к Азии в Приморской обл.,  между  мысом  Поворотным  и  устьем  р.
Тумени на корейской границе. От линии, соединяющей эти пункты, до  устья
р. Суйфуна длина залива достигает 75 в.,  а  ширина  при  входе  170  в.
Побережье зал.  П.  Великого  изрезано  многочисленными  второстепенными
заливами и гаванями, из коих ближайшим к Поворотному мысу является  зал.
Америка. Последний имеет полукруглое очертание при ширине устья в 18 в.;
с зап. оконечности его  выдается  в  море  полуостров,  заворачивающийся
внутрь зал. Америка и образующий гавань Находка.  Глубина  зал.  Америка
близ мыса Поворотного достигает 80 саж., к середине  залива  уменьшается
до 20 саж., к началу гавани Находка до 10 саж., а в самой гавани 5  и  4
саж. Берега зал. Америка  и  гавани  Находка  холмисты,  поросли  густой
травой и дубовым лесом; пресная вода всюду в изобилии. В гавань  Находка
впадает р. Сучан, берега которой весьма  пригодны  для  колонизации.  На
побережье зал. Америка найдены золотые россыпи. От зал. Америка к  З  на
побережье зал. П. Великого находится  зал.  Восток,  имеющий  при  входе
около 10 в. ширины. Еще далее к З расположен полукруглый зал. Стрелок, в
середине которого находится довольно  большой  скалистый  ов.  Путятина;
пролив, отделяющий этот остров от материка, менее 1 в. ширины и от 20 до
6 саж. глубины. К Ю от  мыса  Майделя,  составляющего  южн.  оконечность
полуострова, ограничивающего бухту Стрелок  с  З,  в  зал.  П.  Великого
находится высокий ов. Маячный. От мыса Майделя и о-ва Путятина последний
отделяется прол. Аскольд, в 6 в. ширины и от 45 до 20 саж. глубины. К  З
от бухты Стрелок в материк вдается зал. Уссурийский,  имеющий  25  в.  в
ширину при входе 57 в. в длину; глубина его  близ  берега  достигает  12
саж. Побережье Уссурийского зал.  не  имеет  ни  одной  удобной  гавани;
берега гористы, покрыты травой и рощами дуба и березы.  Названный  залив
длинным  и  узким  полуо-вом  Муравьева  Амурского  отделяется  от  зал.
Амурского. В южн. оконечность полуо-ва вдается узкий, хорошо  защищенный
зал. Золотой рог, с гаванью Владивосток. Глубина залива от 13 до 5  саж.
Близ южн. оконечности полуо-ва Муравьев-Амурский находится о-в  Русский,
отделенный от полуострова узким прол. Босфор-Восточный, имеющим от 3  до
1 3/4 в. ширины и от 28 до 13 саж. глубины. Внутрь острова от  СЗ  к  ЮВ
вдается зал. Новик, имеющий от 9 до 1/4 саж.  глубины.  На  ЮЗ  от  о-ва
Русского  находится  другой  о-в  Рында,  отделенный  от  первого  прол.
Маньчжуры и широким прол. Японец от группы небольших скалистых островов.
К СЗ от полу о-ва Муравьев-Амурский в  материк  вдается  зал.  Амурский,
имеющий в. длину 60  в.  и  в  ширину  при  входе  17  в.  Глубина  его,
достигающая при входе 12 саж., постепенно уменьшается к вершине  до  1/2
саж. В эту вершину впадает большая  р.  Суйфун.  Берега  зал.  Амурского
гористы, местами утесисты,  поросли  травой  или  лесом.  Из  лиственных
деревьев преобладают дуб, липа, два вида кленов, пробковое дерево, орех,
ясень, осина, душистый тополь, ильм, береза и ольха; из хвойных:  ель  и
кедр. Южнее зал. Амурского в зап. прибрежье зал. П. Великого версты на 4
вдается зал. Славянский, имеющий при входе 2  1/2  в.  в  ширину,  а  по
середине 10 в.; глубина его при входе от 13 до 12 cаж., в середине от 11
до 10 саж., а к вершинам двух маленьких бухт  от  7  до  3  саж.  Берега
Славянского  зал.  точно   также   поросли   травянистой   и   древесной
растительностью. От устья  названного  залива  берег  зал.  П.  Великого
направляется к ЮЮВ; вдоль этого берега находится  целый  ряд  каменистых
островов, именно: Тянгу-саха, Красный утес, о-ва Голые,  Три  острова  и
Астафьевы о-ва. К ЮЗ от зал. Стрелок в  материк  вдается  зал.  Посьета.
