для нас  задачи
собственной мыслью примирить  факт  существования  зла  с  убеждением  в
разумно-нравственном  достоинстве   мира,   можем,   однако,   сохранять
философскую веру в то, что такое примирение действительно есть.
   Н. Г. Дебольский.
   Теократия (греч.) - буквально господство Бога: такое  государственное
устройство, при котором верховным правителем государства  предполагается
само Божество, изрекающее  свою  волю  через  посредство  особо  к  тому
предназначенных лиц, т. е. жреческого сословия или духовенства.  Впервые
этот термин употреблен Иосифом Флавием, в его сочинении против  Аппиона,
для обозначения государственного  строя  иудеев,  в  котором  верховными
нормами государственной и общественной  жизни  являлись  веления  Божии,
изложенные в законе Моисея и изрекаемые через посредство судей, пророков
и священников. по словам Пятикникия, сам Бог обещал израильскому народу,
что он будет избранным народом Божим, если будет исполнять его  ведения.
В  этих  словах  выражен  основной  принцип  Т.  Но  не  одно  иудейское
государство было Т.; ею были, хотя в  меньшей  степени,  и  Египет,  где
фараон производил себя от божества и осуществлял на земле веления богов,
и Ассирия, и большинство первобытных государств; элементы Т.  были  и  в
древней Греции, и  в  Риме,  где  жреческие  обязанности  соединялись  с
политическими и их освящали. Особенно важное значение получило  развитие
теократического принципа в средние века в западной церкви и  в  арабском
халифате. В. В-в Теософия (от JeoV=бог и sojia=мудрость)  -  мистическое
богопознание. Первоначально это слово было синонимом "теологии". В таком
значении оно встречается в сочинениях, приписанных Дионисию Ареопагиту и
относимых в настоящее время к концу IV и началу V в. христианской эры. В
позднейшем  словоупотреблении  Т.  отличается  от  теологии   тем,   что
последняя  представляет  систему  знания  о  божестве,   основанную   на
откровении  и  догматах,  а  богопознание  теософическое  опирается   на
непосредственные данные мистического восприятия; но от мистиков  теософы
отличаются  тем,  что  они  большей  частью  стараются   придать   своим
индивидуальным  мистическим  откровениям  форму  законченной  и  связной
системы. Одни теософы относятся  безусловно  враждебно  к  рациональному
познанию и  к  философии,  другие  стремятся  объединить  мистическое  и
рациональное познание в единое целое. В сочинениях теософов  мы  находим
нередко  причудливое  сочетание  крайней  фантастичности  содержания   с
внешней   симметричностью   и   стройностью,   придающими   субъективным
построениям  видимость  связной,  научно  разработанной  системы.   Сила
религиозного одушевления, иногда поэтическая роскошь  фантазии,  богатый
образный  язык  составляют  сильную   сторону   наиболее   замечательных
теософических произведений; но символизм,  обилие  аналогий,  сравнений,
метафор, взамен строгой  логической  доказательности,  лишают  этот  род
произведений  серьезного  научного  значения.  Во  всяком  случае,   они
представляют   драгоценный   психологический   материал   для   изучения
особенностей так назыв. "мистического воображения". Некоторые относят  к
теософам новоплатоников и гностиков, но чаще  этот  термин  применяют  к
мистическим писателям нового времени:  Якову  Бему,  Валентину  Вейгелю,
Парацельсу,  Сен-Мартену,   Сведенборгу.   Необузданность   фантазии   у
некоторых теософов достигает  крайней  степени;  у  С.  Мартена,  автора
поэмы: "Le crocodile ou la guerre du Men et du mal arrivee sous le regne
de Louis  XV"  (1799),  Т.  фигурирует  в  качестве  Madamo  Jof  (Foi),
побивающей хитрости Сатаны (крокодила).  Такие  теософы-фантазеры  резко
противопоставляют  себя  "философам",  как  это  видно  из  эпитафии  С.
Мартену, приведенной в соч. Баядера:
   О trop cruelle mort, tu viens nous enlever
   SaintMartin! ce savant dans la theosophie
   Il combatit l'erreur et sut se preserver
   De ces systemes vains de la philosophie. Здесь теософическое познание
противопоставляется  философскому,   рациональному.   По-видимому,   так
понимает Т. Баадер, называя ее расширенной,  исправленной  и  хрисиански
преобразованной мистикой каббалы.
