расточать  последние.  В  созданиях
этой архитектуры прямые линии и плоские поверхности почти исчезают  или,
по крайней мере, замаскировываются фигурною отделкою;  не  проводится  в
чистом виде ни один из установленных орденов; колонны то удлиняются,  то
укорачиваются  и  скручиваются  винтообразно;  их  капители   искажаются
кокетливыми изменениями и прибавками, карнизы помещаются над  карнизами;
высокие пилястры и огромные  кариатиды  подпирают  ничтожные  выступы  с
сильно  выдающимся  вперед  карнизом;   крыши   опоясываются   по   краю
балюстрадами с флаконовидными балясинами и  с  помещенными  в  некотором
расстоянии друг от друга постаментами, на которых расставлены  вазы  или
статуи;  фронтоны,  представляя  ломающиеся  выпуклые  и  впалые  линии,
увенчиваются также вазами, пирамидами, скульптурными фигурами,  трофеями
и другими  подобными  предметами;  всюду,  в  обрамлении  окон,  дверей,
стенных  пространств  внутри  здания,  в  плафонах,  пускается   в   ход
затейливая  лепная  орнаментация,  состоящая  из   завитков,   отдаленно
напоминающих  собою  листья  растений,   выпуклых   щитов,   неправильно
окруженных такими же завитками, из масок, цветочных гирлянд и  фестонов,
раковин, необделанных  камней  (рокайль)  и  т.  п.  Несмотря  на  такое
отсутствие рациональности в пользовании  архитектоническими  элементами,
на такую капризность, изысканность и обремененность своих форм, стиль Р.
оставил  по  себе  много  памятников,  которые  доныне  прельщают  своею
оригинальностью, роскошью и веселою красотою, живо  переносящими  вас  в
любопытную эпоху румян и белил, мушек  и  пудренных  париков  (отсюда  -
немецкие  названия  стиля:  Peruckenstil,  Zopfstil).  Как  на  особенно
замечательные  из  этих  памятников  можно  указать,  во   Франции,   на
версальский дворец, в Германии - на дрезденский Цвингер, в России  -  на
петербургский зимний Дворец и нек.  другие  постройки  талантливого  гр.
Растрелли. Стиль Р. выразился блестящим образом также во  всех  отраслях
художественно-промышленных   производств;   с   особенным   успехом   он
применялся в фабрикации  фарфора,  сообщая  своеобразное  изящество  как
форме, так и орнаментации его изделий;  благодаря  ему,  эта  фабрикация
сделала, в свое время, огромный шаг вперед и вошла  в  большой  почет  у
любителей искусства. Ср. Schumann, "Barock  und  Rokoko"  (Лпц.,  1885);
Gurlitt, "Geschichte des Barockstils, des Rokokos und des  Klassizismus"
(Штутг., 1886 - 88) и  Dohme,  "Barock-  und  Rokoko  Architectur"  (Б.,
1892).
   C - в.
   Рокотов (Федор Степанович) - один  из  лучших  русских  портретистов,
род. в тридцатых годах XVIII стол., ум. в 1810 г. Получив художественное
образование под руководством Л.  Ж.  Ле-Лоррена  и  гр.  П.  де  Ротари,
работал в манере этого последнего, но больше него вникал в натуру и  был
старателен в  исполнении.  В  1762  г.  принят  в  новоучрежденную  спб.
академию худ. адъюнктом за  представленную  ей  картину  "Венера"  и  за
портрета имп. Петра III. Пользовался уже  известностью  в  петербургском
высшем обществе, когда вступила на престол Екатерина  II.  Она  поручила
ему в 1763 г. написать ее портрет, для  которого  давала  ему  сеансы  в
Петергофе; портрет  этот,  изображающий  императрицу  во  весь  рост,  в
профиль, среди красивой архитектурной обстановки,  был  подарен  гр.  Г.
