на улыбалась  мне
из-за  пыльного  стекла,  демонстрируя  чуть  ли  не  несколько  дюжин
великолепных мелких  зубов  и  отчаянно  строила  глазки.  Я  проникся
уважением к ее  простому человеческому желанию  немного пообщаться  со
мной, любимым, и распахнул  окно. В глубине  души я здорово  надеялся,
что  прекрасная  леди  окажется  переносчиком  какой-нибудь   полезной
информации - ага, размечтался! Мичи тут же взобралась на подоконник  и
спрыгнула в комнату, не дожидаясь особого приглашения.
    - У нас  есть всего  полчаса, -  заговорщическим шепотом  сообщила
она, награждая  меня  многообещающим страстным  взглядом.  Можно  было
подумать,  что  мы  уже  много   лет  были  любовниками  и   научились
использовать  каждую   возможность  в   очередной  раз   обмануть   ее
бдительного супруга.  -  Ты  мне сразу  понравился!  -  снисходительно
добавила она и  начала деловито  расстегивать многочисленные  костяные
крючки на своем вышитом теплом жилете.
    Признаться, я несколько опешил:  во-первых, бурный дорожный  роман
не входил в  мои планы  на текущий  день, во-вторых,  меньше всего  на
свете мне хотелось  осложнять и без  того непростые взаимоотношения  с
семейством Кутык,  в третьих,  я как  любой начинающий  параноик  ждал
подвоха, а в-четвертых... Честно говоря,  госпожа Мичи мне активно  не
нравилась. Было в ее привлекательной мордашке что-то отталкивающее - я
и  сам   не   мог   сформулировать,   что   именно.   Суммировав   все
вышеперечисленные аргументы  и  присовокупив к  ним  тот факт,  что  в
нескольких метрах дремлет сэр Лонли-Локли, покой которого казался  мне
чуть ли не единственной истинной святыней во вселенной, я решил  любой
ценой соблюсти  невинность. Лучшая  защита  - наступление,  поэтому  я
обрушил на свою страстную гостью мощный словесный поток:
    -  Служба  скорой  сексуальной  помощи  нуждающимся  ландскнехтам?
Программа "адюльтер в  каждой семье"?  Или просто  скука заела,  милая
барышня?
    -  Алю...  адю...  Чего?  -  испуганно  спросила  она,  машинально
продолжая расстегиваться.
    - Того! - фыркнул я. - Впрочем, я и сам понимаю, что просто  скука
заела. Сочувствую. Но ничем помочь не могу.
    - Я тебе не нравлюсь, что ли? - разочарованно спросила Мичи. -  Ну
так бы и сказал, а то мелешь не пойми чего... Ладно, тогда я пойду.
    Она не  выглядела слишком  огорченной, скорее  немного сердитой  и
обиженной, как  ребенок,  которому  в  очередной  раз  объяснили,  что
конфету до обеда ему никто не даст.
    - А я, между прочим, хотела тебе чего-то рассказать, -  мстительно
сообщила она. - А теперь не расскажу.
    - Надо будет - расскажешь, - мрачно пообещал я, с тоской вспоминая
о своих могущественных Смертных Шарах. Шарахнуть бы ее одним, и  через
несколько минут  мое  удовлетворенное любопытство  мирно  поползло  бы
обратно в норку  - дремать до  следующей оказии. Ох  уж этот  любитель
законности, сэр Шурф  Лонли-Локли, связавший  меня по  рукам и  ногам!
Утешало меня  только  одно:  после полудня  этот  парень  проснется  и
устроит допрос всех Кутыков, поголовно, так что госпоже Мичи  придется
иметь дело с этим грозным дядей, а  я могу умыть руки... Но на  всякий
случай, я использовал прием, который обычно оказывается действенным не
в реальной жизни, а в бородатых анекдотах.
    - Да и не можешь ты знать ничего интересного, - высокомерно сказал
я ей. - Откуда?
    - Откуда?! - возмутилась  Мичи. - Да я  все разговоры в этом  доме
слушаю! И все замечаю. От меня ничего не укроется!
    Кажется, мой примитивный прием подействовал: сейчас она  обиделась
куда больше,  чем  после  моего  отказа  немедленно  удовлетворить  ее
неземную страсть.
    -  Ну  и  что  такого  интересного  ты  услышала?  -  с   деланным
равнодушием спросил я.
    - А вот не скажу! - и она торжествующе уставилась на меня круглыми
голубыми глазами,  пустыми и  недобрыми, как  у дешевой  пластмассовой
куклы.
    - Ну вот, я так и думал, - подзадорил ее я.
