ность
свидетельствовать запасы П. у  цирюльников  и  других  промышляющих  ими
торговцев. С тех пор, как медицина изгнала П. из употребления, пиявочный
промысел упал окончательно. П. Применение с лечебною целью имело задачей
главным  образом  уменьшение  количества  крови  чрез   непосредственное
отнятие из ближайшей окружности. Удобство П. заключается  в  возможности
пользования ими на местах, где  банки  или  искусственная  П.  Гертелупа
неприменимы, например - к носовому отверстию, деснам и т. д.  Каждая  П.
извлекает от 8 до 15 гр. крови. Их приставляют от 2 до 12 и даже  до  25
штук;  они  должны  быть  свежи  и  здоровы,  быстро   сокращаться   при
дотрагивании. Так как переваривание всосанной крови длится обыкновенно 5
- 9, иногда 12 - 18 месяцев, то ранее употребленные  П.  редко  пригодны
для нового сосания. Нужно выбирать П. средней величины, весом в  1  -  2
гр., в возрасте 3 - б лет. Никогда не следует отрывать их насильно,  так
как в ране могут остаться челюсти П. Обыкновенно, насосавшись, они  сами
отпадают; при необходимости - отпадение может быть ускорено присыпкой  к
их телу соли или смазыванием его уксусом. За уколами, остающимися  после
отпадения  П..  нужно  тщательно  следить,  в  виду  возможных   опасных
последовательных кровотечений.  Всего  удобнее  остановить  кровотечение
прижиманием кусочком трута или кровоостанавливающей ватой.
   Плавт (Тит Макций Plantus) - гениальный поэт; важнейший представитель
римской комедии. Род. в 254 г. до Р. Хр.  (500  по  основании  Рима),  в
умбрской деревне Сарсине. Приехав в молодые  годы  в  Рим,  он  поступил
служителем в труппу актеров, где и получил, так  сказать,  драматическое
образование. На заработанные деньги он пустился в  торговлю,  в  которой
потерял все состояние, и, возвратившись в Рим, ради куска хлеба поступил
на службу к мельнику. Здесь он написал три комедии,  которые  продал  на
сцену; этим началась его литературная деятельность. Умер он двадцать лет
спустя после Невия, своего предшественника в области римской комедии,  в
184 г. до Р. Хр. (570 по основанию Рима). Таковы сведения,  доставляемые
о П. частью Геллием, частью Цицероном, частью Иepoнимом. Он  написал  по
крайней мере двадцать одну комедию, которые, за  исключением  последней,
представляющей один отрывок, в более или менее полном виде  дошли  и  до
нас. Но еще в древности был спор, сколько собственно П. написал комедий,
так как сам он не составил сборника их, а под его  именем,  в  виду  его
популярности, ходило не мало чужих пьес.  По  словам  Геллия  (III,  3),
число всех комедий, ходивших с именем П., было около 130,  но  никто  не
считал все эти комедии подлинными. Одни сводили число подлинных  комедий
П. на сто, другие - на сорок, Элий Стилон, учитель Варрона -  на  25,  а
сам Варрон за несомненно подлинные считал всего только  21  -  те  самые
пьесы, которые и нам известны. Вопросом этим в новое время всего  больше
и с наибольшею компетентностью занимался Ричль, в своем  труде  "Parerga
zu Plautus und Terenz" (Лейпциг, 1848).  Пьесы  П.  дошли  до  нас  одни
лучше, другие хуже сохранившиеся. До половины настоящего столетия  текст
их  мало  отвечал  тому  языку,  каким  они  были  писаны  их   автором.
