Так вот почему здесь так мало мебели! - догадалась Хани. - Но разве это удобно - переселяться в усадьбу каждый раз, когда начинается шторм?
     - На самом деле, это случатся не так уж часто, - спокойно объяснил Ланс и, пройдя в комнату, опустил на кровать ее большую спортивную сумку. - Обычно мы проводим здесь всего несколько месяцев в году, поэтому вероятность урагана невелика.
     - Но только не в сентябре! - возразила Хани, бросая на кровать свою дамскую сумочку. - Неужели ник-то никогда не говорил тебе, что сентябрь в этих широтах - самый неспокойный месяц?
     - Мне нужно работать, - сказал Ланс каким-то чужим голосом, и Хани заметила, как странно изменилось его лицо. - Давай поговорим после, ладно? Можешь пока надеть свой прабабушкин купальник и погулять по берегу. Если проголодаешься, то в холодильнике, я думаю, что-нибудь найдется.
     С этими словами он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, и Хани осталась одна. Поведение Ланса совершенно сбило ее с толку. Пожалуй, это было уже чересчур - особенно после всех его игривых недвусмысленных намеков... Он просто отделался от нее, как будто она была очаровательным, но надоедливым ребенком!
     Хани тяжело вздохнула. Подобное обращение оказалось для нее полной неожиданностью и больно ударило по ее самолюбию. После вчерашней поездки в такси и последовавшего за ней бурного объяснения в номере она старалась вести себя предельно осторожно, памятуя об угрозе Ланса. А теперь вдруг оказалось, что все старания были напрасны: она явно переоценила силу и глубину влечения, которое принц Руби к ней испытывал...
     Хани постаралась подавить разочарование, тем более что у нее не было особых причин жаловаться: на пути из Хьюстона и Ланс, и Бен Рашид были с ней предельно внимательны и дружелюбны. Однако она не уловила никаких признаков, которые указывали бы на наличие особого, мужского интереса хотя бы у одного из них! Конечно, ни суровая мужественность Алекса, ни едкая язвительность Ланса никуда не исчезли, и все же она чувствовала себя с ними скорее как младшая сестра, к которой оба относились с заботливостью, носящей - увы! - чисто платонический характер.
     Теперь, вспоминая перелет из Хьюстона на остров, Хани могла со всей определенностью сказать, что Ланс не был похож на себя вчерашнего. Он был небрежен и рассеян, словно его снедали какое-то глубокое внутреннее беспокойство и нетерпение. Впрочем, Хани почувствовала это еще за завтраком, когда они втроем собрались за столом в номере отеля. Уже тогда она невольно подумала, что принц весь наэлектризован, словно мальчишка в ожидании Рождества. И вот теперь он отправился поиграть со своими красками и кистями, а ей дали в руки ведерко и лопаточку и послали играть в песочек на берегу!
     Но Хани запретила себе думать о том, почему этот поступок Ланса оставил у нее такой горький осадок, присела на кровать и стала разбирать вещи. Одним из первых ей попался оплеванный Лансом купальник, и Хани критически осмотрела его, держа перед собой на вытянутых руках.
     "Нет, - решила она, - Ланс абсолютно не прав!"
     Ее купальник не выглядел ни старомодным, ни излишне целомудренным. Правда, вырез лифа наверняка показался бы принцу недостаточно глубоким, но зато низ купальника был скроен на французский манер, высоко открывая бедра и подчеркивая длину и стройность ее ног. Кроме того, купальник был телесного цвета, что само по себе выглядело довольно соблазнительно. Впрочем, Хани тут же вспомнила о том, что, поскольку Ланс заперся в студии, соблазнять ей будет некого.
     Эта мысль огорчила Хани неожиданно сильно, а тут еще ей некстати пришло в голову, что за все утро Ланс не сказал ни слова по поводу ее уложенных в строгую прическу волос. "Так мне и надо!" - с раздражением подумала она. С самого начала было ясно, что принц - натура увлекающаяся и остывает так же быстро, как и воспламеняется. Чем меньше она будет привлекать к себе его внимание, тем, безусловно, лучше: в конце концов, она находится здесь с вполне определенной целью, и так ей легче будет выполнить свою задачу. А кроме того, она сможет спокойно искупаться и побродить по острову, не чувствуя на себе его откровенно оценивающих взглядов. Хорошо, что Ланс отправился к своим возлюбленным холстам! Ближе к вечеру она соберет им что-нибудь поесть... Нет, не им, а себе! Готовить ему она, во всяком случае, не собирается! Лансу будет только полезно оторваться от рисования, чтобы самому позаботиться о своем ужине. Если он, конечно, снизойдет до такого низкого занятия, как еда...
