, С. обнаруживает  большой  такт,  избегая
всяких  натяжек  и  вымыслов  и  сосредоточивая  внимание  читателя   на
изображении действующих лиц.  Заслуживает  внимания  мастерское  ведение
диалога. Романы и повести,  посвященные  раннему  периоду  христианства,
стоять в художественном отношении выше патриотических. С.  очень  хорошо
знаком  с  древней  римской  культурой;  его  рано   стал   занимать   и
психологический  процесс  перехода  от   языческого   миросозерцания   к
христианскому. Новелла "Пойдем за Ним"  является  превосходной  попыткой
воспроизвести "этот процесс. Всемирную  известность  приобрел  роман  С.
"Qao vadis?", особенно популярный в Америке и Италии.  С.  рисует  здесь
картину  умирающего  языческого  Мира  и  нарождающегося  христианского.
Картина языческого мира написана с  замечательным  совершенством,  почти
безупречно.  Автор  изучил  источники,  особенно  Тацита,  и   памятники
пластического искусства. Христианская община  изображена  менее  ярко  и
рельефно,  Великолепно  обрисованы  фигуры  Нерона  и  Петрония.   Роман
изобилует сценами, полными трагизма. В одной  из  них  (Лигия  на  рогах
тура) можно усмотреть и символическое значение.
   Психологические  и  общественные  романы  и  новеллы  С.   отличаются
разнообразием сюжетов. В новелле он  достигает  такого  же  совершенства
техники, как Мопассан. В ранних новеллах С. много лиризма,  задушевности
и  скрытой  горечи.  Автор  неоднократно  подчеркивает  историю  судьбы,
жестоко глумящейся над обездоленными и  слабыми  ("Янко  музыкант",  "За
хлебом", "Бартен Победитель", "Из записок  учителя",  "Морской  сторож",
"Понапрасну",   "У   источника").   Грустное,   почти   пессимистическое
настроение особенно чувствуется в роман "Без  догмата".  Универсальность
типа, выведенного в лице Плошовского, не подлежит сомнению. Плошовский -
Печорин новейшего склада, человек, у которого воля почти атрофирована, а
рядом с  этим  существует  болезненная  впечатлительность,  вдумчивость,
культ красоты и интеллектуальных наслаждений. Анелька -  эпическипростой
и привлекательный тип. Неспособность "К чувству и активной  деятельности
ведет за собой гибель Плошовского и Анельки: Плошовский,  чувствуя,  что
ему  недостает  "жизненных  основ",  кончает   самоубийством.   В   лице
Плошовского С. закрепил  отживающий  свой  век  тип  отчасти  декадента,
отчасти  умственного  сибарита,  отторгнутого  от  нормальной  почвы.  У
Плошовского есть, в произведениях С., предшественники: студент в  романе
"Na marne" и доктор в драме "На одну карту". Первый - тип  искалеченного
жизнью позитивиста-идеалиста,  второй  -  демократ-позитивист,  делающий
карьеру политической игрой, с твердой волей, но без нравственных устоев,
что в конце концов и губить его.  Семья  Поланецких"  -  бытовой  роман,
производящий  свежее   и   бодрящее   впечатление.   Он   рисует   часть
интеллигентного  польского  общества  -  именитого   шляхетства   старой
формации и вновь нарождающейся буржуазии, вышедшей  главным  образом  из
среды разорившегося  дворянства.  Герой  романа,  Поланецкий  -  человек
заурядный во всех отношениях, с средним умственными" развитием и сильной
волей. Романист выводит его в различные моменты личной жизни и указывает
на следы романтизма, от которого Поланецкий и многие другие лица  романа
еще не успели отрешиться. Героиня романа, Мариня Плавицкая,  сделавшаяся
женой  Поланецкого,  принадлежит  к  разряду  простых  и   бесхитростных
существ" по инстинкту неиспорченной  природы  знающих  прямой  и  верный
жизненный  путь.  В  романе  довольно  много   разновидностей   польской
интеллигенции,  отделанных,  отчасти,  с   замечательным   совершенством
(Букацый, Завиловский, Машко). Из женских фигур, вроде Марини, с большим
чувством  и  реализмом  изображены  больная  девочка  Литка  и  ее  мать
Хвастовская; с отрицательной  стороны  обрисованы  Офновская,  Кастелли,
Креславевии, Броничева.  Роман  проникнуть  бессознательным  оптимизмом.
