ачная на 10 т., 2 маслобойни на 28 т. р., 1 лесопильня на 121/2, тыс.
руб. Больница, 10 врачей, еврейская  богадельня,  библиотека,  2  книжн,
магаз., 3 типографии, 3 фотогр. Предместье Г. - заштатный г. Белица, в 2
в. от города, близ оз. Шатырь, изобилующего рыбой. С  1777  по  1852  г.
Белица была у. г. Жителей около 2  тыс.,  большею  частью  старообрядцы,
занимающейся садоводством и огородничеством.  В  Белице  2  православные
церкви, 2 евр. молитвенных дома, 1 классное училище  с  женскою  сменою,
несколько мельниц, . См. "Виленский календарь на 1892 год", стр.  206  -
211.
   Г. уезд занимает южную часть губернии. По местным исследованиям  1881
г., земли в у. было 472799  дес.,  а  по  Стрельбицкому  -  491605  дес.
Поверхность  ровная,  Под  болотами  49900  дес.  Oбилие  болот   вредно
отзывается на здоровье жит. :  эпидемии  кровавого  поноса  и  дифтерита
почти ежегодно. Уезд орошается двумя судоходными pp., Днепром и Сожем. С
пристаней на Днепре: Черной отправлено в 1882 г. 492 т. пд" а  Отверницы
- 665 т. пд., главным образом лесные материалы. Сож пересекает у. с С на
Ю; главные пристани на нем Гомель  и  Ветка.  Из  прит.  р.  Сожа  более
значительны Ипуть, Уть, Терюха и Уда. Озер 113; они небольшие,  занимают
854 дес. Под лесами было в 1880 г.  118554  дес.  Более  всего  сосновых
лесов; также дуб, граб, клен, берест и ясень. Под  дугами  и  сенокосами
73379 дес., под пашнями 172677 дес. (в том числе у  крестьян  более  180
т.). За время с 1861 - 81 г. крестьяне приобрели земли 10261 десятину. В
последнее время они стали приобретать  земли  при  помощи  крестьянского
банка. Более всего сеют рожь, а затем овес, гречиху и картофель. В  1889
г. лошадей было 41469, рогатого скота 51561 шт., овец  простых  61229  и
тонкорунных 830, свиней 39413 и коз 6314. Фабр. и зав. в  1888  г.  было
97. На них работало 706 раб., оборот их составлял более 1113  тыс.  руб.
Первое место занимает писчебумажная фбр. с  оборотом  875727  р.,  затем
сено прессов. зав. с оборотом в 108000 р. и 8 винокур. зав. с  обор.  на
70 т. р.. Кожевенных зав. 9, круподерен 36, маслобоен 21. В 1881 г. было
330 мельниц, имевших обороту более чем на 100 т.  р.  Главные  кустарные
промыслы (по исследованию 1881 г.) - скорняжный, валяльный,  портняжный,
приготовление обуви. Разными лесными промыслами занималось 1512  чел.  В
отхожие промыслы отправилось 5520 м. и 381 ж.;  извозом  занимались  728
чел. Всего промыслами занималось 11920 чел. Из числа 541 ремесленника  в
местечках было 310 евреев. Развито пчеловодство: 52 т. ульев; добывается
более 25 т. пд. меда и более 3 т. пд. воска. В 1888 г. жит.  в  у.  (без
города) было 80427 м. и 82481 ж. Из них евреев  более  8  т.,  католиков
около 600, раскольников до 12 т. Главное место их жительства - Ветка. За
10 лет (с 1871 по 1881 г.) ежегодно, в среднем, прирост населения был 1,
76 %, На 1 кв. в. приходится 400 жит. В  административном  отношении  Г.
уезд делится на 3 става, 14 волостей и 185 сельских обществ. Местечек  в
уезде 6; из них более значительны Ветка (ок. 7 т. ж.) и Уваровичи (до  4
т. ж.). Православный м-р и 67 церк. Врачебный  персонал  (кроме  города)
состоял из 7 врачей, 14 фельдшеров и 1 повив. бабки. Ветеринарных врачей
4; 1 ветер, фельд. Начальных школ в 1890 г. было 36 (в 1883 г. - 27), не
считая еврейских хедеров.
   А. С.
   Гомер   (OmhroV).   -   Третье   тысячелетие   доживает    имя    Г.;
любознательность и остроумие продолжают неустанно работать над  решением
множества соединенных с ним вопросов - и  все  же  многовековая  загадка
ждет своего Эдипа. Именем Г. открывается история литературы не эллинской
только, но и  прочих  европейских,  подобно  тому  как  нарисованные  Г.