     Размышляя обо всем этом, Хани начала медленно расстегивать пуговицы на блузке. "Лучше вообще поменьше сталкиваться с этим невозможным человеком!" - решила она, втискиваясь в купальник. Уже выходя из коттеджа, Хани вдруг подумала о том, как неубедительно выглядят все ее доводы, но решительно отогнала от себя эту мысль и зашагала к пляжу.

***

     Когда на следующее утро Хани поднялась по тропе к дверям усадьбы и постучала, ее лицо выражало крайнюю степень раздражения, а темно-фиолетовые глаза метали молнии. Она отдавала себе отчет, что подобное настроение не слишком подходит для светского общения за завтраком, но не может же она все время так называемых каникул на этом райском островке провести в полном одиночестве.
     Дверь ей открыла невысокая, полная женщина в темном платье, поверх которого был повязан яркий цветастый фартук.
     - Здравствуйте, вы, должно быть, Хустина? - проговорила Хани, с трудом изобразив вежливую улыбку. - Меня зовут Хани Уинстон. Что, Алекс Бен Рашид уже встал?
     Женщина улыбнулась ей открытой дружелюбной улыбкой.
     - Сеньор Алекс завтракает на веранде, мисс Уинстон, - ответила она, указывая рукой на стрельчатый дверной проем у себя за спиной. - Проходите, пожалуйста, вон в ту дверь и направо. Извините, что я вас не провожаю, но мне нужно вернуться в кухню.
     С этими словами она повернулась и исчезла с удивительным для ее фигуры проворством, а Хани прошла через прихожую в просторную гостиную, которая отличалась от гостиной в коттеджике, как небо от земли. Выложенный белым мрамором пол был отполирован до мягкого мерцания; повсюду были разбросаны цветастые коврики и стояла изящная плетеная мебель из ротанга с мягкими сиденьями и спинками. В больших глазурованных горшках пышно зеленели декоративные растения; по углам были расставлены высокие напольные вазы из хрусталя или дорогого стекла с букетами свежих цветов, а легкий сквозняк колыхал белоснежные тюлевые занавески на высоких "французских" окнах, выходящих на веранду. Словом, все здесь выглядело аккуратным и ухоженным, однако именно это обстоятельство еще больше усилило раздражение Хани, которая чувствовала себя брошенной и покинутой.
     Обогнув изящный плетеный столик, в самом центре которого красовалась еще одна хрустальная ваза с траурными оранжево-черными орхидеями, Хани толкнула створку "французского" окна и оказалась на веранде, обнесенной ажурными перилами из резного камня. В самой ее середине стоял накрытый белоснежной скатертью стол, за которым с журналом в руках сидел перед чашкой кофе Алекс Бен Рашид. Должно быть, все чувства Хани были ясно написаны на ее лице, так как брови Алекса немедленно поползли вверх.
     - Можешь ничего мне не говорить, - сказал он учтиво вставая и пододвигая ей тяжелое кресло из кованого металла. - Сейчас я налью тебе чашечку кофе, пока он еще не остыл. Итак, ты страшно сердита на Ланса. Впрочем, я с самого начала это предвидел... - Он слегка пожал плечами и ловко налил Хани полную чашку ароматного, еще дымящегося кофе из серебряного кофейника. - Как я понимаю, Ланс не появится к завтраку?
     - Откуда я знаю! - раздраженно ответила Хани, бросаясь в предложенное ей кресло. - Я не видела его со вчерашнего дня. И если ты хочешь успокоить меня, то это напрасный труд... - Она сердито покосилась на его невозмутимое лицо. - Я ни капли не раздражена, просто мне подумалось, что кое-кому следовало бы проявить любезность и хоть как-то познакомить меня с островом. А вместо этого он забился в свою нору и безвылазно сидит там вот уже почти двадцать часов!
