.. Я увидел, что его тело тоже не имеет  определенных  очерта-
ний: Доперст не был ни худым, ни толстым, вернее, он был и худым и толс-
тым одновременно, его формы расплывались, это невероятное существо никак
не могло остановитья на чем-то определенном... Двери трамвая мягко  зак-
рылись, и мы наконец-то поехали.
   - Этот трамвай поедет в Ехо? - Строго спросил я  у  своего  странного
собеседника.
   - Он поедет туда, куда ты захочешь поехать. - Пожало почти  несущест-
вующими плечами существо.
   - Ладно, это неплохо. - Я не смог сдержать вздох облегчения: черт его
знает, почему, но меня все еще грызли сомнения, на которые я старался не
обращать внимания. Я слишком устал от неопределенности, я вообще слишком
устал.
   - Насколько я знаю, тебе не составляет труда изменять свой облик, да?
- Спросил я у Доперста.
   - Да. Я выгляжу так, как этого хотят люди, которые находятся рядом.
   - Вернее, так, как они не хотят. - Усмехнулся я. - Ты кормишься наши-
ми страхами, да? Во всяком случае, именно так мне объясняли.
   - И это правда.
   - Ладно, это твое дело. - Вздохнул я. - Не я  создавал  Вселенную,  к
сожалению! Моя бы воля, все было бы гораздо проще... и  привлекательнее!
А теперь скажи мне вот что: если я правильно понял, ты сам  не  решаешь,
как ты будешь выглядеть. Наши тайные страхи придают тебе какой-то  конк-
ретный облик помимо твоей воли, правильно?
   - Правильно. - Равнодушно кивнуло существо.
   - А если я попрошу тебя стать похожим на меня? - Осторожно спросил я.
- Не испугаюсь собственного лица, а просто попрошу тебя стать моим двой-
ником. Ты сможешь?
   - Смогу. - Ответил Доперст. Его речь звучала все так же  вяло,  но  в
глазах существа мне почудился какой-то азартный блеск. "Как этот  парень
любит свою работу!" - Усмехнулся я про себя.
   - Отлично, - сказал я, - тогда тебе следует  немедленно  принять  мой
облик и отправиться куда-нибудь в людное место. В этом  городе  их  пол-
ным-полно, даже в это время суток... Но самое главное, дружок, потом  ты
должен будешь стать мертвым Максом, и чем быстрее, тем лучше.  Это  воз-
можно?
   - Это возможно. - Подтвердил Доперст.
   - Ну вот и отлично... Кстати, я думаю, что тебе следует  сделать  это
на моем рабочем месте, в редакции в любое время полно народу, кроме того
не возникнет никаких проблем с идентификацией моей личности... Представ-
ляю, какой там начнется переполох, но так даже смешнее! - Я  не  сдержал
злорадной улыбки. - Вот, собственно и все. После того, как меня, вернее,
тебя торжественно похоронят, ты свободен на вечные времена! Ясно?
   - Ты освобождаешь меня на вечные времена? -  Изумился  Доперст.  Куда
девалась его меланхолия! Он пронзительно посмотрел на меня глазами,  ко-
торые уже были похожи на мои собственные, и вдруг рассмеялся. - Спасибо,
хозяин. На такую щедрость я и рассчитывать не смел! Я  все  сделаю  так,
как ты сказал. Моему слову можно верить, впрочем любому слову, сказанно-
му между Мирами, можно верить... Ты знал об этом?
   Я озадаченно покачал головой. До меня как-то не доходило, с какой это
стати он так воспрял духом... Тем временем, неопределенное лицо существа
успело превратиться в мое собственное. Я улыбнулся: все-таки я  действи-
тельно довольно симпатичный парень, даже жаль, что  этому  новому  Максу
предстоит сразу же умереть. Может быть, мне следовало попросить Доперста
прожить за меня мою скучную жизнь, до глубокой  старости?  Впрочем,  это
уже было бы как-то чересчур: по крайней мере,  в  любой  преждевременной
смерти есть что-то романтическое, а доверять этому непостижимому сущест-
ву жалкие остаки своей репутации мне не очень-то хотелось.
   Мой двойник посмотрел на меня холодно и печально.
