ейных и первых спинных позвонков образуют горбообразное  возвышение  на
загривке. На лбу, голове и шее  длинная  грива;  на  подбородке  борода;
войла нет. Виды: Bison priscus,  в  дилювии  старого  света  и  Северной
Америки; этот вид есть, вероятно, родоначальник  двух  следующих.  Бизон
американский (Bison americanus). Зубр (Bison europaeus).  Подрод  3-й  -
Бык собственно (Воs). Как уже  сказано,  родоначальником  Б.  собственно
считается Bos etruscus, ископаемая форма из  плиоцена  Италии.  К  этому
виду очень близок бантенг  (В.  sondaicus).  Боковыми  формами  бантенга
считаются: гаура (Bos gaurus) и  гайял  (Bos  gavaeus),  Затем  к  этому
подроду  принадлежат  еще:  як  (Bos  grunniens);  зебу  индийский  (Bos
indicus); зебу африканский (Bos africanus),  и  наконец,  многочисленные
породы быка домашнего (Bos taurus), которые  имеют  древнейшего  (именно
азиатского) представителя в плиоценовом быке - Bos nomadicus;  в  Европе
последнего заменяют  тур  (Bos  primigenius)  и  бык  короткорогий  (Bos
brachyceros), которые считаются родоначальниками европейских пород.
   Э. Брандт.
   Былины  составляют  одно  из  самых  замечательных  явлений   русской
народной словесности; по эпическому спокойствию, богатству подробностей,
живости колорита, отчетливости характеров изображаемых лиц, разнообразию
мифических, исторических и бытовых элементов они не  уступают  немецкому
богатырскому  эпосу  и  эпическим  народным  произведениям  всех  других
народов, за исключением разве Илиады и Одиссеи.
   Былины являются эпическими песнями о русских богатырях; именно  здесь
мы находим воспроизведение общих, типических их  свойств  и  историю  их
жизни, их подвиги и стремления, чувства и мысли. Каждая  из  этих  песен
говорит, главным образом, об одном эпизоде жизни одного богатыря и таким
образом получается ряд песен отрывочного характера, группирующихся около
главных представителей русского богатырства. Число  песен  увеличивается
еще вследствие того, что имеется по несколько вариантов, более или менее
различных, одной и  той  же  Б.  Все  Б.,  кроме  единства  описываемого
предмета,  характеризуются  еще  единством  изложения:  они   проникнуты
элементом чудесного, чувством свободы и (по мнению Ореста Миллера) духом
общины. Миллер не  сомневается  в  том,  что  независимый  дух  былевого
русского эпоса является отражением старой вечевой  свободы,  сохраненной
вольными казаками и свободными олонецкими крестьянами,  не  захваченными
крепостным правом. По взгляду этого же ученого, дух общины,  воплощенный
в былинах,  является  внутренней  связью,  соединяющей  русский  эпос  и
историю русского народа.
   Кроме внутреннего, замечается еще и внешнее единство былин, в  стихе,
слоге  и  языке:  стих  Б.  состоит  или  из  трохеев  с   дактилическим
окончанием, или  из  смешанных  трохеев  с  дактилями,  или  наконец  из
анапестов; созвучий нет совсем и все основано  на  музыкальности  стиха;
тем, что былины писаны  стихами,  они  отличаются  от  "побывальщин",  в
которых уже давно стих разложился в  прозаический  рассказ.  Слог  в  Б.
отличается богатством  поэтических  оборотов;  он  изобилует  эпитетами,
параллелизмами, сравнениями, примерами и другими поэтическими  фигурами,
не теряя вместе с тем  своей  ясности  и  естественности  изложения.  Б.
теперь  "сказываются"  на  чистом  великорусском  языке,  с  сохранением
довольно большого количества архаизмов, особенно  в  типических  частях.
Гильфердинг каждую Б. делил на. две части: одну - изменяющуюся сообразно
воли  "сказателя";  другую  -  типическую,  которую  рассказчик   должен
передавать всегда с возможной точностью, не  изменяя  ни  одного  слова.
