а
предполагалось выдать, кроме того,  особое  вознаграждение.  С  правовой
точки зрения против плана Т. Гракха ничего нельзя было возразить;  самый
проект его в традиционной истории выставляется как простое возобновление
тожественного с ним закона Лициния и Секстия, изданного за 234 года пред
тем (в последнее время, впрочем, критикой заподозрен здесь  анахронизм).
За Гракха высказался знаменитый юрист того  времени,  главный  понтифекс
Муций Сцевола. Больше возражений можно  было  сделать  против  закона  с
точки зрения справедливости, так как многие участки перешли в руки новых
владельцев путем продажи и на многие из них были  затрачены  владельцами
большие капиталы - для построек, орошения  и  т.  п.  Во  всяком  случае
проект Тиберия нарушал  интересы  многих  оптиматов  и  потому  встретил
сильное  противодействие  со  стороны  сената.  Другой  трибун  Октавий,
наложил на него вето;  Тиберий  умолял  своего  товарища  отказаться  от
сопротивления, но  напрасно.  Тогда  Тиберий  поднял  вопрос,  может  ли
трибун,  избранный  для  блага  народа,  оставаться  трибуном,  если  он
действует в ущерб народу - другими словами, может ли быть  лишен  своего
звания неприкосновенный трибун? Комиции согласились с Тиберием:  Октавий
был устранен и закон Тиберия принят народом. Была также избрана комиссия
из 3 лиц (triumviri) для проведения на практике закона; в число их вошел
и  Тиберий,  со  своим  братом  Каем.  Но   Тиберий   встретил   сильное
сопротивление, когда стал  добиваться  -  вопреки  обычаю  -  трибунской
должности на следующий год. В день выборов толпа  сенаторов,  решившихся
"спасти республику", напала на приверженцев  Тиберия,  при  чем  он  был
убит. Скудость наших  сведений  не  дает  возможности  судить;  скольких
граждан закон  Тиберия  наделил  землей.  Политические  последствия  его
мероприятий нам виднее: он открыл эру аграрных законов  и  борьбы  между
форумом и сенатом и противопоставил  принцип  абсолютного  народовластия
принципу неприкосновенности и самостоятельности магистратов.
   Десять лет спустя сделался трибуном брат Тиберия,  Кай,  несмотря  на
интриги сената. От Тиберия, с его мягким нравом, Кай  отличался  большой
страстностью, которая выражалась даже во внешних приемах его ораторского
таланта:  он  первый  в  Риме  внес  в  ораторскую   речь   ту   живость
телодвижений, которая отличает итальянцев. Ему удалось быть трибуном два
года подряд и за это время он предложил целый ряд законопроектов. Из них
четыре имеют боевой характер.  Lex  de  abactis  лишала  права  занимать
какую-либо  должность  того,  кто  был   удален   от   магистратуры   по
постановлению народа; этот проект усиливал авторитет народного  собрания
по отношению к  должностным  лицам  и  в  то  же  время  был  специально
направлен против Октавия, добивавшегося консульства, но был  взят  назад
Каем, по просьбе матери. Lex ne quis injussu populi  judicaretur  должна
была служить гарантией для  граждан  против  таких  насилий  со  стороны
консулов и сената, каким подверглись приверженцы Тиберия  Гракха.  Более
общее значение имели два  закона,  направленные  к  ограничению  влияния
сената. Этому учреждению принадлежало право распределять провинции между
состоявшими в должности консулами и преторами, и оно пользовалось им для
усиления своего влияния на магистратуру, назначая  преданным  ему  лицам
наиболее выгодные провинции. В виду этого lex de provinciis consularibus
К.  Гракха  обязывала  сенат  определить  наперед,  до  избрания   новых
консулов, те провинции, куда он предполагал послать их.  Lex  judiciaria
выдвигала   против   сената   новую   капиталистическую    аристократию,
предоставив  судебную   власть   в   процессах   против   провинциальных
магистратов всадникам, вместо сенаторов. Другой ряд законов  имел  целью
придти на помощь римскому демосу.