Общество, изображаемое С., не смотря  на  свои  слабости  и  недостатки,
обладает  достаточными  устоями,   определенными   идеалами,   жизненной
бодростью и способностью  к  возрождению.  Роман  "Семья  Поланецких"  -
наиболее  объективное  и,  после  "Quo   Vadis",   наиболее   зрелое   в
художественном отношении произведете С.  Современное  польское  общество
изображено в нем беспристрастно и с достаточной полнотой. Сфера личных и
даже эгоистичных интересов преобладает в нем над сферой общественных.  -
Путевые  очерки  С.,  особенно  его  американские  рассказы,  отличаются
высокими достоинствами. Описания природы безукоризненны; психологический
анализ достигает иногда замечательной глубины (напр., рассказ  о  смерти
Лилиан). благодаря наблюдательности и  широкой  подготовки  автора,  его
путевые очерки не только развлекают, но и  дают  ценные  этнографические
сведения. - С. не обладает талантом драматурга;  его  сценические  опыты
неудачны по композиции, хотя некоторые персонажи задуманы очень глубоко.
Как теоретик романа и  искусства  вообще,  С.  высказывается  во  многих
местах своих произведений. Особенно интересны  его  рассуждения  на  эти
темы в романе "Без догмата". С. - враг натурализма; в своих  "Письмах  о
Золя" он безусловно осуждает философию французского романиста. Некоторые
приемы  С.  напоминают   манеру   Тургенева;   вообще   по   таланту   и
миросозерцанию более сходен с русскими романистами, чем  с  французскими
(его без основания сравнивали с Бурже). Полное собрание сочинений С.  на
польском языке издается в Варшаве. - Отзывы польской критики о С. весьма
многочисленны. Лучшим выражением крайнего увлечения романами С. являются
статьи проф. краковского университета гр. Тарновского,  посвятившего  С.
целую книгу ("Studja"). Ее слабые стороны  -  отсутствие  сравнительного
элемента при анализе  сочинений  С.  и  слишком  панегирический  тон.  В
противоположную крайность впадает  отчасти  образцовый  польский  критик
Хмелевский ("Nasi powiesciopisarze" и статьи в "Ateneum"), анализирующий
весьма тонко и научно  романы  С.  В  оценке  исторических  его  романов
Хмелевский почти  примыкает  к  мнениям  Антоновича  и  Пыпина.  В  "Без
догмата" Хмелевский видит особый  вид  болезни  воли.  О  художественном
даровании  С.  Хмелевский  очень  высокого  мнения.  Критические   опыты
Богуславского и др.  освещают  с  различных  сторон  произведения  С.  и
заключают интересные параллели и  сопоставлении.  В  этюде  Спасовича  о
"Семье  Поланецких"  автор  с  обычной  глубиной  анализа   подчеркивает
выдающиеся достоинства этого  недостаточно  оцененного  критикой  романа
(статья Спасовича имеется и на русском языке, в "Собр.  Сочинений").  Из
русских  критиков  В.  Б.  Антонович  ("Киевская  Старина",  1885,   5),
анализируя причины успеха романа "Огнем и мечем", приходит к заключению,
что С. стоит  на  уровне  польско-шляхетских  представлений  о  причинах
казацких войн XVII ст.  и  что  польское  историческое  самосознание  не
сделало с того времени особенных успехов. Проф. Антонович  указывает  на
идеализацию  Иеремии  Вишневецкого,  как   на   пример   односторонности
понимания С. исторических событий. Взгляды В. Б. Антоновича разделяет  и
А.  Н.  Пыпин  ("Вестник  Европы",  февраль,  1888  г.).  Гораздо  мягче
отнеслась русская критика  к  психологическим  романам  С.  С  особенной
похвалой отзывается о "Без догмата" Влад. Каренин ("Вестник Европы" 1891
г., июль), признающий за Плошовским универсальность типа, а за романом -