     Губы Алекса чуть заметно дрогнули, а в антрацитово-черных глазах вспыхнул и погас насмешливый огонек.
     - Я тебя прекрасно понимаю... - протянул он и, долив свою чашку, опустил кофейник на массивную подставку из зеленоватого нефрита. - И, поверь, высоко ценю твое чувство такта... Как и твое прелестное общество, - добавил он и сел, вытянув вперед ноги в мягких замшевых мокасинах. - Пей же свой кофе, - повторил Алекс негромко, увидев, что Хани сидит неподвижно и смотрит на него. - Хустина приготовила отличные земляничные пирожные, но тебе действительно нужно сначала успокоиться, иначе ты не почувствуешь, что ешь.
     - Я спокойна! - с негодованием возразила Хани. - И нисколечко я не расстроена!.. Разве только самую малость, - неохотно призналась она и, встретив его откровенно недоверчивый взгляд, поспешно добавила:
     - Но это не имеет никакого отношения к Лансу! Во всем виноват ваш паршивый остров. Я городская девушка и не знаю, что мне делать со всем этим свежим воздухом и дикой природой!
     - К тому же ты лишилась даже своего неуправляемого Скарамуша, - закончил Алекс, отпивая глоток кофе и глядя на нее поверх своей чашки.
     - Я же сказала, что Ланс тут ни при чем, - повторила Хани и сердито нахмурилась. - Наши с ним отношения носят чисто деловой характер, и я вовсе не требую от него какого-то особого внимания. В конце концов, он - принц, а я - его телохранитель и должна знать свое место. - Она закусила губу, с досадой чувствуя, что Алекс не верит ни одному ее слову. - Просто... я не привыкла к безделью, а здесь мне совершенно нечем заняться! Кстати, Ланс говорил, что ты тоже не любишь безделья и даже на острове продолжаешь работать. Я прилично печатаю на машинке и могла бы...
     Алекс решительно покачал головой.
     - Ни в коем случае, - сказал он самым категоричным тоном. - Ланс довольно недвусмысленно дал мне понять, что я не должен посягать на тебя... ни в каком качестве. А мне что-то не хочется провоцировать этого рыжего буяна. Он терпеть не может, когда кто-нибудь претендует на то, что принадлежит ему.
     Хани попыталась что-то возразить, но Алекс знаком призвал ее к молчанию.
     - Я знаю, что ты - просто его телохранитель. Но мы ведь с тобой прекрасно понимаем, что Ланс нацелен на отношения совсем другого рода. И если я найду тебе какое-нибудь занятие, которое не будет непосредственно связано с ним, он все тут разнесет еще до начала ураганов!
     Он поднял к губам чашку из тонкого китайского фарфора и сделал еще один глоток кофе.
     - Полагаю, ты ошибаешься. Ланс, похоже, даже не замечает, что на острове, кроме него, есть еще какие-то люди! - едко заметила Хани. - По-моему, всю ночь он так ни разу и не вышел из студии, а когда сегодня утром я постучала к нему, даже не соизволил откликнуться. Так что ты можешь воспользоваться моей помощью, не опасаясь бури. У меня такое впечатление, что Ланса не сможет выгнать из студии ни ураган, ни наводнение...
     - Для Ланса это обычное дело, - спокойно пояснил Бен Рашид. - Я имею в виду, он часто работает сутки напролет. Наберись терпения, дай ему пару дней - и он снова вернется в цивилизованное состояние. - Лицо Алекса озарилось снисходительной, почти нежной улыбкой. - Но в первое время он все равно что школьник, отпущенный на каникулы.
     Хани сделала глоток из своей чашки, но не почувствовала вкуса.
     - Я это заметила, - с горечью сказала она, разглядывая затейливый растительный орнамент на просвечивающем тонком фарфоре. - А ты, Алекс... Ты относишься к своим хобби с таким же рвением?
     - Ты сказала "хобби"? - Алекс, прищурившись, поглядел на нее. - Для Ланса это не хобби, а могучая, всепоглощающая страсть. Он одержимый, Хани, и ты должна это понять. Скажи, прежде чем запереться в студии, он не показывал тебе ни одной из своих работ?
     Хани отрицательно покачала головой.
