нальному собранию, объявление войны Австрии и Пруссии. И все это символизировало начало революции.
     В один невообразимый клубок сплелись интересы всех сословий, выплеснулись наружу низменные инстинкты. Тут было все: страшный голод крестьян, нуждавшихся в хлебе, жажда власти у буржуазии, унаследованной от дворянства, желание дворян получить еще больше от короля. А идеалисты мечтали о правах наподобие тех, что отвоевала Америка в борьбе за независимость.
     Катрин побежала к высоким надежным стенам, окружавшим аббатство. В самом деле, не о чем беспокоиться. Сияет солнце, они с Жюльеттой обе молодые и крепкие и всегда-всегда будут подругами.

***

     Колокол звонил и звонил!
     В кромешной тьме своей кельи Жюльетта открыла глаза. В самой темноте все было буднично и обыденно. Они всегда вставали на утреннюю молитву до рассвета.
     Необычными были крики.
     Крики женщин, исполненные дикого ужаса, разорвали ночную тишину, перекрывали звон колокола. В них слышались боль, страх и мольба о пощаде.
     Может, горит аббатство?
     Жюльетта стряхнула остатки сна и соскочила с постели.
     Огонь всегда был опасен: дымящийся уголек в очаге судомойки, горящая свеча, забытая в часовне., Девушка зажгла свечу в медном подсвечнике, стоявшую на грубом кедровом столе, и лихорадочно стала надевать платье, путаясь от спешки в застежках.
     - Жюльетта! - В дверях ее кельи стояла Катрин с распущенными по плечам длинными светло-русыми волосами и расширенными от страха зрачками. - Колокола... крики. Что происходит?
     - Откуда мне знать?
     Жюльетта сунула ноги в туфли и схватила свечу.
     - Идем скорее. У меня нет ни малейшего желания зажариться живьем, если аббатство горит.
     - Ты думаешь...
     - Думать я буду потом. - Жюльетта схватила Катрин за руку и вытащила в коридор. В узком длинном коридоре толпились перепуганные полуодетые девушки-ученицы.
     - Здесь нам ни за что не выбраться во двор. Иди за мной. - Жюльетта побежала в другую сторону - к маленькой сводчатой дубовой двери. - Классная комната. Там есть окно.
     Катрин последовала за ней по коридору в пустую комнату, к утопленному в нише окну. Жюльетта отодвинула засов и распахнула деревянные ставни.
     - Так и есть, это пожар. Посмотри на...
     Факелы. Мужчины с факелами. Мужчины с саблями. Мужчины, одетые в грубые полосатые штаны и развевающиеся полотняные рубахи, мужчины в странных красных шерстяных шапках. Казалось, они наводнили двор аббатства. Выкрики. Смех. Ругань. Их лица при свете факелов были омерзительны. Ими овладела жажда насилия.
     - Боже всемогущий! - прошептала Жюльетта. - Сестра Матильда...
     Монахиня лежала на булыжниках, ее одеяние было разорвано в клочья, ноги непристойно раздвинуты и задраны вверх. Их держали двое мужчин, каждый тянул ногу к себе, а третий, в шерстяной красной шапке, старательно насиловал ее, подбадриваемый теми двумя. Голова сестры Матильды беспомощно моталась, ударяясь о булыжники с каждым яростным ударом члена в ее плоть.
     - Мы должны помочь ей. - Катрин взбиралась на подоконник. - Мы не можем здесь оставаться. Мы должны помочь им всем.
     По всему двору творилось что-то невообразимое. Монахинь вытаскивали из их келий, срывали с них одежду и бросали на булыжники...
     - Мы не можем им помочь. - Жюльетта рванула Катрин, втаскивая ее в комнату. - Их там слишком много, чтобы мы могли с ними справиться. Но мы можем остановить этих овец в коридоре, чтобы они не выбежали во двор.
     Катрин схватила подругу за руку.
     - Слишком поздно.
     Девушки уже вышли во двор и замерли в ужасе и недоумении.
     Один из мужчин, соскочив с монахини, со смехом заорал:
     - Свежее мясо. Бросайте старых ворон! Насадим на свой горячий вертел этих хорошеньких молоденьких пулярок!
     И двор огласился новыми пронзительными криками боли и отчаяния.
     - Зачем? - Катрин плакала. - Зачем они делают им больно?
     - Потому что они подлые звери и жаждут только крови и совокупления, - пробормотала Жюльетта, отчаянно силясь придумать, что же делать. - Мы не можем пройти через северный двор, но и прятаться здесь опасно. В любую минуту они могут появиться здесь.