    - Что ты  "так и  думал"? Пока  ты тут  думал, Арало  для вас  яму
вырыл! - выпалила Мичи. И тут же спохватилась: - А где - не скажу!
    - О,  грешные Магистры!  - я  закатил глаза  к потолку.  - Это  не
новость, деточка, ты  уж извини. Я  все утро смотрел,  как он рыл  эту
грешную яму...
    - Да? -  искренне удивилась  Мичи. -  Вот дурак  этот Арало,  даже
глаза отвести тебе не смог! Ладно, я пойду, - сердито добавила она.  -
Все равно от тебя никакого толку. Тебе же, наверное, вообще женщины не
нравятся...
    - Не нравятся, - с энтузиазмом подтвердил я. - Мне нравятся только
менкалы. У вас тут, часом, нет парочки молодых менкалов?
    К моему искреннему  восхищению, Мичи мне  поверила. Покосилась  на
меня с откровенным ужасом и заспешила к окну.
    - Только не говори Маркуло, что  я к вам заходила, - сказала  она,
торопливо вскарабкиваясь на подоконник. - А то он подумает дурное...
    "А что  еще,  интересно,  этот бедняга,  может  подумать  о  тебе,
красотка?" - весело изумился я, но вслух комментировать не стал.
    Моя несостоявшаяся любовь поспешно исчезла. Я надеялся, что она не
станет наносить  мне  повторный визит  с  предложением  незамысловатых
интимных услуг.  И  еще  я надеялся,  что  она  непременно  попытается
соблазнить  сэра   Лонли-Локли,   и   моя   судьба   будет   настолько
благосклонна, что позволит мне полюбоваться на сие зрелище - хотя бы в
замочную скважину!
    А пока такое удовольствие мне не светило, но я решил, что Шурфа  в
любом случае пора будить. Вообще-то, я  не такой уж изверг, но  парень
сам просил меня  это сделать.  Он сразу  же проснулся  и выпрямился  с
таким величественным видом, словно сидел  не в самодельной постели,  а
на каком-нибудь  императорском троне  - живой  памятник  человеческому
величию, да  и  только!  Я  вкратце пересказал  ему  все,  что  успело
произойти, Шурф важно покивал, переваривая информацию, и тут со  двора
донесся пронзительный вопль  такой силы, что  стекла задрожали.  Вопль
оборвался так же внезапно, как и начался. Я бросился к окну и поначалу
ничего не заметил, а потом до  меня дошло, что нарядного ковра  больше
нет, а в центре двора зияет ничем не прикрытая унылая яма, и я  понял:
кому-то из Кутыков только что крупно не повезло. Очевидно, сумасшедшая
старуха  и  этот  увалень  Арало  не  потрудились  посвятить  в   свой
злодейский план всех членов  семейства, и вот  - допрыгались. Судя  по
давешнему воплю, несчастный был взрослым  мужчиной, и теперь я  гадал:
кого из них так угораздило?
    - Странно, что  он больше  не орет,  - сказал  я Шурфу.  - На  его
месте, я бы еще долго скандалил!
    - Если бы остался жив, - сухо заметил он. И озабоченно добавил: -
Вот что меня беспокоит. Идем-ка посмотрим, что там с этим беднягой.
    - Это  ж  какую  яму  надо было  вырыть,  чтобы  человек  насмерть
разбился! - изумился я.
    Но все  оказалось  проще  и  неприятнее.  Яма  была  не  такая  уж
глубокая: метра  три, не  больше -  хотя, конечно,  очень  неудачливый
человек может свернуть шею даже  упав с табурета! Следовало  признать:
увалень Арало совершил  настоящий трудовой подвиг,  но все же  размеры
ямы не слишком выходили за рамки моих представлений о возможном.  Хуже
другое: дно  ямы  было густо  усеяно  разной длины  кухонными  ножами,
кинжалами и прочей остро заточенной  дрянью. Можно было подумать,  что
нашему взору  открылась спина  спрятавшегося  в яме  гигантского  ежа,
только вместо какого-нибудь  трогательного кленового  листочка на  его
"иглы" был  нанизан зеленый  ковер, недавно  прикрывавший яму.  И  еще
человеческое тело. Мертвое, насколько  можно было судить: бедняга  был
пропорот насквозь  не  меньше  чем  дюжиной  острых  лезвий.  Особенно
поражали размеры ржавого тесака, торчавшего между его лопаток.
    - Это Пурех,  - сказал Лонли-Локли.  - Не вовремя  его понесло  во
двор!
    - Вот бедняга, - вздохнул я. - О ком, о ком, а о нем даже  плакать
никто не будет, я полагаю...