   Сюда относится аграрный закон, о  содержании  которого  мы  не  имеем
сведений, и закон de re militari,  сокращавший  срок  военной  службы  и
установлявший выдачу солдатам амуниции за счет казны.  Наиболее  роковой
по своим последствиям  была  lex  frumentaria,  предоставлявшая  римским
гражданам платить за хлеб из общественных  магазинов  по  61/3  асса  за
модий, т. е. получать его за полцены. На этот закон нужно  прежде  всего
смотреть, как на боевую меру; с его помощью  трибун  привлекал  на  свою
сторону столичный пролетариат, не заинтересованный аграрными законами  и
выдавший  Тиберия  Гракха.   С   римской   точки   зрения   этот   закон
представляется  вполне  справедливым.  Рим  смотрел  на  завоеванные  им
провинции, как на свои поместья (praedia populi  Romani),  и  почти  все
классы римских граждан извлекали оттуда  выгоды:  нобилитет  -  управляя
провинциями, всадники - занимаясь в них  откупами,  простые  граждане  -
служа  в  легионах  и  обогащаясь  военной   добычей.   Лишь   столичный
пролетариат, свободный от воинской повинности, не  участвовал  в  дележе
общей добычи; единственное средство предоставить  ему  некоторую  в  ней
долю и заключалось в продаже ему привозимого из провинций хлеба за более
дешевую цену. Но эта мера, превращавшая самодержавную  толпу  в  предмет
общественного призрения,  открывала  эпоху  роковой  для  Рима  политики
(panem et circenses); она привлекала в Р. все новые толпы пролетариев  и
отдавала  его  в  руки  демагогов,  и  затем,  честолюбивых   генералов.
Дальновидным  реформатором  является   К.   Гракх   в   следующих   трех
предложенных им мероприятиях. Римляне издавна отличались  как  строители
дорог; устроенными ими дорогами,  следы  которых  сохранились  до  наших
дней, они, как железными обручами, закрепили за собой  свои  владения  в
Италии  и  в   провинциях.   Проведенная   Каем   Гракхом   lex   viaria
проектировала, по-видимому, целую систему новых дорог,  предоставляла  в
его распоряжение, как строителя, громадные денежные  средства  и  давала
ему возможность  применять  вдоль  новых  дорог  его  аграрный  закон  и
создавать новые поселения Р. граждан в Италии.
   Еще далее шел его закон о выведении 12 римск.  колоний  в  провинции,
между прочим, одной - Юнонии - на место разрушенного Карфагена. В Италии
не было более свободного для  колонии  места;  между  тем  зап.  и  южн.
провинции нуждались  в  Р.  колонистах.  Кай  Гракх  своим  предложением
наполнял  бездну  между  Римом  и  провинциями   и   полагал   основание
плодотворной  колонизационной  политике,  осуществленной  империей.  Еще
более опасна была бездна между римлянами и италиками;  как  бы  предвидя
бедствие, обрушившееся 40 лет спустя на Италию, К. Гракх предложил  дать
союзникам права римского гражданства. Сенатская  партия  с  ожесточением
боролась против двух последних мероприятий. Против закона о колониях она
выставила трибуна  Ливия  Друза,  пытавшегося  привлечь  народ  на  свою
сторону неосуществимым предложением вывести колонии в  Италию,  а  также
жрецов, пугавших народ мнимыми предзнаменованиями роковых бедствий, если
ненавистная богам земля Карфагена будет заселена  Р.  гражданами.  Чтобы
помешать уравнению италиков с  римлянами,  сенатская  партия  возбуждала
эгоизм последних, пугая их, устами консула, что италики заберутся на  их
места в цирке и съедят предназначенный для них хлеб.  К.  Гракх  не  был
избран вновь  в  трибуны.  Вопрос  об  отмене  колонии  Юнонии  распалил
страсти; случайное насилие ликтора вызвало кровавое столкновение,  после
которого К. Гракх бежал из Рима и приказал рабу нанести ему  смертельный
удар. Деятельность аграрной  комиссии  была  приостановлена,  владельцам
выделенных наделов разрешено отчуждать их; но 3 года спустя после смерти
Кая Гракха была выведена первая Р. колония вне Италии - нынешний Нарбонн
в Южн. Франции. Эпоха реформ закончилась  и  обнаружила,  что  Рим,  как
выразился Ливий, был "одинаково неспособен выносить как пороки, которыми
он страдал, так и средства  их  врачевания".  Между  сенатом  и  форумом
разгорелась непримиримая борьба. Сенат заглушил насилием партию  реформы
и  вслед  за  этим  проявил   в   деле   Югурты   свою   подкупность   и
правительственную неспособность;  форумом  завладели  демагоги,  которым
идеи Гракхов послужили средством для  политической  борьбы.  Водворилась
смута, среди которой стала нарождаться новая власть. Эпоха в 90  лет  от
смерти  К.  Гракха  до   победы   Августа   может   быть   лучше   всего
характеризована словами Светония  о  предзнаменовании  в  Риме,  которым
предвещалось, что "природа готовит Р. народу царя": regem populo  romano
naturam parturire.