картины быта открывают собою  историю  европейской  гражданственности  и
образованности вообще. Со времени Платона, а  наиболее  решительно  -  в
школе александрийских грамматиков, выделены были из множества  эпических
произведений "Илиада" и "Одиссея", как единственные достойные имени  Г.,
царя поэтов. Тогда же раздавались было  голоса  скептиков  (chorizontes)
против присвоения Г. "Одиссеи"; но  авторитет  величайшего  в  древности
литературного  критика,  Аристарха,  восстановил  нарушенное  на   время
единомыслие по вопросу об авторстве обеих  поэм.  До  конца  XVIII  века
античная  традиция   сохранялась   неприкосновенной   и   в   литературе
безраздельно господствовало убеждение, что жившая в  глубокой  древности
реальная   единая   личность,   силою   необыкновенного   дарования    и
всестороннего опыта, задумала по определенным планам и чудесно исполнила
две бессмертные поэмы, целиком,  от  начала  до  конца.  Родоначальником
поэзии, вождем всех поэтов является  Г.  и  в  Божественной  комедии.  В
греческой и римской древности, а также и в новой Европе имя Г. вызывало,
впрочем, не одни восторги и поклонение; не было недостатка и  в  суровых
критиках и хулителях его  (Зоил);  даже  почитатели  Г.,  к  числу  коих
относится и знаменитая  александрийская  триада  -  Генодот,  Аристофан,
Аристарх -  не  всем  одинаково  восхищались  в  "Илиаде"  и  "Одиссеи",
исправляя одно, заподазривая другое, отвергая третье, как не  подлинное.
"Одиссею" Аристофан заканчивал 296 стихом XXIII песни; Х.  п.  "Илиады",
так называмая Долония, почиталась вставкою Пизистрата и т.п. Однако,  во
всех  подобных  случаях  не  возникало  сомнение  ни   в   существовании
гениальнейшего из  поэтов,  ни  в  способности  его  создать  эти  поэмы
целиком, ни в возможности согласовать с  этим  убеждением  наличность  в
поэмах слабых или сомнительных  стихов  и  даже  целых  песен.  Конечно,
древним критикам недоставало  глубины  и  точности  анализа,  в  котором
изощрились последующие поколения: но зато положение  их  не  было  чуждо
некоторых выгод, сравнительно с положением новых критиков. Эти последние
слишком удалены от  того  родника,  из  которого  выходили  произведения
подобные  Илиаде  и  Одиссее,  и  от   тех   условий,   исторических   и
национальных, в кот. совершалась деятельность не только Г. или  Гезиода,
но даже Эсхила или Сократа. Новым критикам присуща наклонность,  большею
частью  совершенно  ими  не  сознаваемая  и  находящая  себе   известное
оправдание в крайней скудости наших фактических  сведений  о  древнейшем
состоянии Эллады, - наклонность предъявлять к произведениям  литературы,
удаленной от нас на многие века и нам чуждой, такие требования,  которые
составляют  продукт  новых  литературных  явлений,   новых   понятий   о
поэтическом творчестве, об особенностях различных видов  поэзии  и  т.п.
Действительно, в истории гомеровского вопроса,  представляющей  собою  с
конца XVIII в. до  наших  дней  длинную  вереницу  гипотез,  сомнений  в
построений, можно было бы проследить отражения преобладавших в различные
эпохи и в разных странах настроений мысли, методов научного изыскания  и
взглядов на искусство. При чтении анализа Г. поэм в соч. Лахмана, Кехли,
Кирхгофа, Бергка, Христа, Круазе, и  при  ознакомлении  с  попытками  их
восстановить  первоначальную,  подлинно  гомеровскую  композицию  той  и
другой поэмы, с выделением из них всего,  что,  по  убеждению  критиков,
принадлежало или продолжателям поэтам,  распространявшим  первоначальные
песни, или редакторам, озабоченным объединением  и  согласованием  между
собою древнейших и позднейших частей, нельзя не удивляться  остроумию  и
проницательности авторов  и  не  признавать  весьма  правдоподобными  их
построения; нельзя не замечать вместе с ними разного  рода  слабых  мест
или даже явных противоречий и несообразностей. Так, например, в "Илиаде"
книги II-Х не имеют прямого отношения к сюжету  поэмы  -  к  раздражению
Ахилла, с его печальными  последствиями  для  ахеян.  При  этом  IX  кн.