   Издатель   сочинений   Баадера,   барон   Фр.   Остен-Сакен   (1860),
противопоставляет Т. философии, как нечто высшее, не нашедшее себе места
в истории философии Гегеля. Однако, сочинения даже таких теософов  имели
влияние на историю философской мысли в  собственном  смысле  слова.  Так
напр., Б„м натолкнул своими сочинениями Гегеля на исследование  проблемы
о "происхождении зла"; Сведенборг побудил Канта  философски  обследовать
вопрос о возможности "духовидения". Шеллинг впервые подчеркнул в понятии
Т. равноправность мистического и рационального элемента в  богопознании;
он  несочувственно  говорит  о  "теософизме",  как  о  роде  мистицизма,
исключающем  возможность  научного  познания,  в  противоположность  Т.,
являющейся синтезом мистического  богопознания  с  философским  разумным
познанием. После Шеллинга термин "Т." в применении к собственной системе
употребляют  Баадер.  Росмини   ("Teosofia"),   Грентовский   ("Teosofia
wszyskich  ludow").  Шеллинговское  понимание  Т.  усвоил   и   Владимир
Соловьев, который разумеет под нею  "цельное  знание"  -  высший  синтез
рационального и эмпирического знания с мистическим.  Философскую  Т.,  в
противоположность "традиционной", Соловьев называет свободной. Свободная
Т.  должна  быть  продуктом  критической  мысли,  опыта  и  мистического
откровения.  Вследствие  того,  что  многие  теософы  (напр.  Парацельс)
допускали  наряду  с  мистическим  восприятием  раскрытие  тайн  внешней
природы и совершение чудес, т. е. тауматурию,  слово  Т.  приобрело  это
последнее  значение  у  основателей   так   называемого   теософического
общества, возникшего в 1875 г. в Америке и затем перешедшего в Индию и в
Европу. Т. в этом обществе является новой формой буддизма; главную  роль
играют в  ней  благотворительность  и  общение  с  таинственными  силами
природы, дающее возможность  творить  чудеса.  Трудно  представить  себе
более  нелепое   словоупотребление:   "мистическая   часть   буддистской
доктрины, - говорит Владимир Соловьев, - никогда не  могла  обозначаться
какимнибудь термином, соответствующим  греческому  слову  Т.  (по-русски
богомудрие)". "Одно и тоже учение не может быть  зараз  и  буддизмом,  и
Т.", так как буддизм - атеистическая религия (см. статью Вл.  Соловьева:
"Блаватская" в "Критикобиографич. словаре" Венгерова, т. III, стр. 316).
Теософическое общество, основанное г-жею  Блаватской,  следует  называть
необуддийским или тауматургическим,  но  отнюдь  не  теософическим.  Это
неправильное   словоупотребление    является    постоянным    источником
недоразумений для желающих познакомиться с Т. Так напр., в статье Клери:
"Qa'est се que c'est  que  lа  theosophie"  ("Revue  Bleue",  1900)  нет
решительно  ничего  по  вопросу  о  богопознании.   В   истории   филос.
терминологии Эйкена нет указаний на историю  термина  "Т.".  О  значении
этого термина в новейшей философии обстоятельные указания у Куно  Фишера
в его "Истории новой философии".
   Теофраст (371-286 г.  до  Р.  Хр.)  -  знаменитый  греческий  ученый,
называемый отцом ботаники, родом с  острова  Лесбоса  из  города  Эреза,
откуда и прозвание - Theophrastos Eresios.  Слушал  сначала  Левкиппа  в
родном городе, потом Платона, а после его смерти перешел к Аристотелю, с
которым не  расставался  уж  более,  пока  великий  философ  не  покинул
навсегда Афины. Жизнь Т. протекла сравнительно спокойно и счастливо. Это
был умный, богато одаренный человек, в то же время добрый,  гуманный,  с
отзывчивой душой. Он был превосходным оратором и, по преданию,  за  свое
красноречие получил от Аристотеля прозвание "Theophrastos", что  значить
"божественный оратор"; оно заменило его первоначальное имя  -  Tyrtamos.
