формах чешского языка и изложен синтаксис  его,  причем  разбор
собранного материала совершен по строгому научному методу.  Существенный
недостаток  этого  труда  состоит  в   том,   что   предметом   научного
исследования  явились  памятники  тогда  сильно  заподозренные,  а  ныне
совершенно отвергнутые.  Ш.  не  без  основания  упрекали  в  недостатке
критики. Известность Ш. со времени переселения его в  Прагу  значительно
расширилась, благодаря только что отмеченным капитальным трудам его.  Ш.
стали предлагать кафедру славяноведения в Берлине, но  он  отказался  от
этого предложения;  тогда  прусский  министр  народного  просв.  Эйхгорн
пригласил Ш. в  Берлин,  чтобы  получить  от  него  совет,  как  следует
поставить учреждаемые в  Берлине  и  Бреславле  кафедры.  Ш.  представил
Эйхгорну  замечательную   записку,   в   которой   был   начертан   план
университетского преподавания славяноведения. Предложения, обращаемые  к
Ш. из России и Пруссии, заставили и австрийское правительство  отнестись
к  Ш.  с  большим  вниманием.  С  1837   г.   Ш.   был   цензором   книг
"беллетристического и смешанного содержания". В 1841 г. он был  назначен
сверхштатным хранителем университетской  библиотеки.  Цензурные  занятия
доставляли Ш. массу хлопот и неприятностей, и он настойчиво стал просить
об увольнении от этой должности; в 1847 г. он, наконец,  освободился  от
нее. Ш. давно мечтал об открытии славянской кафедры  в  Австрии,  прежде
всего в Праге, где надеялся получить профессуру. С этою целью он подал в
1846 г. эрцгерцогу Стефану, наместнику Чехии, особую записку; но она  не
имела успеха. Назначенный в 1848 г.  самим  императором  членом  Венской
Академии, Ш. выхлопотал себе  разрешение  преподавать  славяноведение  в
пражском университете, но вспыхнувшее  в  марте  1848  г.  революционное
движение в Вене и Праге помешало ему открыть свои чтения. Так  Ш.  и  не
удалось  достигнуть  университетской  кафедры.  Он   получил   должность
библиотекаря университетской библиотеки, которая, благодаря его заботам,
обогатилась многими приобретениями и получила новые штаты. Когда в  1848
г. в  Праге  состоялся  съезд  представителей  всех  славянских  народов
Австрии, Ш. был избран председателем его, и только после его отказа  его
заменил Палацкий. На съезде этом он произнес знаменитую речь, в  которой
обличал лживость приговора о  славянах  их  соседей  -  немцев,  мадьяр,
итальянцев, считающих славян неспособными к полной свободе  и  к  высшей
политической жизни только потому, что они славяне. Пражский период жизни
Ш.  не  смотря  на  всю  скромность  официального  положения  его,   был
чрезвычайно благотворен как обширною ученою деятельностью Ш., так  и  по
тому личному влиянию, которое он оказывал на  многочисленных  славянских
путешественников, в том  числе  и  русских.  Круг  русских  учеников  Ш.
чрезвычайно  велик.  Первые  наши  славяноведы   -   Бодянский,   Прейс,
Срезневский, Григорович, - находились с ним в близких, дружеских  связях
и пользовались его  советами  и  указаниями,  оказывая  в  то  же  время
содействие научным предприятиям Ш. Сороковые и пятидесятые годы в ученой
деятельности Ш. отличаются обилием статей  и  исследований,  посвященных
вопросам  языковедения  вообще  и  в  частности  выяснению   капитальных
вопросов языкознания славянского. Целый ряд мелких статей по языкознанию
помещен был Ш. в "Часописи Чешского Музея" за 1846 - 1848  гг.  Особенно
важны его исследования по вопросу о родине и происхождении глаголицы.  В
рассуждении: "Ueber den Ursprung and die Heimath  des  Glagolitismus"  (
1858) вопрос о кириллице и глаголице рассмотрен  Ш.  особенно  подробно.
Палеографические  признаки  глаголицы,  своеобразно   истолкованные   Ш.
