены Паке Таркаса,  как  горные  гномы  используют  труд  рабов
(овражных гномов) в рудниках и кузнях, изготавливая оружие и  доспехи,  и  о
том, как это оружие доставляется в крепость или в пещеры под горами.
   Прибывали к нему и посланцы гномов холмов и их союзников-варваров. От них
Карамон узнал, что племена  Абанасинии,  позабыв  на  время  о  междоусобных
распрях, объединились, чтобы сражаться за жизнь своего народа. Гномы  холмов
тоже не  теряли  времени  даром  и  усиленно  готовились  -  ковали  оружие,
используя для черной работы все тех же овражных гномов.
   Готовясь к войне, Карамон тайно послал гонца к эльфам в Квалинести. Ответ
главы  эльфов  пробудил  в  нем  ощущение,  будто  он  снова  имеет  дело  с
Солостараном, великим Беседующим-с-Солнцами, умершим в Карамоновом  времени.
Рейстлин, узнав о попытке Карамона втянуть в войну и эльфов, лишь насмешливо
улыбнулся. Он и так знал, каким будет ответ. Впрочем, в сердце  его  все  же
жила слабая надежда, что в этом времени все еще может быть иначе...
   Но, увы, все было именно так, как он и предвидел.
   Посланники Карамона, однако, никогда раньше не имели дела с Солостараном.
   Не успели они спешиться, г эк  вокруг  них  засвистели  стрелы,  с  тупым
стуком вонзаясь в траву и окружая каждого из парламентеров  как  бы  кольцом
смерти.
   Всмотревшись в заросли, солдаты Карамона увидели сотни лучников,  стоящих
со стрелами наготове. Ни одного слова ни с  той,  ни  с  другой  стороны  не
прозвучало.
   Вместо ответа посланцы привезли Карамону эльфийскую стрелу.
   Да  и  сама  предстоящая  война  вызывала  в  душе  Карамона  странные  и
противоречивые  чувства.  Складывая  воедино  случайно  услышанные   обрывки
разговоров, которые вели  между  собой  Рейстлин  и  Крисания,  он  внезапно
подумал о том, что все, что он делал, когда-то уже  было  сделано  до  него.
Мысль об этом стала для гиганта таким же кошмарным наваждением,  как  и  для
его брата, хотя и по совершенно иной причине.
   - Мне кажется, что у меня на шее снова появился стальной ошейник, который
я носил в школе гладиаторов в Истаре, - пробормотал Карамон однажды вечером,
сидя у себя в комнате в кэрготской гостинице, превратившейся  в  штаб  армии
Фистандантилуса. - Я снова раб, такой же раб, каким был тогда. Только сейчас
мне намного хуже. Раньше я мог выбирать - жизнь  или  смерть.  Если  бы  мне
вздумалось умереть,  я  бросился  бы  грудью  на  меч.  Теперь  же  у  меня,
по-видимому, отняли и эту возможность...
   Эта мысль - пугающая и странная - заставляла его ночами лежать без сна  и
лихорадочно искать хоть какой-нибудь выход из сложившегося  положения,  сути
которого он не понимал. Будь Рейстлин рядом с ним, Карамон  не  преминул  бы
обсудить свои волнения с братом, однако  маг  остался  с  основными  силами,
которые были еще довольно далеко от побережья. Но даже если бы  он  оказался
теперь здесь, Карамон вовсе не был уверен в его готовности обсуждать  с  ним
эту проблему.
   Рейстлин между тем набирался сил  с  каждым  днем.  После  того  как  его
заклинания превратили целую деревню в пылающий погребальный костер,  могучий
маг два или три дня отлеживался, почти не реагируя на окружающее.  Очнувшись
от  своего  полусна-полузабытья,  он  первым  делом  объявил  о   том,   что