Так ли это было на самом деле или нет, во всяком  случае  Т.  был  самым
выдающимся и самым  любимым  учеником  Аристотеля,  получил  от  него  в
наследство всю его библиотеку, все рукописи, а после смерти учителя стал
во главе школы перипатетиков. Число его учеников, по показаниям древних,
достигало 2000 чел. и слава о нем  далеко  распространилась  за  пределы
Греции. Ему приписывают 227 сочинений; большая их часть потеряна,  и  ни
одно не сохранилось вполне, не пострадав от времени и  переписчиков.  До
нас дошли два больших ботанических  сочинения  Т.;  одно  под  названием
"История", или лучше,  по  смыслу  -  "Естественная  история  растений",
другое "О причинах растений" - трактат о жизненных явлениях у  растений.
Естественная  история  растении  состоит  из  9  книг  и  по  содержанию
соответствует нашей морфологии, анатомии и систематике растений. Речь  в
нем идет прежде всего о главных частях  растений,  причем  Т.  различает
наружный и внутренние части. Наружные - корни, стебли, ветви  и  побеги,
листья, цветы, плоды. Семя Т. рассматривает, как и его  предшественники,
за "яйцо" растений, но какая существует связь между семенем и цветком  -
Т. не знал. Внутренние составные части - кора, древесина  и  сердцевина,
которые в свою очередь  состоят  из  сока,  волокон,  жил  и  мяса.  Что
подразумевал под этим Т. - не вполне ясно. Сок, это -  в  одних  случаях
млечный сок, в других нечто иное, напр. смола пли камедь. Волокна и жилы
названы несомненно по  сходству  с  соответствующими  частями  животных.
Волокна Т. - пучки толстостенного луба, но в других случаях, повидимому,
сосудистые пучки, напр. в листьях. Волокна не ветвятся. Жилы - ветвистые
трубки,  наполненные  соком:  млечники,  смоляные  каналы  и  т.  п.,  и
опятьтаки сосудистые  пучки.  Любопытно,  что  до  сих  пор  в  ботанике
говорится о  "жилках"  и  о  "нервах"  листьев:  интересное  переживание
терминов, потерявших прямой смысл, интересные отголоски научной старины.
Наконец, мясо находится между волокнами и жилами и характеризуется  тем,
что  оно  делимо  по  всем  направлением,  тогда   как   волокна   напр.
расщепляются лишь вдоль.  Различно  комбинируясь,  эти  4  основные  или
первичные части образуют сердцевину, древесину  и  кору.  Внешние  части
растений охарактеризованы на примерах и довольно подробно. Классификация
и система растении Т. очень проста; он делит  сначала  все  растительное
царство на 4 отдела: деревья, кустарники,  многолетники  и  травы,  и  в
каждом отделе различает две  группы:  дикие  и  возделываемые  растения.
Затем описывает деревья  и  кустарники,  преимущественно  греческие,  но
также и иноземные, при  этом  касается  многих  важных  теоретических  и
практических  вопросов,   говорит   о   естественном   и   искусственном
размножении  растений,  о  древесинах  с  технической  точки  зрения,  о
способах распространения семян, даже об искусственном опылении,  толкует
о продолжительности жизни, о болезнях и смерти растений.  Когда  очередь
доходит до многолетников, Т. сначала описывает дикие (их 2 категории - и
с "шипами" и "без шипов"), потом культурные: "растения для  венков",  т.
е. садовые "цветы" и декоративные растения. В эту группу вошли  у  Т.  и
розы (стало быть и кустарники) и однолетние травы. Две  книги  сочинения
посвящены травам, главным образом хлебным злакам, бобовым, овощам  и  т.
и. Всего Т. было известно в большей или меньшей степени 400 растений,  в
том числе и споровые: папоротники, грибы, водоросли.  Из  текста  видно,
между  прочим,  что  ему  известны  были  не  только   средиземноморские
водоросли, но и крупный формы из Атлантики,  по-видимому,  ламинарии.  В
общем, описания растений у Т. кратки  и  недостаточно  ясны,  поэтому  в
большинство случаев нелегко отгадать, о каком именно растении идет речь.