Орлову и в настоящее время находится в гатчинском дворце. Другой портрет
великой монархини, поясной, был написан Р. также с  натуры  (вероятно  в
Москве, в 1765 г.). Екатерина осталась очень довольна им, находя, что он
- "из самых похожих". Он был  пожалован  ею  академии  наук,  в  которой
хранится и поныне. Существует множество повторений этого  портрета,  как
точных, так и с незначительными изменениями в  аксессуарах;  большинство
их приписывается самому Р. Кроме этих двух изображений Екатерины, из-под
кисти талантливого живописца вышло несколько портретов Петра III (один -
в московск. Оружейной палате, два - в гатчинском  дворце)  и  цесаревича
Павла Петровича (лучший - в том же дворце) и немало портретов выдающихся
людей екатерининской эпохи, в том числе И. И. Шувалова, гр.  Г.  Орлова;
А. А. и Б. А. Куракиных, Л. И. Бибикова, П. Г. Демидова, Г. Н. Теплова и
др.
   А. С - в.
   Роман  -  в  настоящее  время  самая  популярная  и   самая   богатая
содержанием  форма  литературных   произведений,   отражающая   в   себе
современную жизнь со всем разнообразием  волнующих  ее  вопросов.  Чтобы
достигнуть такого универсального  значения,  роману  важно  было  пройти
немало стадий развития. Как народные и церковные обряды легли  в  основу
драмы, так народные  эпические  предания  мифического  или  героического
характера легли в основу повествовательной поэзии. Древнейшим образчиком
этого рода произведений  могут  считаться  египетские  повести  "О  двух
братьях" и "О принце Сашни", написанные по крайней мере за 1500  лет  до
нашей  эры  и  имеющие  сказочный  характер;   глубокая   древность   их
доказывается дружбой человека с богами, превращением людей в животных  и
растения и т.  п.  Древнейшим  памятником  повествовательной  литературы
Индии служат легенды или поучительные рассказы (джатаки) о  Будде  и  об
его 550 превращениях. Через несколько столетий  после  смерти  Будды  из
этих джатак образуется легендарное житие Будды  ("Лалитавистара").  Один
из эпизодов этого жития  -  именно  встреча  юного  Будды  со  стариком,
больным и мертвым - лег в основу  византийской  повести  "О  Варлааме  и
Иосафе", которая в разных переделках обошла всю Европу, была известна во
многих списках у нас на Руси, дала  материал  для  известного  духовного
стиха об Иосафе Царевиче и, наконец, вошла в Четьи-Минеи  в  виде  жития
царевича Иоасафа. Кроме "Лалитавистары", Индия обладает  двумя  большими
сборниками  поучительных  рассказов  ("Панчатантра"   и   "Гитопадеша"),
которые разными путями проникли в Европу и оказали  немалое  влияние  на
повествовательную  литературу  средних  веков.   Древнейшим   памятником
повествовательной литературы в Греции считается "Киропедия"  Ксенофонта,
в которую вставлен трогательный эпизод об Аврадате и Пантее,  древнейший
образчик  греческой  любовной  новеллы.  К  греческой  повествовательной
литературе относятся также так называемый  "Милетские  сказки"  (Fabulae
Milesiae), до нас недошедшие; из отзывов о них Плутарха, Апулея и Овидия
можно  заключить,  что  это   были   народно-бытовые   рассказы   весьма
фривольного содержания, вроде французских фаблио, так что между  ними  и
позднейшими сентиментальными романами александрийской эпохи  нет  прямой
генетической связи. Но такая связь несомненно существует между романом с
одной стороны и элегией с другой. Горюя о своей неудовлетворенной любви,
александрийские поэты утешали себя, припоминая историю людей,  столь  же
несчастных в любви, как они сами. Так поступали  Филотас,  Гермесианакс,
Каллимах и другие поэты,  элегии  которых  непосредственно  примыкают  к
александрийскому роману. Введением в историю этого романа может  служить
пастушеская новелла софиста I  в.,  Диона  Хризостома,  которую  критики
сравнивают с "Paul et Virginie" Бернардэн  де  С.-Пьера.  Знаменитейшими
романистами александрийской эпохи считаются софисты Ямвлих ("Вавилонская
история") и Ксенофан ("Эфесская история об Антии и Аброкоме"). К III  в.
по Р. Хр. относятся роман неизвестного автора  "Об  Аполлонии  Тирском",
дошедший до нас в латинском  переводе,  и  любовная  новелла  "Теаген  и
Хариклея",  приписываемая  Гелиодору,   а   к   IV   в.   -   знаменитый
любовно-пастушеский Р. Лонга: "Дафнис  и  Хлоя".  К  александрийской  же
эпохе  следует  приурочить  Р.  Ахилла  Тация:"Клитофон  и  Левкиппа"  и
приписываемый псевдо-Каллисфену, впоследствии столь  знаменитый  в  зап.
