азания  порока).  С  этих  пор  деятельность  О.  шла
безостановочно  уже  до  самой  смерти  его,  то  вызывая   восторженное
поклонение критики (напр. А. Григорьева, не затруднявшегося  восклицать:
"нет бога кроме  О.  и  пророка  его  выше  Садовского"!),  то  порождая
ожесточенные распри между славянофилами и западниками, оспаривавшими  О.
друг у друга, то подавая повод к едким нападкам и насмешкам.  Добролюбов
ярко выставил на вид ее чисто-общественную, социальную сторону. Вслед за
небольшими сценами: "Утро молодого человека" (1850), в 1852 г. появилась
(в "Moсквитянине") комедия "Бедная невеста",  а  год  спустя  (там  все)
комедия "Не в свои сани не садись", которая была первым из  произведений
О., удостоившимся - как он писал -  попасть  на  театральные  подмостки.
Пьеса имела большой успех, чему в значительной степени  содействовало  и
превосходное исполнение. По счастливому и для самого О., и для  русского
театра  совпадению  обстоятельств,  О.  пришлось  и  начать,   и   долго
продолжать свою работу для нашей сцены в ту пору, когда она  (в  Москве)
блистала целой  плеядой  первоклассных  талантов:  Щепкина,  Садовского,
Сергея Васильева, Никулиной-Косицкой и мн. др.  Уже  одной  роли  Любима
Торцова  ("Бедность  не  порок",  1854)  в   художественном   исполнении
Садовского было достаточно для того, чтобы эта пьеса  надолго  сделалась
одной из самых любимых в русском репертуаре. В один год с  "Бедность  не
порок " написана народная драма: "Не так живи, как хочется"; к  1856  г.
относятся комедии "В чужом пиру похмелье" и "Доходное место". В  том  же
году О. совершил путешествие по Волге, для  исследования,  по  поручении
великого князя  Константина  Николаевича,  "быта  жителей,  занимающихся
морским делом и рыболовством". По свидетельству С.В.  Максимова,  плодом
этого путешествия О.  собственно  в  этнографическом  отношении  явилось
"поражающее  количество  собранных  на   верхней   Волге   разнообразных
материалов",   которые   покамест   (за   исключением   начала   отчета,
напечатанного в "Морском Сборнике" 1859 г.) "сохранились  лишь  в  сыром
виде, но  из  груды  которых  все-таки  ясно  просвечивает  выработанная
система  и  изумительная  до   мелочей   исполнительность   всех   задач
программы". Вместе с. тем это путешествие дало 0.  новые  материалы  для
его творчества и вызвало появление в нем новых черт и направлений,  чему
определительное  свидетельство  находится  в  дневнике  автора  (еще  не
напечатанном), сведения из которого сообщены  С.  В.  Максимовым  в  его
статье:  "Литературная  экспедиция"   ("Русская   Мысль",   1890).   Под
впечатлением этой поездки, поставившей О. лицом к лицу с  памятниками  и
воспоминаниями  русского  прошлого,  совершился  у   него   переход   от
современной бытовой комедии к исторической хронике, хотя тут играли роль
и другие обстоятельства, именно  разлад  0.  с  дирекцией  Императорских
театров,  вызвавший  в   одном   из   его   писем   слова,   к   счастью
неоправдавшиеся: "до сих пор я не добился, чтобы меня хоть мало отличили
от какого-нибудь плохого переводчика; буду писать  хроники,  но  не  для
театра", В промежуток от 1857  до  1868  г.  написаны  историч.  хроники
"Минин" (1862), "Дмитрий  Самозванец"  и  "Тушино"  (1867)  трагедия  на
историческом  фоне  "Василиса  Мелентьева"  (1867,  в  сотрудничестве  с
Гедеоновым собственно по части исторических фактов), полуфантастическое,
на  том  же  историческом  фоне,  произведение,   сюжет   которого,   по
свидетельству проф. Тихонравова, заимствован О. из  рукописной  народной
комедии, и обстановку которого могла дать лишь Волга старого времени,  в
одно и то же время и богомольная,  и  разбойная,  сытая  и  малохлебная.
