ии  К.  для
заводско-промышленных целей, они обыкновенно вывозятся из хозяйства, или
же, при благоприятных  даже  условиях,  только  содержимое  в  заводских
отбросах  К.  прямо  непосредственно,  или  после  скармливания  скотом,
возвращается почве в виде удобрения и б) необходимость при  культуре  их
глубокой обработки почвы и многократного  мотыжения  и  окучивания,  что
соединено с значительными расходами и возможно только в  густонаселенных
местностях и  при  существовании  в  хозяйстве  средств  для  увеличения
упряжных сил.
   С.
   Корнилов  (Владимир  Алексеевич,  1806  -   1854)   -   вице-адмирал,
знаменитый  защитник  Севастополя;   воспитанник   морского   кадетского
корпуса, с 1827 по 1830 г. плавал на корабле "Азов" в Средиземном море и
участвовал в  наваринском  сражении;  с  1842  по  1846  гг.  командовал
кораблем "XII Апостолов", затем командирован был в Англию  наблюдать  за
постройкою пароходов для черноморского флота; в  1849  г.  назначен  был
начальником штаба этого флота; принимал участие в синопском  бое;  после
открытая крымской кампании, сделан начальником обороны северной  стороны
Севастополя. Затопив,  по  приказанию  главнокомандующего,  пять  старых
кораблей для преграждения входа в севастопольскую  бухту,  К.  употребил
экипаж их на  укрепление  самого  города  и  с  поразительной  быстротой
устроил цепь редутов, бастионов и батарей. Вскоре К. должен был оставить
сев.  сторону,  так  как  отряжен  был  на  помощь  адмиралу   Нахимову,
защищавшему  южн.  сторону;  здесь  К.  проявил  свою  обычную  энергию,
распорядительность, бесстрашие и спокойствие,  которые  внушали  к  нему
безграничное  доверие  подчиненных,  воодушевлявшихся  примером   своего
вождя. В первый же день бомбардирования Севостополя, 5 окт. 1854 г.,  К.
был на Малаховом кургане смертельно ранен ядром.
   Коро (Жан-Батист-Камиль Corot, 1796 - 1875) - один из значительнейших
французских пейзажистов новейшего времени. Занимался вначале  этюдами  с
натуры под руководством Мишалона, а  потом,  учась  у  Бертена,  потерял
немало  времени  в  следовании  по  академическому   направлению   этого
художника, пока не отправился, в 1826 г., в Италию и не  принялся  здесь
снова за непосредственное изучение природы. Делая этюды  в  окрестностях
Рима, он быстро усвоил себе понимание, главным образом, общего характера
пейзажа, хотя внимательно вникал и  в  его  детали  и  усердно  списывал
скалы, камни, деревья,  кусты,  мох  и  т.  п.  Впрочем,  в  его  первых
итальянских  произведениях  еще   заметно   стремление   к   ритмичности
расположения  частей  и  к  стильности  форм.  Впоследствии  работал   в
Провансе,  Нормандии,  Лимузене,  Дофине,  окрестностях   Парижа   и   в
Фонтенебло, при чем его взгляд на природу и исполнение  становились  все
свободные и независимее. В картинах,  писанных  по  возвращения  его  из
Италии, он не гонится за точным воспроизведением  данной  местности,  но
старается передать единственно впечатление от ее, пользуясь ее формами и
тонами лишь для того, чтобы выразить  при  их  помощи  свое  поэтическое
настроение. Той же цели содействуют также фигуры, которые он помещает  в
своих   пейзажах   составляя   из   них   идиллические,   библейские   и
фантастические сцены. Хотя его упрекали за  излишнюю  сентиментальность,
однако от многих из его произведений веет также и  неподдельно  светлым,
жизнерадостным чувством. Это был, по преимуществу, живописец тихо спящих
вод, широких, бледных горизонтов, задернутых  туманом  небес,  дремлющих
лесов и рощ, - настоящим Феокритом  пейзажной  живописи.  Кроме  ее,  он
занимался гравированием иглою и крепкою водкою. Лучшие его картины: "Вид
Ривы" (1835; в марсел. музее), "Итальянское утро" (1842;  в  авиньонском
музее), "Воспоминание об оз. Неми" (1865), "Идиллия", "Восход  солнца  в
Виль-д'Авре" (1868; в руанском  музее),  "Нимфы  и  сатиры  приветствуют
пляскою восход солнца" (1851; в луврской галерее  в  Париже),  "Утро"  и
"Вид в окрестностях Альбано" (там же). В Кушелевской гал. Имп. акд. худ.