     - Он просто погладил меня по головке, как несмышленыша, и отослал, - с обидой сказала она, в то же время чувствуя, как внутри начинает разгораться любопытство. - Но если для него это так важно, то почему я об этом ничего не знаю? О его страсти к рисованию не упоминала ни одна газета. Это что, секрет? Но Ланс, насколько я успела заметить, вовсе не чурается известности. Его жизнь - это открытая книга, и я...
     - Открытая книга, вот как? - насмешливо перебил ее Алекс. - Я думаю, что со временем, когда ты узнаешь Ланса получше, ты поймешь, что он бывает очень скрытным. Особенно если дело касается вещей или людей, к которым он неравнодушен. Так что, когда в разделе сплетен какой-либо газеты появляется информация о том, что Ланс проводит время с той или иной дамой, можешь быть уверена - ему на эту даму наплевать. Ну а о его страсти к рисованию знают, наверное, человек пять из самых близких ему людей. И теперь вот еще ты... - Он слегка приподнял свою чашку, словно произнося тост в ее честь. - Ты должна быть польщена, Хани.
     - А он что, хороший художник? - все еще с сомнением спросила Хани.
     - Он? - уголки губ Бен Рашида слегка приподнялись. - Я думаю, можно сказать, что да. Хочешь взглянуть на одну из его работ?
     - А где ее можно увидеть?
     - Здесь, в библиотеке, - ответил Алекс, вставая. - Это портрет моего деда. Ланс подарил мне его на мой прошлый день рождения... - Его глаза подернулись странной дымкой, и он ненадолго замолчал. - Я думаю, тебе будет очень интересно, - закончил он решительно.
     Когда Хани вошла в библиотеку, первым ее чувством было удивление: комната показалась ей совсем маленькой. Лишь несколько мгновений спустя она обнаружила, что библиотека на самом деле достаточно велика, а впечатление игрушечности создавал висевший на стене огромный портрет, который буквально царил надо всем. Карим Бен Рашид был изображен в национальной одежде кочевых арабов, однако это, пожалуй, меньше всего поражало в его облике.
     Фигура шейха казалась монументальной, массивной и какой-то варварской - особенно по сравнению с хрупкой резной скамеечкой, по-видимому, из слоновой кости, на которую он небрежным жестом поставил ногу в красном сафьяновом сапоге с загнутым вверх носком. "Хитрый старый бандит... - вспомнила Хани слова Ланса, и это действительно проглядывало в суровом выразительном лице и в пронзительных, черных, как у Алекса, глазах Карима Бен Рашида. Однако этим далеко не исчерпывалось впечатление от портрета шейха, В линии подбородка, пусть и скрытого редкой седой бородой, читалась непреклонная решимость, а в изгибе тонких губ проглядывала чувственная нежность. Или то была циничная усмешка?
     Не в силах сдержать своего восхищения, Хани подалась вперед. Нет, она была совершенно уверена, что это - самая настоящая нежность, просто трудно было ожидать ее на таком властном, хищном, решительном лице. А в глазах... Хани даже головой затрясла от восхищения: в угольно-черных глазах шейха прятались игривые бесенята, которых невозможно было рассмотреть с первого взгляда.
     Поистине, чем дольше она глядела, тем больше видела.
     - Ну как?
     Голос Алекса, показавшийся Хани очень довольным, прозвучал совсем рядом, и она поняла, что все это время Алекс внимательно наблюдал за ней.
     - Я не настолько разбираюсь... - смущенно сказала Хани, не отрывая глаз от лица шейха. - Но мне очень, очень нравится! Пожалуй, ни один портрет не производил на меня такого... такого сильного впечатления. А каково мнение знатоков? Он действительно очень хорош?
     - Отменная работа, - негромко согласился Алекс. - Но, сказать по чести, не самая сильная у Ланса. Вообще-то он не любит рисовать тех, к кому питает глубокую привязанность. Утверждает, что личные отношения "заслоняют ему перспективу".
     - Но почему он не выставляется? Любая картинная галерея была бы счастлива иметь у себя произведения такого замечательного мастера!
     Хани слегка наклонила голову и прищурилась, пытаясь догадаться, каким образом, при помощи какой техники Ланс заставил ожить монументальную фигуру Карима Бен Рашида.