Типическая часть заключает все существенное, что говорится про богатыря;
остальное представляется только фоном для главного рисунка.  Чтобы  дать
понятие  о  количестве  былин,  отметим  статистику  их,  приведенную  в
"Истории Русской Словесности"  Галахова.  Одних  былин  киевского  цикла
собрано: в Московской губ. 3, в Нижегородской 6,  в  Саратовской  10,  в
Симбирской 22, в Сибири 29, в Архангельской 34, в  Олонецкой  до  300  -
всех вместе около 400,  не  считая  здесь  Б.  новгородских,  позднейших
московских и др. Все известные нам  Б.  по  месту  своего  происхождения
делятся  на:  киевские,  новгородские  и  общерусские,  более   поздние.
Хронологически на первом  месте,  по  О.  Миллеру,  надо  поставить  Б.,
рассказывающие о богатырях сватах; потом те, которые  вообще  называются
киевскими и новгородскими: по-видимому они возникли  до  XIV  в.;  затем
идут вполне исторические, относящиеся  к  московскому  периоду  Русского
государства, и наконец относящиеся к событиям последних времен.
   Последние два разряда былин не представляют особенного интереса и  не
требуют обширных объяснений; поэтому до сих пор вообще  мало  занимались
ими. Но огромное значение имеют былины так называемого новгородского и в
особенности киевского цикла, хотя нельзя  смотреть  на  эти  Б.  как  на
рассказы о событиях, действительно имевших когда-то место в таком  виде,
в  каком  они  представляются  в  песнях:   элемент   чудесного   вполне
противоречит этому. Если же Б. не  представляются  достоверной  историей
лиц, действительно живших когда-то на Русской земле,  то  их  содержание
надо непременно объяснять иначе. Ученые  исследователи  народного  эпоса
прибегали  в  этих  объяснениях  к   двум   методам:   историческому   и
сравнительному.  Собственно  говоря,  оба  эти  метода   в   большинстве
исследований сводятся к  одному  сравнительному,  и  едва  ли  правильно
ссылаться здесь на метод исторический. В самом деле, исторический  метод
состоит в том, что мы для  известного,  напр.  языкового  явления  путем
архивных  поисков  или  теоретического  выделения  позднейших  элементов
отыскиваем все более и более древнюю форму и таким  образом  приходим  к
первоначальной  -   простейшей   форме.   Совсем   не   так   применялся
"исторический" метод к изучению былин. Здесь  нельзя  было  сопоставлять
новых редакций с более древними, так как  мы  этих  последних  вовсе  не
имеем; с другой стороны, литературная критика  отметила  в  самых  общих
чертах только характер изменений, каким подверглись с  течением  времени
Б., не касаясь совсем отдельных частностей. Так называемый  исторический
метод в изучении былин, собственно говоря, состоял в  сравнении  сюжетов
былинных с летописными; а так как сравнительным методом  назывался  тот,
при котором сравнивались  сюжеты  Б.  с  сюжетами  других  народных  (по
большей  части  мифических)  или  же  чужестранных  произведений,  то  и
выходит, что здесь  разница  ничуть  не  в  самом  методе,  а  просто  в
материале сравнений. И, так, в сущности, только на сравнительном  методе
и   обоснованы    четыре    главные    теории    происхождения    былин:
историческо-бытовая,  мифологическая,  теория  заимствований  и  наконец
смешанная теория, пользующаяся теперь самым большим кредитом.
   Прежде чем перейти к изложению в общих чертах самих  теорий,  следует
сказать несколько слов о значении былинных сюжетов. Всякое  литературное
произведение  можно   разложить   на   несколько   главнейших   моментов
описываемого  действия;  совокупность  этих  моментов  составляет  сюжет
данного произведения.  Таким  образом  сюжеты  бывают  более  или  менее
сложны.  На  одном  и  том  же  сюжете  может   основываться   несколько
литературных  произведений,   которые   даже,   благодаря   разнообразию
второстепенных  изменяющихся  черт,  напр.   мотивов   действия,   фона,
сопутствующих обстоятельств и т. п. могут показаться  на  первый  взгляд
совсем несходными. Можно даже пойти дальше и сказать, что  всякий  сюжет
без исключения всегда составляет основу большего или меньшего количества
литературных произведений, и  что  очень  часто  бывают  модные  сюжеты,
которые почти в одно время обрабатываются на всех концах  земного  шара.
