манные  часы  и  хронометры,  показывают  среднее
(местное) время, солнечные часы показывают истинное  время  и,  наконец,
астрономы пользуются часами и хронометрами,  идущими  по  звездному  или
среднему времени. Из  наблюдений  суточного  движения  звезд  получается
звездное или истинное время, среднее же получается из них,  как  сказано
выше. -  Поправкой  часов  или  хронометра  наз.  число,  которое  нужно
прибавить к показанию часов или хронометра для получения действительного
времени: так, напр., если в средний полдень карманные часы показывают 11
ч. 58 м. 30 с., то поправка их равна + 1 м. 30 с. - Поправка часов может
быть получена различными способами (из наблюдений прохождений звезд чрез
меридиан,  из  измерений  высот  звезд  или  солнца  и   др.),   которые
применяются астрономами и путешественниками, смотря по обстоятельствам.
   А. Жданов.
   Врожденные идеи. - Впервые в истории философии теорию врожденных идей
мы находим у Платона (429 - 347). Платон пришел к теории врожденных идей
вследствие  того,  что  в  нашем  разуме  оказываются   познания   таких
предметов,  которым  нет  ничего  соответствующего  в  мире  чувственных
явлений и которые не могли быть  никоим  образом  получены  из  внешнего
опыта.  По  учению   Платона,   "познание   есть   воспоминание".   Душа
человеческая существовала до рождения в Мире наднебесном.  В  этом  Мире
она созерцала идеи - первообразы вещей. Наш чувственный мир есть  только
слабое отражение идей; он  существует  только  постольку,  поскольку  он
причастен    идеям.    Истинное    существование    принадлежит     Миру
сверхчувственному, Миру идей. До соединения с телом  душа  жила  в  этом
Мире наднебесном, созерцала эти формы вещей, и там она познала все идеи;
затем при воплощении она забыла их. Но, познавая мир материальный,  душа
вспоминает, что нечто подобное она созерцала уже раньше,  и  приходит  к
тому, что вспоминает об идеях, забытых ею; идеи эти находятся в  душе  в
скрытом состоянии. В  доказательство  справедливости  высказанной  мысли
Сократ,  в  одном  из  диалогов  Платона,  предлагает   мальчику   рабу,
совершенно незнакомому с геометрией, вопросы по этой науке и  в  ответах
получает от него геометрические истины. Аристотель (384 -  322),  будучи
не в состоянии  отделить  в  учении  Платона  мифическое  от  реального,
относится к нему критически и говорит,  что  принятие  присущности  душе
идей приводит к некоторым несообразностям. В то время как  мы  движемся,
нужно было бы, чтобы и идеи приходили в движение  вместе  с  нами,  что,
разумеется, нелепо  в  виду  нематериальности  идей.  Самого  Аристотеля
считали сенсуалистом, потому что он, говоря о душе, сравнил ее с  чистой
доской, на которой ничего не написано. Но это сравнение  обыкновенно  не
совсем верно понималось,  потому  что  он  несколькими  строками  раньше
говорит: "разум, пока он не мыслит, есть ничто,  он  только  есть  нечто
потенциальное; когда же он мыслит, он есть  нечто  актуальное,  он  есть
место идей".
   Разум, пока не начнется мыслительный процесс,  есть  ничто  в  смысле
реальной   действительности.    Отношение    между    потенциальной    и
действительной  реальностью   он   иллюстрирует   отношением   этих   же
реальностей к доске, на которой ничего не написано. Доска, пока  она  не
исписана обладает способностью быть исписанной; тоже самое  относительно
реального содержания ума; он до того  момента,  как  начнется  мышление,
может иметь содержание, но только в возможности.