исторические свидетельства об изобретении  славянской  азбуки  и  данные
лингвистические привели Ш.  к  заключению,  что  глаголица  древнее  так
назыв. кириллицы, и что она именно есть  письмо,  изобретенное  Кириллом
Философом, а  азбука,  носящая  имя  Кирилла,  составлена  учеником  его
Климентом, епископом велицким  (в  Македонии).  В  трудах  более  ранних
("Расцвет славянской литературы в Болгарии",  1848;  "Взгляд  на  первые
века  глаголической  письменности",   1852;   "Памятники   глаголической
письменности",  1853;  "Glagolitische  Fragmente",  1857)  Ш.   держался
несколько иных взглядов. Взгляд Ш. принят  был  и  развит  целой  школой
австрийских славистов и получил дальнейшее развитие в трудах  Миклошича,
Ягича и др. Хотя взгляды Ш. не восторжествовали еще окончательно, тем не
менее  собранные  им  доказательства,  глубокомысленные  соображения   и
строгий научный метод сохраняют за его трудами значение  и  в  настоящее
время. Многолетние ученые занятия  при  крайне  тяжелых  материальных  и
нравственных условиях, непрестанная  борьба  за  существование,  болезнь
жены  и  болезненность  самого  Ш.  в  последние  годы  особенно  сильно
отразились на его организме. Болезненное состояние Ш.  резко  проявилось
23 мая 1860 г., когда он бросился в Влтаву. Его спасли,  он  поправился,
но страдальческая жизнь его продолжалась недолго:  26  июня  (нов.  ст.)
1861 г. он скончался. В истории славяноведения ему принадлежит, наряду с
Добровским,  одно  из  почетнейших  мест.  Труды  его  в  этой   области
многочисленны и разнообразны. И славянские языки, с  старославянским  во
главе, и древняя история славянства,  и  современное  его  состояние,  и
славянская  письменность  вообще  -  все  было  предметом  его   научных
разысканий и изучений. Как человек, Ш. принадлежит к числу величайших  в
истории просвещения идеалистов. Его нравственный  облик  характеризуется
лучше всего эпитафией  на  его  могильном  памятнике:  "В  красных  мира
воспитал ся еси от юности своея".

   Литература. В. Брандл, "Zivot Pavla Josefa  Safarika"  (Берн,  1887).
Для эпохи новосадской весьма  важным  является  труд  проф.  К.  Иречка,
"Safarik mezi Jihoslovany" (в журн. "Osveta", 1895). Очерк  деятельности
Ш. и характеристику его как чешского писателя-ученого  и  как  человека,
дает Яр. Волчек ("Р. I. Safarik", 1896, Прага). На русском языке: П.  А.
Кулаковский, "Павел-Иосиф Шафарик"  ("Журн.  Мин.  Нар.  Просв.",  1895,
июнь);  обширное  жизнеописание  и  обозрение  ученой  деятельности   Ш.
принадлежит П. А. Лаврову ("Древности. Труды  славянской  комиссии  Имп.
Моск. Археол. Общ.", т. II, 1898).
   Ф.
   Шафран (Crocus L.) - родовое название растений  из  сем.  касатиковых
(Iridaceae); известно до 60  видов,  дико  растущих  преимущественно  по
берегам  Средиземного  моря.  Растение  снабжено   клубнем   и   узкими,
прикорневыми  листьями;  цветков  один   или   несколько,   околоцветник
ворончатый,  длиннее   тычинок,   завязь   нижняя,   трехгнездная.   Род
подразделяется на две секции: 1) Involucrati (цветки у  основания  одеты
влагалищными кроющими листьями)  и  2)  Nudiflori  (цветки  без  кроющих
листьев). В России встречаются около  5  видов,  из  них  С.  variegatus
растет по степям в  юго-западной  России.  Это  многолетнее  растение  с
грубоволокнистым клубнем  и  3  -  4  тонко-линейными  листьями;  цветок
бледно-фиолетовый. В культуре известно несколько видов Ш.; одни  из  них
цветут  весною.  напр.  С.  vernus,  suaveolens.   Susianus,   candidus,
chrysanthus и др.; другие - осенью:  iridiflorus,  sativus,  nudiflorus,
speciosus и др.
   С. P.

   Шафран (сельскохозяйств.) - культивируется издавна  в  Индии,  Китае,
Японии, Малой Азии, южном  побережье  Средиземного  моря;  в  Европе  он
разводится преимущественно в Испании  и  Франции  и  местами  в  Италии,
причем вырабатываемый в разных странах Ш.  бывает  разного  достоинства.
