т желанными. У женщины, судя по всему, не было мужа. - Филипп обернулся и бросил взгляд на поле. - Мы думаем, что мать была цветочницей из Италии. Жила здесь как раз в это время одна женщина на сносях, она исчезла примерно в то же время, когда нашли ребенка.
     - И она так и не вернулась?
     Филипп покачал головой.
     - Нет.
     - Бедный мальчик. - Глаза Катрин снова устремились к Мишелю. - Но он кажется счастливым.
     - А почему бы ему не быть таким? У него есть все, что ему нужно. Каждый сезон он выбирает, в какой семье ему жить, а я даю сборщикам дополнительное пособие на его стол и квартиру.
     - Вы очень добры.
     - В управление Вазаро входит и обеспечение его людьми. Это обходится поместью недорого, а Мишель работает так же усердно, как и другие работники.
     - Его разве не следует обучать?
     - Я посылал его к священнику выучить буквы, но после нескольких уроков он отказался ходить. Да и вообще ему лучше на поле. Он немного простоват.
     Катрин удивилась:
     - Мне показалось, что с ним все в порядке.
     Филипп пожал плечами.
     - Он не такой, как другие дети. Возможно, ему как-то повредило то, что он два дня пролежал на открытом воздухе. Вы сами увидите, когда получше его узнаете. Он и мыслит не так, как другие.
     - Труд в поле кажется мне тяжелым для ребенка.
     - Все дети работают. Кроме того, Мишель любит это. Иногда я разрешаю ему составлять помаду и эссенции. Когда-нибудь он сможет принести нам реальную пользу. По-моему, у него есть "нос".
     - Конечно, есть.
     Филипп коротко рассмеялся.
     - Я имею в виду нюх на запахи. Очень немногие люди могут распознавать конкретные ингредиенты в духах и то, как смешивать их, чтобы создавать новые ароматы. Для этого необходимо особое чутье на тончайшие запахи. К несчастью, у меня этого нет. Благодарение богу, человеку благородного происхождения это не нужно.
     - Но у мальчика есть этот дар?
     - Огюстэн считает, что у Мишеля есть "нос". Огюстэн - наш старший парфюмер здесь, в Вазаро.
     - Мы изготавливаем духи так же, как и выращиваем цветы?
     - Недавно мы стали создавать свои ароматы. С какой стати парижским парфюмерам отхватывать себе самый жирный кусок?
     Катрин посмотрела на Филиппа. Его лицо дышало таким вдохновением, какого ей никогда не приходилось видеть прежде.
     - Вы оказались очень предприимчивы.
     - Я люблю Вазаро, - просто ответил Филипп. - И хочу, чтобы поместье процветало и дальше. - Он вскочил на лошадь. - Я хочу проверить сборщиков на южном поле. Но сначала могу я сопроводить вас в усадьбу? Вам следует позавтракать.
     - Я хочу остаться здесь и еще немного понаблюдать.
     - Вы уверены, что... - Он замолчал, не сводя глаз с ее увлеченного лица. - Ну хорошо, я заеду и заберу вас после окончания утренних работ. - Он рысью спустился по холму к дороге.
     Катрин едва заметила его отъезд. Некоторые корзины были уже полны, и мужчины относили их к ожидавшей тележке и сбрасывали в большие клети, стоявшие на ее дне.
     Вскоре сборщики вернулись, и ритм возобновился.
     - Катрин!
     Ее звал Мишель, он махал ей с поля. Загорелое лицо мальчика светилось смехом, глаза его щурились от солнечного света. Катрин подняла руку и помахала в ответ.
     Он звал ее к себе. Он хотел, чтобы она спустилась на поле.
     Катрин поколебалась, затем вскочила и только на середине холма сообразила, что спускается к мальчику. Она добежала до дороги, пересекла ее и стала пробираться между рядами цветов, застенчиво улыбаясь сборщикам, смотревшим на нее так же нерешительно, как и она на них. Девушка подошла к Мишелю.
     - Ты хотел поговорить со мной?
     Тот улыбнулся и покачал головой.
     - Смотри, я покажу тебе, как это делается, и тогда ты сможешь сама. - Он наклонился и снова стал срывать цветы герани.
     - Я не хочу... - Но ее тянуло собирать цветы, неожиданно поняла Катрин. Ей хотелось почувствовать ритм работы сборщиков, ощутить в руках влажные от росы нежные лепестки. Она стремилась быть частью Вазаро.