Европе "Р. об Александре Вел.", который можно было бы назвать прототипом
исторического P., если бы к его исторической основе не было присоединено
много фантастических эпизодов, придающих  всему  произведению  сказочный
характер. Византийский P., в литературном отношении, представляет  собою
не  более  как  переживание  основных   мотивов   александрийского   P.,
послужившего ему образцом; он пишется по тому же  плану,  с  соблюдением
тех же литературных приемов, но  только  гораздо  грубее  и  неискуснее.
Повествовательная литература в Риме была отражением греческой.  В  эпоху
республики  пользовались  большой  популярностью   "Милетские   Сказки",
переведенные на латинский  язык  Сизенной.  Любовь  к  повествовательной
литературе особенно усилилась  в  эпоху  империи,  когда  культура  Рима
приняла в большей или меньшей степени греческий  отпечаток.  Несомненные
следы влияния греческих Р. носит на себе Апулеев "Золотой осел", который
даже считается переделкой греческого Р. Гораздо более  самостоятельности
обнаружил Петроний в своем Р. "Сатирикон" -  остроумной,  основанной  на
реальных наблюдениях картине римских нравов конца  I  в.  по  Р.  Хр.  В
средневековой Европе повествовательное творчество нашло себе выражение в
двух формах: рыцарского Р.  и  поучительных  рассказов,  большею  частью
занесенных  с  Востока,  из  которых  составились  сборники  "Disciplina
Clericalis", "Gesta Romanorum" и т. д. Содержание первых в  большей  или
меньшей степени фантастично, а основные  идеи,  их  проникающие  -  идея
феодального долга по отношению к сюзерену и  идея  рыцарского  долга  по
отношению к даме сердца.  Таковы  романы  так  наз.  бретонского  цикла,
оказавшие сильное влияние на повествовательную литературу других  стран.
Поучительные  рассказы  представляют  собою,  в   большинстве   случаев,
обработки так наз. странствующих  рассказов;  все  старания  их  авторов
направлены к тому, чтобы приноровить их содержание к целям  христианской
морали. На почве этих нравоучительных  рассказов  развились  французские
фаблио,  в  которых,  впрочем,  наряду  с  сюжетами,  заимствованными  с
Востока,  встречаются  сюжеты  народно-бытовые,  навеянные   современной
жизнью. Возникшие в стенах городов, фаблио защищают интересы  горожан  и
нередко  относятся  сатирически  к  представителям  других  сословий:  к
развратному и жадному духовенству, к приходящему в упадок  рыцарству,  к
смышленому, но нравственно грубому крестьянству. Эти небольшие по объему
сатирические рассказы разлетаются  в  переводах  и  переделках  по  всей
Европе и дают толчок и материал для  создания  всесословной  итальянской
новеллы,  которая   впервые   достигает   художественной   обработки   в
"Декамероне" Боккаччо. Движение, сообщенное повествовательной литературе
гением Боккаччо, не замедлило принести свои плоды в различных  видах  Р.
От Декамерона идет целая серия  итальянских  новеллистов  XV  и  XVI  в.
"Амето" послужил первым образцом пастушеского Р. в Европе, а  психология
любовной страсти в "Фиаметте" не осталась без влияния  на  возникновение
психологического Р. во Франции  XVII  в.  Французские  фаблио,  немецкие
шутливые рассказы (Schwanke) и  итальянские  новеллы  заключают  в  себе
составные элементы реального P., которой  впервые  возник  на  испанской
почве, в форме так назыв. плутовского  романа.  Первым  произведением  в
этом роде была повесть "Жизнь Лазарильо из Тормеса", вышедшая в 1554  г.
