х
вещей  и  приготовил  к  печати  род  сборника  своих  произведений  под
заглавием:  "Phantasiestucke  in  Callot's  Manier.  Blatter   aus   dem
Tagebuche eines  reisenden  Enthusiasten"  (Бамберг,  1814  -  1815;  на
русском языке из этого сборника переведена очень характерная повесть:  "
Золотой горшок", в "Московском Наблюдателе" за  1839  г.,  1).  Жан-Поль
Рихтер нашел в Г. сродный себе талант и написал предисловие  к  1  тому;
книга имела значительный успех. Скоро Г. потерял  место  капельмейстера,
переехал в Берлин и  снова  поступил  в  гражданскую  службу.  Здесь  он
встретился с Гитцигом, который познакомил его с берлинскими романтиками,
поэтами  и  художниками.  Место  советника  в  камергерихте  вполне  его
обеспечивало и в то же время оставляло ему много  досуга,  так  что  его
творческий талант, поддерживаемый  успехом,  мог  развернуться  во  всей
силе. Но он слишком привык к цыганской жизни и губил себя  излишествами.
Чувствуя отвращение к чинным "чайным"  обществам,  Г.  проводил  большую
часть вечеров, а иногда и часть ночи в винном погребке, где  около  него
всегда собиралась веселая компания. Расстроив себе вином  и  бессонницей
нервы, Г. приходил  домой  и  садился  писать;  ужасы,  создаваемые  его
воображением, иногда приводили в страх его самого; тогда он будил  жену,
которая присаживалась с чулком к его письменному столу. А в  узаконенный
час, если это был служебный день, Г. уже сидел в суде и усердно работал.
Более крупные произведения Г. быстро следуют  одно  за  другим  в  таком
порядке:  "Чертов  эликсир.  Бумаги,  оставшиеся  после  брата   Медарда
капуцина" (1816 -  1816);  "Ночные  повести"  (1817,  "Nachtstucke";  на
русский язык переведена "Иезуитская церковь в Г.", "Московский Вестник",
1830, VI); "Удивительные страдания одного директора театра.  Из  устного
предания" (1819; в основе ряд фактов из деятельности Гольбейна); "Крошка
Цахес, прозванный Киноварь"  (1819,  пер.  в  "Отечественных  Записках",
1844, т. ХХХVI); "Серапионовы братья" (1819 - 21; перев. на русск. языки
два раза - во второй раз Гербелем и Соколовским, СПб., 1873 - 1874,  как
первые 4 книги "Полного собрания сочинений Г.", которое, к сожалению, не
пошло далее); "Жизненные воззрения кота Мурра,  вместе  с  фрагментарной
биографией Иоганна Крейслера в случайно  собранных  макулатурных  лист."
(1820 - 22; перев. Н.  Кетчером  1840);  "Принцесса  Брамбилла"  (1821);
"Мейстер Фло, сказка в семи приключениях двух друзей"  (1822,  перев.  в
"Отеч. Зап." 1840 г., т. XIII). В 47 лет от роду силы Г.  были  истощены
окончательно; у него развилось нечто вроде сухотки спинного мозга; но  и
на смертном одре он сохранил силу воображения и  остроумие.  Он  ум.  26
июня 1822 г.
   Если б одна напряженность и богатство фантазии делали поэта,  Г.  был
бы первым поэтом в мире; но так как  от  поэта  требуется  еще  глубокое
понимание действительности и художественно верное воспроизведение ее, то
Г. - только первый из немецких  романтиков  чистого  типа.  Он  подводит
итоги немецкому романтизму и является самым  полным  выразителем  лучших
его стремлений, которым  он  придал  небывалую  до  тех  пор  яркость  и
определенность. Самое ненавистное для Г.  понятие  -  филистерство.  Это
понятие  очень  широкое,  целое  мировоззрение;  в  нем  заключается   и
самодовольная пошлость, и  умственный  застой,  и  эгоизм,  и  тщеславие
(жизнь на  показ,  "как  люди  живут"),  и  грубый  материализм,  и  все
нивелирующий формализм, превращающий человека  в  машину,  и  педантизм,
доходящий до того, что человек даже и влюбляется, и  предложение  делает
по книге Томазиуса. Первое  условие  для  того,  чтобы  освободиться  от
давящих рамок этой филистерской  пошлости  и  сохранить  живую  душу,  -
"детски  благочестивое  поэтическое  настроение";  только  обладая  этим
талисманом, можно верить, любить людей и природу и  понимать  поэзию;  а
понимать поэзию - значить понимать все,  так  как  "поэзия  есть  высшее
знание". Поэзия есть вместе с тем и  высшая  нравственность;  она  может
исходить только из чистой,  любящей  души,  и  до  ее  нельзя  добраться
никакими ухищрениями ума; в поэзии отождествляется прекрасное,  истинное
и нравственное: вместе с тем она есть  и  высшее  счастье.  Это  счастье
доступно не одним только избранным натурам, а всем не опошленным  людям.