     - Анриетта Бальвур... - Катрин не могла отвести глаз от кошмара, творившегося во дворе. - Посмотри, что эти двое с ней делают. Ей же всего десять лет!
     - Я не собираюсь смотреть. И ты - тоже. - Жюльетта оттащила Катрин подальше от окна и захлопнула ставень. Задула свечу и поставила на подоконник. - Мы не можем помочь им, но, возможно, спасемся сами.
     - Ей всего десять лет, - тупо повторила Катрин. Жюльетта схватила подругу за плечи и встряхнула ее.
     - Если мы выйдем отсюда и попытаемся защитить Анриетту, с нами произойдет то же самое. Ты хочешь, чтобы так случилось?
     - Нет, но мы...
     - Нечего спорить и стонать. Я не позволю им сотворить с тобой такое.
     Со двора доносились страшные, нечленораздельные крики, стенания, беспомощные всхлипывания.
     - Ма-а-ма, ма-а-мо-чка! - рыдала малышка Анриетта.
     Жюльетта схватила Катрин за руку и побежала с ней по коридору к северному двору.
     Катрин сделала попытку вырваться.
     - Нам нельзя туда идти. Ты же сама только что сказала...
     - Мы и не идем туда. Мы побежим через аркаду к колокольне. Тут всего несколько метров, а там есть черный ход, который ведет из башен на южный двор.
     - А что, если... то же самое творится и в южном дворе?
     - Вот тогда и будем об этом беспокоиться. Хуже, чем сейчас, нам уже не будет.
     Добравшись до двери, ведущей на южный двор, Жюльетта потянула Катрин в сторону, прижав ее к стене в тени.
     Катрин била дрожь.
     - Что, если нас увидят? Я так боюсь, Жюльетта!
     - Я тоже! - Жюльетта осторожно выглянула во двор. Под аркадой никого не было. Женщин насиловали на северном дворе. - Мчись со всех ног к колокольне и ныряй между каменными колоннами. Я побегу следом. Если меня поймают, не останавливайся. Помочь ты все равно не сможешь, и незачем нам обеим... - Катрин яростно затрясла головой, и Жюльетта свирепо сверкнула на нее глазами:
     - Делай что я тебе говорю! Обещай мне.
     - Я не могла бы позволить им обидеть тебя. - Катрин непроизвольно тряслась, но голос ее звучал твердо. - Я бы попыталась остановить их.
     - О всемогущий боже! - в сердцах выдохнула Жюльетта. - Если эти свиньи распнут тебя, то ты хочешь, чтобы я бросилась к ним в руки на выручку?
     - Нет, но я не могу...
     - Значит, договорились. Если мы разделимся, каждая будет пытаться спастись сама. Катрин молчала.
     - Ты же знаешь, я никогда не позволю этим негодяям одолеть меня, - сказала Жюльетта. - Я найду способ вырваться. А теперь у нас нет времени спорить. Да?
     Катрин неохотно кивнула.
     - Хорошо. - Руки Жюльетты ободряюще стиснули пальцы подруги. - Пробравшись через южный двор, беги на кладбище.
     - На кладбище?
     Жюльетта кивнула.
     - Пусть сестра Бернадетт укроет нас до их ухода.
     - Они могут и остаться. - Катрин содрогнулась и зажала уши руками, но крики все равно доносились. - Господи, этот ад длится уже целую вечность!
     - Они уйдут. Мужчины устают от блуда. Моя мать как-то сказала... - Жюльетта замолчала. Это было не то, что происходило в спальнях Версаля. В тех благоухающих, затянутых шелком комнатах мужчины и женщины всегда притворялись нежными. А здесь - лихорадка насилия и зверства - Оставь дверь колокольни открытой и выгляни наружу, прежде чем побежишь к кладбищу. Запомни: жди меня в склепе. Готова?
     Катрин кивнула.
     - Беги!
     Катрин выскочила за дверь, держась поближе к стене.
     Жюльетта напряженно ждала: вдруг сейчас раздастся крик. Это значило бы, что один из негодяев бросился за ее подругой.
     Катрин добежала до двери в колокольню, распахнула ее и исчезла внутри.
     Страх чуть-чуть отпустил Жюльетту, но она подождала, чтобы убедиться, что за Катрин нет запоздалой погони. А потом она промчалась несколько метров, отделявших кельи учениц от колокольни, взбежала по трем ступенькам, пересекла порог и захлопнула за собой дверь.