в СПб. - два образца живописи К. : "Утро" и "Вечер".
   A. С - в.
   Короленко   (Владимир   Галактионович)   -   выдающийся   современный
беллетрист. Род. 15  июня  1853  г.  в  Житомире.  По  отцу  он  старого
казацкого рода, мать - дочь польского  помещика  на  Волыни.  Отец  его,
занимавший разные должности в Житомире, Дубне, Ровне,  отличался  редкою
нравственной чистотою.  В  главных  чертах  сын  обрисовал  его  в  полу
автобиографической   повести:   "В   дурном    обществе",    в    образе
идеально-честного "пана-судьи". Детство  и  отрочество  К.  протекли  на
Волыни, в своеобразной обстановке маленьких городков,  где  сталкиваются
три народности: польская, украинско-русская и еврейская и где  бурная  и
долгая историческая жизнь оставила ряд  воспоминаний  и  следов,  полных
романтического обаяния. Все это, в связи с полупольским  происхождением,
наложило неизгладимую печать на творчество К. и  ярко  сказалось  в  его
художественной манере, роднящей его  с  новыми  польскими  писателями  -
Сенкевичем, Оржешко, Прусом. В ней  гармонично  слились  лучшие  стороны
обеих  национальностей:  польская   колоритность   и   романтичность   и
украинско-русская задушевность  и  поэтичность.  К  природным  качествам
пришли на помощь альтруистические  течения  русской  общественной  мысли
70-х годов.
   К. окончил курс в ровенском реальном училище, в 1870 г. Незадолго  до
этого умер  идеально-бескорыстный  отец,  оставив  многочисленную  семью
почти без всяких  средств,  и  когда  в  1871  г.  К.  поступил  в  спб.
технологически инст., ему пришлось вынести самую тяжелую нужду.  В  1872
г., благодаря стараниям энергичной матери,  ему  удалось  перебраться  в
Москву и поступить стипендиатом в  петровскоразумовскую  земледельческую
акд. В 1874 г., за подачу от имени товарищей коллективного прошения,  он
был исключен из акд. Поселившись в СПб., К. вместе  с  братьями  добывал
средства к существованию для себя и семьи корректурной работой. С  конца
70-х  годов  К.  подвергается  аресту  и  ряду   административных   кар,
закончившихся тем, что, после нескольких лет ссылки в Вятской губ., он в
начале 80-х годов поселен в восточной Сибири, в 300 верстах за Якутском.
Сибирь произвела на  невольного  туриста  огромное  впечатление  и  дала
материал для лучших его очерков.  Дико-романтическая  природа  сибирской
тайги, ужасающая обстановка жизни поселенцев в  якутских  юртах,  полная
приключений жизнь бродяг, типы правдоискателей,  рядом  с  типами  людей
почти озверевших -  все  это  художественно  отразилось  в  превосходных
очерках К.  из  сибирской  жизни:  "Сне  Макара",  "Записках  сибирского
туриста", "Соколинце", "В подследственном  отделении".  Автор  почти  не
останавливается на будничных сторонах сибирского быта, а  берет  его  по
преимуществу в его наиболее величавых или оригинальных проявлениях.
   В середине 80-х гг. К. разрешено было поселиться в Нижнем  Новгороде,
и с тех пор все чаще и чаще фигурирует в  его  рассказах  верхневолжская
жизнь. Романтического  в  ней  мало,  но  много  беспомощности,  горя  и
невежества - и это нашло свое отражение в рассказах  К.:  "На  солнечном
затмении",  "За  иконой",  "Река   играет",   в   полу   этнографических
"Павловских очерках" и особенно в очерках, составивших целую книгу,  под
загл.: "В голодный год" (СПб.,  1893).  Эта  книга  явилась  результатом
энергической деятельности  К.  по  устройству  бесплатных  столовых  для
голодающих в Нижегородской  губ.  Газетные  статьи  его  об  организации
помощи голодающим в свое  время  дали  ряд  весьма  важных  практических
указаний. В  1894  г.  К.  ездил  в  Англию  и  Америку  и  часть  своих
впечатлений выразил в очень оригинальной повести  "Без  языка"  ("Русск.