Выше других ценится кашмирский, тунисский и французский. Ш., ниже других
итальянский. У нас Ш. возделывается в небольших количествах  на  Кавказе
(близ Баку и Дербента), хотя с успехом мог  бы  разводится  и  в  других
местах на юге России. При культуре Ш. требуется  солнечное  положение  и
сухая, хорошо разрыхленная почва, чистая притом от сорных трав. Навоз  в
качестве удобрения применяется только хорошо перепревший,  и  посаженные
луковицы не должны с ним соприкасаться в земле. Посадка  производится  в
конце августа - начале  сентября  молодыми  луковицами,  отобранными  от
старых растений, в бороздки, проведенные на расстоянии 6 дюймов одна  от
другой, в 3 дюйма луковица от луковицы, на глубину до 6 дюймов. Через  3
- 4 недели после посадки показываются цветы, а в октябре  -  листья.  На
второй год Ш. зацветает раньше и значительно больше дает цветов. Вообще,
2-й и 3-й  годы  после  посадки  считаются  наиболее  урожайными.  После
3-летнего периода шафранная плантация переносится па новое место, старая
же засевается хлебом и только чрез 7 - 8 лет на ней  снова  разводят  Ш.
Сбор цветов или рылец  должен  производиться  по  обсыхании  росы  и  до
наступления полуденного жара. Рыльца  вырываются  обыкновенно  руками  и
тотчас же высушиваются в ситах над угольями или в печах так,  чтобы  они
затвердели. Урожай Ш. незначителен: 1 фн. получается с 250  -  300  тыс.
цветов; десятина дает 10 - 12 фн.  продукта,  продаваемого  по  довольно
высокой цене. Во всех вышеуказанных странах культивируется разновидность
Ш. Crocus sativus genuinus, причем культура  считается  выгодной  только
для мелких  землевладельцев.  Другая  разновидность  Ш.  Crocus  sativus
Palassii разводится в садах как декоративное растение. Эта разновидность
встречается в изобилии в диком состоянии в степной части Крыма и местами
на Яйле; существует указание, что она может дать такой же продукт, как и
культурный Ш.
   Шах (персид. Schah) - монарх, царь: титул персидских царей. Слово Ш.,
как титул, до царствования настоящей персидской  династии  употреблялось
впереди собственного имени, напр. Ш.-Аббас; но  с  настоящею  династиею,
как  происходящею  от  турецкого  племени  каджаров,  это  слово  начали
употреблять,  в  подражание  туркам,  после  собственного  имени,  напр.
Наср-эддин-Ш. Официальный титул персидских монархов - шах-ин-шах, т.  е.
царь царей.
   Шахматов (Алексей Александрович, род. в 1864 г.) - выдающийся ученый.
Из дворян Саратовской губ. Учился в  4-й  московской  гимназии.  Еще  на
гимназической скамье начал изучать по рукописям памятники  древнерусской
письменности и написал две статьи, появившиеся в 1882 г. в "Archiv  fuer
slavische Philologie" ("Zur Kritik der altrussischen Text", т. V, и "Zur
Textkritik des Codex Sviatoslavi vom J. 1073", т.  VI).  В  1883  г.  Ш.
поступил в московский университет,  на  историкофилологический  фак.  Во
время пребывания в университете, в том же "Archiv" он напечатал, в  1883
г., свой первый труд по истории русского языка, содержавший замечания на
диссертацию  А.  И.  Соболевского  и   указания   на   значение   примет
древнерусских  памятников  для  исследования  древнерусских  наречий   и
определения местности памятника ("Beitrage zur russisch. Grammatik",  т.
VII). В 1884 г. в академ.  "Исследованиях  по  русскому  языку"  (т.  1)
появились его "Исследования о  языке  новгородских  грамот  XIII  и  XVI
веков", замечательные  по  точности  и  строгости  примененного  автором
метода. Окончив курс, Ш. был оставлен при университете. В 1890 г. Ш., по
выдержании магистерского экзамена, сделался приват-доцентом. В это время
им прочитан систематический курс по истории русского языка,  вышедший  в
литографированном  издании.  В  1891  г.   Ш.   был   назначен   земским
начальником, но недолго оставался в этой должности. В 1893  -  94  г.  в
"Рус. Филол. Вестн." были напечатаны его "Исследования в области русской
фонетики". Ш. представил эту работу в  1894  г.  для  соискания  степени
магистра, но ист. фил. факультет присудил ему  высшую  степень:  доктора
русского  языка  и  словесности.  В  1894-м  году  Ш.  выбран  адъюнктом
отделения русского языка и словесности академии наук; в настоящее  время
он  состоит  ординарным  академиком  и  управляющим  русским  отделением
академич. библиотеки. В  1903  г.  Ш..  явился  одним  из  деятельнейших
инициаторов предварительного  съезда  славистов  и  выработал  программу
"Славянской энциклопедии". В области историко-литературной  внимание  Ш.