содержать в себе удовлетворение оскорбленного  вождя  мирмидонян,  после
чего не должно бы оставаться места  продолжению  поэмы,  т.е.  целым  16
книгам;  она  противоречит,  притом,  XVI  кн.,   где   Ахилл   всячески
усиливается получить от Агамемнона то,  что  в  IХ  кн.  ему  предлагали
раньше послы ахеян. Вождь пафлагонян Пилемен, убитый в  сражении,  позже
изображается в числе живых. В I кн. Афина нисходит в лагерь ахеян, тогда
как другое место книги говорит о пребывании богини в это самое  время  в
земле эфиопов. Много несообразностей в так называемом перечне кораблей и
проч. и  проч.  В  истории  критики  "Одиссеи"  главное  место  занимают
Кирхгоф, под влиянием кот. складывались гипотезы Бергка,  Зитля,  Джеба,
Дюнцера, Виламовиц-Меллендорфа, Магафи, Круазе и др.  В  I  кн.  решение
Зевса послать Гермеса к Калипсо, насильно удерживающей у  себя  Одиссея,
остается невыполненным, и  потому  совещание  олимпийцев  повторяется  и
продолжается в другом месте, причем непосредственным продолжением первых
стихов I кн. служат ст. 29 и сл. V кн. Отправляясь в Спарту и Пилось  на
разведки за отцом, Телемах предполагает пробыть в отсутствии не более 12
дней; в IV кн. он торопится выехать из Спарты в Пилос к товарищам; между
тем в последующем изложении оказывается, что  Телемах  оставался  еще  в
Спарте не менее 30 дней. Путешествие Телемаха должно было  первоначально
составлять поэму отдельную от "Одиссеи",  следы  чего  и  сохранились  в
подобных  недочетах  композиции;  отрывки  Телемахии  разбросаны   и   в
дальнейших частях поэмы, особенно в XIII кн.  На  вопрос  царицы  Ареты,
обращенный к Одиссею, о его происхождении к проч., ответ дается только в
IX кн., ст. 19. Целый экскурс посвящен Кирхгофом вопросу о  том,  почему
Одиссей в 13 и  16  кн.  изображается  превращенным  в  старца-нищего  с
помощью жезла  Афины,  а  в  кн.  19  и  23  никакого  превращения  нет.
Наличность противоречия объясняется  или  введением  мотива  превращения
редактором,  или  соединением  в  нынешней  Одиссее   двух   версий,   с
превращением и без него и т.д. и т.д. Этих немногих примеров  достаточно
для иллюстрации нескончаемых споров чуть не о каждом  стихе  "Илиады"  и
"Одиссеи".   Насколько   преуспела   атомистическая   критика   в   этом
направлении, можно видеть из сличения, напр., мнений  Фр.А.  Вольфа,  О.
Мюллера, Дж. Грота о несравненных достоинствах Одиссеи, как поэмы единой
в цельной по первоначальному замыслу и плану,  с  выводами  Кирхгофа,  и
потом из сопоставления Кирхгофа с Бергком  или  Круазе,  дающими  весьма
неблагоприятную оценку "Одиссеи". Неоспоримы заслуги  немецкой  критики,
увлекающей за  собою  в  франц.,  и  английск.  филологов,  в  выяснении
композиции гомеровских поэм и взаимного отношения между  частями  каждой
из них, в выделении стихов и более значительных  мест,  ослабляющих  или
нарушающих силу и единство впечатления, напрасно задерживающих  развитие
основной  темы  и  т.п.  Как  ни   велики   эти   и   подобные   заслуги
"раздробительной" критики, не менее важны и внушительны обратные  усилия
ученых отстоять традиционное убеждение в  существовании  единого  Г.,  в
создании им "Илиады" и "Одиссеи" в том приблизительно виде, в  каком  мы
имеем их теперь, и в наличности определенного плана в  каждой  из  поэм.
Наиболее выдающиеся имена в этом направлении: - Ницш, Лерс,  Фридлендер,
Каммер; из русских ученых решительно примыкает  к  нему  профессор  Ф.Ф.
Соколов   ("Гомеровский   вопрось",   "Ж.    М.    Н.    Пр.",    1862).
Характеристическим образчиком вполне зависимого от Кирхгофа и Виламовица
решения  гомеровского  вопроса  в  русской  литературе  служит  труд  С.