    - Это как раз не  имеет значения, - пожал  плечами Шурф. - Тот,  о
ком сокрушаются несколько дюжин родственников и друзей, так же  мертв,
как тот, чья смерть не заставила пролиться ни единой слезы...
    - Это правда, - меланхолично  согласился я. Пьяница Пурех  казался
мне  самым  малопривлекательным  типом  из  всех,  кого  я   умудрился
встретить за годы своей насыщенной впечатлениями жизни, но его  смерть
произвела на меня  неприятное впечатление -  возможно, просто  потому,
что  бедняга  умудрился  угодить  в  дурацкую  ловушку,  заготовленную
специально для нас с Шурфом. А я-то так веселился, размышляя о могучем
интеллекте Кутыков, породившем сей "коварный" план!
    Кутыки, тем  временем, начали  появляться во  дворе,  привлеченные
последним воплем Пуреха. Первым появился старый Тухта, которого я  уже
начал считать  чуть  ли не  своим  приятелем. Сейчас  он  встревоженно
косился на  нас, явно  пытаясь понять,  зачем нам  вдруг  понадобилось
злодействовать. Потом он заглянул  в яму, да так  и застыл на месте  с
открытым ртом.
    - Вы ему поспособствовали, или он сам? - наконец спросил старик.
    Я  возмутился  и  открыл  было  рот,  чтобы  сделать   официальное
заявление о нашей абсолютной  непричастности к несчастному случаю,  но
не успел ничего сказать: парадная  дверь башни распахнулась, и  оттуда
появились Маркуло, его  страстная жена и  дурно воспитанный  наследник
-единственный,  кому  трагическое  происшествие  доставило   настоящее
удовольствие: прелестное  дитя  сразу  устремилось  к  краю  ямы  и  с
восхищенным любопытством уставилось на жертву происшествия.
    - Это как же? -  беспомощно спросил Маркуло, обводя взглядом  всех
присутствующих. - Это что же получается - наш Пурех упал в яму? Да как
же его сюда  занесло? -  Сейчас он  не был  похож на  злодея, даже  на
опереточного.  Просто  испуганный,  растерянный  человек,  у  которого
только что погиб какой никакой, а все-таки брат.
    - Прими мои соболезнования, Маркуло, - сухо сказал Шурф. - Кстати,
а ведь яма-то, как я понимаю, была вырыта специально для меня, вернее,
для  нас  обоих,  верно?  И   это  после  нашего  с  тобой   утреннего
разговора... Нечего сказать, мудрый поступок!
    -  Да  это  все   бабушка,  -  несчастным  голосом   несправедливо
оболганного человека  сказал Маркуло.  - С  ней никто,  кроме Ули,  не
может справиться, а Ули после завтрака ни с того ни с сего заперлась у
себя в комнате и ревет. А когда она ревет, к ней лучше не  соваться...
И я подумал - пусть себе бабушка тешится, вы же все равно в эту яму не
упадете, так что какой от нее вред?!  Кто же знал, что Пурех в  кои-то
веки решит  пойти  прогуляться  -  он  и  до  спальни-то  своей  редко
доползает...
    - Доползал, - поправил его старый Тухта. - С Пурехом все  кончено,
Маркуло. Его уже даже  мои припарки не  спасут. Видишь, откуда  торчит
большой нож?
    - Да  вижу я,  вижу, -  вздохнул Маркуло  и -  я глазам  своим  не
поверил! -  вытер  навернувшуюся  слезу.  Удивительное  дело:  он  был
совершенно раздавлен горем. А мне-то до сих пор казалось, что пьянчуга
Пурех для  Кутыков -  своего рода  кара господня  за прегрешения  всех
поколений семейства, наказание,  которое прочие домочадцы  мужественно
терпят, но с  большим трудом... Впрочем,  покойникам всегда  почему-то
достается куда больше любви, чем  живым: наверное, просто потому,  что
они неподвижно лежат на месте и наконец-то больше никому не мешают...
    - Так, ты  говоришь, твоя  сестра заперлась  и плачет?  - к  моему
удивлению, эта  подробность  заинтересовала  Шурфа  куда  больше,  чем
очередное  нелепое  покушение  на   нас,  завершившееся  трагедией   в
семействе Кутыков. - А почему?
    - А кто ее  знает, - растерянно сказал  Маркуло. - Женщины  иногда
ревут без всякой причины...
    - Без причины,  говоришь? -  Шурф укоризненно  покачал головой.  -
Придумай что-нибудь еще, Маркуло! Я тебе не верю.