   - Тебе здорово не повезло, хозяин! - Тихо сказал он. -  Ты  не  знал,
какова сила слов, сказанных между Мирами, поэтому  ты  нечаянно  подарил
мне свободу. А еще ты не знал, что тот, кто освободил  Доперста,  должен
занять его место, потому что  освободить  меня,  или  убить  -  это,  по
большому счету, одно и то же... Впрочем, тебе даже понравится: на тропах
Доперстов тебе откроется самая легкомысленная разновидность  могущества,
в глубине души ты мечтал об этом всю жизнь,  а  теперь  все  сбудется...
Прощай, сэр Макс, спасибо тебе.
   Вот теперь оба моих сердца дружно заколотились о  ребра.  Они  знали,
что я влип, я умудрился угодить в какую-то идиотскую,  нелепую  ловушку,
выхода из которой, кажется, не было. "Я всегда чувствовал, что мой болт-
ливый язык меня погубит!" - Пробормотал я. А потом я остался один, и мне
стало все равно, потому что я больше не был сэром Максом из Ехо,  я  уже
не очень-то знал, кто я такой, и меня это не особенно интересовало.
   - Пришло время погулять! - Сказал я вслух, открывая  дверь  в  кабину
водителя. Сел в жесткое кресло, и мой трамвай понесся  куда-то,  впрочем
любовь к большим скоростям по-прежнему оставалсь при мне: кажется воздух
кричал от боли, ударяясь о лобовое  стекло  взрезающего  ночь  безумного
трамвая...
   А потом рассвело, и я обнаружил себя стоящим на улице. Это была широ-
кая центральная улица крошечного немецкого городка, я понял, что городок
именно немецкий, прочитав надписи на магазинах... Здесь просто  заканчи-
вались рельсы, они обрывались совершенно неожиданно, вообще-то  с  трам-
вайными рельсами такое не случается. Я стоял на гладком асфальте и  рав-
нодушно смотрел, как мой волшебный трамвай тает у меня на глазах,  исче-
зает, как никуда не годное старое привидение. Никаких сожалений по этому
поводу я не испытывал. Что-то во мне знало, что теперь  я  могу  попасть
туда, куда захочу, не прибегая к разного рода сомнительным  транспортным
средствам: существа, одним из которых я стал, открывают Двери между  Ми-
рами с такой же легкостью, как я когда-то открывал дверь служебного вхо-
да в Управление Полного Порядка... Так что я мог отправляться в Ехо хоть
сейчас, но мне больше не хотелось попасть в Ехо, хотя я все  еще  помнил
этот чудесный город, с которым меня связывали  судьба,  привязанность  и
необходимость, и даже моя щемящая нежность к людям, которых я там  оста-
вил, никуда от меня не делась, я тосковал за ними, но мои чувства больше
не имели никакого значения. В то утро я знал без тени сомнения, что  су-
щества, подобные мне, обречены на одиночество, и у меня не было  никаких
возражений по этому поводу.
   Собственное могущество кружило мне голову, но у меня не было  никаких
определенных желаний, только чьи-то  чужие  смутные  мысли  о  том,  что
"пришло время прогуляться", непреодолимая потребность не  оставаться  на
месте. И я отправился на прогулку. Я больше не принадлежал Миру, в кото-
ром родился, зато этот Мир, кажется, принадлежал мне. Выпуклые булыжники
старой мостовой, по которым ступали мои ноги, все еще обутые в новые бо-
тинки, нашептывали мне свою историю, слишком  скучную,  чтобы  прислуши-
ваться к их шепоту, если честно...
   Я вошел в маленький бар, он назывался "Нюрнберг",  или  "Нюрнбержец",
что-то в этом роде. Я имел довольно смутные представления о правилах иг-
ры, в которую меня втянули, так что мне предстояло изучить их на практи-
ке. Пожилая кельнерша посмотрела на меня с ужасом  и  смутной  надеждой:
хотел бы я знать, чье лицо приветливо улыбнулось ей моими губами, попро-
сив чашечку кофе! Выпив кофе, я вышел из бара и  оказался  на  одной  из
узеньких улочек древнего Нюрнберга. Дул холодный ветер с  реки,  он  был
немного похож на ментоловый ветер Кеттари, совсем  чуть-чуть,  как  тень
бывает похожа на предмет, который ее отбрасывает, но даже  это  сходство
не слишком меня взволновало: мне не было дела до  этого  бедняги  Макса,
влюбленного в мосты Кеттари. Сейчас меня куда больше занимало только что
сделанное практическое открытие.