Средневековые переписчики рукописей, не знакомые с  языком  VI  столетия
Рима,  не  зная  правописания  того  времени  и  совершенно  не  понимая
плавтовой  просодии  и  метрики,  коверкали  слова  по  произволу.   Это
искажение текста неподражаемого римского комика шло все  увеличиваясь  и
достигло крайнего предела в эпоху итальянского Возрождения, когда, желая
придать тексту комедий более подходящий, с точки  зрения  того  времени,
вид, ученые производили в нем не только всевозможные изменения в словах,
но делали в тексте пьесы перестановки, сокращения и  даже  снабжали  его
собственными вставками. Число таких рукописей было очень велико,  и  они
были положены в основу первых печатных изданий. Хотя  впоследствии,  при
помощи некоторых более древних рукописей, текст  П.  был  освобожден  от
грубых искажений, но все-таки он не был текстом комедий, как  они  вышли
из рук автора или,  по  крайней  мере,  как  они  давались  на  сцене  в
древности; даже в лучших средневековых списках (Cod. Vetus -  XI  стол.,
Cod. Decurtatus - XII стол.) текст был уже сильно  подновлен.  Настоящий
переворот был произведен в 1815 г. сделанным Анджело  Май,  в  милавской
библиотеке, открытием палимпсеста, в  котором,  под  библейским  текстом
средних  веков,  скрывался  текст   плавтовых   комедий,   принадлежащий
древности. За разработку этого палимпсеста,  попорченного  Анджело  Маи,
взялся еще в 30-х годах Ричль, которому, благодаря тщательному  изучению
просодии и метрики П., а равно  при  помощи  уцелевших  древних  форм  в
других рукописях и в надписях, удалось, на основе текста палимпсеста (на
сколько он мог быть при помощи химических средств разобран) восстановить
текст значительного числа плавтовых комедий, приблизительно в том  виде,
в каком они давались на сцене еще во время республики. Таково  было  его
издание одиннадцати комедий П. (1848 - 1853). Все предыдущие  издания  в
отношении к 11-ти комедиям, для восстановления которых палимпсест  давал
достаточные данные, были изданием Ричля как бы устранены, а для  издания
текста остальных комедий была проложена дорога, по которой и  пошли  как
ближайшие ученики знаменитого  филолога,  так  и  все  остальные  научно
образованные издатели. Издание самого палимпсеста, сделанное в  1890  г.
(Берлин) Штудемундом, еще более облегчило работу  восстановления  текста
П. Содержание своих комедий П. брал не  из  римского,  а  из  греческого
мира: римские сюжеты для комедий в эпоху господства знати (оптиматов) не
допускались. Поэтому и П., и Теренций, и другие  комики  VI  стол.  Рима
одевали  своих  действующих  лиц  в  греческий  плащ  (pallium);  отсюда
название соmoedia или  fabula  palliata  (комедия  плаща).  Впрочем,  не
только одежда, но и место действия,  и  имена  действующих  лиц  в  этих
комедиях были греческие;. сами нравы, которые осмеивались в пьесе,  были
также греческие или должны были казаться такими. При таких условиях было
естественно, что римские авторы комедий не выдумывали  сами  сюжетов,  а
прямо брали их из греческого репертуара,  представлявшего  неисчерпаемый
источник, особенно у представителей так назыв. новой аттической  комедии
- Менандра, Дифила; Филемона, Аполлодора и др. Римские  комики  брали  у
греческих не сюжеты только, а самое содержание,  со  всеми  действующими
лицами и их обстановкой. Так поступал  и  П.;  только  он  не  переводил
оригинал и не следовал за ним рабски, как другие, а обрабатывал  его  по
своему и налагал такую яркую печать своего  индивидуального  таланта  на
переделываемую пьесу, что его произведение могло назваться оригинальным.
Типы новой аттической комедии  были  общими  нравственными  типами;  они
имели лишь ту античную подкладку, которая в основе была  общей  как  для
греческой, так и для латинской жизни. Это обстоятельство  позволило  П.,
под видом греческих действующих лиц, выводить на сцену  явления  римской
жизни, и так как П., сам вышедший из  народа,  прекрасно  знал  народную
жизнь и для изображения ее употреблял язык, который прямо брал с рынка и
улицы, то его пьесы получали как бы народный характер, какого  вовсе  не
имели составленные на основании  того  же  материала  пьесы  Теренция  и
Цецилия,  двух  других  важнейших   представителей   грекоподражательной
комедии в Риме. Оба эти писателя, стоя  ближе  к  греческим  оригиналам,
старались угодить более развитому  вкусу  высших  классов  общества.  П.
писал свои пьесы для народа  и  был  неподражаем  в  искусстве  рисовать
известные каждому типы прихлебателей, торговцев рабынями  для  разврата,
сводниц, публичных женщин,  хвастливых  солдат,  плутов-рабов  и  других
представителей низших слоев населения. Народ как бы забывал, что  сюжеты
комедий П. взяты из греческого  репертуара,  и  смотрел  на  проходившие
перед ним уморительные  сцены  с  неослабным  интересом.  тогда  как  он
нередко убегал из театра во время  представления  пьес  Теренция,  чтобы
смотреть на канатных плясунов или на бой гладиаторов, и заставлял, таким
образом, прекращать представление на половине. Успех П, на римской сцене
был громаден, чем и  объясняется  стремление  театральных  антрепренеров
выдавать впоследствии за Плавтовы пьесы, писанные не им. Успех этот  был
заслужен. П. обладал комическим дарованием, как никто другой  в  римской
комедии. Ни у кого  из  римских  комиков  не  было  такого  неистощимого
остроумия и такой живости изображения, такой чарующей свежести языка. По
выражению Элия Стилона, филолога республиканской эпохи,  "если  бы  музы
заговорили по-латыни, они стали бы говорить языком П. ". Не все пьесы П.