Если теперь в двух или нескольких литературных произведениях  мы  найдем
общий сюжет, то допускаются тут три объяснения: либо в  этих  нескольких
местностях сюжеты выработались самостоятельно, независимо друг от  друга
и составляют таким образом отражение действительной  жизни  или  явлений
природы; либо сюжеты эти обоими народами унаследованы от общих  предков;
либо, наконец, один народ заимствовал сюжет  у  другого.  Уже  а  priori
можно сказать, что случаи  самостоятельного  совпадения  сюжетов  должны
быть  очень  редки,  и  чем  сюжет   сложнее,   тем   он   должен   быть
самостоятельнее.    На     этом     главным     образом     основывается
исторически-бытовая  теория,  упускающая  совершенно  из  виду  сходство
сюжетов русских Б. с произведениями других  народов  или  считающая  его
явлением случайным. По этой  теории  богатыри  являются  представителями
разных сословий русского народа, былины же  -  поэтически-символическими
рассказами исторических происшествий  или  картинами  явлений  народного
быта.  На  первом   же   и   втором   предположениях   основана   теория
мифологическая,   по   которой   сходные    сюжеты    в    произведениях
индоевропейских  народов  унаследованы  от  общих  праарийских  предков;
сходство же между сюжетами не сродных народов  объясняется  тем,  что  в
различных  странах  на  одно  и  то  же  явление  природы,   послужившее
материалом для сходных сюжетов, смотрели люди одинаково и одинаково  его
толковали. Наконец, на 3-м объяснении основана теория заимствования,  по
которой сюжеты русских Б.  перенесены  в  Россию  с  Востока  и  Запада.
Частности этих теорий и взгляды их  представителей  изложены  в  статье:
Богатыри.
   Все выше изложенные теории отличались своею крайностью; так, напр., с
одной стороны О. Миллер в своем  "Опыте"  утверждал,  что  сравнительный
метод  служит  для   того,   чтобы   в   сопоставляемых   произведениях,
принадлежащих  различным  народам,  тем   резче,   тем   определительнее
выказались различия; с другой же стороны, Стасов прямо высказал  мнение,
что былины заимствованы  с  Востока.  В  конце  концов,  однако,  ученые
исследователи пришли к тому  убеждению,  что  былины  составляют  весьма
сложное явление, в котором перемешаны разнородные элементы:  исторически
- бытовые, мифические и заимствованные. А. Н. Веселовский дал  некоторые
указания, которые могут руководить исследователем и обезопасить  его  от
произвола теории заимствований; именно в ССХХIII  номере  "Журнала  Мин.
Нар. Просв. " ученый профессор пишет: "Для того, чтобы поднять вопрос  о
перенесении повествовательных сюжетов, необходимо запастись достаточными
критериями. Необходимо принять в расчет фактическую возможность  влияния
и его внешние следы в собственных именах и в остатках чуждого быта  и  в
совокупности подобных признаков, потому что каждый в  отдельности  может
быть обманчив". К этому мнению примкнул Халанский, и теперь исследование
былин поставлено на правильную точку зрения. В настоящее  время  главное
стремление  ученых  исследователей  былин  направлено  к   тому,   чтобы
подвергнуть  эти  произведения  самому  тщательному,   по   возможности,
анализу, который окончательно должен указать на то, что именно в былинах
составляет неоспоримую собственность русского народа, как  символическая
картина явления естественного, исторического или бытового, и что  занято
у других народов.
   Относительно времени происхождения былин определеннее всех  выразился
Л. Майков, пишущий: "Хотя между сюжетами былин  есть  и  такие,  которые
можно  возвести  к  эпохе   доисторического   сродства   индоевропейских
преданий, тем не менее все содержание Б., а в том числе и эти древнейшие
предания представляются в такой редакции, которая может быть  приурочена
только   к   положительно   историческому   периоду.    Содержание    Б.