     Вот почему ее потянуло из дома в поле сегодня утром.
     - Завтра тебе надо надеть шляпу. Ты не такая смуглая, как другие женщины, ты скоро обгоришь. - Мишель умело и быстро срывал цветы. - На ноги лучше всего деревянные башмаки. По утрам от росы бывает очень грязно. Запомнишь?
     - Конечно. - Катрин внимательно наблюдала за мальчиком, а потом принялась сама срывать цветки и бросать их в корзину. Поначалу у нее не очень получалось. Медленно и неумело. Катрин нашла это занятие одновременно и успокаивающим, и возбуждающим. Сама по себе работа была бездумным физическим трудом, но запах земли и цветов, солнце, ласково касавшееся ее кожи, бег крови по жилам и непривычные движения - от всего этого ей стало тепло на душе и дышалось легко. Она не знала, сколько времени проработала бок о бок с Мишелем, но корзина с верхом наполнялась красно-оранжевыми цветами, опрокидывалась в тележку, и вновь дно ее устилали цветы.
     Мишель работал рядом в дружеском молчании, его пальцы напоминали птичьи клювики, откусывающие цветки от стеблей.
     Катрин подошла к очередному растению в ряду и уже хотела сорвать цветок, как ее остановил Мишель:
     - Хватит. Тебе пора уходить.
     Катрин удивленно посмотрела на мальчика.
     - Солнце уже высоко, и ты начинаешь уставать.
     - Нет, я прекрасно себя чувствую.
     - Тебе пора идти. - Улыбка озарила лицо Мишеля каким-то особым светом. - Можешь прийти завтра. Поле большое, мы сегодня его не закончим.
     - Но я хочу остаться.
     - Ты уже взяла от земли, кустов все, что тебе было нужно.
     - Что?
     - Тебе были нужны цветы, но теперь ты успокоилась. Ты не должна брать слишком много, иначе целительная сила исчезнет. Тут есть... - Мишель нахмурился, подыскивая слово. - Равновесие. - И Мишель принялся за работу. - Приходи завтра, Катрин.
     С минуту девушка стояла в нерешительности. Слова мальчика казались странными, но в душе Катрин почувствовала, что он прав. Она повернулась, пошла вдоль ряда оборванных кустов и стала подниматься вверх по холму к усадьбе.

***

     Катрин приходила на поле гераней еще три дня. На четвертый сборщики перешли на поле розовых кустов, и Катрин отправилась с ними. С каждым днем она чувствовала себя все лучше, ритм работы стал для нее более спокойным и отчетливым. На пятый день Мишель позволил Катрин остаться со сборщиками до окончания их рабочего дня. Когда они следом за сборщиками уходили с поля, Катрин переполняли гордость и удовлетворение.
     - Куда ты ходишь, Мишель, когда мы заканчиваем работу в поле?
     - Иногда иду к морю. Если миновать вон тот холм и еще два поля, можно увидеть море. - Мишель поднял розу, выпавшую из чьей-то корзины, поднес цветок к носу и вдохнул его аромат. - А иногда бываю у месье Огюстэна, и он разрешает мне помогать ему во время опытов с эссенциями. Сегодня я иду в сарай на вытяжку.
     - Вытяжку?
     - Вытягивать ароматы из цветов.
     - Можно мне с тобой?
     - Нет. Пока нельзя.
     - Почему?
     - Тебе станет грустно. Ты будешь просто собирать цветы.
     - Я могу попросить месье Филиппа. Мишель остановился и бросил тревожный взгляд на девушку.
     - Ты не понимаешь, как много они тебе дали. Может быть, на следующей неделе я возьму тебя с собой. Неужели ты не подождешь?
     - Подожду, - согласилась Катрин, - но только до следующей недели.
     Мишель улыбнулся девушке.
     - Ты не такая уж слабая. Видишь, как много тебе дали цветы!
     Катрин просияла.
     - А завтра я хочу, чтобы ты отвел меня к морю.
     Мишель кивнул и побежал вприпрыжку за сборщиками, покидавшими поле группами. Он помахал высокому, долговязому мальчику:
     - Эй, Донато, подожди меня!
     Девушка проводила взглядом Мишеля. У нее к мальчику сложилось двойственное отношение. Временами он казался ей маленьким, одиноким, и ей хотелось защищать его, помочь ему встать на ноги. А порой он поражал ее своей мудростью, чуткостью и предупредительностью. Он оберегал ее настроение и казался ей старшим товарищем, многое пережившим. Какой он?