и  вызвавшая   много   подражаний,   к   числу   которых   относятся   и
нравоучительные новеллы Сервантеса. Влияние испанской плутовской новеллы
раньше всего проявилось в Англии, где уже в конце XVI  в.  мы  встречаем
ряд повестей из быта продувных людей (новеллы  Р.  Грина,  "Жизнь  Джека
Вильтона", Наша). В Германии, в начале XVII в., переводятся с испанского
некоторые плутовские новеллы,  а  в  1669  г.  на  почве  этого  влияния
вырастает оригинальный продукт немецкой реально- бытовой беллетристики -
"Simplicissimus" Гриммельсгаузена; герой этой повести сильно  напоминает
Лазарильо,  и  своей  изобретательной  энергией,  и   своим   социальным
положением. Во французском Р. XVII  в.  мы  замечаем  две  струи:  струю
идеальную,  искусственную,  создавшую   пастушеский   Р.   "Астрею",   и
героические  Р.  Гомбервиля,  Кальпренеда  и  Скюдери,  в  которых   все
искусственно, все создано фантазией автора, и шедшую  из  Испании  струю
реально-бытовую, которая проявляется в романах Сореля ("Histoire comique
de Francion"), Скаррона ("Roman Comique"), Фюретьеpa ("Roman Bourgeois")
и др. Став твердой ногой на почву изучения действительности, французский
Р. XVIII в. дает такие произведения как "Манон  Леско"  аббата  Прево  и
"Жиль Блаз" Лесажа, дышащие реализмом и жизненной  правдой.  Отодвинутый
Вольтером в области субъективизма и  тенденции,  Р.  снова  вступает  на
психологическую почву в "Новой Элоизе"  Руссо  (1763),  которая  надолго
становится идеалом  любовно-психологического  Р.  Несмотря  на  то,  что
"Новая Элоиза"  знаменует  собою  поворот  к  идеализму,  в  изображении
страсти любовников Руссо шел по  следам  аббата  Прево.  Вместо  прежней
салонной galanterie, выражавшейся полунамеками и полупризнаниями,  Руссо
выводит на сцену чувство  страстное,  уничтожающее  на  своем  пути  все
искусственные перегородки, говорящее не искусственным жаргоном  Скюдери,
а пламенной речью, от которой захватывает дух  и  кружится  голова.  Вот
почему Р. Руссо показался его современникам  каким-то  откровением;  вот
почему он вызвал столько подражаний, во  главе  которых  стоит  "Вертер"
Г„те.  В  Англии  ход  Р.  был  несколько  иной.  Революция   1688   г.,
произведенная главным образом английской буржуазией, побудила английских
писателей обратить особое внимание на ее вкусы  и  потребности.  Для  ее
были основаны журналы Адиссона и  Стиля,  для  ее  Дефо  написал  своего
"Робинзона", для ее же Ричардсон, около половины XVIII в., создал  новый
вид Р. - семейный Р. в письмах, где автор проникает в  глубь  английской
богобоязненной  буржуазной  семьи  и  находит  там  драмы  трогательные,
потрясающие  и  отчасти  способные  заменить  отсутствие  сколько-нибудь
сносных пьес на тогдашней сцене. Недаром Дидро называл романы Ричардсона
настоящими  драмами.  Подробное  изложение  разговоров,  обстоятельность
описаний, микроскопический анализ душевных движений  представляли  такое
необычное явление в тогдашней беллетристике, что романы Ричардсона сразу
приобрели  большую  популярность  главным  образом  в  среде  буржуазной
публики, которая столько же восхищалась их нравственным духом, сколько и
знанием жизни и человеческого сердца.  Уступая  Ричардсону  в  детальном
анализе душевных движений, его соперник Генри Филдинг далеко превосходил
его талантом. В противоположность Ричардсону, тратившему целые  страницы
на описание характера героя или героини, Филдинг  умел  обрисовывать  их
двумя-тремя чертами, и притом так, что они до сих пор стоят  перед  нами
как живые. В  этом  отношении  Теккерей  справедливо  называет  Филдинга
учителем всех английских романистов. Но  главным  достоинством  Филдинга
был его юмор, добродушный, оригинальный,  всепрощающий.  Подкладкой  его
насмешек  всегда  была  любовь  к  человеку,  напоминающая   Сервантеса,
которого он недаром считал своим образцом. Своими произведениями Филдинг
окончательно установил тип английского реального  нравоописательного  Р.