Рядом с пьесами этого рода шли и такие, в создании которых в путешествие
автора или играло  только  случайную,  косвенную  роль,  или  оставалось
совершенно непричастным: к первым относятся знаменитая  "Гроза"  (1860),
некоторые   частности   которой   были   навеяны   бытовыми    исконными
особенностями жизни г. Торжка, и комедия "На бойком  месте:",  обязанная
своим происхождением одному забавному дорожному  эпизоду;  ко  вторым  -
"Праздничный сон до обеда"  (1857),  "Не  сошлись  характерами"  (1858),
"Воспитанница" (1859), "Старый друг  лучше  новых  двух"  (1860),  "Свои
собаки грызутся, чужая не  приставай"  (1661),  "Женитьба  Бальзаминова"
(1861), "Тяжелые дни" (1863), "Грех да беда на кого  не  живет"  (1863),
"Шутники"  (18641,  "На  бойком  месте",  "Пучина"  (1866).   Дальнейшая
производительность Островского, не прекращавшаяся до самой  его  смерти,
выразилась в следующих, появлявшихся почти без  перерыва,  произведениях
(перечисляемых здесь в хронологическом  порядке):  "На  всякого  мудреца
довольно простоты" (1868), "Горячее  сердце"  (1869),  "Бешеные  деньги"
(1870), "Не  все  коту  масляница"  (1871),  "Лес",  с  его  типическими
фигурами Счастливцева и Несчастливцева (1871), "Не было ни гроша,  вдруг
алтын" (1872), "Комик XVII ст. " (1873 - нечто в роде драматич. хроники,
вызванное  двухсотлетней  годовщиной  возникновения  русского   театра),
"Снегурочка" (1873единственная  пьеса,  заимствованная  О.  из  русского
сказочного миpa),  "Поздняя  любовь"  (1874),  "Трудовой  хлеб"  (1874),
"Волки и овцы" (1875), "Богатые невесты" (1876), "Правда хорошо, счастье
лучше"  (1877),  "Последняя  жертва"  (1878),  "Бесприданница"   (1879),
"Добрый барин" (1879), "Сердце не камень" (1880),  "Невольницы"  (1881),
"Таланты и поклонники" (1882), "Красавец-мужчина" (1888),  "Не  от  мира
сего" (1885) - последняя пьеса О., напечатанная им за несколько  месяцев
до кончины. Сверх того, в сотрудничестве с  Н.  Я.  Соловьевым  написаны
комедии: "Женитьба Белугина" (1878), "На порог к делу", "Светит,  да  не
греет" (1881) и "Дикарка" (1880); в сотрудничестве с П. М.  Невежиным  -
"Блажь".  Перу  О.  принадлежит  также   перевод   десяти   "интермедий"
Сервантеса, комедии  Шекспира  "Укрощение  своенравной"  (он  перевел  и
"Антония и Клеопатру", но эта работа осталась  ненапечатанной),  комедии
Гольдони "Кофейная", комедии Франка "Великий банкир",  драмы  Джакометти
"семья преступника ("La morte civile") и, наконец,  неудачная  переделка
на русские нравы плохой итальянской пьесы "Le  pecorelle  smarite"  (под
загл. "Заблудшие овцы") и не менее плохой французской  "Les  maris  sont
esclaves" (под заглавием "Рабство мужей").  Служа  русской  сцене  своим
дарованием, О. вместе с тем посвящал  ей  свои  силы,  как  энергический
радетель о ее материальных и нравственных интересах. В 1874  г.  по  его
инициативе образовалось в Москве, и оставалось под его председательством
до самой смерти его, общество  русских  драматич.  писателей  и  оперных
композиторов, которое по первоначальной мысли О., не осуществившейся  не
по его вине, должно было сделаться средоточием нравственного  содействия
на  писателей  в  интересах  развития  репертуара,   иметь   центральную
специальную библиотеку по драматургии  и  опере,  устраивать  чтения  по
сценическому  искусству,  выдавать  премии   за   лучшие   драматические
сочинения  и  т.  п.  В  1881  г.  О.  принимал  деятельное  участие   в
образованной в Петербурге, под председательством директора Имп. театров,
"комиссии для пересмотра законоположений  по  всем  частям  театрального
ведомства", выработавшей, между прочим, новое положение о вознаграждении
драматических писателей. Когда в том же году была  уничтожена  монополия
казенных театров, которую Островский  всегда  считал  великим  злом  для
развития сценического дела, он подал императору Александру  III  записку
об основании в Москве русского народного театра,  получившую  Высочайшее
одобрение, и составил, для осуществления задуманного предприятия, проект
устава товарищества на паях с капиталом в 750 т.  р.  Несколько  крупных
моск. капиталистов согласились войти пайщиками, город обещал дать место,
но полученное О. в конце 1886 г. предложение принять в свое  заведывание
Имп. московский театр, в  качестве  начальника  репертуара  и  директора
театрального училища, отвлекло его деятельность  в  эту  сторону.  Самым
энергичным  образом  принялся  он   за   дело,   задумал   ряд   широких
преобразований - и успел сделать только подготовительные работы:  смерть
пресекла его деятельность в самом разгаре ее. Здоровье  О.,  и  само  по