Отсюда  до  устья  р.  Тумени  берега  зал.  П.  Великого  низменны,  за
исключением одного места, где находится скала  Бутакова.  Не  смотря  на
очень суровую зиму (во Владивостоке средняя температура  января  ниже  -
14ё ) зал. П. Великого  замерзает  не  надолго:  от  начала  декабря  до
половины февраля, море покрывается тонким льдом только у берегов.
   А. Н.
   Петражицкий (Лев Иосифович) - современный русский юрист,  воспитанник
Киевского университета  и  семинарии,  учрежденной  в  Берлине  с  целью
приготовления  профессоров  римского  права  для  России;  приват-доцент
петербургского университета по кафедре энциклопедии и  философии  права.
Первая самостоятельная работа его: "Fruchtvertheilung beim  Wechsel  der
'Nutzungsberechtigten" (Б., 1892; часть  ее  переведена  по-русски"  под
заглавием:  "Распределение  дотальных  плодов",  в   "Киевских   Универ.
Известиях" за 1895  г.  и  составила  магистерскую  диссертацию  автора)
обратила на себя  внимание  немецких  юристов  оригинальным  разрешением
некоторых частных вопросов догмы римского права, относящихся к учению  о
плодах . Позже П. выступил горячим  проводником  мысли  о  необходимости
изучения гражданского права с точки зрения задач  политики;  руководящей
реформами в этой области. "Цивильная политика" ("Сivilpolitik"), как  ее
понимает П., существенно отличается от  изучения  гражданского  права  с
точки зрения целей, им преследуемых, от  "гражданско-правовой  политики"
(выражение  Муромцева),  как   прикладной   части   науки   гражданского
правоведения.  Выставляя  неопределенное  начало  "любви",  как   общего
руководящего принципа права, П. не формулирует точнее свое  отношение  к
существующим направлениям в области изучения права и экономии  и  строит
свою политику лишь на почве  обыденной  житейской  этики  и  психологии;
теоретическая система которых, по его мнению,  может  дать  законодателю
средства воздействовать на поведение граждан путем  норм,  затрагивающих
те или иные психические струны. Подробности  теории  и  даже  многие  ее
исходные пункты остаются неясными.  Другие  труды  П.:  "Die  Lehre  vom
Einkommen" (Б., 1893 -  95),  "Введение  в  политику  права"  ("Киевские
Университетские  Известия"  за  1896  -  97  гг.).  предисловие  к   ст.
"Предстоящая  реформа  акц.  законодательства  в  России",  (в  "Русском
экономическом обозрении", 1896,  май  -  декабрь).  Во  время  печатания
последней статьи, по словам автора, произошел кризис в его воззрениях на
природу акционерного дела, вследствие  чего  "получилось  несоответствие
между началом статьи и ее продолжением". П. принадлежит  еще  сочинение:
"Права добросовестного владельца  на  доходы  с  точек  зрения  догмы  и
политики гражданского права"  (СПб.,  1897),  написанное  в  защиту  его
воззрений против возражений немецкой критики, а также перевод  "Пандект"
Барона, под заглавием "Система римского права" (1888 - 1889).
   В. Нечаев.
   Петрарка (Франческо Petrarco, 1304 -  74)  -  знамен,  итал.  поэт  и
гуманист, род. в Ареццо, где нашел себе убежище его отец,  флорентийский
нотариус Петракко ди Parenzo:  изгнанный  из  Флоренции  одновременно  с
Данте, за принадлежность к партии  "белых"  (гибеллинов).  После  долгих
скитаний по мелким городам Тосканы, родители 9-летнего П. переселились в
Авиньон, а затем его мать - в соседний Карпантра. Здесь  П.  поступил  в
школу, научился латинскому языку и получил вкус к римской литературе. По
окончании курса (1319) Петрарка, по желанию отца,  начал  изучать  право
сначала в Монпеллье, а потом в болонском университете, где оставался  до
смерти отца (1326). Но право совсем не  интересовало  Петрарку,  который
все более и более  увлекался  классическими  писателями.  По  выходе  из
университета он не сделался юристом, а посвятился  в  священники,  чтобы
найти средства к жизни, так как по наследству от отца он получил  только
рукопись сочинений Цицерона. Поселившись  в  Авиньоне,  П.  сблизился  с
могущественной фамилией Колонна, один из членов которой,  Джиакомо,  был
его университетским товарищем, а в следующем году (1327) впервые  увидел
Лауру, неразделенная любовь к которой  составила  главный  источник  его
поэзии и послужила одною из причин его удаления из Авиньона в уединенный
Воклюз. Покровительство Колонн и литературная известность доставили  ему
несколько церковных синекур; он приобрел домик  в  долине  речки  Сорги,
где, с перерывами, прожил 16 лет (1337 - 1353). Между тем  письма  П.  и
его литературные произведения сделали  его  знаменитостью,  и  он  почти
одновременно получил приглашение  из  Парижа,  Неаполя  и  Рима  принять
коронование лавровым венком. П. выбрал Рим и был торжественно венчан  на
Капитолии (1341). Прожив около года при дворе пармского тирана  Аццо  ди
Корреджио, он снова вернулся, в Воклюз. Будучи пламенным  патриотом,  П.