   Учение  Платона  о  врожденности  пользовалось  большим  значением  в
средние века и, по-видимому, было признано и  Декартом  против  которого
восстал Локк в  своем  сочинении  "Опыты  о  человеческом  разуме".  "Мы
предполагаем",  говорит  он,  "что  ваша  душа  есть,  если  так   можно
выразиться,  как  бы  белая  бумага,  на  которой  ничего  не  написано,
свободная  совершенно  от  всяких  идей;  но  каким  образом   она   ими
снабжается? Откуда получает она весь материал разума и познания? На  это
я отвечаю одним словом: из  опыта,  на  котором  основывается  все  наше
знание, и из него оно вытекает в конце концов". Здесь мы находим  полное
тождество  с  известным  сенсуалистическим  положением;  "нет  ничего  в
разуме, чего  бы  раньше  не  было  в  чувствах".  Эти  возражения  были
направлены против Декарта, но не  вполне  основательно.  "Я  никогда  не
писал и не утверждал", говорит Декарт "что ум  нуждается  во  врожденных
идеях, как в чем-либо отличном от его способности мышления. Но, когда  я
обращал внимание на некоторые познания, существующие во мне, которые  не
происходят ни от внешних чувств, ни от решения моей воли,  но  от  одной
способности мышления, мне присущей, то эти идеи или познания я  различал
от других пришлых  или  выдуманных  и  называл  их  врожденными...  Идеи
врождены нам вместе с нашей способностью мышления, всегда  существуют  у
нас в возможности. Существовать в какой-либо способности не значит  быть
в действительности, но только  в  возможности,  потому  что  самое  имя:
способность  не  обозначает  ничего  другого,  как  возможность".  Таким
образом по взгляду Декарта,  врожденная  идея  есть  просто  способность
образовать идею мышлением самим, из себя. С этой точки зрения не  только
идея о "я", как мыслящей субстанции, идея о бесконечной субстанции или о
"Боге", суть врожденные, но даже идеи звуков,  цветов,  почти  все  идеи
врождены нам. Впрочем, не надо забывать, что у  Декарта  мы  не  находим
нигде вполне точного перечня идей, признаваемых им врожденными. Различие
между Декартом и Локком совсем не так велико, как  может  казаться.  Оно
состоит не в том, что  Локк  отрицал  и  врожденное  предрасположение  к
представлениям, а  Декарт,  наоборот,  признавал  готовые  понятия,  как
врожденное  достояние  духа.  Различи  скорее  в  том,  что   Декарт   в
большинстве случаев по крайней  мере  утверждал  врожденную  способность
определенных с известным содержанием понятий, как напр.,  идеи  Бога,  а
Локк, наоборот, признавал только  врожденность  формальной  способности.
Представление Бога, по Декарту, запечатлено  в  нашем  разуме,  так  что
самосознание может воссоздать это познание  без  дальнейшего  опыта.  По
Локку,  наоборот,  никакой  определенной  по   содержанию   деятельности
рассудка нам не врождено.
   Против  Локка   выступил   Лейбниц   (1646-1715),   который   защищал
врожденность. Вот его слова: "Таbulа rasa, о которой так  много  говорят
по моему мнению,  есть  ничто  иное,  как  изобретение  фантазии.  Нужно
противопоставить тому положению, что в нашей душе нет  ничего,  чтобы  к
ней не приходило от чувств, другое положение: Nihil est  in  intellectu,
quod non fuerit in sensu, excipe nisi ipse intellectus  (за  исключением
самого разума). Следовательно, душа содержит в себе  бытие,  субстанцию,
единое,  тождественное,  причину  и  множество   других   представлений,
которыми чувства не могут снабдить ее". Если идеи врождены, то  в  каком
же виде нужно представить  эту  врожденность?  На  этот  вопрос  Лейбниц
отвечает таким образом: "я бы скорее воспользовался  сравнением  души  с
куском мрамора, имеющего жилки, чем сравнением с пустыми таблицами, т.е.
с тем, что у философов называется tаbulа rаsа; если душа походит на  эти
пустые таблицы, то истины будут в нас, как фигура Геркулеса  в  мраморе,
когда мрамор совершенно индифферентен к принятию той или другой  фигуры.
Но если существуют жилки в  камне,  которые  намечают  фигуру  Геркулеса
предпочтительно  перед  другими  фигурами,  этот  камень   будет   более
определен, и Геркулес будет ему в некотором  роде  врожден,  хотя  нужна
работа, чтобы открыть эти жилки и отчистить их политурой, устраняя  все,
что препятствует им обнаружиться. Точно  также  и  идеи,  и  истины  нам
врождены, как склонности, расположения, привычки  или  как  естественные
возможности". В другом месте Лейбниц говорит, что "врожденность идей  не
есть простая способность, состоящая в одной возможности  произвести  их,
но  это  есть   расположение,   способность,   предначертание,   которое
определяет нашу душу и  которое  производит  то,  что  идеи  могут  быть
извлечены из души".