себе слабое, давно уже было расшатано неустанной и непосильной работой в
течение стольких лет - работой, которая, помимо естественной  творческой
потребности  писать,  вызывалась  в  значительной  степени   и   нуждой;
сделавшись спутницей О. уже в самые молодые годы  его,  которые  он  сам
называл в этом отношении "тяжелым временем", она не оставляла его  и  до
последнего дня и - как видно например из воспоминаний о нем его  личного
секретаря г. Кропачева ("Русское Обозрение",  1897,  ј  6)  -  принимала
иногда просто невероятные размеры, не смотря на то, что его пьесы делали
хорошие сборы (особенно в провинции) и что в 1883 г. император Александр
III пожаловал ему ежегодную пенсию в 3 тыс.  руб.  Весной  1886  г.  0.,
измученный неприятностями по его новой должности, уехал в  свое  имение,
сельцо Щелыково, Кинешемского  у.  (Костромской  губ.),  и  там  2  июня
скоропостижно скончался. Похоронили его там же, при  чем  на  погребенье
государь пожаловал из сумм кабинета 3 тыс.  р.,  повелев  вместе  с  тем
назначить вдове, нераздельно с 2 детьми, пенсию  в  3  тыс.  руб.  и  на
воспитание 3 сыновей и  дочери  -  2400  руб.  в  год.  Московская  дума
устроила в Москве читальню имени А. Н. Островского.
   Все, хорошо знавшие О. как человека, согласятся с характеристикой его
в этом отношении, сделанной одним из самых близких к нему людей,  С.  В.
Максимовым,  и  представляющей  его   "по   истине   нравственно-сильным
человеком", в  котором  "сила  соединялась  со  скромностью,  нежностью,
привлекательностью". По свидетельству того же писателя, "никогда ни один
мыслящий человек не сближался с О.,  не  почувствовав  всей  силы  этого
передового человека; он действовал, вдохновляя,  оживляя,  поощряя  тех,
кто подлежал его влиянию и избранию". Коренная, так сказать органическая
сущность дарования О.  обозначались  сразу,  в  первом  же  крупном  его
произведении  ("Свои  люди  сочтемся"),  и   если   затем   подвергалась
видоизменениям, то это были (имея в виду  только  лучшие  его  создания,
которыми   только   и   определяется   его   литературная    физиономия)
видоизменения более внешнего характера,  в  связи  с  содержанием  пьес,
средой, которая изображалась в них и  т.  п.  Творчество  О.  оставалось
постоянно   художественным   быто-писательством,    т.    е.    глубоким
проникновением в главные основы народной жизни и воспроизведением  ее  с
одной стороны  посредством  изображения  нравов  той  или  другой  среды
общества, с другой  посредством  создания  типов,  именно  типов,  а  не
отдельных  индивидуальностей.   С   этой   точки   зрения   чаще   всего
напрашивается на ум, при чтении произведений О., сравнение с Мольером. В
"Свои  люди-сочтемся"  О.  взял  предметом  своего  изображения   только
купеческую среду, но как в Гоголевском "Ревизоре" картина  исключительно
чиновничьего общества, при кажущейся  узкости  и  определенности  рамки,
раздвинулась гораздо шире и пустила корни гораздо глубже, так и в  "Свои
люди - сочтемся" за картиной отдельного слоя русского общества виднеется
целый мир, из которого произошел этот слой и  откуда  он  получает  свое
питание. Среда собственно купеческая, независимо от близкого  знакомства
с нею автора, была взята им и по другой, более глубокой общей причине (в
свое  время  верно  указанной  одним  из   критиков   О.,   Эдельсоном):
купечество, как чрезвычайно обширный и деятельный класс,  находится,  по
самому роду  своих  занятий,  в  беспрестанных  столкновениях  со  всеми
прочими слоями общества; в нем встречаются все формы  жизни  и  обычаев,
выработавшихся в России; при таких условиях здесь как бы откладываются и
выходят наружу все коренные народные черты,  как  подвергшиеся  влияниям
разносторонней цивилизации, так  и  сохранившиеся  в  своей  первобытной
простоте. Вот почему купечество  в  значительной  степени  сохранило  за
собой первенствующую роль и в последующих главных созданиях О. В  "Своих
людях" он подошел к нему с чисто отрицательной стороны, быть может,  под
влиянием Гоголя; в произведениях последующих, особенно  в  тех,  которые
являются скорее драмами  (в  глубоком  жизненном,  а  не  "учебническом"
значении этого термина), чем комедиями, жизнь не только купечества, но и
всех других слоев, ими захватываемых,  берется  уже  с  обеих  сторон  -
положительной и отрицательной, в их  взаимодействии,  в  их  необходимых
столкновениях, в окончательных победах то  одной,  то  другой.  Вряд  ли
справедливо существовавшее и отчасти существующее мнение, что  появление
этой положительной - другими словами, идеальной - стороны в созданиях О.