увлекся попыткою Кола ди Риенцо и писал ему  сочувственные  письма,  что
испортило его отношение к Колоннам и побудило его переселиться в Италию.
После двух продолжительных путешествий по Италии (1344 -  45  и  1347  -
51), где он завязал  многочисленные  дружеские  связи,  между  прочим  с
Боккаччо, П. навсегда покинул Воклюз в 1353 г., когда на папский престол
вступил Иннокентий VI, считавший П.  волшебником,  в  виду  его  занятий
Вергилием. Отклонив предложенную ему кафедру во Флоренции, П.  поселился
в Милане, при дворе Висконти; исполнял разные дипломатические миссии  и,
между прочим, был в Праге у  Карла  IV,  которого  П.  посетил,  по  его
приглашению, еще во время его пребывания в Мантуе. В 1361 г. П.  оставил
Милан и, после неудачных попыток вернуться в Авиньон  и  переселиться  в
Прагу, поселился в Венеции (1362 - 67), где жила его  незаконнорожденная
дочь, с мужем. Отсюда он  почти  ежегодно  предпринимал  продолжительные
путешествия  по  Италии.  Последние  годы  жизни  П.  провел  при  дворе
Франческо да Каррара, отчасти в Падуе, отчасти в подгородной  деревеньке
Арква, где и умер, Произведения П. распадаются на  две  неравные  части:
итальянскую поэзию (Canzoniere) и  разнообразные  сочинения,  написанные
по-латыни. Канцоньере П. заключает в себе сонеты и канцоны, изображающий
любовь  П.  к  Лауре  при  ее  жизни  и  после  ее   смерти,   несколько
стихотворений  разного  содержания,  преимущественно   политического   и
религиозного, и аллегорическая картина любви поэта - Триумфы  (Trionfi),
в которых  изображается  победа  любви  над  человеком,  целомудрия  над
любовью, смерти над целомудрием, славы над смертью, времени над славой и
вечности над временем. Канцоньере, выдержавшее уже до начала XVII в. ок.
200 изданий и комментированное целой  массой  ученых  и  поэтов,  от  Л.
Марсильи в XIV в. до Леопарди в XIX в., определяет значение П. в истории
итальянской и всеобщей  литературы.  Он  создал  истинно  художественную
форму для итальянской лирики: поэзия впервые является у него  внутренней
историей  индивидуального  чувства.  Этот  интерес  к  внутренней  жизни
человека проходит красной  нитью  и  через  латинские  произведения  П.,
которые  определяют  его  значение,  как  гуманиста.   Сюда   относятся,
во-первых, две его автобиографии: одна, неоконченная, в форме  письма  к
потомству ("Epistola ad posteros"),  излагает  внешнюю  историю  автора,
другая, в виде диалога П. с блажен. Августином ("De coutemptu mundi" или
"De secreto conflictu  curarum  suarum"),  изображает  его  нравственную
борьбу  и  внутреннюю  жизнь  вообще.  Источником  этой  борьбы   служит
противоречие между личными стремлениями П. и  традиционной  аскетической
моралью; отсюда особый интерес  П.  к  этическим  вопросам,  которым  он
посвятил  4  трактата  ("De  remediis  utriusque  fortunae",  "De   vita
solitaria", "De otio religioso" и "De vera sapientia"). Оставаясь строго
верующим католиком, П. в этих трактатах,  а  также  в  переписки  и  др.