Детям, исключая нравственных уродов, открыт путь в царство поэзии,  пока
они живут согласно с природой, которая для них служит и лучшим собранием
игрушек, и лучшей  учительницей.  Юноша,  который  "грезит  с  открытыми
глазами" - истинный богач и счастливец, хотя бы у него не было  гроша  в
кармане, истинный поэт, хотя бы он не написал ни строчки стихов; но горе
ему,  если  он  начнет  стыдиться  своих  мечтами,   увлечется   пошлыми
удовольствиями, выгодой  и  тщеславием.  Он  устроит  свою  карьеру,  но
потеряет свой талисман и будет считать чудаками всех, кто остался детски
чист душою, исполнен  веры  и  любви;  сам  же  он  проживет  всю  жизнь
филистером, и только разве перед смертью вспомнить с тоскою, как  Тадеус
Брокель, что и он когда-то был знаком с Неизвестным Дитятею  и  летал  с
ним в царство поэзии.
   Свое мировоззрение Г. проводит с замечательною последовательностью  в
длинном ряде бесподобных в своем роде фантастических повестей и  сказок,
в которых он искусно сливает чудесное всех  веков  и  народов  с  личным
вымыслом, то мрачным и болезненным, то  грустно  трогательным,  но  чаще
грациозно веселым и шаловливо насмешливым. Он умеет внушить и  взрослому
читателю интерес к этой пестрой фантастике, посредством соединения сверх
естественного с обыденным и даже пошлым:  у  него  привидения  принимают
желудочные капли,  феи  угощаются  кофе,  колдуньи  торгуют  яблоками  и
пирожками, герцоги  и  графы  овощного  царства  режутся  зв„здочками  и
кладутся в суп и т. д.  Крайняя  прозаичность  немецкой  жизни  является
сереньким фоном, на котором тем  резче  выделяется  яркость  красок  его
фантастики.   Таким   образом   этот    ультра-романтик    является    и
ультра-реалистом. Как психолог, Г. отмежевал себе область неопределенных
чувств,  неясных  стремлений,  необыкновенных  ощущений,   магнетических
влияний,  страшного  и  болезненно  трогательного;  бред,  галлюцинация,
безотчетный страх, потеря душевного  равновесия  -  любимые  мотивы  его
тонких психологических этюдов. Как новеллист, историк и этнограф,  он  -
великий  мастер  своего  дела:  в  глубь  средних  веков  он  спускается
неохотно, но эпоху Реформации в и XVII веке  воспроизводит  превосходно;
итальянские нравы и природу описывает так, как будто десятки лет  прожил
в Италии. Но, верный жизни в подробностях, он в общем везде обращает  ее
в пеструю сказку. Другая темная  сторона  поэзии  Г.  -  его  стремление
приводить читателя в трепет, внушать  ему  веру  в  господство  каких-то
мрачных сил. Третий его недостаток - полное и сознательное равнодушие ко
всяким социальным вопросам;  его  антипатия  к  тенденции  переходить  в
возмутительный  со  стороны  столь  живого   человека   квиетизм.   Зло,
существующее в мире, представляется  ему  непоправимым  даже  в  частных
случаях, так как участь человека зависит не от него самого и не  от  его
ближних, а от судьбы. Лучшие люди пусть уходят из это то мира  в  страны
горные, в мир сверхчувственных наслаждений, а другие пусть живут в своей
грязи, как хотят. Но, к счастью для себя и читателей, Г., как  поэт,  не
может  вечно  держаться  на  такой  олимпийской  высоте  -  а  когда  он
спускается  на  землю,  он  является  другом  человечества   и   горячим
проповедником всепрощающей любви. Немецкая  критика  не  очень  высокого
мнения о Г., и в Германии влияние его не было сильно: там  в  его  время
предпочитали романтизм глубокомысленный и серьезный, без  примеси  едкой
сатиры, а следующее поколение усиленно занялось политикой и поэзия стала
тенденциозной и  утилитарной.  Зато  вне  отечества  Г.  имеет  огромное
историческое значение. Французские романтики гораздо больше научились от
него, чем от Шлегелей и Тика; во Франции, как и в  Италии,  он  один  из
любимых писателей до 60-х годов включительно; в С. Америке он имел массу
переводчиков и подражателей. В России один из образованнейших  писателей
пушкинского периода,  Антоний  Погорельский  (А.  Л.  Перовский),  автор
"Монастырки";   находится   в    своих    первых    произведениях    под
непосредственным влиянием Г. Белинский (III, 532) называет Г. "одним  из