Идя по проложенному им пути реализма  и  жизненной  правды,  последующие
романисты все более и более расширяют сферу своих  наблюдений:  Смоллетт
вставляет в свои Р. картины из быта английских моряков,  Голдсмит  -  из
жизни  духовенства,  Вальтер  Скотт  задается  целью  воскресить   жизнь
средневекового  человека,  Диккенс,  Теккерей,  Чарльз  Кингсли   и   их
многочисленные  последователи  касаются  всех  язв   английской   жизни,
разоблачают недостатки английских  учреждений  и  кладут  таким  образом
основы социальному P., этой высшей форме  повествовательного  искусства,
которой предстоит блестящая будущность.  То  же  постепенное  расширение
сферы созерцаний замечается и во французском  Р.  XIX  в.,  но  ход  его
развития заключает в себе особенности, которых  не  было  в  Англии:  он
испытывает  на  себе  сильное  влияние  литературных  теорий.   Писатели
романтической школы - Виктор Гюго, Альфред  де  Виньи,  Дюма-отец  -  не
имели намерения ограничить свою деятельность изучением действительности;
они с умыслом переносили действие своих Р.  в  отдаленное  прошлое,  где
можно было дать  полный  простор  фантазии  и  субъективным  тенденциям.
Такими же тенденциями проникнуты и романы  Жорж  Занда,  в  которых  она
искусно сливает любовный пафос с социальным и, отстаивая  права  женщин,
смело бросает перчатку всему современному общественному строю.  Подобный
субъективизм не мог не вызвать реакции со стороны людей с  аналитическим
складом ума, которые хотели сделать P., прежде  всего,  верным  зеркалом
современной действительности. Это направление сильнее всего сказалось  в
произведениях Стендаля, преимущественно в его "Rouge  et  Noir"  (1831),
представляющем  собою  яркую   картину   французского   общества   эпохи
реставрации.  К  Стендалю  тесно  примыкает  Бальзак,  которого  считают
настоящим отцом реального Р. во Франции. В первых произведениях Бальзака
еще слышатся отзвуки романтизма, но чем далее он  подвигается  на  своем
пути, тем сознательнее  стремится  к  реально  объективному  творчеству.
Бальзак был реалистом не только по манере своего  творчества,  но  и  по
своим    теоретическим    убеждениям.    Он    считал     себя     более
естествоиспытателем, чем романистом; в предисловии к  "Соmedie  Humaine"
он называет свои Р. естественной историей человека.  Он  первый  ввел  в
свои произведения тщательное и детальное изображение среды,  которой,  в
противоположность писателям-романтикам, приписывал громадное влияние  на
характер и поступки действующих лиц.  Преемником  Бальзака  был  Флобер,
нанесший еще более сильный удар романтизму и  окончательно  установивший
тип художественно-реального романа во Франции. Ни  один  из  французских
романистов не  заслуживает  в  такой  степени  названия  художника,  как
Флобер. Искусство было его стихией, его жизнью;  самую  жизнь  он  ценил
настолько,  насколько  она  ему  давала  материал  для   художественного
воссоздания.  Он  стремился  к  идеальному  совершенству  стиля;   вечно
недовольный собой, он готов был просидеть целый день  над  фразой,  пока
она не становилась изящной и гармоничной. Самым типичным  представителем
современного реального Р. Во Франции считается Золя, не потому, чтобы он
был большим реалистом, чем, напр., Додэ или братья Гонкуры,  но  потому,
что  в  своих  трактатах  ("Le  roman  experimental",  "Les   romanciers
naturalistes") он  является  теоретиком  и  законодателем  реального  Р.
Провозглашенный Бальзаком принцип реализма Золя возвел в целую систему и
на самом деле  вообразил  себя  научным  экспериментатором,  разрешающим
социальные  вопросы  путем  оперирования  над  так  наз.  "человеческими
документами". В своей многотомной романической эпопее: "Ругон-Макары" он
задался целью изобразить естественную и социальную историю одной семьи в
эпоху второй империи и  оправдать  на  ее  представителях  биологический
закон наследственности. Желая свести  задачу  романиста  главн.  обр.  к
изучению простых элементов, как более  доступных  для  наблюдения,  Золя
кончил тем, что  отодвинул  на  задний  план  душу  человека  и  заменил
изучение человеческих характеров изучением  обстановки,  в  которой  они
развивались. В результате получилось  весьма  неполное  и  одностороннее
освещение жизни, против которого восстали даже поклонники Золя. Наиболее
сильный удар был нанесен литературной манере  Золя  Мопассаном,  который
снова поставил реальный Р. на психологическую основу. В настоящее  время
психологический Р. приобретает  все  большую  популярность  во  Франции;
представители его - Поль Бурже, Анатоль  Франс  и  др.  -  умеют  весьма
искусно вплетать в