привлекали летописи, патерик  и  хронограф.  Его  исследования  коренным
образом меняют наши представления об этих  памятниках.  Сюда  относятся:
"Несколько слов о нестеровом житии Феодосия" ("Изв. отд.  русск.  яз.  и
слов.", т. 1, кн. 1  и  в  "Сборнике  отд.",  т.  64);  "Kиeво-печерский
патерик  и   печерская   летопись"   ("Известия",   т.   II.   кн.   3);
"Киево-печерский патерик и житие Антония" ("Ж. М.  Н.  Пр.",  1898);  "К
вопросу о происхождении хронографа"  ("Сборник",  т.  66);  "Путешествия
Мисюря Мунехина  и  хронограф"  ("Известия",  VI,  1);  "Исходная  точка
летоисчисления Повести временных лет";  "Хронология  древнейших  русских
летописных сводов"; "Древнейшие редакции Повести временных лет" ("Ж.  М.
Н. Пр.", 1897); "О начальном киевском летoпиcнoм своде" ("Чтения в  Общ.
Ист. и Древ.". 1897); "Симеоновская летопись XVI в. и Троицкая нач.  XIV
в. " ("Известия", V).
   Щ.

   Лингвистические труды Ш. Уже в  первых  работах  Ш.,  содержащих  ряд
поправок  к  изданиям  древнерусских  текстов,  заметны  самостоятельные
взгляды на разные спорные вопросы исторической фонетики русского  языка.
В "Beitrage zur russischen Grammatik"  высказан  ряд  ценных  замечаний,
особенно по классификации и характеристике  древнерусских  рукописей  по
местностям. Результаты своих занятий рукописями  автору  удалось  вскоре
дополнить и проверить  наблюдениями  над  живыми  cеверно-великорусскими
говорами, благодаря поездке в Олонецкую губернию, где он обратил  особое
внимание  на  произношение  современных  рефлексов  древнего  "ять".   В
университете сильное влияние на научное развитие  Ш.  оказали  курсы  по
общему и  сравнительному  языкознанию  Ф.  Ф.  Фортунатова,  давшие  ему
строгий лингвистический метод,  редкий  у  наших  специалистов-историков
языка. Работа о языке новгородских грамот XIII - XIV вв. содержит в себе
много нового и ценного по исторической фонетике великорусского  наречия,
а в приложении к ней дано образцовое вторичное издание рассматриваемых в
нем грамот, впервые напечатанных, но  недостаточно  точно,  в  "Собрании
государственных грамот и договоров" гр. Румянцева. Занявшись вопросом  о
русском ударении, Ш. увидел необходимость расширить  свои  наблюдения  и
уяснить  себе  отношение  русской  акцентуации   к   сербохорватской   и
общеславянской. Результатом этих  занятий  явилась  большая  статья:  "К
истории сербскохорватских ударений"  ("Русск.  Филол.  Вестник",  1888),
первая в ряду других капитальных  работ  Ш.,  посвященных  славянской  и
русской акцентологии, для которой так много сделал и его университетский
учитель, Ф. Ф. Фортунатов. За нею последовала  вторая  такая  же  статья
(там же, 1890). Обе статьи содержат ряд весьма ценных и новых наблюдений
и  выводов  в  области  не  только   сербской,   но   и   общеславянской
акцентологии. Интересны и важны  также  проводимые  в  них  параллели  с
русскими диалектическими разновидностями акцентуации.  Занятия  сербской
акцентyaцией привели Ш. к изучению сочинений Юрия Крижанича  (снабженных
знаками ударений), вопрос об издании которых он поднял в московском общ.