произведениях, старается примирить свою любовь к классической литературе
(латинской, так как по-гречески П. не научился) с  церковной  доктриной,
при чем резко нападает на схоластиков и на современное  ему  духовенство
(особенно в "Письмах без адреса" - "Epistolae sine titulo"). Критическое
отношение П. к церковной современности  с  одной  стороны  и  к  древней
литературе с другой служит проявлением его  повышенного  самосознания  и
критического  настроения   вообще:   выражением   первого   служат   его
полемические сочинения -  инвектива  против  медика,  который  осмелился
поставить свою науку выше поэзии и красноречия ("Contra medicum  quendam
invecivarum  libri  IV"),   инвектива   против   французского   прелата,
порицавшего возвращение в Рим Урбана V ("Contra cujusdam  Galli  anonymi
calumnias apologia"), такая  же  инвектива  против  одного  французского
прелата, нападавшего на сочинения и поведение П. ("Contra qaendam Gallum
innominatum, sed in dignitate positum") и  полемический  трактат  против
авероистов ("De sui ipsius et multorum ignorantia"). Критицизм П. и  его
интерес  к  этическим  вопросам  обнаруживается  и  в  его  исторических
сочинениях -  "De  rebus  memorandis  libri  IV"  (сборник  анекдотов  и
изречений,  заимствованных  из  латинских   авторов   и   современности,
расположенных по этическим рубрикам, напр. об уединении, о мудрости и т.
п.) и "Vitae virorum illustrium" - биографии знаменитых римлян. Особенно
важное значение имеет обширная переписка П. ("Epistolae  de  rebus  fami
iaribus  et  variae  libri  XXV"  и  "Epistolae  seniles  libri  XVII"),
составляющая главный источник для  его  биографии  и  дополнение  к  его
произведениям; многие  из  его  писем  представляют  собою  моральные  и
политические трактаты, иные - публицистические статьи (напр.  письма  по
поводу переселения пап  в  Рим  и  переворота  Кола  ди  Риенцо;.  Менее
значения имеют  речи  П.,  произнесенные  им  при  разных  торжественных
случаях,  его  путеводитель  в  Палестину  (Itinerarium   Syriacum")   и
латинская поэзия - эклоги, в которых он аллегорически изображает события
из своей личной жизни и современной ему политической истории ("Васоlicum
carmen in XII aeglogas  distinctum),  эпическая  поэма  "  Африка",  где
воспеваются подвиги  Сципиона,  покаянные  псалмы  и  несколько  молитв.
Значение П. в истории  гуманизма  заключается  в  том,  что  он  положил
основание всем направлениям  ранней  гуманистической  литературы,  с  ее
глубоким интересом ко всем сторонам  внутренней  жизни  человека,  с  ее
критическими отношением к современности и  к  прошлому,  с  ее  попыткою
найти в древней  литературе  основание  и  опору  для  выработки  нового
миросозерцания и оправдания новых потребностей. Наиболее полное собрание
сочинений П. - "Opera omnia" (Базель, 1554) лучшее издание его переписки
Fracassett, "Epist. famil.  et  variae"  (Флоренция,  1854  -  63)  и  в
итальянск, перевод. с  многочисленными  примечаниями  (Флор.,  1863-67).
Полное издание биографий знамен, людей дал  Razzolini  (Болонья,  1874):
речи П. изданы Hortis ("Scritti inediti F.P. ",  Триест,  1874);  лучшее
издание не любовных стихотворений П. - Carducci. ("Rime di F.  P.  sopra
argomenti morali e divesi", Ливорно, 1876). Кроме утраченной комедия  П.
"Philologia", ему приписываются находящиеся в рукописях: "Vita Senesae",
"Sententia de  Terentii  vita",  "De  casu  Medeae"  и  "Comoedia  super
destructionem  Caeseuae".  Лучшая  из  новых  биографий  П.  :   DeSade,
"Memoires pour la vie de F. P.  "  (Амстердам,  1744  -  47);  Mezieres,
"Petrarque" (Пар., 1868); L. Geiger, "Petrarka" (Лпц.,  1874),  Zumbini,
"Studj sul P. " (Неаполь, 1878); Korting, P.  Leben  und  Werke"  (Лпц.,
1878). Указатель литературы о П. - Ferrazzi, "Bibliografia Petrarchesca"
(Бассано, 1877). На рус.  яз.  :  Де-Губернатис,  "Фр.  Петрарка  и  его
юбилей" ("Вестн. Европы", 1874 г., кн. 9);  Корелин,  "П.  как  политик"
("Русская Мысль", 1888 г., кн. 7 и 8).
   М. К.