     Темнота.
     Сердце Жюльетты отчаянно колотилось. В изнеможении от пережитого она прислонилась к окованной бронзой дубовой двери. Понемногу ее глаза привыкли к темноте, и она смогла различить длинный пролет спиральных деревянных ступенек, ведущих в звонницу. Позади лестницы по открытому двору струился лунный свет. Катрин, конечно, увидела, что южный двор пуст, и сделала второй шаг к свободе. Жюльетта выпрямилась и с готовностью направилась к открытой двери.
     - Надеюсь, ты не собираешься уйти отсюда, гражданка?
     Ноги Жюльетты буквально приросли к полу.
     Из мрака от спиральной лестницы отделилась маленькая стройная фигура мужчины. В одной руке он держал шпагу, в другой - моток веревки.
     - Твоя маленькая подружка так спешила, что я не успел спуститься с колокольни и задержать ее. Однако я уверен, кто-нибудь другой перехватит этот нераспустившийся цветочек. Я мельком увидел ее, пока она не выбежала за дверь.
     Девочка весьма хорошенькая. Хотел погнаться за ней, а тут в колокольню прибежала ты.
     Жюльетта отступила на шаг, не сводя глаз со шпаги. Она была так близка к свободе. Матерь Божья, она не хотела умирать!
     - Ну что ж, ты немного тощая, но не так уж непривлекательна. Разреши представиться. Я Рауль Дюпре. А как тебя зовут, малютка? - Мужчина сделал шаг вперед, вглядываясь в ее лицо.
     Жюльетта не ответила.
     - Может, ты хочешь, чтобы я бросил тебя той банде во дворе?
     - Не говорите глупостей. Разумеется, не хочу.
     - Очень мудро. Боюсь, добрым сестрам и твоим соученицам приходится несладко. Это достойно сожаления, но у меня это единственный способ доставить моих патриотов в Париж для исполнения революционного долга. И я должен был дать им возможность утолить свою исстрадавшуюся от воздержания в тюрьмах плоть с помощью прекрасных аристократок.
     - Они насилуют и монахинь.
     - Что ж, марсельцы не слишком любят церковь. - Дюпре покачал головой. - Должен признаться, зрелище такого разгула плоти и крови возбудило меня, но я питаю отвращение к объедкам. Поэтому я и позвонил в колокол. - Дюпре хохотнул. - Я рассчитывал поймать для себя юную девственницу. К несчастью, твоих подружек расхватали, как только они высыпали за дверь, и я уже опасался, что меня лишат удовольствия. - Он прижал кончик шпаги к горлу Жюльетты. - Боишься?
     Жюльетта сглотнула ком в горле.
     - Конечно, боюсь.
     - А ты не глупа, иначе с блеянием далась бы в руки этим увальням вместе с остальными. Мне с тобой понравится, маленькая аристократка.
     - Вы не получите от меня никакого удовольствия.
     - Ошибаешься. - Дюпре протянул девушке моток веревки. - Однако сейчас у меня нет времени. Я должен заняться организацией суда. Сделай петлю из веревки и оберни вокруг запястий.
     Жюльетта не сдвинулась с места.
     - Сказать тебе, что с тобой будет, если не сделаешь, как я велю? Одно из двух. Либо я воткну эту шпагу тебе в горло, либо отдам марсельцам. На самом деле мне не по душе такой выбор. Я хочу связать тебя и оставить здесь. А когда у меня будет время ублажить себя, я вернусь в твои пылкие объятия. Ну, так как?
     Жюльетта быстро оценила ситуацию. Дюпре намеревался приберечь ее для себя. Пока его не будет, ей, может быть, удастся освободиться от веревок. Возможно, он даже забудет о ней, как только вернется в безумие снаружи. Девушка взяла веревку, соорудила петлю и обмотала вокруг запястий.
     - Очень разумно. - Дюпре затянул эту петлю и перетянул веревкой ее тело. Вложив шпагу в ножны, он толкнул девушку в темный проем за лестницей. Затем трижды обмотал веревку вокруг пятой ступеньки и завязал узлом.
     - А теперь стой здесь и жди меня. - Дюпре наклонился и погладил ее по щеке. - Какая нежная кожа! Не кричи, а то привлечешь внимание кого-нибудь из этих грубиянов во дворе. Нам бы этого не хотелось, правда?
     Жюльетта не ответила, тайком опробуя пальцами толстые веревки, перетянувшие ее запястья.