высокую художественность. Столь же  положительную  оценку  этого  романа
дает  А.  Волынский  в  "Северном  Вестнике"  (1891,  12).  Ив.   Иванов
сопоставляет Плошовского с Печориным  и  не  находить  новых  мотивов  в
романе С. ("Мир Божий", 1895, II). М. А. Протопопов, в статье "Вина  или
несчастье?", видит  в  Плошовском  бесплодно  рефлектирующего  человека,
обреченного на гибель и  глубоко  несчастного  ("Русская  Мысль",  1893,
март). "Семья Поланецких" в статье  Л.  Е.  Оболенского  (кн.  "Недели",
1895, III) разбирается  с  общественной  точки  зрения;  автор  отмечает
оторванность от почвы изображенной С. интеллигенции. Со стороны  замысла
"Семья Поланецких" не удовлетворяет и  И.  Гофзиеттера  ("Сенкевич,  как
психолог  современности",  СПб.,  1896),  отрицательно  относящегося   к
Поланецкому. Замечательную статью о "Quo Vadis"  написал  проф.  Мищенко
("Античные мотивы в произведениях Сенкевича", "Рус. Мысль", 1897, 8); он
очень высоко ставит роман С. и признает за автором основательное  знание
источников. Г. Шепелевич напечатал в 1894 г. отдельной брошюрой  отрывок
из своей публ. лекции о без догмата, две статьи его  же  о  С.  вошли  в
сборник:  "Наши  современники"  (СПб.,  1899:  "Сенкевич  как   романист
психолог"   и    "Исторические    романы    Г.    Сенкевича").    Отзывы
западноевропейской критики, особенно французской (в  "Revue  de  d.  eux
Mondes"  и  др.),  вообще  благоприятны  для  С.,  но  ничего  нового  в
литературу сюжета они  не  вносят.  Тоже  можно  сказать  и  об  отзывах
итальянской критики (в "Согriere di Napoli", в  "llustrazione"  и  др.),
восторженно отзывающейся о  "Qao  vadis"  и  "Семье  Поланецких".  Более
библиографическим, чем критическим характером отличаются отзывы о  С.  в
немецкой и английской журналистике; впрочем, в предисловиях  к  немецким
переводам встречаются интересные замечания (напр. Левенфельда). Переводы
на русский язык произведений  С.  весьма  многочисленны,  но  далеко  не
одинакового достоинства. Образцовыми можно признать пер. В.  М.  Лаврова
(изд.   "Русской   Мысли").   Сочинения   С.   изданы    в    Киеве    в
неудовлетворительном  переводе  г.  Домбровского.  Многие  сочинения  С.
переведены на английский, немецкий, итальянский,  французский,  финский,
шведский, норвежский, испанский и даже на volapuk. В Италии в  последнее
время отдельные  сцены  из  "Qao  vadis"  ставятся  в  народном  театре.
Произведения С. вдохновили некоторых польских и иностранных  живописцев.
Лучшие иллюстрации отдельных романов С. после польских - американские  и
английские.
   Л. Шепемевич.
   Сен-Санс  (Charles-Camille  Saint-Saens)  -   известный   французский
композитор, род. в Париже в 1835 г. Teopию композиции изучал у  Маледена
и Галеви.  Учился  в  парижской  консерватории  игре  на  органе  и  был
органистом в парижских церквах. Впервые как композитор С.  С.  выступал,
начиная с 1856 г., с симфониями, имевшими успех. В особенности  его  имя
выдвинулось благодаря его  операм  "Samson  et  Dalila",  "Henri  VIII",
"Etienne Marcel" включенным в репертуар почти всех больших сцен  Европы,
его  симфонические  поэмы  "Phaeton",  "Le  rouct  d'Omphales",   "Danse
macabre",  "La  jeunesse  d'Hercule"  и  др.  исполняются  почти   всеми
симфоническими оркестрами. Написал еще  кантату  "Promethee",  квартеты,
квинтеты, много духовных сочинений, концертов для  разных  инструментов,
сочинений в области камерной  музыки  и  пр.  Из  мелких  вокальных  его
сочинений выдаются: "Melodies Persanes", для пения  с  фортепиано.  С.С.