Богат.", 1895, ј 1 - 3), несколько сбивающейся на анекдота, но  в  общем
написанной блестяще и с чисто диккенсовским юмором. С 1895 г. К. состоит
издателем "Русского Богатства" - журнала, к которому он теперь  примкнул
окончательно. Прежде, его произведения чаще всего печатались в  "Русской
Мысли".
   К. начал свою литературную деятельность еще в конце  70-х  годов,  но
большою публикою не был замечен. Его первая повесть - "Эпизоды из  жизни
искателя" появилась в  "Слове".  Сам  автор,  очень  строгий  к  себе  и
вносящий в собрания своих произведений далеко не все им напечатанное, не
включил  в  них  "Эпизодов".  А  между  тем,  не   смотря   на   большие
художественные  недочеты,  эта  повесть  чрезвычайно  замечательна,  как
историческое свидетельство нравственного  подъема,  охватившего  русскую
молодежь 70-х гг. В рассказе нет ничего  напускного:  это  не  щеголянье
альтруизмом, а глубокое настроение,  проникающее  человека  насквозь.  В
этом  настроении   -   источник   всей   дальнейшей   деятельности   К.,
отличительная черта которой -  глубокая  любовь  к  людям  и  стремление
доискаться в каждом из них лучших сторон человеческого духа,  под  какой
бы толстой и, с первого взгляда, непроницаемой корой наносной  житейской
грязи они ни скрывались. Удивительное уменье отыскать в каждом  человеке
то, что, в pendant Гетевскому ewig weibliche, можно было бы назвать  das
ewig menschliche, больше  всего  и  поразило  читающую  публику  в  "Сне
Макара", которым, после 5 лет молчания, прерывавшегося только небольшими
очерками и корреспонденциями, К. вторично дебютировал в "Русские  Мысли"
1885 г. В почти совсем объякутившемся  жителе  затерянной  под  полярным
кругом сибирской слободы, официально  считающемся  христианином,  но  на
самом деде и Бога представляющем себе в якутском образе Великого Тойона,
автор успел заметить тлеющую божественную искру  и  так  осветил  темную
душу дикаря, что стала она нам близка и понятна.  И  сделал  это  автор,
отнюдь не прибегая к идеализации. Он не скрыл ни одной плутни и ни одной
проделки Макара, но сделал это не как судья и обличитель, а  как  добрый
друг, знающий, что не в испорченности Макара - источник его  отступлений
от правды.
   Успех "Сна Макара" был огромный.  Превосходный,  истинно  поэтический
язык, редкая оригинальность сюжета, необыкновенная сжатость и  вместе  с
тем  рельефность  характеристики  лиц  и  предметов  (последнее   вообще
составляет  одну  из   сильнейших   сторон   художественного   дарования
Короленка) - все это, в  связи  с  основною  гуманною  мыслью  рассказа,
произвело чарующее впечатление на читающую публику, и молодому  писателю
сразу  отведено  было  место  в  первых  рядах   литературы.   Одна   из
характернейших сторон успеха, выпавшего как на долю "Сна Макара", так  и
других произведений К. - это  его  всеобщность;  так,  не  только  самый
обстоятельный, но и самый восторженный этюд  о  К.  принадлежит  критику
"Моск. Ведом.", Ю.  Николаеву,  известному  своею  ненавистью  ко  всему
"либеральному". Вслед  за  "Сном  Макара"  появился  рассказ  "В  дурном
обществе" - тоже одно  из  лучших  произведений  К.  Рассказ  написан  в
романтическом стиле, но эта романтика свободно вылилась из общего склада
души автора. Действие опять происходит в такой среде, где  только  очень
любящее сердце  может  открыть  проблески  человеческого  сознания  -  в
сборище  воров,  нищих  и  разных  свихнувшихся  людей,  приютившихся  в
развалинах  старого  замка  одного  из  волынских  городков.   Они   все
преисправно воруют и пьянствуют, но все же сын  "пана  судьи",  случайно
сблизившийся с "дурным обществом", ничего  дурного  не  вынес  из  него,
потому что тут же встретил высокие образцы любви  и  преданности.  Образ
маленькой  страдалицы  Маруси,  из  которой  "серый   камень",   т.   е.