величайших немецких  поэтов,  живописцем  невидимого  внутреннего  мира,
ясновидцем таинственных сил  природы  и  духа,  воспитателем  юношества,
высшим идеалом писателя  для  детей".  Другой  талантливый  критик  50-х
годов, Дружинин,  считает  Перегринуса  Тисса  Г.  одним  из  величайших
созданий мировой поэзии. Но всего интереснее влияние  Г.  на  одного  из
величайших русских романистов, Ф. Достоевского.  Достоевский  не  только
перечитал всего Г. и порусски, и по-немецки, и вдохновлялся им именно  в
ту пору, когда слагались его литературные вкусы (в  1838  г.),  но  и  в
излюбленном произведении первого периода своей деятельности,  "Двойник",
очевидно  подражает   ему,   не   теряя,   конечно,   при   этом   своей
оригинальности. Мало того: много позднее, в самых крупных  произведениях
Д - ского замечается поразительное сходство с Г.  и  во  взглядах,  и  в
литературных приемах. Оба они одинаково любят детей и чудаков и не любят
холодных, сдержанных жрецов "приличия", поклонников  успеха  и  "деловых
людей", всецело отдавшихся "полезному"; оба превозносят не  подкрашенную
природу на счет культуры; оба  принижают  разум  перед  сердцем;  оба  в
повествовании любят неожиданности;  у  обоих  кроткая  идиллия  внезапно
сменяется порывом все уничтожающей бури  и  наоборот;  знаменитое:  "тут
произошло  нечто  совсем  неожиданное"   Достоевского   часто   дословно
встречается у  Г.  (напр.,  "Выбор  невесты");  оба  любят  сопоставлять
трагическое  и  страшное  с  мелочным  и  обыденным;  оба   любят   сны,
предчувствия,    галлюцинации;    сфера    психологических    наблюдений
Достоевского  есть  нечто  иное,  как  расширение  и  углубление   сферы
наблюдений Г., реализованных на данной почве и в данную эпоху. Все,  что
говорит  Белинский  о  странности  и  причудливости  гения  Г.   всецело
относится и к Достоевскому - но далеко не все свойства великого русского
романиста можно указать у немецкого романтика. Первое изд. сочинений  Г.
- "Ausgewahite Schriften" (Берлин, 1827  -  1828);  его  вдова  Михелина
прибавила к ним потом еще дополнение. Новейшее модное издание - "Sammtl.
Schriften, mit Federzeichnungen v. Theod. Hosemann" (Б., 1871
   - 73). Прекрасная биография Г. написана его  другом,  J.  E.  Hitzig:
"Aus H's Leben and Nachlass" (Б.,  1823).  Ср.  Funck,  "Aus  dem  Leben
zweier Dichter. Ernst Theod. Wilb. Н. und Fr.  Grottlob  Wetzel"  (Лпц.,
1836).  Ср.  также  биографию  Г.,  написанную  Rochlitz'ем  при  франц.
переводе его "Contes posthumes, par Champtlenry" (П., 1856).
   А. Кирпичников.
   Гоцци (Карл, граф Gozzi) -  итальянский  драматург  и  поэт  Венеции.
Написал несколько стихотворных романов и  сатир,  одиннадцать  новелл  в
прозе  и  автобиографические  записки:  "Memoire  inutili"  (бесполезные
записки); но все это давно забыто  и  известность  Г.  зиждется  на  его
деятельности, как драматурга. И в  этом  отношении,  однако,  авторитет,
которым он долго пользовался в Италии и  особенно  в  Германии,  в  пору
процветавшей там романтической школы, сильно понизился, и значение его в
настоящее  время  -  исключительно  историколитературное.  Драматическая
деятельность Г. выразилась, главным  образом,  в  энергетическом,  можно
даже сказать озлобленном противодействии реформе  Гольдони,  которой  он
усмотрел только рабскую французоманию и (умышленно  или  по  недомыслию)
совершенно упустил из виду все что было чисто национального  в  комедиях
Гольдони. Точно так же враждебно отнесся  он  к  стремлениям  последнего
возвысить  первобытную  и  грубую  "Commedia   dell'arte"   на   степень
художественной  "комедии  характеров",  увидев   и   здесь   еретическое
посягательство на наследие итальянской старины. Но если  исходная  точка
Г. была отчасти верна, то  применение  ее  оказалось  в  высшей  степени
фальшивым. Г. осуждал Гольдони, напр., за то,  что  он  "представлял  на
сцене только ту правду, которая была у него перед  глазами,  копируя  ее
осязательно  и  грубо,  а  не  подражая  натуре  с  подобающим  писателю
изяществом.... и исходил из принципа, что правда  сама  по  себе  всегда
нравится...". В противодействие Гольдониевской "комедии характеров",  Г.