было результатом его перехода  в  славянофильский  лагерь.  Думать  так,
значить сильно умалять значение О., как художника, и придавать  характер
простой случайности тому,  что  было  следствием  чисто  художественного
внутреннего процесса: по  самому  свойству  своего  таланта,  Островский
никогда не был сатириком в общепринятом  и  безусловном  значении  этого
слова. Этот же  самый  художественный  процесс,  в  соединении  с  живым
отношением  к  окружающему  социальному  строю  (которое  неосновательно
приписывали только влиянию знаменитых критических  статей  Добролюбова),
был причиной и  расширения  сферы  изображения  в  пьесах  О.  Вслед  за
купцами, или, вернее, в перемежку с ними, выступали в разных проявлениях
и фазисах своей внутренней и внешней жизни  -  часто  представляя  собой
типы, бытовые и вместе с  тем  психологические  -  чиновники,  помещики,
дворяне, мелкий торговый люд, современные дельцы и  т.  д.  Значительная
часть этих пьес -  преимущественно  тех,  которые  были  написаны  после
1870-х годов - страдают, правда, многими недостатками и значительно ниже
большинства сочинений предшествовавших, но вовсе не потому,  что  талант
автора истощился, что он, как говорили,  "исписался":  в  них  постоянно
встречаются отдельными разбросанными штрихами те красоты юмора и  языка,
которые делают О. одним из  своеобразнейших  не  только  русских,  но  и
европейских писателей. Причина их неудовлетворительности - в том, что О.
писал большую их часть, повинуясь минутным течениям и интересам времени,
как бы на известные задачи, и таким  образом  сходит  с  пути  истинного
художественного творчества. О.  сделался  создателем  русского  бытового
театра,  взяв  русский  быт  в  его  самых  разнообразных   условиях   и
отношениях,  проследив  существенные  его  проявления  -   напр.   и   в
особенности самодурство, эту характернейшую черту русской жизни, на всех
ее  ступенях,  во  всех  фазисах,  от  просто  забавного  до   глубокого
горестного. Воспроизведя моменты и полнейшего нравственного  падения,  и
могучего торжества человеческого достоинства  О.  создал  целую  галерею
типов, представляющих  любопытные  данные  для  изучения  склада  нашего
общества и в  тоже  время  остающихся  типами,  в  большинстве  случаев,
общечеловеческими. Совершил все это О. благодаря  чисто  художественному
миросозерцанию,  выразившемуся  в  объективном,  доходившем  до  крайних
пределов беспристрастия, но вместе с тем  глубоко-гуманном  отношении  к
людям, - изумительному знанию  русской  жизни,  соединению  неистощимого
комизма, вернее - юмора (напр. в "Женитьбе Бальзаминова") с  потрясающим
трагизмом  (Напр.  в  "Грозе"),  наконец,  благодаря  необычному,  можно
сказать  гениальному  чутью  (  не  говоря  уже  о  знании),  черпавшему
драгоценнейшие жемчужины из сокровищницы народного языка. Если не смотря
на соединение всех этих свойств, О., создав русский  бытовой  театр,  не
создал школы, которая продолжала бы его дело, то  это  -  не  его  вина,
потому что он именно из тех писателей, которые создают школы: все дело в
отсутствии  личностей,  способных  идти  по  такому  же  пути.  В  итоге
литературной деятельности О. довольно значительное место занимают  пьесы
исторического характера, но они, за исключением "Василисы Мелентьевой" и
"Воеводы" (пьес - впрочем, не строгоисторических, а  больше  поэтических
на исторической почве) - скорее  почтенный,  чем  истинно-художественный
вклад в эту деятельность и во всяком случае не прибавляют ничего ценного
и своеобразного к характеру О.,  как  писателя  вообще  и  драматурга  в
частности.