подземелье, высасывает  жизнь,  принадлежит  к  грациознейшим  созданиям
новейшей  русской  литературы,  и  смерть  ее  описана  с  тою  истинною
трогательностью,   которая   дается    только    немногим    избранникам
художественного творчества. По романтическому тону и  месту  действия  к
рассказу "В дурном обществе" близко  примыкает  полесская  легенда  "Лес
шумит". Она написана  почти  сказочной  манерой  и  по  сюжету  довольно
банальна: пана убил оскорбленный в своих супружеских чувствах  хлоп.  Но
подробности легенды разработаны  превосходно;  в  особенности  прекрасна
картина волнующегося перед бурей леса. Выдающееся  умение  К.  описывать
природу сказалось  здесь  во  всем  блеске.  Он  воскресил  совсем  было
исчезнувший из  русской  литературы,  после  смерти  Тургенева,  пейзаж.
Меланхолия чужда К. : из созерцания природы он извлекает то же  бодрящее
стремление ввысь и  ту  же  веру  в  победу  добра,  которые  составляют
основную черту его творческой личности. К волынским, по месту  действия,
рассказам Короленка принадлежат еще "Слепой  музыкант"  (1887),  "Ночью"
(1888) и рассказ из  еврейской  жизни:  "Йом-Кипур".  "Слепой  музыкант"
написан с большим искусством, в нем много отдельных хороших страниц, но,
в  общем,  задача  автора  -  дать  психологический  очерк  развитая   у
слепорожденного  представлений  о  внешнем  мире  -  не   удалась.   Для
художества здесь слишком много науки или, вернее, научных домыслов,  для
науки - слишком много художества.  По  истине  благоухающее  впечатление
производит рассказ "Ночью", почему-то мало известный  читающей  публике.
Разговоры  детей  о  том,  как  появляются  на  свет  дети,  переданы  с
поразительною наивностью. Такой тон создается только с помощью качества,
драгоценнейшего  для  беллетриста  -  памяти  сердца,   когда   художник
воссоздает  в  своей  душе  мельчайшие  подробности   былых   чувств   и
настроений,  во  всей  их  свежести  и  непосредственности.  В  рассказе
фигурируют  и  взрослые.  Одному  из  них,  молодому   доктору,   удачно
справившемуся с тяжелыми родами нового ребеночка,  это  кажется  простым
физиологическим актом. Но другой собеседник  два  года  тому  назад  при
таком же "простом"  физиологическом  акте  потерял  жену,  и  жизнь  его
разбита. Вот почему он не может согласиться, что все это очень "просто".
И автор этого не думает. И  для  него  смерть  и  рождение,  как  и  все
человеческое существование - величайшая и чудеснейшая из тайн. Оттого  и
рассказ весь проникнуть веянием чего-то таинственного и неизведанного, к
пониманию которого можно приблизиться не ясностью ума, а неопределенными
порывами сердца.
   В ряду  сибирских  рассказов  К.,  кроме  "Сна  Макара",  заслуженною
известностью пользуются "Из записок сибирского туриста",  с  центральною
фигурою "убивца". "Убивец" - человек  необычного  душевного  склада;  он
правдоискатель по преимуществу, и не удовлетворяет  его  справедливость,
достигнутая путем пролитая крови. Мечется в страшной тоске "убивец" и не
может примириться с коллизией двух одинаково-священных принципов. Та  же
коллизия двух великих  начал  лежит  в  основе  небольшого  рассказа  "В
пасхальную ночь". Автор вовсе не име„т намерения осуждать  тот  порядок,
по  которому  арестантам  не  дозволяют  бежать  из  тюрем:  он   только
констатирует страшный диссонанс, он только  с  ужасом  отмечает,  что  в
ночь, когда все говорит о любви и  братстве,  хороший  человек,  во  имя
закона,  убил  другого  человека,  ничем  дурным  в  сущности  себя   не
заявившего. Таким  же  отнюдь  не  тенденциозным,  хотя  и  всего  менее
бесстрастным  художником  является  К.  и  в  превосходном  рассказе   о
сибирских тюрьмах - "В подследственном отделении". В необыкновенно яркой
фигуре полупомешанного правдоискателя Яшки автор с полной объективностью
отнесся.  к  той  "народной  правде",  пред   которою   так   безусловно
преклоняются многие из ближайших автору до общему  строю  миросозерцания
людей. Переселившись на Волгу, К. побывал  в  Ветлужском  крае,  где  на
Святом озере, у невидимого  Китеж-града,  собираются  правдоискатели  из
народа - раскольники разных толков - и ведут страстные дебаты о вере.  И
что же вынес он из этого посещения? (рассказ: "Река играет").  "Тяжелые,
не  радостные  впечатления  уносил  я  от  берегов  Святого  озера,   от
невидимого, но страстно взыскуемого  народом  града...  Точно  в  душном
склепе, при тусклом свете угасающей лампады провел я всю  эту  бессонную
ночь, прислушиваясь, как где-то за стеной кто-то читает  мерным  голосом
заупокойные молитвы над уснувшею на веки народною мыслью".