ввел  новый  род  пьес,  которые  он  назвал  fiabe  (басни)  -  старое,
малоупотребительное итальянское слово
   - и  которые  представляют  собой  соединение  старого  "балаганного"
элемента с романтическим: первого - в виде  сохранения,  но  в  довольно
изуродованном  виде,  старых  "стоячих  масок",  второго   -   в   массе
волшебно-сказочных  подробностей,  приближающих  эти  пьесы   скорее   к
пантомимам,  балетам  и  т.  п.  Ко  всему  этому  надо  присоединить  и
полемические тенденции автора, выразившиеся особенно резко в  первой  же
из этих  пьес  ("L'amore  delle  tre  Melarance"),  направленной  против
Гольдони; за нею последовали "Ворон",  "Турандот"  (впоследствии  перев.
Шиллером), "Король Олень", "Женщина  Змея",  "Зеленая  птичка",  которую
автор назвал "философской сказкой" и в главных действующих лицах которой
- двух новых философах - ополчился против новой  французской  философии.
Гельвеций, Руссо и Вольтер вызывали с его  стороны  яростно-фанатические
нападки.  Fiabe  Г.  в  течение  десяти  пятнадцати   лет   пользовались
значительным успехом  в  массе  публики,  благодаря  их  чисто  внешнему
интересу, но вызывали оппозицию серьезных и литературно развитых  людей.
Уступая этому давлению, он перешел впоследствии к новому  роду  "комедий
или трагикомедий", которых написал больше двадцати и большинство которых
имеет  образцами  пьесы  испанского  репертуара.   Из   этой   категории
произведений Г. в настоящее время не  появляется  на  итальянской  сцене
почти ни одно, хотя Симонд де Сисмонди, относясь к  ним,  как  к  пьесам
вообще "не хорошим", находит в  них  постоянное  присутствие  "интереса,
жизни  и  веселости".  Между  тем  как  часть  современной  Г.   критики
признавала его изумительнейшим  после  Шекспира  явлением,  новейшая  (и
притом  итальянская)  критика  произнесла  ему  строгий,  но  во  многих
отношениях справедливый приговор: "Гоцци", - говорит Угони
   - "обладал большим  талантом  и  фантазиею,  но  это  был  враждебный
культуре писатель, с ничтожным образованием, стремившийся в своих  Fiabe
принизить  умственное  развитие  своих  зрителей,  запечатлевая  в   них
принципы полного обскурантизма". Наиболее полное собрание соч. Г. изд. в
Венеции 1802 г. Ср. Margini, "Carlo G. e ie fiabe" (1876).
   П. В - рг.
   Гош (Лазарь Hoche) - франц. полководец (1768 - 97). 14 лет  от  роду,
не получив почти никакого образования, он поступил стременным к  королю,
а через 3 года был переведен в пешую гвардию,  из  которой  вышел  перед
началом революции. В 1792  г.  Г.  поступил  в  арденскую  армию,  потом
назначен был комендантом Дюнкирхева,  и  за  мужественную  оборону  этой
крепости против англичан и  австрийцев  произведен  (1793)  в  генералы.
Получив начальство над мозельскою армиею, одержал  над  австрийцами  ряд
побед и очистил от них Эльзас (1793  и  1794).  Несогласие  с  депутатом
конвента Сен-Жюстом едва было  не  погубили  его;  он  был  арестован  и
привезен  в  Париж,  но  после   падения   Робеспьера   снова   назначен
главнокомандующим  армии,  действовавшей  против  роялистов  сначала   в
Нормандии и Бретани, потом в Ванде. В конце 1796 г. на Г. возложена была
экспедиция в Ирландию, которая, вследствие  противных  ветров,  осталась
без результата. В начале 1797 г. Г. начальствовал самбр-маасскою армиею,
с  которою  нанес  австрийцам  несколько  поражений;  только  леобенское
перемирие остановило его наступление за Рейном. Затем  Г.  был  назначен
главнокомандующим соединенных армий самбр-маасской и рейнмозельской,  но
скоропостижно умер,  оставив  по  себе  репутацию  рыцарски  честного  в
бескорыстного воина.