     - Катрин!
     Филипп незаметно подъехал на лошади. Она вспыхнула и невольно поднесла руку к вспотевшему лбу. Катрин вдруг осознала, что ее платье покрыто пятнами грязи и травы, а русая коса выбилась из-под шляпы.
     - Добрый день, Филипп. Завтра это поле будет закончено. Правда, розы...
     - Вы не думаете, что вам уже хватит надрываться в поле? - перебил ее Филипп. - Я не хотел вмешиваться, потому что вы казались такой довольной, но вскоре вы станете здесь хозяйкой. Вы же не хотите, чтобы сборщики запомнили, как вы работали с ними бок о бок, правда?
     - А почему бы и нет? - Катрин нервно вытерла грязные руки о юбку.
     - Они должны уважать вас. Поверьте мне, в том, что они обращаются к вам так фамильярно, я не вижу ничего хорошего для вашего будущего положения.
     - Я верю вам, но... - Катрин беспомощно посмотрела на него. - Я действительно хочу это делать, Филипп.
     Филипп скорбно улыбнулся. Его классические черты снова засияли красотой.
     - Что ж, тогда вы так и поступайте. Прекрасные дамы вольны в своих желаниях. - Он поклонился. - Однако, мадемуазель, не хотите ли вы вернуться в дом пообедать?
     Катрин робко кивнула, украдкой любуясь им, его нежной улыбкой, солнцем, запутавшимся в его волосах, создававшим золотой ореол.
     - Я... не прекрасна.
     Филипп протянул руки.
     - Идите сюда, прекрасная дама, я отвезу вас домой.
     Катрин была грязной, потной и усталой, но, когда он взглянул на нее, она тут же почувствовала себя прекрасной, чистой и юной, как в тот день, когда они ехали в том экипаже в Версаль. Катрин сделала один шаг к Филиппу, потом другой, еще один - и оказалась рядом с гнедой лошадью. Филипп наклонился, поднял девушку и осторожно посадил перед собой. Затем подобрал поводья.
     - Откиньтесь. Вы не упадете. Я вас буду держать.
     Катрин сидела замерев, чувствуя себя скованно. Лошадь пустилась рысью по дороге, и Филипп мягко поддерживал ее, но Катрин вдруг охватила дрожь дурного предчувствия. Нечего бояться, подумала она. Это кузен, нежный, добрый, воплощенный рыцарь. Почему она так испугалась? Обнаженной, в постели с Франсуа Эчеле, Катрин не испытывала и доли такого напряжения.
     Но Франсуа Эчеле ушел из ее жизни. Теперь ее домом был Вазаро, цветы, мальчик Мишель и Филипп, в котором было все, что должно быть в мужчине.
     Медленно, осторожно Катрин откинулась на широкую грудь Филиппа и заставила себя расслабиться, а Филипп пустил лошадь галопом.

***

     - Кто живет в том красивом домике? - спросила Катрин, указывая вниз по крутому холму направо от утеса.
     Мишель бросил равнодушный взгляд на небольшой, крытый соломой домик под нависшими над ним кипарисами.
     - Никто. Это просто домик цветов.
     - Домик цветов?
     - Да, принадлежит месье Филиппу. Он часто туда ходит. - Мишель подвел Катрин прямо к краю утеса. - Вон там море. - Он махнул рукой куда-то вдаль. - Сегодня его почти не видно. Мы придем с тобой еще, в более ясную погоду.
     Катрин тут же посмотрела в том направлении, куда смотрел мальчик. Синеватая дымка, окутавшая горы и город Канны, скрадывала побережье, делая его смутным и расплывчатым. Однако от ослепительного блеска солнца на бескрайней водной поверхности захватывало дыхание - кобальтово-синий цвет Средиземного моря отливал сталью и слепил. Она заслонила глаза ладонью.
     - Все равно оно прекрасно. Жюльетта была бы рада написать его таким. - В последнее время ее воспоминания о подруге окрашивала нежность. Ушла незаметно острая потребность в ее присутствии. Осталась грусть от разлуки с любимой подругой. - Мне бы хотелось, Мишель, чтобы Жюльетта приехала к нам в Вазаро. Здесь много такого прекрасного, что бы ее поразило.
     - Жюльетта - твоя подруга? - Мишель подобрал ветку и перебросил ее через утес, как копье. - У меня много друзей.
     - Я знаю. А у меня только одна подруга.
     Мишель улыбнулся.