приезжал в 1875 г. в Петербург. Сенсуализм - термин новый:  во  всеобщее
употребление его ввел Кузен, который в своей "Historic  generale  de  la
philosophic" противополагает С. идеализму и,  следовательно,  обозначает
этим   термином   направление,   которое   теперь    принято    называть
материализмом. Это  значение  термина  С.  не  удержалось.  Сенсуализмом
принято теперь называть известное направление в решении гносеологических
вопросов, противоположное интеллектуализму  или  рационализму.  Основные
воззрения  С.  состоят  в  следующем.  Он   отрицает   врожденные   идеи
(Condillac, "Essai sur l'origine des connaissance humaines", 1,  гл.  2,
9),  иначе  говоря,   признает   за   разумом   лишь   производное,   не
первоначальное значение. С. сводит все знание к ощущению: разум все свое
содержание получает из ощущений ("Nibil est in intellectu quod nоn  ante
fuerit in sensu"), а ощущение - из  опыта;  таким  образом  внешний  мир
является источником и критерием познания. В этом  пункте  заключается  и
сходство, и различие С. с материализмом. Оба направления утверждают, что
источник всего нашего познания - внешний мир, но внешний мир  понимается
ими совершенно  различно.  Материализм  верит  в  полное  или  частичное
тождество  содержания  ощущений  с  качествами  предмета,  чего  С.   не
признает. Бондильяк, в своем "Traite des sensations" (I,  2),  заявляет,
что статуя, одаренная  обонянием,  испытывает  лишь  чисто  субъективное
состояние, когда обоняет запах розы ("les odeurs ne sont  и,  son  egard
que ses  propros  modifications  ou  manieres  d'etre").  В  вопросе  об
отношении ощущений к качествам предмета Кондильяк  вовсе  воздерживается
от суждения, считая этот вопрос праздным ("Тr. d. S.", 4-я часть, гл. 5,
примеч. к 1). Таким образом С. отнюдь не ведет к материализму;  напротив
того, из него легче вывести субъективизм (т.  е.  отрицание  возможности
познать внешний мир и заключить, что все познание целиком развивается из
внутренних состояний сознания. Это роднит С. с  субъективным  идеализмом
(напр.  Фихте);  разливе  между  ними  заключается  лишь   в   понимании
деятельности субъекта. Для  субъективного  идеализма  сущность  сознания
состоит в синтетической деятельности разума, и ощущение есть лишь  одна,
и притом низшая ступень этой деятельности; для С., наоборот, в  ощущений
и состоит вся деятельность сознания,. из него выводится мышление и т. д.
("La sensation enveloppe tontes les facnites de  l'Sme"  -  "Traite  des
Sens." 1, гд. 7, 2). Кратко  эту  мысль  выражает  Гельвеций  в  словах:
juger, c'est  sentir.  Из  такого  отожествления  мышления  с  ощущением
следует, что никаких  особых  законов  мысли  нет.  История  образования
ощущений, которую подробно изложил Кондильяк в своем "Traite des Sens.",
рассказывает, как из ощущений сами собой образуются память,  внимание  и
мышление и каким  образом  создается  иллюзия  самостоятельных  духовных
процессов, независимых от  ощущения;  в  действительности  необходимость
мысли есть ничто иное, как привычка  или  ассоциация,  ставшая,  в  силу
частого повторения, неразрывной. Всякое  знание  всегда  имеет  в  своей
основе известное ощущение, следовательно знание всегда может быть только
частным; обобщениям ничего реального не соответствует. Источник знания в
то же самое время определяет и характер, и границы  его;  этот  источник
есть, таким образом,  критерий  истины.  Так  как  ощущение  зависит  от
впечатлений, идущих извне - положение, которое сенсуалистами принимается
на  веру,  -  всякий  же  опыт  есть  нечто  случайное,  иррациональное,
относительное,  то  всему  знанию  приходится  приписывать  случайный  и
относительный характер. Милль, исходя из  психологических  фактов,  дает
следующее определение материи: материя или предмет есть ничто иное,  как
постоянная возможность ощущений. Это (определение  вполне  соответствует
духу С., и намеки на него мы встречаем уже у Кондильяка, с точки  зрения
которого предмет есть совокупность представлений о величине,  плотности,
твердости и т. д., т. е. соединение представлений, полученных из  разных
категорий  ощущений,  главным  образом  осязания,  и   для   образования
представлении о предмет вовсе не нужно  мыслить  носителя  качестве  или
субстрата. Такова, в общих чертах, гносеология С.  В  заслугу  С.  можно
поставить то, что он обратил внимание на более подробный психологический
анализ  фактов  ощущения  и  восприятия,  стараясь  определить  значение
ощущений в познании вообще и значение отдельных  категорий  ощущений.  В
этом  отношении  особенного  внимания  заслуживают  работы   Кондильяка.