Шестакова: "О происхождении  поэм  Гомера",  вып.  1;  "О  происхождении
Одиссеи" (Казань, 1892). В настоящее время в  филологической  литературе
все больше входит в силу направление  среднее  между  раздробительным  и
единительным.  По  смыслу  этого  направления,  во  главе  коего  должно
поставить Г. Германа  ("De  interpolationibos  Ноmeri",  1832,  вып.  V,
52-77), и позднейшими представителями коего  являются  Кирхгоф,  Дюнцер,
Грот, Бергк, Низе, Набер, Магафи, Джеб, Христ, Виламовиц, , Круазе, в IX
или  Х  в.  до  Р.  Хр.  великий  поэт,  именуемый  Г.,  создал  цельную
художественную поэму, предметом которой  была  распря  между  Ахиллом  и
Агамемноном и соединенные с  нею  перипетии  борьбы  ахеян  и  троянцев;
значительно позже составлена  была  "Одиссея",  как  цельная  повесть  о
возвращении героя на родину из под Трои. Нынешняя "Илиада" в 15693 стиха
сокращается у Зитля, в своем  первичном  виде,  до  4000  стихов,  а  на
первичную "Одиссею" отводится им же не  больше  4000  стихов.  Первичная
"Илиада" Низе еще короче: I книга без заключения, часть II-ой, конец XV,
начало XVI и некоторые части дальнейших книг  до  XXII,  а  равно  часть
ХIII-ой. По мнению Джеба, в состав "Илиады" входили только книги I, XI и
XVI-XXII. Бергк и многие  другие  критики  считают  недостойными  Гомера
такие знаменитые эпизоды, как беседа Приама с Еленою у городской  стены,
прощание Гектора с Андромахою, встреча Приама с Ахиллом в ахейском стане
и проч. Словом, существуют бесконечные  разногласия  между  гомеровскими
критиками,  как  скоро  они  пытаются   начертить   схему   постепенного
образования той или другой поэмы из первичного зерна. Массою критических
замечаний  заслоняются  высокие  достоинства  бессмертных  произведений.
Безнадежное, по-видимому, положение вопроса происходит  главным  образом
от того, что на отдаленнейшую, неведомую древность  переносятся  понятия
другого времени и других обществ. Историческое сочинение Геродота  не  Х
или IX, но V века до Р. Х., отличается  таким  энциклопедизмом  и  такою
эпизодичностью, какие были бы совершенно немыслимы в новом  историческом
сочинении. В истории Геродота открывается не мало противоречий в  оценке
событий и личностей, и особенно в общих воззрениях автора на  окружающее
и в приемах изыскания. И тем не менее Геродот с полным правом носит  имя
отца  истории,  а  труд  его  -  действительно   замечательное   явление
историографии, принадлежащее одному лицу и исполненное по  определенному
плану. Что сталось бы  с  знаменитыми  "Музами"  Геродота,  если  бы  мы
вздумали  оценивать  их  литературные   достоинства   с   точки   зрения
историографии нам современной, по мерке наших понятий  об  истории?  Еще
большая осторожность  требуется  в  оценке  и  разъяснении  произведений
гораздо более далекого и гораздо менее известного времени. Наверное отец
поэзии, единственный поэт, как именовали греки Г.,  руководствовался  не
теми правилами композиции, какие почитаются обязательными в наше  время,
имел перед собою не те требования и вкусы публики,  к  каким  обращается
поэт  нашего  времени.  Те  слабости  композиции,  кот.  новая   критика
открывает  в  Гомеровых  поэмах,  не  существовали,  хотя  бы  в   самой
минимальной мере, ни для поэта, их  создававшего,  ни  для  публики,  их
воспринимавшей.  Величайшие  новоевропейские   поэты-критики,   Лессинг,
Шиллер, Гете оставались в стороне от скептического отношения  к  Г.  или
даже протестовали против него, а Шиллер выражался, что  человеку  стоило
бы родиться на  свет  только  для  того,  чтобы  прочитать  XXIII  песню
"Илиады", заподазриваемую критиками-атомистами. Нельзя забывать и  того,
что родоначальник всей классической филологии,  Фр.А.  Вольф,  удивлялся
цельности построения "Одиссеи", а знаменитый историк Грот,  знавший  уже
существенные возражения, писал, что  гомеровский  вопрос  не  возник  бы
совсем, если бы была у нас одна "Одиссея" и  т.п.  Из  всего  сказанного
следует, что замечаемые новой критикой недостатки построения в  "Илиаде"
и в "Одиссее" несколько не исключают возможности составления  каждой  из
них одним лицом за две с половиною тысячи и более лет до нашего времени,