     - Нет, нам бы этого не хотелось. - И Дюпре аккуратными маленькими шажками направился к двери, ведущей на северный двор. Свет факелов позволил Жюльетте отчетливо разглядеть его. Своим худым треугольным лицом и чуть раскосыми карими глазами Дюпре напомнил девушке кота. Даже тело у него было как у кота, маленькое и жилистое, почти костлявое. Вместо грубых свободных штанов и рубахи, как на марсельцах во дворе, на нем был элегантный голубой сюртук, отделанный золотой парчой, и темно-синие штаны до колен. - До свидания, гражданка. Я вернусь, как только уговорю этих добрых людей оторваться от наслаждений и перейти к исполнению своих обязанностей - начать суд.
     Он решительно закрыл за собой дверь.
     Суд. Уже второй раз Дюпре упомянул о суде. Что он еще задумал? Но Жюльетта отбросила эту мысль и сосредоточилась на собственных трудностях. Веревки были слишком крепкими, чтобы их можно было разорвать, а узлы - пугающе надежными.
     Жюльетта склонила голову и стала грызть зубами веревочную петлю, обмотанную вокруг пятой ступеньки лестницы.

***

     На южном дворе тоже были мужчины!
     Катрин резко остановилась и укрылась в тени высокой бочки. Она услышала рыдания женщины и мужской хохот, доносившиеся со стороны перехода, соединяющего южный и северный дворы.
     Катрин тоскливо смотрела на спасительные ворота. Ей казалось, что они в сотне лье отсюда. Невдалеке пятеро мужчин столпились вокруг лежавшей на спине обнаженной женщины, шестой ковырялся в ее промежности.
     По мольбам, рыданиям и молитвам, нечленораздельным потоком лившимся из уст женщины, Катрин поняла, что это была одна из монахинь, но кто именно? Сестра Тереза? Сестра Елена? Грешно было бы не помочь бедной женщине.
     Катрин порывисто сделала шаг вперед и остановилась в мучительной нерешительности. Она была вправе рисковать собой, но не Жюльеттой. Увидев ее в беде, подруга, позабыв обо всех практических соображениях, бросится ей на помощь. Перед Катрин встал выбор: Жюльетта или бедная монахиня, насилуемая этими негодяями.
     Катрин упала на колени у бочки, стараясь не слышать ни криков о помощи, ни рычания вошедших в раж выродков. Она будет ждать их ухода со двора, когда они покончат с монахиней.
     Девушка закрыла глаза, ее губы беззвучно шептали молитву: "Иисусе милосердный, избави нас от лукавого"...
     Где же Жюльетта? Может, она увидела их и осталась в колокольне, ожидая их ухода?
     Иди к сестре Бернадетт, сказала Жюльетта. Да, в склепе она будет в безопасности. Почему она всегда так боялась мертвых, когда надо остерегаться живых! Катрин обхватила руками колени в попытке унять дрожь, сотрясавшую ее тело.
     "Пожалуйста, приходи, Жюльетта! Мне так одиноко!
     Дева Мария, Матерь Божья, не дай им найти меня!
     Сделай так, чтобы Жюльетта осталась невредима.
     Избавь этих бедных женщин от страданий".
     - Ну, что тут у нас?
     От неожиданного окрика сердце Катрин остановилось и к горлу подступила тошнота от страха.
     - Зачем было тащить ее сюда со двора? Вы же знаете наш уговор. Мы все в доле, причем в равной. Один из них расхохотался:
     - Тут особо нечего делить. Это не женщина, а всего лишь тощая старая ворона. Долбить ее мало удовольствия.
     - Все равно она принадлежит всем, кто в доле. Катрин отважилась выглянуть из-за бочки.
     - А теперь хватит ее трепать, несите во двор. Послышалось ворчание.
     - Вставай, шлюха.
     - Она не двигается. - Грубый хохот. - Видите? Она не хочет назад к остальным. Ей нравимся мы.
     - Тогда несите ее.
     Катрин увидела, как один из них взвалил голую монахиню на плечо и понес.
     - Какая разница! Женщин вокруг полно.
     - Уговор есть уговор.
     Катрин напряглась, ее глаза провожали уходящих, и, как только они скрылись, девушка вскочила и бросилась к открытым воротам.
     Крик!
     Дева Мария, кто-то увидел ее!
     Топот башмаков по булыжникам.
     "Господи, прошу тебя, не дай им поймать меня!"
     Катрин ринулась через огород.