Последняя (9-я) книга "Естественной истории",  считаемая  некоторыми  за
особое сочинение Т., трактует о специфических соках и о  целебных  силах
корней. Она значительно слабее других, узко прикладного характера, а  по
содержание своему и изложению - сочинение  типа  тех  "materia  medica",
которые в течете многих веков после  Т.  были  единственными  и  жалкими
представителями ботанических  знаний.  Второй  труд  Т.  -  "О  причинах
растении" или правильнее по смыслу "О жизненных явлениях у  растений"  -
представляет как бы обработку того же фактического материала, но с  иной
точки зрения; по содержанию, это теоретическая и  прикладная  физиология
растении. Все сочинение состоит  из  6  книг  и  начинается  с  описания
способов возникновения,  размножения  и  роста  растений.  Т.  допускает
самозарождение растении, как это допускали раньше и  много  веков  после
него. "Самозарождаются, говорит он,  те  растения,  которые  поменьше  и
главным образом однолетние и травянистые" (кн. 1, гл. V). Допуская  этот
способ, как первичный, Т. тем  не  менее  считает  размножение  растении
семенами и другими частями самым обыкновенным и самым  распространенным,
так сказать, нормальным. Он подробно разбирает влияние  внешних  условий
на растения, преимущественно деревья - тепла, холода, ветров и  почвы  и
те изменения, которые претерпевают растения  как  под  влиянием  внешних
факторов, так и под влиянием культуры.  Далее,  говорит  о  возделывании
различных растений, начиная с  деревьев  и  кончая  хлебными  злаками  и
овощами, подробно толкует о размножении растений семенами, о  прививках,
о  купировки  и  других  прикладных  вопросах  садоводства  и  сельского
хозяйства. Целая книга (5-я) посвящена  ненормальным  явлениям  в  жизни
растений; интересны  главы  о  болезнях,  естественной  и  искусственной
смерти растении. Последняя (шестая) книга, как  и  в  первом  сочинении,
значительно слабые других; она  трактует  о  вкусе  и  запахе  растении.
Таковы ботанические труды Т.
   Быстро просматривая их. невольно поражаешься  богатством  содержания,
необычайным разнообразием  и  важностью  затронутых  проблем.  Когда  же
вникнешь в текст, чувствуешь разочарование и снова невольно  удивляешься
несоответствию между грандиозностью задач и вопросов и жалкими  ответами
на них, между необычайной, действительно "божественной" пытливостью  ума
и убогим, тусклым  ее  удовлетворением.  Критическая  и  беспристрастная
оценка Т. не легка. Не легка потому, что текст его сочинений не дошел до
нас в полной сохранности, во-вторых, потому, что вообще мало известно  о
развитии и истории научной мысли в древней Греции. Прежде  всего  мы  не
знаем,  что  принадлежит  самому  Т.  и  что  его  учителю,  Аристотелю.
Сочинение Аристотеля  о  растениях  (Qewria  peri  jutvn)  потеряно.  Т.
наследовал библиотеку, рукописи своего учителя, в числе  которых  весьма
вероятно были и неизданные еще сочинения, быть может,  черновые  записи,
содержания его мысли, заметки, им  подобранные  факты.  Быть  может,  Т.
является более издателем трудов Аристотеля, проповедником его идей,  чем
самостоятельным мыслителем и ученым. По меньшей мере он черпал обильно и
не стесняясь из этого источника. Тем более растет  в  этом  уверенность,
что он нигде не  цитирует  Аристотеля,  даже  когда  дословно  повторяет
некоторые  места  из  его  сочинений.  Возможно,  как  хотят   некоторые
поклонники Т., что поступал он так с согласия  и  даже  по  воле  самого
Аристотеля, но это не меняет сущности дела: мы не знаем, что принадлежит
ему и  что  не  его.  Во  всяком  случае,  огромное  влияние  Аристотеля
очевидно. Анатомия растении Т. несомненно подражание  анатомии  животных
Аристотеля, - это сказывается как в общей идее,  так  и  в  мелочах.  Он
старается   приложить   принципы,   теорию,   выработанную   Аристотелем
касательно организации животных к строению  растении  и  это  предвзятое
стремление не могло не привести его в диссонанс с фактами. Теория царит,
а о достоверности фактов мало заботы. Вообще фактические сведения  Т.  о
растительном  царстве  мало  чем  возвышались  над  ходячими   мнениями,
выработанными  житейским  обиходом,  над  тем,  что  знали  земледельцы,
собиратели и продавцы целебных трав, купцы. Доверчивость Т. к  рассказам
этих  людей  чрезвычайно  велика,  а  его  собственные  наблюдения,  его
непосредственное знакомство с растительным миром было крайне ограничено,
и в этом отношении, как и  в  ясности  и  определенности  изложения,  Т.