   Граб (бот.), грабина, белый  бук,  Carpinus  Betalus  L.  -  красивое
дерево из сем. Березо-образных, со светло-серой гладкою  корою  в  белой
древесиной.  Листья  эллиптические   или   удлиненно-яйцевидные,   почти
гладкие, по краям двоякопильчатые, т. е. их крупные зубцы сами разрезаны
еще на несколько мелких зубцов. Цветы раздельные, однодомные, появляются
одновременно с молодыми  листьями;  тычиночные  или  мужские  собраны  в
довольно плотные повислые сережки в углах  листьев  на  средине  молодых
веток; каждый цветочек состоит из 4 - 12 коротких тычинок и  1  широкого
буро-зеленого прицветника, по краям ресничатого; пестичные  или  женские
цветки в небольшом числе, редкими сережками  на  концах  ветвей  (как  у
березы);  каждый  состоит  из  двугнездой  завязи   с   2   рыльцами   в
трехлопастного 3-нервного прицветника, сильно разрастающегося ко времени
созревания плода  и  остающегося  при  нем;  каждая  пара  таких  цветов
снабжена   длинным   кроющим   прицветником,   рано   отпадающим.   Плод
односемянный (по недоразвитию другого семени) орешек. Г.  (распространен
в южной и средней Европе в Азии) до Афганистана;  попадается  в  Англии,
Швеции, Дании. В России начинает встречаться с Курляндии  и  Гродненской
губ. и весьма обычен в Киевской,  Подольской  губ.,  вообще  в  Юго-Зап.
краю, в Крыму, а всего более на Кавказе  и  Закавказье,  где  его  можно
считать самым распространенным деревом. Вертикальное распространение его
также очень обширно: от берега моря до 5 - 6  тыс.  фут.,  а  в  западн.
Закавказье до 41/2 тыс. фут Растет в смешении  с  другими  породами,  но
нередко образует и  совершенно  чистые  насаждения;  достигает  70  фут.
вышины и живет до 200 - 300 лет.
   Другой Г., восточный. Car. orientalis Lam. (=  С.  duinensis  Scop.),
или грабинник,  кустарный  Г.,  распространен  только  по  южной  Европе
(средняя Италия, Австрия, Балканский полуостров), а у нас - в Крыму и на
Кавказе. Это - небольшое деревцо, не выше 20 - 30  фут.,  а  чаще  густо
ветвистый  кустарник  с  мелкими  листьями  (в  8  -   4   раза   мельче
предыдущего), снизу, вдоль нервов, покрытыми волосками; прицветники  при
плодах  (они  же  назыв.  плодовыми  обвертками  или   покрывалами)   не
трехлопастные, как у предыдущего, а  цельные  неравнобокие,  неправильно
зазубренные. Всего более в Закавказье, где живет в нижней полосе  лесов,
не выше 4 т. фут. Примкнете такое же, как к предыдущего. во ограниченные
вследствие  слабого  развития  ствола  в  обилия  кривых  ветвей.  Кроме
описанных, есть еще  американский  Г.  -  С.  Соrоliniana  Walt.  (-  С.
americana Mix.), в Сев. Америке, со слабо 8-лопастными 5  -  7  нервными
плодовыми покрывалами; Г. тонкий, С. Timinea Wall., в Непале у Гималаев,
с  продолговатыми  и  цельными  плодовыми  покрывалами,  при   основании
зубчатыми. Наконец Г. букообразный, С. faginea,  присоединяется  лучшими
систематиками к первому или второму из вышеописанных, а Г.  средний,  С.
intermedia Wierz. - к первому. Ископаемый крупнолистый Г.,  С.  grandis,
найден в плиоценовых  отложениях  сарматского  яруса,  близ  Энингена  в
Германии (относится к так наз. "венскому бассейну").
   А. А.
   (Лесоводство). 1) Г. обыкновенный, грабина,  белый  бук  (С.  Betnius
L.).  Требования  относительно  почвы  те  же,  что  у  бука,  но   граб
довольствуется менее богатыми, более сухими, легкими в мелкими  почвами,
и хотя переносит излишнюю влажность почвы, но избегает кислого перегноя.
Будучи тенелюбивой породой, легко выдерживает продолжительн