Однако, психологический анализ С. страдает тем, что смотрит с предвзятой
точки зрения  на  факты,  подлежащие  анализу.  С.,  подобно  фокуснику,
вкладывает в ощущение все то, что вовсе несвойственно ощущение самому по
себе и что С. с  торжеством  из  него  извлекает.  Не  ощущение  создает
сознание, память, воображение и мышление, а  синтетическая  деятельность
сознавая  проявляется  в  этих  различных  формах,  в   зависимости   от
различного материала, с которым она орудует. С. механизирует,  принижает
деятельность сознания и по самому  элементарному  ее  обнаружению  хочет
судить  о  всей  деятельности.  Неправильному  психологическому  анализу
соответствуют  и  неверные  гносеологические  выводы   -   неправомерное
ограничение области знания,  неправильное  объяснение  особенностей  его
(напр. характера математического знания), неправильное указание критерия
истины. Исторически сенсуализм проявлялся  разнообразно  и  в  различный
времена,  переплетаясь  с  материализмом,  эмпиризмом   и   субъективным
идеализмом; трудно, поэтому, написать историю С., не внеся в нее  чуждых
элементов. Соединение С. с материализмом есть сопtradictio  in  adjecto,
ибо уже самая возможность ощущения, как это отлично сознавал  Кондильяк,
исключает материализм, предполагая существование способности  духа.  Сам
по себе С. есть известная форма субъективного идеализма, противоположная
той, которая (напр. Фихте старший) видит в деятельности разума  сущность
духа. С эмпиризмом С. имеет общую точку  отправления  в  психологическом
анализе и общий взгляд на значение опыта. В древности С. можно  отметить
в системах Эпикура и стоиков. Ощущения образуются,  по  мнению  Эпикура,
тем, что от предметов отделяются  образны,  которые  попадают  в  органы
ощущений и насильно  ими  воспринимаются.  Всякое  ощущение  истинно.  В
ощущениях заключается критерий истины;  все,  что  не  согласно  с  этим
критерием,  ложно.  Хотя  стоицизм  развился  в  постоянной  полемике  с
эпикуреизмом, у этих двух  направлений  много  общего.  Душа,  по  мысли
стоиков,  материальна;  но  материализм   стоиков   заключает   в   себе
пантеистические элементы, позволявшие им настаивать на единстве души, на
силе разумной деятельности, как коренной черты человеческой  души.  Душа
стоиков не пассивна, подобно эпикурейской,  а  деятельна.  В  учении  об
ощущении стоики делают к эпикурейской  теории  существенное  добавление:
все возникает из ощущений - в этом стоики согласны с эпикурейцами; но  в
ощущениях,  прибавляют  стоики,   проявляется   деятельность   души.   В
утверждении стоиков, что все представляется возникают из  ощущений,  что
все общее образуется из единичного, что критерий  истины  заключается  в
jantasiai katalhptikai и в толковании, которое они дают этому  критерию,
ясны принципы С., с которым  учение  о  деятельности  разума  не  вполне
справилось. В новой философии  распространению  С.  способствовал  Локк;
хотя он был эмпириком и считал себя отчасти  учеником  Декарта,  тем  не
менее несомненно, что его "Опыт о человеческом разумении"  способствовал
С. Из двух источников познании - ощущений и  рефлексии  -  Локк  гораздо
подробнее рассмотрел первый. Его учение  о  рефлексии  страдает  той  же
неопределенностью, которая заметна и в его  рассуждениях  о  субстанции,
так  что  из  Локка  весьма  нетрудно  было   вывести   последовательное
сенсуалистическое  учение.  В  введении  к   своим   "Новым   опытам   о
человеческом  разумении"  Лейбниц  сводит   разногласие   между   С.   и
рационализмом  к  нескольким  основным  пунктам  и  Локку,  хотя   и   с
оговорками, приписывает учение сенсуалистов, что душа есть tabula  rasa,
что все знание  происходит  из  внешнего  опыта,  не  исключая  и  истин
математических и т. д. Последовательный:  С.  мы  находим  в  сочинениях
Кондильяка, а именно  в  его  "Essai  sur  l'origine  des  connaissances
humaines", "Traite des sensations" и "Traite des systemes". Не смотря на
несовершенство  его  психологического  метода,  на   полное   отсутствие
экспериментального  характера  в  его  исследованиях,   построенных   на
умозрительных, априорных  предположениях,  р