сильно уступает  своему  учителю  -  Аристотелю.  Шпренгель  справедливо
подчеркивает нередкие у Т.: "так говорят" или "так  говорят  аркадийцы".
Не менее прав он, указывая, что Т. по-видимому, кроме  Аттики,  Эвбеи  и
Лесбоса, едва ли был где-нибудь, даже в Греции, хотя  в  его  время  это
можно было сделать с полным удобством.  Попытка  Мейера  устранить  этот
упрек предположением, что  Т.  собирал  материалы  -  "по  меньшей  мере
большей частью во время путешествий" - не имеет  под  собой  фактической
основы.  Из  описания  многих  растении  видно,  что  Т.  знал  их  лишь
понаслышке. По словам древних,  Т.  устроил  ботанический  сад,  -  быть
может, но мы не знаем. что росло в нем и что в нем делал Т. В Т., как  и
в большинстве выдающихся  ученых  античного  мира,  мы  видим  громадную
эрудицию, великое и благородное стремление  к  истине,  пламенную  жажду
проникнуть в тайны природы и наряду с  этим  -  полное  неумение  научно
изучать  эту  природу,  более  того   -   нелюбовь,   нерасположение   к
кропотливой, но необходимой работе по установлению  и  изучению  фактов;
это остается  позади,  как  что-то  несущественное,  низменное,  а  весь
талант, вся энергия уходит в область отвлеченного умствования и часто  с
удивительным остроумием и безукоризненной логикой создается стройное, но
вполне ложное представление о  физических  явлениях  природы,  в  других
случаях выходит просто игра словами, получается как бы иллюзия знаний, а
на самом деле один лишь  самообман.  Все  это  заставляет  осторожнее  и
объективнее отнестись к Т., а вместе с тем и ко  всему  тому,  что  дала
классическая  древность  для  ботаники,  тем  более,   что   обыкновенно
переоценивают значение Т. и относятся к нему с преувеличенным восторгом.
Название "отец ботаники"  стало  ходячим.  Фердинанд  Кон  называет  его
"отцом научной ботаники", очевидно увлеченный разнообразием  и  глубиной
затронутых Т. вопросов. В этом отношении заслуга Т. несомненна. Но  дело
в том, что ответы Т. несовершенны, туманны, наивны и далеки от того, что
зовется "научным". "Науки" собственно в  трудах  Т.  еще  очень  мало  и
ботаническая "наука" - не дитя Т. Два других историка ботаники, Э. Мейер
и К. Иессен, также склонны были преувеличить значение Т.  и  иногда  для
поддержания яркости его ореола пускались в субъективные, мало  вероятные
предположения. Строже отнеслись в нему К. Шпренгель и в короткой заметке
- Ю. Визнер. Итак, ботанические  труды  Т.  нельзя  назвать  научными  в
строгом смысле этого слова. Это свод наблюдений и сведений о  растениях,
в различной  степени  достоверных,  прилежно  собранных,  иногда  удачно
сопоставленных, часто полезных для практической жизни.  Это  был  лучший
сборник  сведений  о  растительном  царстве  во  всей  древности   и   в
продолжение многих веков после Т. Это  труд  почтенный  и  полезный.  Он
будил  мысль,  указывал  ей  на  великие  проблемы,  будил   интерес   к
растительному миру и в этом его большое, неоспоримое значение.  Наконец,
это для нас  драгоценный  памятник  древнегреческой  культуры,  античной
мысли со всеми ее положительными и отрицательными сторонами. Впервые  Т.
был переведен с греческого на латинский  Теодором  Газа  и  напечатан  в
Тревизо в 1483 г.: "Theophrasti  de  historia  et  de  causis  plantarum
libros  ut  latinos  legeremus",  Theodorus  Gaza  (folio).  Это  первое
издание, с  тех  пор  было  много,  подробный  список  их  см.  Pritzei,
"Thesaarus literatarae botanicae" (1851); подробности  о  Т.  см.:  Kurt
Sprengel,  "Geschichte  der  Botanik"  (1  ч.,  1817)  и   "Theophrast's
Naturgeschi