   Чувства необходимы для всех наших познаний: без деятельности  органов
чувств мы бы никогда не обратили внимания на идеи. Тем не мене,  чувства
не могут дать нам всех наших знаний; чувства дают вам только примеры, т.
е. истины частные или индивидуальные.  Но  все  примеры,  подтверждающие
общую истину как бы многочисленны они не были,  недостаточны  для  того,
чтобы  обосновать  универсальную  необходимость   этой   самой   истины.
Необходимые истины поэтому зависят  не  от  чувств  и  возникают  не  из
чувства,  хотя  чувство  и  служит  поводом  к  тому,  чтобы  они   были
сознаваемы.  Можно  сказать,  что  вся  геометрия  и   арифметика,   как
содержащие необходимые истины, лежат в нас потенциально, так что мы  для
того, чтобы отыскать их предложения, должны  внимательно  рассмотреть  и
привести в порядок то,  что  уже  есть  в  нас,  не  имея  надобности  в
каком-либо познании,  приобретенном  посредством  опыта".  Некоторые  из
современных представителей психологии, считая, учения Локка  и  Лейбница
одинаково односторонними, ищут примирения этих двух  противоположностей:
таковые напр., Спенсер, Льюис. "Утверждать", говорит Спенсер, "что ранее
испытывая впечатлений,  т.  е.  до  получения  первых  впечатлений,  дух
представляет собой  tabulа  rаsа,  значит,  игнорировать,  напр.,  такие
вопросы, откуда берется способность к организации впечатлений. Если  при
рождении  не  существует  ничего  кроме  пассивной   восприимчивости   к
впечатлениям,  то  почему  другие  животные  не  настолько  способны   к
воспитанию, как человек. Гипотеза опыта, т.е.  сенсуалистическая,  в  ее
ходячей форме, предполагает, что присутствие определенно  организованной
нервной системы есть обстоятельство, не имеющее никакой важности, факта,
которого совсем не нужно брать в соображение. Однако, именно присутствие
известным образом организованной нервной системы - факта,  без  которого
ассимиляция впечатлений была  бы  совершенно  необъяснима".  Для  Льюиса
организм  есть  не  страдательный  приемник  внешних   впечатлений,   но
деятельный кооператор. Чувствующий субъект есть не tabula rasа, не белый
лист бумаги, а палимсест  .  Должны  существовать  априорные  условия  в
каждом ощущения и в каждой идеи - не готовые представления в душе, но во
всяком случае условия для того, чтобы в соприкосновении с внешним  миром
возник именно этот феномен, который мы называем  представлением.  Вопрос
врожденности был поставлен в тесную связь с вопросом  об  априорности  с
тех пор, как Кант в своей "Критике чистого разума" признал существование
так называемых доопытных,  априорных  познаний.  С  тех  пор  связь  эта
сделалась неразрывной, хотя между тем и  другим  понятием  и  существует
известного рода различие.
   Е. Челноков.
   Всадник.  -  В  древнейшие  времена  выражение  "римский  В."  (eques
romanus)  применялось  исключительно  к  служащему  в  коннице  римскому
гражданину;  в  эпоху  Цицерона  с  ним  соединяется   представление   о
принадлежности   к   известному   сословию,    обладающему    известными
политическими и социальными  правами,  между  тем  как  представление  о
конной службе отходит совершенно на задний план. Взамен военного термина
мы имеем перед собой термин политический; в  этом  переходе  заключается
история всаднического сословия. Переход  был  уже  подготовлен  реформой
Сервия Туллия, в силу которой 1800 римских граждан,  которые  служили  в
коннице и получали обязательно коня от государства (equites romani  equo
publico), должны были подавать голоса в народном  собрании  отдельно  от
других, причем каждая сотня (центурия) обладала одним  голосом.  Но  так
как число 1800 со временем оказалось недостаточным, то - по традиции,  в
силу военной реформы Камилла в 400 г. до Р. Хр.)  -  было  постановлено,
чтобы каждый римский гражданин, обладавший определенным цензом  (позднее
в 400000 сестерций = 21400 руб. зол.), был обязан, по призыву, поступать
на службу в конницу, причем лошадь он должен был  купить  сам.  С  этого
времени мы имеем три категории римских всадников: 1) equites romani equo
publico, в числе 1800; 2) equites  romani  equo  privato,  призванных  к
конной службе консулом; 3) лиц, обладающих всадническим  цензом,  но  не
призванных  к  конной  службе.  Строго  говоря,   термин   "всадническое
сословие" (ordo equester) применим только к первой  категории,  так  как
только  она  обладала  политическими  правами;  но   в   источниках   он
применяется также и к остальным. Таково было положение римских всадников
в эпоху великих войн. Новый шаг в означенном направлении был сделан  при
К. Гракхе (123  -  121  гг.  до  Р.  Хр.),  который  желал  окончательно
превратить всадников в политическое сословие, рассчитывая  найти  в  них
поддержку в своей борьбе с сенатом. Он провел 2 закона:  1)  так  назыв.