ист. и древностей. Благодаря его стараниям, было приступлено к  изданию,
но дело затормозилось вследствие отъезда  или  смерти  некоторых  членов
составленного Ш. с этою целью кружка молодых московских  ученых.  Плодом
изучения сочинений Крижанича явились новые исследования Ш. об ударении у
Крижанича ("Русск. Филол. Вестник", 1895). К 1890 г. относится сделанный
Ш.  (вместе  с  В.   Н.   Щепкиным)   перевод   известного   руководства
старославянск. грамматики проф.  Лескина,  к  которому  он  присовокупил
собственные дополнения о фонетических особенностях и формах склонения  в
языке Остромирова евангелия. "Исследования в области  русской  фонетики"
(1893) посвящены одному из самых сложных вопросов  русской  исторической
фонетики (переход общеславянского краткого е в о,  рядом  с  сохранением
общеславянского долгого  "ять"  или  и)  и  богаты  глубокими  и  новыми
наблюдениями  и  выводами.  Касаясь,  кроме  указанного  выше   главного
содержания, целого ряда других темных вопросов  древнерусской  фонетики,
диссертация  Ш.  является  одним  из  капитальнейших  трудов  последнего
времени в области истории русского языка. К 1894 г. относится статья: "К
вопросу об образовании русских наречий" ("Русск. Филол. Вестник", ј  3),
впоследствии  расширенная  и  переработанная  автором  ("К  вопросу   об
образовании русских наречий и русских народностей", в "Журн.  Мин.  Нар.
Просв.", 1899, апрель) и заключающая  ряд  интересных  и  свежих  мыслей
относительно  первичной  и  современной  группировок  русских   говоров,
сложившихся под влиянием разных исторических  условий.  Появление  Ш.  в
составе отделения русск.  яз.  и  слов.  Имп.  акад.  наук  совпадает  с
возобновлением печатного органа отделения - "Известий отд. русск. яз.  и
слов. и т. д.", издававшегося когда-то под редакцией И. И. Срезневского.
Не довольствуясь участием в издании в качестве одного из редакторов,  Ш.
становится одним из деятельнейших сотрудников "Известий", редкая  книжка
которых не заключает в себе какой-нибудь его работы. Так,  в  первом  же
томе "Известий" (1896) напечатаны: составленные им прекрасные  программы
для собирания особенностей северо- и южно-великорусских говоров (кн. 1 и
3) и богатое собрание "Материалов для изучения  великорусских  говоров",
извлеченных  им  из  поступивших  в  Академию  ответов  на   разосланные
программы (кн. 2, 3 и 4). Там же напечатана Ш. статья: "К истории звуков
русского языка. Смягченные согласные.  Глава  1.  Эпоха  общеславянская.
Глава 11.  Эпоха  общерусская"  (кн.  4),  содержащая  несколько  ценных
соображений о палатализации согласных в русском и слав. языках вообще. В
следующем  1897  г.,  кроме   продолжения   "Материалов   для   изучения
великорусских говоров" (кн. 1 и 2), Ш. напечатал  лишь  ряд  критических
отзывов  (об  "Опыте  русской  диалектологии"  Соболевского,   юбилейном
сборнике  Cariathria  в  честь  Корша,  ярославском  областном   словаре
Якушкина и т. д.). В том же году им выпущен первый выпуск II тома нового
академического словаря  русского  языка,  перешедшего  под  его  главную
редакцию за смертью Я. К. Грота и принявшего в его руках совсем иной вид
по богатству и полноте материала и научности издания. В 1898  г.,  кроме
нового выпуска словаря русского языка, выходящего с тех пор регулярно по
одному выпуску в  год,  Ш.  напечатал  в  "Известиях"  новую  статью  по
славянской  акцентологии,  примыкающую  к  прежним  его  трудам  в  этой
области: "К истории ударений в славянских языках" (т.  III,  кн.  1),  а
также продолжение "Материалов для изучения великорусских говоров" (кн. 1
и 2), которые находим и  в  1  кн.  IV  тома  "Известий"  (1899).  После
некоторого промежутка в лингвистической деятельности Ш.,  объясняющегося
временным увлечением его некоторыми историколитературными  вопросами  (о
составе  древнерусских  летописей),  он  снова  возвращается   к   своим
исследованиям в области  исторической  фонетики  русского  и  славянских
языков, озаглавленным "К истории звуков русского языка".  Кроме  вопроса
"об общеславянском а" ("Известия", т. VI, 1901, кн.  4),  в  этой  серии
трудов особенное внимание его привлекает вопрос  о  русском  полногласии
("Известия", т. VII, 1902, кн. 2), в связь с которым он приводит  ряд  в
высшей  степени  интересных  фонетических  явлений  русского  и   других
славянских  языков,  впервые  им  отмеченных  и  собранных  под   именем
"третьего  полногласия"  ("Первое  и  второе  полногласие.  Сочетания  с
краткими плавными, замена долгих  плавных  слоговыми  и  З  полногласие"
("Извест