   К. всего менее, однако, считает народную мысль действительно уснувшею
на веки. Другой рассказ из волжской жизни - "На  солнечном  затмении"  -
заканчивается тем, что те же обитатели захолустного городка, которые так
враждебно  отнеслись  к  "остроумам",  приехавшим  наблюдать   затмение,
прониклись истинным удивлением пред наукою, столь мудрой, что даже  пути
Господни  ей  ведомы.  В  заключительном  вопросе  рассказа:  "когда  же
окончательно рассеется тьма народного невежества" слышится не уныние,  а
желание скорейшего осуществления  заветных  стремлений.  Вера  в  лучшее
будущее составляет вообще основную черту духовного существа К.,  чуждого
разъедающей  рефлексии  и  отнюдь  не  разочарованного.  Это  его  резко
отличает от двух сверстников его - Гаршина и Чехова. Очерки  и  рассказы
К. собраны в 2 книжках, из которых 1-я с 1886 (М.,  изд.  "Рус.  Мысли")
выдержала 6 изд., а вторая, с 1893 г. - 2 изд. В эти сборники не  вошли,
кроме ранних произведений, довольно большие повести "Прохор и  студенты"
("Русская Мысль" 1887 г., ј 1 и 2) и "С двух сторон" (там же,  1888  г.,
ј11 и 12). "Слепой музыканты" с 1887 г. выдержал 3 изд. В Лондоне напеч.
"Чудная" (1893) и "Воспоминания о Н. Г. Чернышевском" (1894). Много  раз
выходили в народных изданиях некоторые отдельные рассказы К. В числе  их
"Невольный  убийца"   (Убивец)   издан   спб.   комитетом   грамотности,
присудившим автору в  1895  г.  большую  зол.  медаль  имени  Погоского.
Значительное число рассказов  К.  переведены  на  английский,  немецкий,
французский и славянский языки. О  К.  писали  К.  К.  Арсеньев  ("Крит.
опыты", т. II);  В.  А.  Гольцев  ("Артист",  1895  г.,  ј  45);  Д.  С.
Мережковский   ("Сев.   Вестн.",   1889   г.,   ј   5);   К).   Николаев
(Говоруха-Отрок), в "Русск. Обозр." (1893 г. и отд., М.  1893);  Альфред
Рамбо, в "Jour. des Debats" (1894 г.,  январь);  А.  М.  Скабичевский  в
"Истории новой русской литературы" (2-е изд. 1894 г.).
   С. Венгеров.
   Король (дpeвненем. Chunig или Кuning, от chuni  -  род,  нем.  Konig,
англ. King, лат. rex, франц.  roi).  -  Слово  "король"  происходить  оn
"Карл" (Carolus), подобно тому, как у римлян имя  Caesar  стало  титулом
государя. Тацит указывает на существование у некоторых,  преимущественно
восточных германских племен (напр. у готов) королевской власти, отличной
от княжеской. В следующие затем века, во время почти постоянных  войн  с
римлянами и между собою, под  влиянием  потребности  постоянной  сильной
власти, многие выборные военачальники (герцоги) становились королями.  В
эпоху переселений мы видим королей у всех германских племен, за  редкими
исключениями (напр., саксов). Иногда одним племенем управляло  несколько
К. (напр. у алеманов и у салич.  франков),  так  что  ошибочно  было  бы
смотреть на К., как на главу непременно целого племени. Власть  К.  была
выше  княжеской  и  герцогской.  Он   был   главным   военачальником   и
представителем государства извне, посылал и  принимал  послов,  заключал
союзы и мир (впрочем, с согласия народного собрания). На К. смотрели как
на верховного  судью  и  защитника  мира,  имеющего  высшую  судебную  и
полицейскую власть и назначающего в отдельные области правителей  (напр.
графов). Вергельд за приближенных к К. лиц, за его слуг, был  выше,  чем
за   обыкновенного   свободного    человека.    Англосаксонское    право
устанавливало очень высокий вергельд за К.; у  других  племен  особа  К.
была поставлена настолько высоко, что за убийство его не было вергельда,
а преступник отвечал жизнью.  Королевское  достоинство  б