     - У тебя есть я.
     Катрин погладила его по непокорным вихрам.
     - Это верно. У меня теперь двое друзей.
     - И остальные сборщики были бы твоими друзьями; да только они знают, что месье Филиппу это не понравится.
     - Дело не в том, что он не хочет, чтобы я с ними дружила. Он считает, что мне неприлично работать в поле.
     - Он не понимает цветов.
     - Он хороший человек, - возразила Катрин. - И любит Вазаро.
     Мишель кивнул.
     - Я же не сказал, что он нехороший. Все сборщики считают, что он добрый и справедливый. Я просто сказал, что он любит цветы, но не понимает их. - Мальчик схватил Катрин за руку. - Давай побегаем.
     Катрин охватил приступ бессильного смеха, когда Мишель потащил ее по другой стороне холма к усадьбе. Где-то по пути он отпустил ее руку, но Катрин продолжала бежать, радуясь теплому дыханию солнца на лице, ветерку, трепавшему ее волосы, лимонному запаху бергамота.
     Так она не бегала с той ночи в аббатстве, когда... Катрин запнулась, мышцы ее живота сжались в комок, а потом ее неожиданно отпустило. Та ужасная ночь была позади. Не могло быть ничего, более отличного от той ночи, чем этот прекрасный день в Вазаро. Кошмары никогда не коснутся Вазаро и его обитателей.
     А если вдруг так случится, она с этим разберется. Сила чувств при этой мысли поразила ее саму.
     - Катрин, ты отстаешь, - позвал Мишель, задорно оглядываясь.
     - Ошибаешься. Я вырываюсь вперед. - И Катрин помчалась к мальчику, чувствуя себя молодой и сильной настолько, чтобы добежать до Парижа и обратно. - Я буду гнать тебя до самых полей герани!

***

     - Я же говорил, тебе станет грустно. - Тревожный взгляд Мишеля вопросительно скользнул по потрясенному лицу Катрин, следившей за тем, как один из мужчин опрокинул корзину роз в похожую на суп жидкость в котле.
     - Они умирают.
     - Это вытяжка, - мягко пояснил Мишель. - Они отдают свою душу. Неужели ты не понимаешь, что так лучше? Если бы цветы погибли на полях, они бы сразу вернулись в землю, а так они живут дольше. Духи могут жить долго. Не всегда, конечно, но месье Огюстэн говорит, некоторые египетские духи продержались тысячу лет, и я сам видел кожу, пропитанную ими сорок лет назад, но у кожи до сих пор сохранился сильный запах. Цветы гибнут, но их души продолжают жить.
     Нежные розовые бутоны, подрагивая, легли на беловато-серую поверхность смеси в котле, и, как только загорелая женщина, следившая за котлом, помешала их длинной лопаткой, они погрузились в жидкость. Катрин никогда не думала о том, что, собирая цветы, они убивают их, но здесь картина разрушения была отчетливой.
     Мишель потянул Катрин за руку.
     - Я тебе что-то покажу. - И он повел девушку через длинный сарай к столу, где стоял ряд глиняных кувшинов, вмазанных в камень и наполненных густой жидкостью. - Это помада. Понюхай.
     Катрин наклонилась и вдохнула. Розы, снова живые, благоухающие тем же ароматом, что и в полях.
     - Видишь?
     Катрин поспешно кивнула.
     Мишель почувствовал облегчение.
     - А теперь можешь сесть вон там и смотреть, как я работаю. Сама не попробуешь?
     Катрин покачала головой, усаживаясь на низкий стул у окна. Она могла смириться с необходимостью вытяжки, но не испытывала ни малейшего желания превращать свежие чудесные цветы в увядшие, обесцвеченные трупы.
     Все окна были широко распахнуты, но все равно в длинном сарае было удушливо жарко. Над деревянными очагами дымились четыре котла. Рядом с каждым лежали горы бутонов, и к каждому были приставлены мужчина или женщина с деревянной лопаткой.
     - А что это за вязкая жидкость? - спросила Катрин Мишеля, когда он подсыпал в котел бутоны.
     - Растопленный говяжий жир и свиное сало. Месье Филипп всегда покупает только жир высшего качества.
     Несмотря на свое первоначальное отвращение, Катрин увлек сам процесс. В этой работе тоже был свой ритм, и чем больше цветов ссыпалось в маслянистую жидкость, тем божественнее она благоухала. Когда она становилась слишком вязкой, ее быстро пропускали сквозь сито, отделяя от цветов, уже отдавших свой аромат, и освобождая место свежим цветам. Отходы выливались в кипящую воду и пропускались через пресс, который выжимал из них последние капли, а потом жирный "суп" загружался новым потоком цветов.