   Зарождение  императорской  власти.  В  этом  подготовлении   империи,
которое составляет господствующую черту последнего века до Р. Хр., можно
отметить   четыре   момента,   олицетворяемые   четырьмя   историческими
личностями. Первый момент  представляет  собой  одновременное  появление
демагога и генерала, не желающего быть под рукой сената,  и  союз  между
ними,  предвещающий  то   слияние   трибунской   власти   (potestas)   с
"империумом" консула, которое  составило  основу  императорской  власти.
Трибун 100 г., Апулей Сатурнин, возобновляет на  всех  пунктах  политику
Гракхов, превращая ее в простое орудие личного честолюбия:  он  проводит
закон аграрный,  закон  фрументарный,  в  силу  которого  модий  пшеницы
выдавался гражданам за 5/6 асса, т. е. почти даром, закон колониальный и
закон о величии Р. народа (de majestate), доводивший до  крайности  идею
народовластия  и  обративший  ее  в  средство   истреблять   противников
политическими процессами. Этот закон  был  предвестником  основанных  на
доносах политических процессов времен империи. Аграрный закон  Сатурнина
имел целью наградить землей солдат Мария, победивших кимвров и тевтонов.
В лице Мария войско и его полководец выступают  в  Р.  истории  в  новой
роли. Оскудение крестьянства и убыль в людях от  поражений  Р.  легионов
северными  варварами  побудили  Мария  принимать   на   военную   службу
пролетариев:  преобразованный  военный  строй  придал  легиону   большую
сплоченность,    символом    которой    является    серебряный     орел;
продолжительность походов теснее  связала  легионы  с  полководцем.  Сам
Марий, под влиянием страха, внушенного Риму кимврами  и  тевтонами,  был
избираем 4 раза подряд  консулом;  честолюбие  "нового  человека"  (homo
novus) разыгралось, и в 100 г. он стал добиваться, в союзе с Сатурнином,
шестого консульства. Скоро, впрочем, Марий, робкий в сенате,  отступился
от своих союзников, а  с  их  смертью  от  руки  враждебной  им  партии,
кончилась, на время, и политическая роль Мария. Она возобновилась 12 лет
спустя, и опять в союзе с трибуном. Союзническая война дала  возможность
Марию снова отличиться; он выступил после нее соперником консула  Суллы,
которому поручена была война против Митридата.
   С помощью трибуна Сульпиция Руфа, Марий одержал  верх,  но  Сулла  не
захотел уступить ему  команду  и  повел  свое  войско  на  Рим.  Процесс
отчуждения римского войска от народа завершился: впервые  в  Р.  истории
войско отказывается повиноваться народному собранию и занимает  Рим  как
неприятельский город. Марий и его приверженцы принуждены были бежать, но
после отплытия Суллы в Азию они снова  завладели  Римом;  Марий  стал  в
седьмой  раз  консулом  и  над  сенатской  партией  разразилась   первая
проскрипция. Победив Митридата, Сулла побеждает в Италии  своих  врагов,
подвергает их, в свою очередь, проскрипции, разоряет целые города, чтобы
населить их своими солдатами, и захватывает  неограниченную  власть  над
Римом,  в  звании  пожизненного  (perpetuus)   диктатора   (81).   Сулла
олицетворяет собой второй момент в возникновении  императорской  власти.