lex Sempronia judiciaria, в силу которого  сенаторы  были  лишены  права
быть судьями, как в гражданских, так и  в  уголовных  процессах,  и  это
право было сделано достоянием исключительно всаднического сословия, и 2)
так называемый lex Sempronia de provincia Asia,  в  силу  которого  было
постановлено, чтобы земледельцы  провинции  Азии  (т.е.  западной  части
Малой Азии) были обложены десятиной, и эта десятина отдавалась на  откуп
исключительно всадникам,  которые,  как  самые  богатые  граждане,  были
главными капиталистами в Риме. Сорокалетие между  К.  Гракхом  и  Суллой
было временем наибольшего процветания всадников. Сулла (82 г. до Р. Хр.)
отнял у них суды, и возвратил последние сенаторам; но уже в  70  г.  они
отчасти получили их обратно, благодаря поддержанному Гн. Помпеем  закону
претора Г. Котты (lex Aurelia judiciaria), согласно которому одна  треть
всех присяжных заседателей (которых было 900) должна  была  состоять  из
сенаторов, другая - из всадников  первой  категории,  третья  -  из  так
называемых tribuni aerari, которые  были  всадниками  второй  и  третьей
категории. Разницы между обеими последними категориями в те времена  уже
не было, потому что не было более конницы из римских граждан;  напротив,
разница между первой категорией и обеими последними сохранилась, так как
все еще существовали 18  центурий  с  их  привилегией  отдельной  подачи
голоса. В эпоху  Цицерона  римский  "всадник",  поступавший  на  военную
службу, служил сначала в штабе полководца  (как  его  contubernalis),  а
затем делался офицером (tribunus militum).
   Переход республики в империю не обошелся без  серьезных  изменений  в
правах  всадников.  Исключительное   положение   провинции   Азии   было
упразднено еще Цезарем, а финансовые реформы  Августа  повели  к  отмене
откупной системы вообще. Равным  образом  упразднение  комиций  Тиберием
повело к упразднению 18 центурий, а с ними и  разницы  между  отдельными
категориями римских всадников. Вообще же всадники  более  выиграли,  чем
потеряли. Со времени Августа все  три  трети  (декурии)  общего  состава
присяжных заседателей были  возвращены  всадникам;  кроме  того,  Август
учредил для более мелких гражданских процессов еще четвертую декурию,  а
Калигула
   - пятую, в которые тоже попадали только В.; правда, что значение этой
привилегии  уменьшалось  пропорционально  с  возраставшим  преобладанием
чисто магистратского  следствия  (cognitio)  над  республиканским  судом
присяжных, и окончательно  исчезло  в  III  в.  по  Р.  Хр.,  когда  суд
присяжных отошел в область истории. Долговечнее были  другие  привилегии
всадников, отчасти дарованные им,  отчасти  упорядоченные  императорами.
Взамен прежних трех категорий В., при императорах существовали  две:  1)
категория "сенаторских всадников", в которую вступали ipso jure  сыновья
сенаторов,  чтобы  путем  краткой  военной   службы   приобрести   право
домогаться квестуры и с ней доступа в сенат, и 2) категория обыкновенных
В., в которую каждый попадал по прошению,  подаваемому  в  императорскую
канцелярию a libellis. Такой В. должен был начать свою  карьеру  военной
службой и пройти три  степени  (militiae),  причем  его  производство  в
следующую степень зависело от воли императора,  а  не  от  выслуги  лет.