вырабатывалось в продолжение X, XI и XII веков, а установилось во вторую
половину удельно-вечевого периода в XIII и XIV  веках".  К  этому  можно
прибавить  слова  Халанского:  "В  XIV  веке  устраиваются   пограничные
крепости, острожки, устанавливается пограничная стража  и  в  это  время
сложился  образ  богатырей,  стоящих  на  заставе,  оберегающих  границы
Святорусской земли". Наконец, по замечанию О. Миллера, большая древность
былин доказывается тем обстоятельством, что изображается в них  политика
еще оборонительная, а не наступательная.
   Что касается места, где возникли былины, то мнения разделяются: самая
распространенная  теория  предполагает,  что  былины   -   южно-русского
происхождения, что их  первоначальная  основа  южно-русская.  Только  со
временем, вследствие массового  переселения  народа  из  Южной  Руси  на
Север, перенесены туда былины, а затем на  первоначальной  своей  родине
они были забыты,  вследствие  влияния  других  обстоятельств,  вызвавших
казацкие думы. Против этой теории выступил Халанский, осуждая  вместе  с
тем  и  теорию   первоначального   общерусского   эпоса.   Он   говорит:
"Общерусский древний эпос - такая же фикция, как и  древний  общерусский
язык. У каждого  племени  был  свой  эпос  -  новгородский,  словенский,
киевский,  полянский,  ростовский  (ср.  указания  Тверской   летописи),
черниговский (сказания в Никоновской летописи)". Все знали о  Владимире,
как о реформаторе всей древнерусской жизни, и все пели о  нем,  при  чем
происходил обмен поэтическим материалом между  отдельными  племенами.  В
XIV и XV веках Москва сделалась собирательницей русского эпоса,  который
в это же время все более и более сосредоточивался в киевский  цикл,  так
как киевские  былины  произвели  на  остальные  ассимилирующее  влияние,
вследствие песенной традиции, религиозных отношений  и  т.  п.  :  таким
образом в конце XVI века закончено было  объединение  былин  в  киевский
круг (хотя, впрочем, не все былины к нему примкнули: к таким принадлежит
весь новгородский цикл и некоторые отдельные  былины,  напр.  о  Суровце
Суздальце  и  о  Сауле  Леванидовиче).  Потом  из  Московского   царства
распространились  былины  во  все  стороны  Poccии  путем   обыкновенной
передачи, а не эмиграции на север,  которой  не  было.  Таковы  в  общих
чертах  взгляды  Халанского  на  этот  предмет.  Майков   говорит,   что
деятельность дружины, выраженная в подвигах ее представителей богатырей,
и есть предмет былин. Как дружина примыкала  к  князю,  так  и  действия
богатырей всегда стоят в связи с одним главным лицом. По мнению этого же
автора, былины пели  скоморохи  и  гудошники,  приигрывая  на  звончатых
яровчатых гуслях или гудке,  слушали  же  их  по  большей  части  бояре,
дружина.
   Насколько изучение былин еще  до  сих  пор  несовершенно  и  к  каким
противоречивым результатам оно привело некоторых ученых -  можно  судить
хотя бы только по одному следующему факту:  Орест  Миллер,  враг  теории
заимствований, старавшийся везде в былинах найти чисто народный  русский
характер, говорит: "Если отразилось  какоенибудь  восточное  влияние  на
русских былинах, так только на тех, которые и всем своим бытовым складом
отличаются от  склада  старославянского;  к  таким  относятся  былины  о
Соловье Будимировиче и  Чуриле.  А  другой  русский  ученый,  Халанский,
доказывает, что былина о Соловье Будимировиче стоит в самой тесной связи
с великорусскими свадебными песнями. То, что  О.  Миллер  считал  совсем
чуждым русскому народу - т. е. самосватание  девушки,  -  по  Халанскому
сушествует еще теперь в некоторых местах Южной России.  Приведем  здесь,
однако, хоть в общих чертах,  более  или  менее  достоверные  результаты
исследований, полученные русскими учеными.
   Что былины претерпели многие и притом сильные  перемены,  сомневаться
нельзя; но точно указать, каковы именно были эти перемены,  в  настоящее
время крайне трудно. На основании того, что богатырская или  героическая
природа сама по себе везде отличается одними  и  теми  же  качествами  -
избытком физических сил и неразлучною с подобным избытком грубостью,  О.