Войско сыграло в его лице решающую роль в судьбе  Рима:  "империум"  над
войском обратился в "империум" над республикой,  и  даже  не  в  обычной
форме Р. магистратуры.  Но  Сулла  еще  не  ищет  императорской  власти;
вынужденный захватить власть, он оставляет ее при первой  возможности  и
удаляется в частную жизнь. Мало того: он пользуется своей властью, чтобы
укрепить республику  на  более  прочных  основах.  Сулла  принадлежал  к
сенатской партии, он возвысился в борьбе с партией форума;  естественно,
что он поставил сенат в центре Р. политического строя. Виновниками  всех
политических потрясений в Риме за последние 50 лет являлись трибуны;  их
роль  Сулла  и  хотел  свести  до  первоначальной  незначительности.  Он
поставил их в полную зависимость от сената; они не  только  должны  были
заручиться  дозволением  сената,  чтобы  внести  какое-либо  предложение
(рогацию) в народное собрание, но могли быть избираемы только  из  числа
сенаторов и лишались права занимать после трибуната курульные  должности
претора и консула. Эти ограничения  трибуната  были,  вместе  с  тем,  и
ограничениями трибут-комиций, в интересах сената. Сенат, пострадавший от
проскрипций, был пополнен всадниками и доведен до 600 человек; ему  было
возвращено право, отнятое  у  него  Каем  Гракхом,  составлять  судебное
присутствие в процессах над провинциальными магистратами.
   Ограничивая судебную  деятельность  комиций,  Сулла  организовал,  на
подобие quaestio perpetua de pec. rep., постоянные суды по разным другим
преступлениям  (de  sicariis  et  veneficis),  чем   расширил   судебную
деятельность сенаторов. Чтобы обеспечить  приток  свежих  сил  в  сенат,
Сулла увеличил число преторов до 8, а квесторов - до 20. Консулов  Сулла
обязал проводить год своего консульства в  Италии,  во  избежание  таких
столкновений, какое было у него с Марием. Этим Сулла ослабил авторитет и
военный характер консульства. Организация Суллы не долго  его  пережила:
трибуны были слишком заинтересованы  в  восстановлении  своей  власти  и
тотчас после похорон Суллы обратились к консулам с просьбой об этом.  Их
агитация увенчалась успехом уже в 75  г.,  и  вместе  с  тем  возродился
антагонизм между партией форума (или марианцами)  и  сенатской  партией.
Среди  вызванных  этим  смут  возвысился  Помпей.  Нелегкая  победа  над
марианцем Серторием в Испании и более легкая над Спартаком предводителем
восставших рабов в Италии, доставили Помпею в 70 г. консульство, хотя он
тогда еще числился в всадниках, не будучи сенатором. Сулла был  вынужден
обстоятельствами захватить власть; Помпей стремился к ней, как к  своему
законному достоянию. Но с другой  стороны  он  принадлежал  к  сенатской
партии,   некоторая   нерешительность   удерживала   его   на    стороне
господствовавшего порядка; он желал диктатуры,  но  без  насилия,  из-за
одного почета.  Обстоятельства  ему  благоприятствовали;  успех  морских
разбойников побудил трибуна Габиния провести закон  о  поручении  Помпею
истребить их: при этом ему был  предоставлен  majus  imperium  по  всему
восточному берегу Средиземного моря и на 70  миль  от  побережья  внутри
области,  т.  е.  на  всем  этом   пространстве   ему   были   подчинены
провинциальные  правители  и  войска.  Исполнив  блестящим  образом  это
поручение, Помпей получил другое - усмирить Митридата, что  и  повело  к
покорению Азии.
   Здесь он  играл  роль  восточного  шах-ин-шаха,  т.  е.  царя  царей.
Вернувшись в Италию, он, согласно закону, сложил команду, распустил свои
легионы и явился в Рим частным человеком.  Вследствие  этого  легального
образа действий он оказался бессилен  и  был  принужден  протянуть  руку
другому, еще юному честолюбцу, не имевшему за  собой  военных  заслуг  и
добивавшемуся консульства.