Окончив  военную  службу,  он  начинал  службу   административную.   Эта
последняя была  создана  императором  и  отличалась  от  республиканских
магистратур, между прочим, тем, что служащие получали  оклады.  Основным
принципом  при  распределении  должностей  между  сенаторами  и  В.  был
следующий: все  должности,  входившие  в  состав  древнереспубликанского
imperium, достались сенаторам; все должности, непосредственно  зависящие
от  императора,  достались  В.  Таковыми   были:   1)   префектуры:   а)
наместничества  в  Египте  и  альпийских  областях,  которые   не   были
провинциями римского народа, а непосредственными  владениями  императора
(напротив,  наместниками  не  только  сенатских,  но   и   императорских
провинций были сенаторы, так как такой наместник находил себе аналогию в
республиканском заместителе отсутствующего проконсула, каковым в  данном
случае предполагался император, вследствие чего он и называется  legatus
pro praetore); b) военно-административные должности начальников  гвардии
(praefectus praetorio) и флота (praefectus classis), а равно и  пожарной
команды    (praefectus    vigilum).    2)     Прокуратуры,     т.     е.
финансово-административные должности сборщиков  податей,  поступавших  в
пользу военной (aerarium militare) и императорской казны  (fiscus).  Эти
должности были вознаграждением В. за  отнятые  у  них  откупа.  Впрочем,
основной принцип был выдержан не вполне;  так,  высшие  административные
должности в Италии и  городе  Риме  доставались,  насколько  они  вообще
раздавались  императором,  отчасти  В.,  отчасти  сенаторам;   должности
начальников императорских канцелярий и придворные  должности  -  отчасти
В., отчасти отпущенникам (притом, с течением  времени,  чаще  последним,
чем первым). Превращение  В.  в  cocловиe,  аналогичное  с  сенаторским,
завершилось также и с внешней стороны при Марке Аврелии, когда вся знать
была разделена на четыре класса (I - с титулом vir clarissimus; II  -  с
титулом vir eminentissimus; III - с тит. vir perfectissimus; IV - с тит.
vir egregius), из которых первый обнимал сенаторов, а остальные - В.

   Литература:  С.  Т  .Zumpt,  "Ueber  die  гоmischen  Ritter  und  den
Ritterstand" (Берлин, 1840); Marquardt, "Historia  equitum  Romano  rum"
(Берлин, 1840); Belot "Histoire des chevaliers romains"  (Париж,  1873);
Mommsen, "Romisches Staatsrecht" (III, I, 476 - 569).
   Ф. Зелинский.
   В нашей иррегулярной кавалерии название всадника официально присвоено
рядовым в конных частях кавказской  милиции.  Неофициально  же  название
всадник употребляется и для казаков кавказских казачьих войск.
   Всеволод-Димитрий Юрьевич, по прозванию  Большое  Гнездо  (т.е.  отец
многочисленного семейства), сын Юрия Долгорукого, род. в 1154 г. В  1162
г., изгнанный из Суздальской земли  вместе  со  старшим  братом  Андреем
Боголюбским, он с матерью (мачехой Андрея) уехал  в  Константинополь.  В
1169 г. мы видим его в громадной рати Андрея, взявшей приступом  Киев  8
марта. В. остался при дяде Глебе, которого Андрей посадил в Киеве.  Глеб
вскоре умер (1171 г.) и Киев занял  Владимир  дорогобужский.  Но  Андрей
отдал его Роману Ростиславичу смоленскому, а потом брату своему  Михалку
торческому; последний сам не пошел в разоренный  город,  а  послал  туда
брата В. Оскорбленные Ростиславичи ночью вошли в  Киев  и  захватили  В.
(1173  г.).  Вскоре  Михалко  выменял  брата  на  Владимира   Ярославича
Галицкого (1174 г.) и вместе с ним ходил, при войсках Андрея,  на  Киев,
для изгнания из него Рюрика Ростиславича. В 1174 г. Ан