Миллер доказывал, что русский эпос на первых порах своего  существования
должен был  отличаться  такою  же  грубостью;  но  так  как,  вместе  со
смягчением народных нравов, такое же смягчение сказывается и в  народном
эпосе,  поэтому,  по  его  мнению,  этот  смягчительный   процесс   надо
непременно допустить в истории русских былин. По мнению того же ученого,
былины и сказки выработались из одной и той же основы. Если существенное
свойство былин
   - историческое приурочение, то чем оно меньше заметно в  былине,  тем
она ближе подходит к сказке. Таким образом выясняется второй  процесс  в
развитии былин: приурочение. Но, по Миллеру,  есть  и  такие  былины,  в
которых еще вовсе нет исторического приурочения, причем, однако.  он  не
объясняет  нам,  почему  он  такие  произведения  не  считает  сказками?
("Опыт"). Затем, по Миллеру, разница между сказкой и былиной заключается
в том, что в первой мифический смысл забыт раньше  и  она  приурочена  к
земле вообще; во второй же мифический смысл подвергся изменениям, но  не
забвению.  С  другой  стороны,  Майков  замечает  в  былинах  стремление
сглаживать чудесное. Чудесный элемент в сказках играет другую роль,  чем
в былинах: там чудесные представления составляют главную завязку сюжета,
а в былинах они только дополняют содержание, взятое  из  действительного
быта; их назначение - придать более  идеальный  характер  богатырям.  По
Вольнеру, содержание былин теперь мифическое, а форма - историческая,  в
особенности же все типические места: имена, названия местностей и т. д.;
эпитеты соответствуют историческому, а не  былинному  характеру  лиц,  к
которым они относятся. Но первоначально  содержание  былин  было  совсем
другое,  именно  действительно   историческое.   Это   произошло   путем
перенесения былин  с  Юга  на  Север  русскими  колонистами:  постепенно
колонисты эти стали забывать древнее содержание; они  увлекались  новыми
рассказами,  которые   более   приходились   им   по   вкусу.   Остались
неприкосновенными  типические  места,  а  все  остальное   со   временем
изменилось. По Ягичу, весь  русский  народный  эпос  насквозь  проникнут
христиански-мифологическими      сказаниями,      апокрифического      и
неапокрифического характера; из этого источника  заимствовано  многое  в
содержании и мотивах. Новые  заимствования  отодвинули  на  второй  план
древний материал, и былины можно разделить поэтому на три разряда: 1) на
песни с очевидно заимствованным библейским содержанием; 2)  на  песни  с
заимствованным первоначально содержанием,  которое,  однако,  обработано
более самостоятельно и 3) на песни вполне  народные,  но  заключающие  в
себе эпизоды, обращения, фразы, имена, заимствованные  из  христианского
мира. О. Миллер не совсем с этим согласен, доказывая,  что  христианский
элемент в  былине  касается  только  внешности.  Вообще,  однако,  можно
согласиться с Майковым, что былины подвергались постоянной  переработке,
соответственно новым обстоятельствам, а также  влиянию  личных  взглядов
певца.  Тоже  самое  говорит  Веселовский,  утверждающий,   что   былины
представляются материалом,  подвергавшимся  не  только  историческому  и
бытовому  применению,  но  и   всем   случайностям   устного   пересказа
("Южнорусские былины"). Вольнер в  былине  о  Сухмане  усматривает  даже
влияние новейшей сантиментальной литературы XVIII в.,  а  Веселовский  о
былине "Как перевелись богатыри" говорит вот что: "Две  половины  былины
связаны общим местом весьма подозрительного характера, показывающим, как
будто внешней стороны былины коснулась эстетически  исправляющая  рука".
Наконец, в содержании отдельных былин не трудно заметить: разновременные
наслоения  (тип  Алеши  Поповича),  смешение  нескольких   первоначально
самостоятельных былин в одну (Вольга Святославич или Волх Всеславич), т.
е. объединение двух сюжетов, заимствования одной  былины  у  другой  (по
Вольнеру, начало Б. о Добрыне взято