обнаруживают одинаковую высоту драматического  искусства  и  комического
гения;  есть  между  ними  и  слабые,  напр.  "Asinaria"   и   "Casina",
составленные по Дифиловым  комедиям,  или  "Mercator",  составленная  по
Филемоновой пьесе того же названия (EmporoV). В них слишком много  шаржа
и грубой нескромности; это, вероятно, и было причиною того, что,  напр.,
"Сasina" была подвергнута театральной переделке и является  укороченною.
Не к  лучшим  пьесам  П.  относится  и  "Curculio"  (название  по  имени
паразита), что, быть может, отчасти зависело и от слабости оригинала. Но
за то такие пьесы, как "Aulularia", по которой  Мольер  составил  своего
"Скупого", как "Captivi", которую Лессинг считал лучшею из всех комедий,
когда-либо появлявшихся  на  сцене,  и  которая  отличается  отсутствием
всякого  неприличия,  как  "Epidicus",  любимая  пьеса  самого  П.,  как
"Menaechmi", увлекшая своим остроумием даже Шекспира,  как  "Menaechmi",
хорошо скомпонованная и остроумная пьеса, нашедшая подражателей  в  лице
Реньяра,  Аддисона,  Детуша  и  др.,  как   "Pseudolus",   необыкновенно
комическая пьеса, как "Trinummus", составленная по Филемоновой QhsauroV;
и нашедшая подражателя в  лице  Лессинга  ("Schatz"),  как  трагикомедия
"Аmphitruo", имевшая подражателей в лице Боккаччо, Камоэнса,  Мольера  и
др.  -  всегда  останутся  перлами  комического   жанра   во   всемирной
литературе. Многие из этих пьес переведены на русский язык, и  некоторые
- вполне удовлетворительно, напр. "Aulularia", Мемн. И. Петровским,  под
заглавием " Кубышка", в "Журн. Мин. Нар. Пр.  "  (1888),  и  Фетом,  под
заглавием "Горшок" (М., 1891); "Epidicus" - Петровским  (Казань,  1884);
"Меnaechmi - Холодняком. под заглав. "Близнецы" (в "Журн. Мин. Нар.  Пр.
", 1887); "Miles gloriosus" - Шестаковым в "Пропилеях", III), "Casina" -
Котеловым (СП б., 1897). Новейшее критическое издание  всех  комедий  П.
принадлежит Лео (Берл., 1895 - 1896).  Кроме  продолжения  и  обновления
Ричлева издания его учениками Леве, Г„цом и Ш„ллем и прекрасного  editio
minor Г„ца и Ш„лля (Лпц., 1893 - 96),  есть  еще  не  мало  превосходных
изданий отдельных комедий, с обстоятельными предисловиями, в литературах
немецкой, французской и  английской:  для  "Аmphitruo"  -  издание  Гавэ
(П.,1865), для "Mostellaria" - Лоренца (Берл. 1866), для  "Trinummus"  -
Брикса-Нимейера (Лпц., 1888),  для  "Rudens"  -  Зонненштейна  (Оксфорд,
1891)и др. Ученая разработка всех вопросов, касающихся  П.;  принадлежит
по преимуществу Ричлю и сосредоточена во 2, 3  и  отчасти  5  томах  его
"Opuscula Philologica" (Лпц., 1868 - 1879). Cм. Модестов, "Плавт  и  его
значение в университетском преподавании" (в "Журн.  Мин.  Нар.  Просв.",
1878).