   "Ага, - подумал я, - вот как это работает, надо запомнить..." - в  то
утро я открыл для себя один из великого множества  новых  фантастических
способов путешествовать: можно просто зайти в какой-нибудь  бар,  ресто-
ран, или кондитерскую - главное, чтобы на вывеске этого  заведения  при-
сутствовало какое-нибудь географическое название. Нужно провести там ка-
кое-то время - только сидеть спиной к окну, это очень важно! -  а  потом
ты выходишь на улицу, и обнаруживаешь, что стоишь под совсем другим  не-
бом, на мостовой города, имя которого фигурировало в названии забегалов-
ки, из которой ты только что вышел... Впрочем, с таким же успехом я  мог
отправиться куда-нибудь на поезде, самолете, или  автомобиле,  если  мне
вдруг взбредет в голову путешествовать, как все нормальные люди.  Иногда
это оказывалось очень кстати: я обожаю разнообразие! В моих карманах ка-
ким-то образом обнаруживалось все, что  должно  было  там  обнаружиться:
деньги, документы, билеты и еще какие-то запредельные бумажки  -  много-
численные нелепые фальшивые доказателства моей принадлежности к миру лю-
дей - появлялись в карманах по мере необходимости, так что я  мог  обма-
нуть кого угодно, людей вообще так легко обмануть!
   Это было не так уж плохо. Если честно, то,  что  случилось  со  мной,
превосходило мои самые смелые представления о чудесном: можно было зайти
в маленький мексиканский ресторанчик на окраине Берлина, а  потом  выйти
оттуда на расплавленный тротуар Мехико, и бродить по этому пеклу до  тех
пор, пока ноги не занесут меня в неуютный, но прохладный  бар  "Нью-Йор-
кер", где усатый бармен вздрогнет, всмотревшись в мое лицо, но  к  этому
так легко привыкнуть, потому что так ведут себя все, от кого я не  успею
вовремя отвернуться - и куда подевалось мое хваленое обаяние!  Наплевать
на этого усатого беднягу, одного из многих, в "Нью-Йоркере" можно выпить
холодного пива - главное, не забывать, что я должен сидеть спиной к  ок-
ну, обязательно спиной к окну! - а потом  толкнуть  стеклянную  дверь  и
оказаться в настоящем Нью-Йорке, в  самом  сердце  Гринвич-Виллидж,  где
можно немного задержаться, потому что там я нашел потрясающее  местечко,
"Клуб-88" - ровно столько клавиш у пианино - совершенно верно, по  вече-
рам там играет тапер, а одетая в мужской костюм темнокожая леди за стой-
кой выпевает изумительные блюзы, дразнит меня смутно знакомой  воркующей
хрипотцой, пока смешивает коктейли и вытряхивает  многочисленные  окурки
из одинаковых белых пепельниц: очаровательные посетители "Клуба-88", пол
которых редко поддается точному определению - отнюдь не яппи, они дымят,
как паровозы, вопреки "великой американской мечте"! Жаль только, что мое
переменчивое, послушное чужим тайным страхам лицо немного пугало  и  их,
поэтому места за стойкой по соседству с моим всегда оставались незаняты-
ми... А если надоест Нью-Йорк, оттуда,  хвала  Магистрам,  можно  отпра-
виться куда угодно, чуть ли не все географические  названия  этого  мира
увековечены  на  вывесках  бесчисленных  нью-йоркских   забегаловок,   и
расстроганное таким вниманием к себе человечество платит Нью-Йорку  пол-
ной взаимностью: бар, или ресторан, в названии которого упоминается этот
"центр мира", можно найти в любом захолустье. Так что Нью-Йорк стал  для
меня чем-то вроде промежуточной станции, я посещал его гораздо чаще, чем
прочие места, правда, всегда ненадолго... Кажется, в те дни я наконец-то
отдал должное Миру, в котором родился, и который  прежде  не  слишком-то
любил: я понял, что это - невероятное место, один только запах  цветущих
лип на сонной окраине Москвы стоит всех прочих чудес, а ведь кроме запа-
ха цветущих лип есть еще горячий ветер Аризоны, который может подхватить
тебя и унести, или свести с ума своими монотонными порывами, есть  голо-
вокружительный влажный воздух ночного Лондона ("увидеть  Лондон  и  уме-
реть" - я не мог вспомнить, где и когда вычитал эту почти  бессмысленную
фразу, но она сопровождала меня  назойливым  гипнотическим  речетативом,
пока я пересекал темные аллеи ночного Гайд-парка), есть  длинные  тонкие
иглы сосен, устилающие белый песок на  побережье  холодного  Балтийского
моря, круглый черный глаз настороженно пятящегося от тебя сердитого  ле-
бедя, только что вырвавшего булку прямо из твоих рук... Есть  многое,  о
чем бесполезно говорить, лучше уж засесть за работу и  составить  полный
инвентарный список всех "чудес света". И какой идиот  решил,  что  их  -
максимум восемь?!