    - Да не знаю я,  не знаю, отчего она  ревет! - в сердцах  закричал
Маркуло. - Сам у нее спроси, если не веришь!
    - Кто  ревет? -  холодно спросила  сама Ули,  появляясь на  пороге
дома. Она действительно выглядела не лучшим образом. Не заплаканной  -
очевидно, она уже успела привести себя в порядок - но подавленной. Она
держалась недружелюбно и высокомерно, как  это часто бывает с  гордыми
людьми, когда им паршиво.
    - Да ты, кто же еще, - буркнул Маркуло. - Тут вон столичный  гость
интересуется.
    - А с чего он решил, будто я реву? - надменно осведомилась она.  -
И что тут у вас стряслось?
    - Пурех упал в яму и умер, - лаконично объяснил ей старый Тухта.
    - Потрясающе! - Ули брезгливо  передернула плечами. - Дела в  этом
доме идут все лучше и лучше,  нечего сказать! А откуда взялась яма?  И
почему он умер от такого пустяка... а, теперь понимаю, - кивнула  она,
заглянув в яму. - И чья это работа? - Она обвела всех  присутствующих,
в том числе,  и нас грозным  вопрошающим взором -  ни дать, ни  взять,
учительница начальных классов, обнаружившая на классной доске матерное
слово.
    - Чья, чья... А как ты думаешь? Кто, кроме твоей любимой  бабушки,
мог такое учудить? - ворчливо спросил Маркуло.
    - Да кто угодно, хоть ты сам, - невозмутимо ответила она. - К тому
же, я не верю, что бабушка сама вырыла эту яму. Не те ее годы!
    - Яму рыл ваш кузен Арало, - любезно сообщил я. - Впрочем, старуха
действительно была с ним. Я за ними долго наблюдал из окна. Только под
конец отвлекся и пропустил момент,  когда там появились ножи,  поэтому
не знаю, кто именно их  принес...
    - Понятно, - кивнула  Ули. И холодно добавила:  - Что ж,  спасибо,
что просветил, гость!
    - А ты не знаешь, куда Тыындук запропастился? - озабоченно спросил
сестру Маркуло. - Я думал,  он на крик прибежит,  а его все нет...  Ты
его куда-то посылала?
    - Я просто  попросила его навести  порядок в башне,  - она  пожала
плечами. - Ты  же его знаешь:  он пока работу  не закончит, на  другие
дела отвлекаться не станет. Впрочем, он уже заканчивает...
    - В башне?! - взвился Маркуло. - Ты спятила, сестричка! Там  же...
- и он осекся, опасливо поглядывая на нас.
    - Это вы все спятили, - холодно возразила Ули. - Носитесь со своей
башней... Нет  там ничего  кроме парочки  несчастных привидений  наших
далеких предков, да и  те появляются раз в  год по обещанию. Мало  ли,
что бабушка  выдумывает! Я  ее люблю,  конечно, но  с головой  у  нее,
бедняжки, в последнее время совсем худо.
    - А как же?... - начал было  Маркуло. Потом умолк - то ли не  могу
сформулировать свою мысль, то ли  просто побоялся сболтнуть лишнего  в
присутствии посторонних.
    - А зачем он тебе понадобился? - безмятежно спросила Ули.
    - Ну, как же,  надо ведь, чтобы  кто-нибудь занялся похоронами,  -
Маркуло покосился  на  яму,  в  которой  лежало  мертвое  тело  своего
неудачливого братца и снова сник.
    - А вы все на что? - она пожала плечами. - Зови Арало, пусть  этот
умник роет еще  одну яму,  только теперь не  во дворе,  а на  семейном
кладбище - на что он еще годится, безголовый!
    - Думаю, нам  с тобой пора  поговорить, леди, -  твердо сказал  ей
Лонли-Локли. До  сих  пор  он  пребывал  в  задумчивости,  но  теперь,
очевидно, определился с  планом ближайших действий.  - Можем пройти  в
твою комнату, или  куда сочтешь нужным  - лишь бы  там не было  лишних
ушей.
    - А тебе не кажется, что  сейчас мне не до разговоров? -  взвилась
Ули. - У меня, между прочим, только что брат погиб!
    - Ну, насколько  я успел  заметить, рыдать  над его  телом ты  все
равно не  собираешься -  в противном  случае уже  давно начала  бы,  -
невозмутимо парировал Шурф. - А раз так, не будем терять время.
    - И припекло же тебе! - Ули неодобрительно покачала головой. - Где
ты с утра-то  был? Ну ладно,  если хочешь, можно  и поговорить, -  она
раздраженно пожала плечами.  - Только  к себе  в комнату  я никого  не
пускаю, даже родню. Если  хочешь, мы можем пойти  в комнату на  втором
этаже. Когда-то она была устроена специально для уединенных бесед...