   В. Модестов. Плагиат - литературное воровство. Это  значение  усвоено
слову П. лишь в XVII в. : в римском праве  plagium  означало  преступную
продажу в рабство свободного человека, за что полагалось  бичевание  (ad
plagas).  Теперь  под   П.   понимают   присвоение   авторского   права,
выражающееся в опубликовании чужого произведения или его части под своим
именем. Понятие это не имеет вполне определенного содержания, и в частых
случаях не всегда  возможно  отграничить  его  от  сопредельных  понятий
литературного подражания, заимствования, совладения  и  других  подобных
случаев  сходства  литературных  произведений.  Во   всяком   случай   в
совпадении отдельных идей нельзя видеть  П.  :  условия  преемственности
духовной  жизни  таковы,  что  без  известного  усвоения   чужой   мысли
невозможно никакое человеческое творчество.  Между  тем  человек,  дойдя
своим умом до чего-нибудь, часто склонен считать себя Колумбом истины и,
не желая знать о своих предшественниках ("pereant qui  ante  nos  nostra
dixerunt"), видит в  повторении  своих  мыслей  посягательство  на  свои
права.  На  самом  деле  объектом  П.  является  не  идея,  за   редкими
исключениями представляющая собою "res  communis  omnium",  но  то,  что
принято считать ее внешней оболочкой. Громадное большинство литературных
произведений,  не  заключая   ничего   нового   по   содержанию,   имеет
своеобразную форму,  новые  оттенки  выражения;  лишь  присвоение  этой,
глубоко  индивидуальной  стороны  произведения  может  быть  названо  П.
Обсуждая, с этой точки зрения, случаи сходства поэтических произведений,
нельзя видеть П. ни  в  заимствовании  фабулы  ("сюжет  заимствован"  во
многих драмах Шекспира, в сказках Толстого), ни в  пользования  готовыми
типами (особый художественный прием, примененный Щедриным в его Ноздреве
и Молчалине), не говоря уже о новой  обработки  известных  во  всемирной
литературе  характеров  (Донжуан,  Фауст).  Равным  образом   не   имеют
характера П. сводные  работы,  самой  сущностью  которых  предполагается
пользование чужими данными без самостоятельной обработки. Но взгляды  на
П. меняются - и то, в чем прежде видели  присутствие  творческой  мысли,
кажется подчас механическим воспроизведением. Древний мир  был  чуток  к
авторской славе, но разрешал  заимствования  довольно  широко.  Особенно
свободно пользовались трудами предшественников историки в географы, даже
такие,  как  Геродот  (делавший  заимствования   из   Гекатея),   Диодор
Сицилийский, Плутарх. Вергилий горячо жаловался на П. в знаменитом  "Sic
vos non vobis", хотя сам разрешал себе в этом отношены многое: Макробий,
в 6-й  книге  "Сатурналий",  собрал  довольно  много  отдельных  стихов,
позаимствованных Вергилием у Энния и Лукреция. Александрийскому философу
Латину приписывают два исследования о П. у Софокла и Менандра.  Открытие
сокровищниц   древней   литературы   в   эпоху    Возрождения    вызвало
многочисленные попытки присвоить себе славу  классиков.  Бруни  д'Ареццо
опубликовал в 1444 г. под своим именем "историю Готов" Прокопия; Перотти
выдал  себя  за  автора  басен  Федра;  венецианец  Альционо   уничтожил
манускрипт трактата Цицерона: "De gloria", поместив из него лучшие места
в своих сочинениях; Доменики не только выкрал  из  сочинения  Дони  свой
известный диалог: "Della stampa", но  вставил  в  него  три  "инвективы,
направленные против настоящего автора. В XVII в. во  Франции  были  даже
своеобразные  теоретики  П.,  как  Ла  Мот-Ле  Вайе,   находивший.   что
"заимствовать у древних -  все  равно  что  сделать  морской  набег,  но
обирать современников - все равно, что разбойничать на большой  дороге",
и Ришесурс, который,  в  своей  оригинальной  "академии  ораторов"  и  в
руководстве: "Masque des orateurs оu Maniere de deguiser  toutes  sortes
de compositions, lettres, sermons etc.", между разнообразными средствами
заменить недостаток творчества указывал и "плагиаризм", заключающийся  в
последовательном  изменении   всех   выражений   украденной   фразы   их
синонимами.  Крупнейшие  писателя  этой  эпохи   не   видели   греха   в
заимствованиях.  Мольер,  перенесший  в  "Fourberies  de  Scapin"  почти