   В общем, мне пришлось признать, что с Миром, в котором я родился, все
было в порядке, это со мной, болваном, что-то всегда было не так, пока я
принадлежал ему. Нет никакой разницы, где находиться. Если вообще что-то
имеет значение, так это - существо, из сердца которого ты смотришь  вов-
не. Кто ты сам - это действительно важно. А мне выпала ни с чем не срав-
нимая возможность посмотреть на свою бывшую родину глазами удивительного
и странного существа...
   Хотя была во всем этом какая-то  фальшивая  нотка,  довольно  пронзи-
тельная, если честно... Я упивался многообразием новых возможностей, иг-
рал в занимательную и довольно приятную игру, но что-то в мне знало, что
сэр Джуффин Халли ни за что не согласился бы присоединиться к моему  пу-
тешествию, если бы мне вдруг пришло в голову его пригласить, я знал  это
даже в те сумасшедшие дни, когда смирился со своей  странной  судьбой  и
был почти счастлив, наверное я был бы счастлив  по-настоящему,  если  бы
существо, которым я был, умело чувствовать себя счастливым.
   В те дни я вполне мог забыть даже свое имя, если бы оно не таращилось
на меня с многочисленных вывесок, рекламных плакатов и объявлений,  бес-
конечные "Максы", "Максимы" и "Максимилианы" буквально преследовали  ме-
ня, можно было подумать, что в мире не осталось других имен! Но  их  на-
зойливое мельтешение не давало мне забыть о себе. В одном немецком  рес-
торанчике, уже не помню в каком городе это было, я даже обнаружил в меню
соответствующее блюдо: какой-то "штраммер-макс  в  зеркалах"  и  заказал
его, руководимый бесконечным любопытством. Пресловутые "зеркала"  оказа-
лись холодной яичницей-глазуньей, кроме нее на тарелке обнаружился  чер-
ный хлеб и огромное количество мелко нарезанной ветчины. Это было не так
уж вкусно, но оказало на меня самое благотворное воздействие:  сэр  Макс
из Ехо на несколько минут проснулся где-то в темной глубине меня и  нас-
тойчиво сказал, что ему пора домой. "Скоро пойдем,  ладно?"  -  Виновато
спросил я. И он снова отступил в темноту, но кажется, его  сон  перестал
быть таким крепким и беспробудным. Во всяком случае, именно в том ресто-
ранчике я начал записывать все, что успело со мной случиться, пока я был
сэром Максом из Ехо. Я исписал несколько салфеток и остался доволен: по-
чему-то мне казалось, что когда подойдет к концу моя новая странная  ра-
бота, чудеса отпустят меня туда, куда хотел  вернуться  этот  уже  почти
незнакомый мне парень, и тогда он будет счастлив, а я... я  буду  свобо-
ден, на вечные времена...
   Я не очень-то знаю, что успел натворить, пока  меня  носило  по  всей
планете. Моя память пока не может справиться с хаосом событий,  обрушив-
шихся на меня во время этих скитаний, ей не под силу расставить  бесчис-
ленные эпизоды по местам, чтобы получилась единая, непрерывная  и  ясная
картина, которую легко удержать при себе. Тем не менее, мне гораздо про-
ще вспоминать то, что происходило со мной после того, как я  съел  зага-
дочный "штраммер-макс" и взялся за свои бредовые записи. Мозаичные  мос-
товые Ехо снова становились реальностью, мне больше не нужно  было  цеп-
ляться глазами за неоновую вывеску ресторана "Максим", или витрину  мод-
ного магазина "Макс" в центре Мюнхена, или изумленно отшатываться от эк-
рана теливизора, на котором мелькали титры очередной серии эпопеи о  по-
хождениях "Сумасшедшего Макса", чтобы вспомнить, что когда-то  я  считал
это имя своим. Теперь я всегда помнил, кто я, а это уже было  немало!  Я
все чаще обращал внимание на плохо скрытый ужас в глазах своих случайных
собеседников... и получал от этого все  меньше  удовольствия,  скорее  я
чувствовал, что чертовски устал от своих обязанностей. Но кажется у меня
не было шанса отдохнуть: я занял место Доперста, которого  случайно  от-
пустил на свободу, так что теперь именно  я  должен  был  выполнять  его
странную работу...