если, конечно, мы будем строго держаться исторической и позитивной точки
зрения, а не субъективной, рационалистической: в этом последнем  способе
понимания  давних  литературных  явлений   лежит   корень   царящего   в
гомеровском вопросе разногласия и объяснение шаткости  и  ломкости  всех
положительных построений. Другое обстоятельство, необычайно затрудняющее
разрешение вопроса и вносящее ложные представления о поэзии вообще  и  о
Г. в частности - это убеждение в  том,  будто  грандиозные  эпопеи  того
времени, впоследствии действительно  рассматривавшиеся  как  совершенные
образцы эпического творчества, создавались и выслушивались или читались,
как   произведения   вольной   фантазии,   сообразовавшейся   только   с
эстетическими понятиями или какими-нибудь правилами, одинаково принятыми
публикою и поэтом. "Илиада" в "Одиссея" представляли собою не только для
первых слушателей их,  но  и  для  многих  последующих  поколений  нечто
гораздо более внушительное, серьезное и сложное. Поэмы  Г.  совмещали  в
себе все, во что веровал древний эллин и  чем  он  руководствовался  как
идеалом в своих  житейских  отношениях  и  в  суждениях  о  настоящем  и
прошлом: это - религия, философия, этика, история,  бытописание  древних
эллинов, еще не знавших разделения  поименованных  областей  сознания  и
чувства и незнакомых с  другими  способами  выражения  и  удовлетворения
потребностей религиозных, исторических и  иных.  Поэт,  подобный  творцу
"Илиады" или "Одиссеи", смотрел на себя  как  на  правдивого  учителя  в
провозвестника тех знаний и  правил  поведения,  которые  ему  самому  и
слушателям  его  казались  наиболее  верными  и  для  жизни  пригодными;
вдохновенную речь свою поэт считал голосом самих божеств.
   Ныне повидайте, Музы, живущие в сенях Олимпа, Вы, божества вездесущи,
и знаете все в поднебесной; Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим:
   Вы мне поведайте, кто и вожди, и владыки ахеян.
   Основу поэм  составляли  многочисленные  песни-былины  предшествующих
народных  певцов,  а  также  собственные   наблюдения,   размышления   и
выношенные в душе образы и положения; но во все это  свято  верил  поэт,
верили и его слушатели. Каким же образом мы можем требовать от подобного
певца, чтобы  он  преследовал  только  задачи  поэтического  творчества,
обособившегося  от  прочих  видов  умственной  деятельности  лишь  много
времени спустя? Древний поэт, верный служитель муз, направлял силы ума и
фантазии не на то, главным образом, чтобы произведения его  были  тесно,
до мельчайших подробностей, согласованы во всех частях своих, а  на  то,
чтобы сообщить слушателям, по преданы ли, со  слов  свидетелей,  или  по
личному опыту, наиболее  верные  представления  о  предметах,  достойных
внимания. Руководствоваться здесь  нашими  понятиями  о  поэзии,  значит
заподазривать подлинность или древность  таких  стихов  и  частей  поэм,
которые были особенно дороги и для древнего поэта, и  для  его  публики.
Путеводною нитью в Гомеровском вопросе должен служить тот  непререкаемый
факт, что, начиная с первых лет VIII в. до Р. Х., "Илиаде" и "Одиссея" в
течение ряда веков были предметом восхищения и восторгов или осуждения в
критики, как произведения цельные, созданные одним или, наибольше, двумя
гениальными поэтами.
   Открывая собою историю европейских литератур, "Илиада" и "Одиссея", в
свою  очередь,  подготовлены  была   многочисленными   опытами   певцов,
типическими представителями коих являются в Гомеровских поэмах  Фамирис,
Демодок, Фемий; имя Г., таким образом, завершает продолжительный  период
творчества, в котором сложились образы богов  и  героев,  составились  в
большом числе песни о современных и прошлых событиях  и  личностях,  был
разработан язык для литературных целей, установлены стихотворные  размер
и разнообразные принадлежности и особенности так называемого  эпического
вида поэзии. Из  множества  сказаний  троянские  пользовались  особенною
любовью народа и вниманием певцов;  они  же  были  чаще  и  старательнее
прочих обработаны. На готовой основе хорошо известных эпизодов и любимых
в народе песен Г. впервые задумал  и  исполнил  обширные  повествования,
каждое из них объединено главной темой, последовательной характеристик