дословно  целую  сцену  из  Сирано  де  Бержерака,  отвечал  на   упреки
знаменитой фразой: "Je prends mon bien ou je le trouve". Несколько ранее
Шекспир о сцене, целиком взятой  им  у  другого,  заметил:  "Это  девка,
которую я нашел в грязи и ввел в высший свет". Шекспир брал у других  не
только сцены, но и множество отдельных стихов. В XVIII веке  патер  Бабр
выдал за часть своей "Histoire d'Allemagne" отрывок  в  200  страниц  из
"истории  Карла  XII"  Вольтера.  Сам  Вольтер  позволял   себе   мелкие
заимствования. 0бвинение в П. было брошено и в Руссо; но сходство  между
"Contrat social" и книгой Ульриха Губерта "De jure  civitalis"  не  идет
далее совпадения некоторых  мыслей.  В  1812  г.  был  раскрыт  один  из
наиболее  наглых  П.  :  перевод  "Voyage  d'Abdoul  Rizzak",   изданный
известным  ориенталистом  Лангле  под  видом  собственной  его   работы,
оказался отрывком из старого перевода сочинения того  же  Абдул-Риззака;
плагиатор уничтожил тетрадь с работой истинного переводчика Галлана,  не
зная, что существует ее дубликат. В течете последнего века  обвинение  в
П. не раз падали на выдающихся писателей; не  избегли  их  Мюссе,  Золя,
Додэ. В 1891 г. вышла целая книга, обличающая в П.  Лессинга  (Albrecht,
"Lessings  Plagiate").  Более   основательны   были   обвинения   в   П.
направленные против Эдмонда Абу, Сарду и  особенно  Дюма  отца,  который
заимствовал громадные отрывки не только у неизвестных писателей, но и  у
Шиллера, Вальтер Скотта, Шатобриана. Его П. в свое время  вызвали  целую
литературу (ср. особенно Eug.  de  Mirecourt,  "Maison  Alex.  Dumas  et
Соmр.", П., 1845). Ср.  J.  Thomasius,  "De  plagio  litterario"  (Лпц.,
1678); Voltaire, "Dictionnaire philosophique"; D'lsraeli, "The amenities
of literature" (Л., 1841) и "The curiosities  of  litterature"  (1791  -
1817; много изданий); Lalanne, "Curiosites litteraires"  (II.,  1853)  и
"Curiosites bibliographiques"; Ch. Nodier, "Questions de la  litterature
legale" (1812); Querard, "Les supercheries litteraires devoilees"  (1846
- 54).
   Ар.  Горнфельд  Плакаты   художественные   -   украшенные   рисунками
объявления о театральных  представлениях,  публичных  балах,  концертах,
маскарадах и др. общественных  увеселениях,  о  вышедших  в  свет  новых
изданиях, о промышленных  предприятиях,  фабричных  изделиях,  продажных
товарах и т. п" печатанные литографическим способом или  однотонно,  или
преимущественно в несколько красок, чаще всего  в  огромном  формате,  и
расклеиваемые на улицах или доводимые до сведения  публики  иным  путем.
Такие объявления были в употреблении уже давно, но  в  них  человеческие
фигуры с различными аксессуарами  и  орнамент  обыкновенно  играли  роль
придаточных   виньеток,   главное   же   место   принадлежало    тексту,
напечатанному  типографским  шрифтом   или   начертанному   причудливыми
буквами. В  последние  годы  этот  характер  П.  существенно  изменился,
благодаря, с одной  стороны,  тому,  что  их  заказчики,  при  возросшей
коммерческой и предпринимательской конкуренции, стали  требовать,  чтобы
их объявления сколь возможно навязчивее бросались в  глаза  среди  массы
наклеенного по стенам домов к заборам, а с другой - вследствие того, что
явились талантливые художники, взглянувшие на рисование П. как на  новую
отрасль  прикладного  искусства,  в  которой  можно  с  большим  успехом
выказывать находчивость фантазии, декоративный  вкус,  оригинальность  и
техническую  ловкость,  банальная  уличная  публикация  превратилась   в
настоящее художественное произведение, занимающее почти все пространство
огромного листа, на  котором  только  маленькое,  хотя  и  видное  место
отведено оповещению, ограничивающемуся лишь самыми необходимыми словами.
Переворот произошел прежде  всего  во  Франции,  и  его  виновником  был
парижский рисовальщик литограф Жюль Шере.  Обладая  редкою  способностью
сообщать немногими бойкими чертами жизнь и движение изображаемым фигурам
и чрез сопоставление немногих вкусных красок  достигать  ласкающих  взор
эффектов, он вначале занимался эскизными картинками для иллюстрированных
журналов, в