   Так что, мне довелось узнать немало о человеческих страхах. Самое не-
лепое  и  забавное  из  моих  открытий  связано  с  велосипедистами.  На
собственном горьком опыте я выяснил, что подавляющее большинство велоси-
педистов в глубине души боится  сбить  какого-нибудь  прохожего.  Ребята
редко осознают эти свои опасения, но подкармливать их тайные страхи было
частью моей работы, так что стоило мне выйти на улицу, как на меня стра-
зу же наезжал какой-нибудь велосипедист. Я не думаю, что  у  кого-то  из
людей был шанс причинить мне реальный вред, тем не менее эти  регулярные
столкновения чертовски действовали мне на нервы... Счастье, что подобные
страхи почему-то почти не грызут автомобилистов, то есть случается такое
и с ними, конечно, но довольно редко...
   Но приходилось мне делать открытия и похуже. Я до сих пор не могу за-
быть высокую светловолосую девушку из ресторанчика "Красный Слон" -  хо-
тел бы я знать, в каком городе, и в какой стране  я  нашел  это  замеча-
тельное местечко! Но безумная светловолосая барышня все  испортила:  мне
пришлось выйти следом за ней в темноту переулка, такого узкого, что  два
человека не моуг идти там рядом, только друг за другом, след  в  след...
Кажется, мне пришлось убить эту девушку, потому что  она  была  одержима
мыслью о том, что человек, на которого она будет  весь  вечер  задумчиво
смотреть сквозь тонкое стекло стакана,  сидя  за  маленьким  одноместным
столиком на втором этаже "Красного слона", когда-нибудь выйдет следом за
ней и убьет ее в этом переулке, рано или поздно, и кровь будет  отврати-
тельно, неопрятно выглядеть на светло-зеленом ворсе ее джемпера... Впро-
чем, иногда мне кажется, что я остался сидеть на высоком жестком  стуле,
а это убийство ей просто приснилось, не знаю уж, как я забрел в ее  кош-
мар, но так вполне могло быть. Во всяком случае, эта версия нравится мне
гораздо больше.
   Как бы то ни было, именно на втором этаже "Красного слона"  я  понял,
что моя невероятная бессмысленная новая жизнь подходит к концу: я  почти
закончил свои записи, перечитал их и с необыкновенной пронзительной  яс-
ностью вспомнил все, что было со мной в Ехо, и людей, которые  меня  там
ждали, и кажется, я понемногу снова  становился  своим  старым  знакомым
Максом. Ему еще требовалось время, чтобы окончательно стряхнуть  с  себя
оцепенение, сладкое и опасное, но время у нас с ним было, мы могли  лег-
комысленно транжирить это сокровище, как он - да  нет,  я!  -  транжирил
звонкие короны, честно заработанные  на  службе  Его  Величества  Гурига
VIII, бесцельно слоняясь по антикварным лавкам Правого Берега. Впрочем к
отпущенному мне времени я относился еще легкомысленнее, поскольку  легче
всего распоряжаться тем, что тебе не принадлежит...
   А потом я снова попал в Нью-Йорк и немного погулял по вечерним улицам
Сохо, заглядывая в освещенные окна картинных галерей. Я решил выпить ча-
шечку капуччино и завернул в ближайший итальянский  ресторан.  Все  было
немного иначе в этот вечер, что-то изменилось в моей жизни, и мне нрави-
лись эти перемены. По крайней мере, черноглазый парень за  стойкой  пос-
мотрел на меня с равнодушной улыбкой: мое лицо определенно не затрагива-
ло никаких тайных струнок в его душе.
   "Что я здесь делаю? - Внезапно подумал я. - Сколько можно гулять, до-
рогуша? Пока мама не позовет обедать - так, что ли?" Я рассмеялся от во-
торженного удивления: мой внутренний монолог здорово напоминал сумбурные
размышления сэра Макса, кажется этот смешной парень действительно  прос-
нулся и теперь бродил где-то поблизости!
   Тут мой табурет чуть не грохнулся на пол, а я не смог  удержаться  на
нем и мешком свалился прямо в объятия симпатичного пожилого  джентльмена
в элегантнейшей серой шляпе, которая самым странным