   Петрашевцы. - В истории новейшей русской  литературы  так  наз.  дело
Петрашевского или петрашевцев занимает видное место,  потому  что  ни  в
одном из русских политич. процессов не участвовало столько литераторов и
ученых.  Кроме  самого   Петрашевского,   издавшего,   под   псевдонимом
Кириллова,  замечательный  "Словарь  иностран.   слов",   был   замешаны
Достоевский, Плещеев. Пальм, Дуров, Толь, химик Ф. Львов,  гигиенист  Д.
Д. Ахшарумов - замешаны непосредственно, потому что бывали  на  пятницах
Петрашевского  и  были  там   переписаны.   Но   кружок   Петрашевского,
посредством отдельных членов своих (Дурова, главн. обр.), стоял в тесной
связи со множеством других, где рассуждали совершенно в том  же  духе  о
притеснениях цензуры, о  безобразии  крепостного  права,  о  продажности
чиновничества, где с страстным  интересом  читались  и  комментировались
теории Кабе, Фурье, Прудона и, наконец,  с  восторгом  слушалось  письмо
Белинского  к  Гоголю.  Один  из  таких  кружков  собирался  у  Иринарха
Введенского ; к числу его участников принадлежали молодые  литераторы  и
студенты Г. Е.  Благосветлов,  А.  П.  Милюков  и  Н.  Г.  Чернышевский.
Известный Вигель,  знавший  об  этих  собраниях  и  тесной  связи  их  с
собраниями у  Петрашевского,  сделал  в  этом  смысли  донос,  и  только
отсутствие точных сведений у  Липранди,  а  всего  более  заступничество
Ростовцева, очень любившего Введенского, спасли последнего и друзей его.
Кроме того, ускользнули от преследования многие из бывших на собраниях у
самого  Петрашевского,  как  напр.  Энгельсон,  впоследствии  деятельный
участник Герценовской "Полярной Звезды",  известный  теоретик  новейшего
славянофильства - Николай Данилевский, М. Е.  Салтыков-Щедрин  и  долгое
время усердно посещавший пятницы Петрашевского Аполлон Майков.  Наконец,
к П. можно  причислить  двух  первоклассных  писателей,  которые  только
потому не попали в число подсудимых, что умерли раньше начала следствия:
Валериана Майкова и Белинского.  Валериан  Майков  был  очень  дружен  с
Петрашевским  и  принимал  большое  участие   в   составлении   "Словаря
иностранных слов" Кириллова, который  был  одним  из  крупнейших  corpus
delicti процесса. Белинский, за свое письмо к Гоголю,  вероятно  был  бы
причислен к преступнейшей категории сообщества", так как  многие  из  П.
только и были повинны что в распространении этого письма.  Окончательный
приговор  генерал-аудиториата  относительно  Плещеева  мотивирован  так:
"Плещеева,  за  распространение  письма  Белинского,  лишить  всех  прав
состояния и сослать в каторжную работу на заводах на 4 года".  Одним  из
мотивов, на основании которых Головинский, Достоевский, Пальм присуждены
к  смертной  казни,  выставлено  недонесение  о  распространении  письма
Белинского. Дело Петрашевского долго составляло предмет  государственной
тайны. Самое имя Белинского было изъято из обращения  и  даже  в  первые
годы царствования Александра II  не  произносилось  в  печати  прямо,  а
заменялось    выражением:    "критик    гоголевского    периода".    Эта
таинственность, в связи с  суровым  наказанием,  понесенным  участниками
"общества пропаганды", создала представление о деле Петрашевского, как о
серьезном политич. заговоре, который часто ставился наряду  с  заговором
декабристов.   Такое   представление   рушилось   после    обнародования
документов, относящихся к делу П. "Члены общества"  -  говорил  в  своем
докладе Липранди - "предполагали идти путем пропаганды,  действующей  на
массы. С этой целью в  собраниях  происходили  рассуждения  о  том,  как
возбуждать во всех классах народа негодование против правительства,  как
вооружать крестьян против помещиков, чиновников против начальников,  как
пользоваться фанатизмом раскольников, а в прочих сословиях  подрывать  и
разрушать всякие религиозные чувства,  как  действовать  на  Кавказе,  в
Сибири, в Остзейских губерниях, в Финляндии, в Польше, в Малороссии, где
умы предполагались находящимися  уже  в  брожении  от  семян,  брошенных
сочинениями Шевченко(!). Из всего этого я извлек убеждение, что тут  был
не столько мелкий и отдельный заговор, сколько всеобъемлющий план общего
движения, переворота и разрушения".  На  са