     Она больше не слышала их шагов за спиной. Теперь они бежали по мягкой земле или отстали от нее?
     Сердце девушки билось в горле так бешено, что она боялась, как бы оно сейчас не разорвалось.
     Кровь стучала в висках.
     Катрин мчалась среди могил. Почему она раньше не замечала, что мох, растущий на крестах, похож на струйки крови?
     Сестра Бернадетт. Она должна добраться до сестры Бернадетт.
     Катрин что-то услышала за спиной. Смех? Она боялась оглянуться.
     Это мог быть и ветер.
     Ох, хоть бы это был ветер!
     Мраморные крылья архангела Гавриила сияли в лунном свете. Склеп сестры Бернадетт. Катрин лихорадочно отодвинула засов, ринулась туда и захлопнула за собой дверь.
     Изнутри засова не было.
     Ну, разумеется. Мертвым засовы не нужны.
     Катрин попятилась от двери, наткнувшись на мраморный саркофаг.
     Девушка почти не почувствовала боли, упав на колени рядом с мольбертом Жюльетты. Темнота давила, отнимая дыхание.
     Катрин прижалась разгоряченной щекой к прохладному мрамору саркофага, напряженно глядя на дверь.
     - Защити меня, сестра Бернадетт. Тебе было всего восемнадцать, когда ты умерла. Ты, должно быть, тоже хотела жить. Сохрани меня. Не дай им найти меня.
     Боже милостивый, зачем она сюда пришла? Этот склеп не был святилищем.
     Это была ловушка.
     Дверь склепа распахнулась.

6.

     - Проклятие, ты почти перегрызла веревку! Какая ты трудолюбивая лиса! - Рауль Дюпре поднес фонарь к веревкам и, улыбнувшись Жюльетте, перерезал ее путы. - Задержись я еще на пару минут, ты могла бы освободиться. Но жизнь полна неиспользованных возможностей, не так ли?
     - С тем же успехом могли и не приходить. От меня вы никакого удовольствия не получите.
     - Отнюдь. - Дюпре освободил девушку от веревок и потащил к двери. - Однако я не позволил себе утолить вожделение во время исполнения основных обязанностей. Мне потребуется время, чтобы восстановить потенцию. Тогда я буду готов вкусить наслаждение и с тобой, гражданка... - Дюпре вопросительно поднял бровь. - Как, ты сказала, тебя зовут?
     - Я этого не говорила.
     - Неважно. Мы дадим тебе новое имя. Ты будешь гражданкой Справедливостью. - Толстые губы Дюпре скривились в злобной усмешке. - Каждому суду необходим символ, нашим будешь ты. При сложившихся обстоятельствах это вполне уместно. Нежная, чистая гражданка Справедливость.
     - Суду?
     - Позволь объяснить. Мы собирались устроить суд. До слуха Парижской коммуны дошло, что монахини этого аббатства с целью помочь своей бывшей патронессе - королеве превратили его в бордель. Свои тела и тела своих учениц они предлагали юным доверчивым патриотам, отвлекая их от борьбы за дело революции и заставляя дезертировать к австриякам.
     Жюльетта смотрела на Дюпре, не веря своим ушам.
     - Это абсурд, несусветная глупость. Никто вам не поверит.
     Дюпре хохотнул.
     - Почему же? Каждый мужчина засвидетельствует, этим они и занимались, поэтому в аббатстве Де-ла-Рен нет ни одной девственницы.
     Жюльетта плюнула ему в лицо. Дюпре опять хохотнул.
     - Мне это не нравится. - Он вынул из кармана обшитый кружевом платок и стер плевок с левой щеки. - Ты должна вести себя поприличнее, если хочешь прожить еще несколько часов. - Он дернул Жюльетту за веревку. - Каждый дерзкий поступок наказывается. А послушание вознаграждается. Поняла?
     - Нет.
     - Поймешь, гражданка Справедливость. Поймешь.

***

     Золотой потир для святого причастия был до краев наполнен темно-красной жидкостью.
     - Выпей, - мягко сказал Дюпре. - И, возможно, следующую мы пощадим.
     Жюльетта не могла пить кровь. Так или иначе, они, по-видимому, все равно лгут. Эти чудовища не пощадят никого.
     Она покачала головой.
     Дюпре кивнул мужчине в красной шапке патриота с трехцветной революционной кокардой. Тот тут же направился к преподобной матери, стоявшей голой на коленях перед столом трибунала.
     - Подождите! - Жюльетта взяла потир и поднесла к губам.
     У