     - Как долго это продолжается?
     - Иногда несколько дней. До тех пор, пока масло уже не может больше впитывать запах. - Мишель насыпал еще розовых бутонов в котел. - Потом "суп" еще раз фильтруют и заливают в кувшины. Кувшины запечатывают и отправляют в подвал.
     Мишель всегда что-то показывает, нежно и весело подумала Катрин. Дорогу к морю, сбор цветов, ритм работы сборщиков в полях. Он никогда не предлагал ей научиться самой.
     Однако в будущем вытяжка будет одной из тех обязанностей по управлению Вазаро, которую она с радостью поручит Филиппу.
     - Я беспокоюсь за Жюльетту, Филипп. - Катрин поднесла к губам бокал с вином. - Вы не получали никаких известий из Парижа?
     - Я послал записку Жан-Марку, как только мы сюда прибыли, но не получил ответа. Вы не должны волноваться за подругу. Жан-Марк позаботится о ее безопасности.
     Однако Катрин когда-то считала самым спокойным местом аббатство Де-ла-Рен. Она вздрогнула и поставила хрустальный бокал на стол.
     - Я должна была заставить ее поехать с нами.
     Филипп рассмеялся.
     - Заставить Жюльетту?
     - Она не такая уж твердокаменная. - Катрин сморщила носик. - Не знаю, почему я не бросилась за ней, когда она выпрыгнула из экипажа?
     - Вы сами были нездоровы.
     Катрин смотрела в бокал, а видела себя ту, обезумевшую от ужаса и сокрушенную насилием. Она оставила Париж почти месяц назад. Уже нет ни робкой девушки из аббатства, что слушала беспрекословно преподобную мать и подчинялась Жюльетте, ни отупевшей от увиденного женщины. Вазаро, воздух и цветущие поля изменили Катрин. Она стала самостоятельной, сильной, юность возвратилась вновь. Кошмары в прошлом.
     - Да, я помню. - Она с улыбкой подняла голову. - Но теперь я совсем здорова, и мы должны подумать о Жюльетте. Вы не напишете Жан-Марку, чтобы он немедленно прислал ее к нам?
     - А что, если она откажется приехать?
     - Тогда мне придется вернуться в Париж и привезти ее, - спокойно заявила Катрин. - Там Жюльетта в опасности. Я этого не допущу, Филипп.
     Филипп поднял бокал.
     - Я завтра же напишу Жан-Марку. Я привык к вашему присутствию в Вазаро и отказываюсь без него обходиться.
     Он улыбнулся Катрин через стол, и она почувствовала, как ее заливает знакомое тепло. Голубые глаза Филиппа сияли в свете свеч, в них пела нежность, доброта и веселость. Катрин тоже привыкла к нему, ее обожание сменилось чем-то более глубоким и уютным, хотя, когда он улыбался ей, трепетная неуверенность вновь вползала в душу.
     Катрин поднесла к губам бокал, ее рука дрожала.
     - Я хотела бы попросить священника приезжать в Вазаро раз в неделю и обучать детей сборщиков грамоте.
     - Он не поедет. Говорит, обучение крестьян грамоте приводит их к недовольству своей судьбой, - сказал Филипп. - И я согласен с ним, Катрин. Какая им от этого польза?
     - Знания всегда могут пригодиться.
     Филипп покачал головой.
     - Это ошибка.
     - В таком случае я совершу ее. - Филипп нахмурился, и она поспешно продолжала:
     - Я ценю ваше мнение, Филипп. Извините, если огорчила вас.
     Выражение его лица смягчилось.
     - Вам придется найти кого-нибудь другого, чтобы учить их.
     - Нет необходимости делать это прямо сейчас.
     - Только не поручайте это мне. У меня голова не приспособлена к учению, а уж к обучению других тем более.
     "Между нами все снова хорошо", - с облегчением подумала Катрин.
     - Никто не может делать все идеально. Зато вы великолепно управляете Вазаро.
     - Потому что люблю его. - Глаза Филиппа встретились с глазами девушки. - Как и вы, Катрин. Я и не знал, как мне не хватало, чтобы кто-то разделял мою привязанность к Вазаро, пока вы не приехали.
     Катрин кивнула. Вазаро и Филипп. Каждый день она у