   Так возник первый триумвират Юлия Цезаря,  Помпея  и  Красса.  Цезарь
получил  консульство  (59),   а   Помпей   добился   утверждения   своих
распоряжений и награждения солдат. По удалении Цезаря в  Галлию,  Помпей
остался первым по почету гражданином в Риме, но без реальной власти. Так
как Цезарь не управился с Галлией в предоставленное  ему  пятилетие,  то
Помпей и Красс заключили с ним новую сделку, в силу которой они получили
консульство, а по истечении его - провинции. Крассу досталась Азия,  где
он погиб в  битве  с  парфянами;  Помпей  получил  Испанию,  которой  он
управлял из Рима. Новый, небывалый почет был ему оказан: он  был  избран
единственным консулом, с правом взять себе товарища. Между тем сила  его
победоносного соперника в Галлии росла несоразмерно с  его  собственной;
Помпей породнился с ним двойными узами,  но  смерть  дочери  Цезаря,  на
которой женился Помпей, ослабила эту связь. Все ближе  подходил  роковой
момент возвращения Цезаря и  его  неминуемого  столкновения  с  сенатом.
Помпей ждал и желал, чтобы обе стороны обратились к нему, как к главному
руководителю судьбами Рима: но это не исполнилось. Сенат был не довольно
покорен авторитету Помпея; оставаться  же  безучастным  зрителем  борьбы
Цезаря с сенатом - значило  обречь  себя  на  политическое  ничтожество.
Помпей принял  сторону  сената,  но  между  ними  не  было  достаточного
единства, и Цезарь победил республику, в лице сената и  Помпея.  В  лице
Цезаря императорская власть выступает в Риме с такой  определенностью  и
полнотой,  что  его  имя  стало  у  всех  европейских   народов   высшим
обозначением монархии. В Галлии он выказал себя  великим  полководцем  и
организатором; он создал независимую от сената армию, а своими обильными
денежными средствами и щедростью составил себе в Риме и в  самом  сенате
преданную ему парию.  Критическим  для  него  вопросом  было  положение,
ожидавшее его по истечении его проконсульства. Он не  желал,  возвеличив
Рим своими  победами  и  завоеваниями,  явиться  туда,  подобно  Помпею,
простым гражданином, принужденным  искать  милости  сената;  поэтому  он
хотел добиться консульства до окончания срока своего проконсульства.
   Вопрос еще усложнялся тем, что самый срок последнего (1 марта 49  или
1 янв. 48 г.) вычислялся различно Цезарем и  сенатом.  Когда  он,  после
двухлетней борьбы, был решен  против  Цезаря,  последний  перешел  через
Рубикон, пограничную речку, отделявшую Галлию Цизальпинскую от тогдашней
Италии. Сенат и Помпей, не  приготовившиеся  к  войне,  были  принуждены
бежать за  море  и  при  Фарсале  побеждены  Цезарем;  затем  в  течение
нескольких лет Цезарю пришлось усмирять приверженцев Помпея и  сената  в
Африке и в Испании. Победа Цезаря была полная, и тем  замечательнее  его
отношение к побежденным. Победы Рима издавна сопровождались истреблением
противника; когда начались гражданские междоусобия, тот же  принцип  был
применен и  к  римлянам.  В  первый  раз  победа  обошлась  в  Риме  без
проскрипции; Цезарь не  только  был  сам  великодушен,  но  карал  своих
офицеров  за  грабеж;  он  твердой  рукой  сдерживал  солдат   и   таких
приверженцев, как  Долабеллу,  которые  хотели  воспользоваться  смутным
временем, чтобы избавиться от долгов. Всего важнее был  для  побежденной
республики вопрос, какое место захочет занять в  ней  победитель.  Новое
положение дела прежде всего выразилось в том, что победитель совместил в
себе главные республиканские должности: он стал диктатором  на  10  лет,
что не мешало ему брать на себя иногда и консульство; затем он  присвоил
себе цензорскую власть, под именем prаеfectura  morum,  а  так  как  он,
вследствие своего патрициата, не мог быть трибуном  -  то  и  трибунскую
власть. Вместе с тем ему было предоставлено в сенате место между  обоими
консулами и право первому  высказывать  свое  мнение,  что  обозначалось
выражением princeps senatus.  Совершенной  новизной  был  данный  Цезарю
пожизненный титул императора, поставленный впереди имени, а  не  позади,
как   бывало   прежде.   В   этом   выражалась   чрезвычайная    власть,
предоставленная ему над всеми войсками и провинциями  республики,  тогда
как вышеупомянутые республиканские должности имели отношение только к Р.
или Италии.
   Помимо должностей  и  титулов,  Цезарю  были  оказаны  многочисленные
почести (право постоянно носить лавровый венок  и  одеяние  т