   Первое собрание соч. О. вышло в 1859  г.  в  2-х  томах;  4-е  полное
собрание сочинений вышло в Спб. 1885 г. в 10 томах; 9-е изд - М.,  1890;
10-е изд. - М., 1896-97. Отдельно изданы еще "Драматические переводы" О.
(Спб., 1886). DurantGreville  перевел  на  франц.  язык  "Chefs-d›oevres
dramatiques de A. N. Ostrovsky" (Пар., 1889). Биография О.  до  сих  пор
находится в крайне неудовлетворенном состоянии  или  скудости  сведений,
или  по  неряшливости,  а  также  неверности,   с   которой   сообщаются
относящиеся к ней факты. Ср. биографический очерк А.  Носа  в  последнем
(1897) изданий сочинений О., "Воспоминания" С.В.  Максимова  в  "Русской
мысли"  1897  г.,  Кропачева  в  "Русском  Обозрении"  1897  г.   Лучшие
критические статьи об О. принадлежат  Добролюбову  ("Темное  царство"  и
"Луч света в темной царстве"), Боборыкину ("Островский и его сверстники"
в  журнал  "Слово",  1878)  и  Эндельсону  (в  "Москвитянине"   1854   и
"Библиотеке для Чтения" 1864). не были бы лишены ценности и статьи  А.А.
Григорьева (в "Москвитянине" и др. журналах),  если  бы  не  их  крайняя
туманность и не менее крайнее увлечение. Ср. еще  "Критические  очерки",
изд.  Н.  Чернышевского  (СПб.,  1895);  А.   Незеленов,   "О.   в   его
произведениях" (Спб., 1888); П. Естафьев, "Новая  русская  литература  в
отдельных очерках замечательных деятелей: А. Н. О." (Спб., 1887).
   П. Вейнберг.
   Острог - так называли в  древней  Руси  ограду  из  острых  кольев  и
плетня, устраиваемую во время осады неприятельских  городов.  Начиная  с
XIII века, состоял из тына, отвесно  вкопанного  и  сверху  заостренного
(стоячий О.), тына наклонно  вкопанного  (косой  О.)  и  так  называемых
тарас, т. е. бревенчатых венцов. Деревянная ограда для О. помещалась  на
местности горизонтальной или на вершине небольшого земляного вала и была
окружена  с  наружной  стороны  рвом.  О.  большей   частью   имел   вид
четыреугольника; по углам  его  -  башни;  сообщение  с  полем  -  через
проезжие башни. Высота стены  -  от  2  до  3  саж.  О.  или  острожками
назывались в летописи и употреблявшиеся при осаде подвижные городки  или
башни  с  воинами,  из  которых  стрелки  очищали  путь  к  городу   для
подвигавшегося сзади войска. Иногда  О.  назывался  и  весь  укрепленный
стан.
   В. Рв.
   Остромирово Евангелие - один из древнейших памятников церк.-славянск.
письменности и древнейший памятник русской редакции. Писано в 1056-57 г.
для новгородского  посадника  Остромира  (в  крещении  Иосифа)  дьяконом
Григорием. Остромирово Евангелие -  отлично  сохранившаяся  пергаментная
рукопись красивого письма (длина 8 врш., ширина немного менее 7 врш.) на
294  лист.,  из  которых  на  трех   помещены   живописные   изображения
евангелистов  Иоанна,  Луки  и  Марка,  а  два  остались  незаписанными.
Евангельский текст писан в 2 столбца, по  18  строк  в  каждом,  крупным
уставом;  средним  уставом  писаны  оглавления  евангельских  чтений   и
календарь, мелким - послесловие. О. - апракос (недельное);  евангельские
чтения расположены в нем по неделям, начиная с Пасхи. Надпись "Евангелие
Софейское апракос"  указывает  на  то,  что  О.  Евангелие  принадлежало
новгородскому  Софийскому  собору.  Около  1700  г.  оно   хранилось   в
Воскресеннской ризни