    - Как скажешь, мне все равно, - согласился мой друг. - Макс,  если
у тебя нет других  планов, я бы предпочел,  чтобы ты принял участие  в
беседе, - церемонно сказал он мне.
    Мне оставалось только  возвести глаза  к небу: хотел  бы я  знать,
какие, по его  мнению, у меня  могли быть "другие  планы"?! И  вообще,
если бы мое мнение действительно принималось во внимание, наш амобилер
уже был бы на полпути к дому...
    Мы вошли в дом. До сих пор нам довелось побывать только в  большом
зале на первом этаже,  где проводились бесконечные обеденные  сборища,
но теперь выяснилось, что возле самого входа имеется узкая  деревянная
лестница, ведущая наверх. Истертые  тяжелой поступью многих  поколений
скользкие ступеньки приветливо  поскрипывали под  ногами. Второй  этаж
разительно отличался от первого - словно это били два разных дома, или
даже  два  разных  измерения.  Внизу  царила  средневековая   простота
отношения к  дизайну  интерьера и  ползали  непритязательные  кухонные
запахи. А здесь обстановка показалась  мне если не изысканной, то  уж,
по крайней мере, элегантной: тонкие светлые ковры на полу  просторного
коридора,  каменные  стены  задрапированы  бледно-желтой  тканью,   на
подоконниках  простые   глиняные   кувшины  с   ароматными   букетами,
составленными из  лесных  цветов  и  сухих  веток  причудливой  формы,
откуда-то доносится слабый  запах благовоний. Могут  ведь люди,  когда
хотят! Лонли-Локли тоже обратил внимание на изменения "ландшафта".
    - Здесь  и  внизу явно  хозяйничают  разные люди,  -  одобрительно
заметил он.
    - Да, - флегматично согласилась Ули. - Внизу у нас общая  комната,
кухня и покои Маркуло. А на этом этаже расположены мои комнаты.
    - У вас есть вкус, - одобрительно сказал я.
    - Да, я знаю,  - так же равнодушно  согласилась Ули. - Спасибо  на
добром слове, гость, - неохотно добавила она после короткой паузы.
    - Ты одна занимаешь весь этаж? - уточнил Лонли-Локли.
    - Можно  сказать, что  так. Здесь  еще расположены  комнаты  моего
брата Урмаго...  Вы  ведь  уже  знаете, что  он  пропал,  Маркуло  мне
говорил, что вы намерены его разыскать.
    - Именно  об  этом  я  собираюсь с  тобой  побеседовать,  -  важно
согласился Шурф. - Мне  показалось, что ты,  леди Ули, самый  разумный
человек в этом доме. От кого еще и ждать помощи, если не от тебя?
    - Я догадываюсь, что ты хотел поговорить со мной именно об  Урмаго
- о  чем же  еще?  - вздохнула  Ули.  - Но  не  будет толку  от  этого
разговора... Ладно, если хочешь - почему  бы и не поговорить... -  Мне
показалось, что она готова расплакаться, но эта симпатичная  ведьмочка
умела держать себя в руках, поэтому дело ограничилось еще  несколькими
вздохами.
    Миновав несколько запертых дверей, мы вошли в просторную  комнату,
аккуратно прибранную,  но почти  пустую. Было  заметно, что  ею  долго
никто не пользовался: для того, чтобы сделать подобный вывод, вовсе не
нужны толстые слои пыли  на окнах и хлопья  паутины в углах. Просто  я
давно заметил, что  в помещениях,  которые становятся  не нужны  своим
хозяевам, всегда  царит совершенно  особая атмосфера  печали, покоя  и
неприкаянности, такое ни с чем не перепутаешь.
    - Садитесь, - тихо сказала Ули, указывая на громоздкие  деревянные
стулья, покрытые когда-то  густым и  красивым, но  уже давно  истертым
серебристым мехом.
    Мы с  Шурфом  послушно заняли  указанные  нам места,  она  уселась
напротив и внимательно  посмотрела на нас  огромными черными  глазами.
Сейчас Ули показалась мне настоящей красавицей. Я вспомнил слова Шурфа
о том,  как  неуловимо меняется  впечатление  от внешности  драххов  с
неуравновешенным характером, и понял, что у нашей собеседницы наступил
продолжительный период лирического  настроения. По  крайней мере,  она
больше не походила на "даму  пик" из сувенирной карточной колоды,  как
вчера вечером, когда