     - Об этом тебе придется спросить у него, - пожал плечами Алекс. - Я просто хотел показать тебе, что он совсем не какой-нибудь бездарный мазила, который работает только для собственного удовольствия. Возможно, это поможет тебе лучше понять Ланса и смириться с его некоторой эксцентричностью... - В голосе Алекса ясно звучало глубокое удовлетворение, которое он даже не пытался скрыть. - Например, тебя уже не будет так удивлять его способность целыми днями не выходить из студии.
     Хани с трудом оторвалась от портрета и повернулась к нему.
     - Теперь я действительно понимаю, - сказала она задумчиво. - Спасибо, Алекс.
     - Вот и хорошо, - улыбнулся Алекс Бен Рашид, от чего его замкнутое, мрачное лицо сразу сделалось живым и привлекательным. - Значит, Ланс - мой должник! С него еще одно полотно. Нет, лучше два... - Он насмешливо наморщил лоб. - Поверь, Хани, я в состоянии оценить его полотна по достоинству - и не только оценить в смысле стоимости, но и отнестись к ним соответственно.
     Поглядев на его сосредоточенное лицо - такое же загадочное, как и лицо шейха на портрете, - Хани подумала, что усомниться в его словах мог только слепой.
     - А тебе часто приходится объяснять посторонним, что к чему? - с интересом спросила она.
     Бен Рашид насмешливо фыркнул.
     - Как правило - нет. Если Лансу наплевать на случайных людей, то мне и подавно. - Улыбка на его лице погасла. - Но сейчас мне показалось, что ситуация несколько иная, и я взял на себя смелость...
     - Иная? - удивилась Хани.
     - Видишь ли, ко всему, что связано с тобой, Ланс относится совсем не так, как обычно. И это еще мягко сказано... Лично мне кажется, что он очень огорчится, когда поймет, что обидел тебя.
     - Но, очевидно, не настолько, чтобы прервать свою работу, - едко заметила Хани и тут же поспешила смягчить свои слова:
     - Впрочем, кто я такая, чтобы рассчитывать на его особое отношение?
     - Это справедливо, - с серьезным видом кивнул Бен Рашид, но его губы как-то странно дернулись. - Так или иначе, я не считаю себя вправе вмешиваться в ваши личные дела, хотя и не вижу ничего страшного в том, чтобы в отсутствие Ланса насладиться твоим изысканным обществом. Идем, попробуешь земляничные пирожные Хустины - мне кажется, ты достаточно успокоилась, чтобы оценить их по достоинству. - С этими словами Алекс взял Хани под руку и увел из библиотеки.
     Пирожные действительно оказались выше всяких похвал, а застольная беседа, которую Алекс умело поддерживал и направлял - избегая, впрочем, вопросов личного характера, - вернула Хани нормальное расположение духа. Самому же Алексу вряд ли удалось насладиться, как он выразился, "ее изысканным обществом": трижды их прерывали срочные телефонные звонки - два раза звонили из Хьюстона, и один раз - из Седикана.
     Вернувшись к столу после очередного вызова, Алекс сокрушенно покачал головой.
     - Извини, Хани. Я велел Хустине больше ни с кем меня не соединять до конца завтрака.
     - Так это и есть твой отпуск? - весело спросила Хани, вспомнив объяснения принца. - Впрочем, Ланс говорил мне, что ты - настоящий трудоголик и не можешь ни дня обойтись без работы.
     - Посмотрел бы лучше на себя! - отозвался Алекс, выливая из чашки остывший кофе и наполняя ее горячим. - Ланс в этом смысле нисколько мне не уступает, просто он не хочет признаться, что его живопись - та же работа. Сам он считает свое рисование просто приятным времяпрепровождением, которое резко отличается от решения скучных деловых вопросов, которыми занимаюсь я.
     - Но ты, разумеется, придерживаешься иной точки зрения, - сказала Хани с утвердительной интонацией.
     - Как тебе сказать... - задумчиво промолвил Бен Рашид, поднимая на нее взгляд, и Хани увидела, что в глубине его глаз вспыхнули упрямые огоньки. - Я считаю, что мы оба - художники, только я использую другие кисти и холст большего размера. - Он прищурился. - Но, уверяю тебя, краски, которые я на него накладываю, мне приходится подбирать не менее тщательно.