смертная  казнь  через  сожжение  на
костре. Решение о таком наказании принималось голосованием в местной  ячейке
товарищей.
   Силами Порядка руководил бывший музыкальный гений маэстро Дункан Пеко.
   В детстве он был весьма одаренным ребенком  и  поражал  окружающих  своей
необыкновенной техникой игры на скрипке. Вундеркинду Пеко прочили  блестящее
будущее, но беда пришла нежданно - юный Дункан Пеко подцепил страшный вирус.
   Вскоре и весь материк Конго  был  охвачен  эпидемией  неизвестной  прежде
"красной лихорадки".
   Несмотря  на  вмешательство  гуманитарных  организаций,  люди  на  Рабане
умирали как мухи, и только немногие из них,  в  том  числе  и  Дункан  Пеко,
сумели пережить этот ужас.
   Опасаясь распространения болезни в глубь цивилизованных миров, на планету
Рабан был наложен строгий карантин Через год "красная лихорадка" ушла так же
быстро, как и появилась, а преуспевающий и развитой материк Конго погрузился
в пучину анархии и безвластия.
   По истечении срока карантина для восстановления законности и  порядка  на
материк был  высажен  контингент  полицейских  сил  Однако  местные  жители,
озверевшие от непосильной борьбы за  выживание,  встретили  миротворцев  как
врагов.
   В солдат стреляли из-за каждого угла, гуманитарную помощь  разворовывали,
а десантные транспорты жгли  на  месте  Потери  миротворцев  росли,  и  было
принято решение временно покинуть Рабан.
   Когда миротворческий контингент  отступил  на  орбиту  Рабана,  население
материка обратило  свою  агрессию  друг  против  друга  Образовалось  больше
десятка группировок, которые вели между собой нескончаемые войны.
   Миротворцы  продолжали  наблюдать  за  всем   этим   безобразием   и   не
предпринимали никаких действий, ожидая,  когда  противоборство  на  материке
Конго примет более организованный характер.
   Спустя три года на материке остались две главные силы  -  партизаны  Дика
Фринслоу и повстанцы Дункана Пеко
   Большинство других группировок либо влились в одну из  этих  армий,  либо
были уничтожены, а те, что остались, не оказывали на политическую обстановку
сколько-нибудь серьезного влияния Армии Фринслоу и Пеко образовали настоящий
фронт, на котором время от времени разыгрывались кровопролитные сражения.
   Вскоре  миротворческие   силы   активизировались   вновь   и   установили
нейтральную полосу шириной в тридцать километров, которая разделила  материк
Конго надвое. Враждующим сторонам было запрещено  появляться  на  территории
разделительной   линии,   и   всех   нарушителей   подвергали    жесточайшей
бомбардировке.
   В новых условиях противники сменили тактику боевых действий и  перешли  к
ударам небольшими диверсионными группами Однако  такая  война  не  приносила
генералам должного удовлетворения,  и  они  отводили  душу  только  в  сезон
ураганов, когда разведка миротворцев не могла действовать в полную силу.
   87
   Шесть огромных кораблей миротворческого корпуса медленно плыли по  орбите
Рабана Суда двигались в строгом порядке построения, согласно уставу
   Федерального флота.
   Время от времени корабли выпускали несколько фронтовых  бомбардировщиков,
чтобы наказать очередного нарушителя
   Бомбардировщики спускались в атмосферу  и  начинали  погоню  за  отрядами
неугомонных воителей, которые тут же прятались, используя любое естественное
укрытие.
   В этот раз разбежавшиеся по укрытиям люди принадлежали  к  отряду  Инессы
Брун.
   Кассетные бомбы легли на землю  частой  сетью,  и  их  осколки  наполнили
воздух как голодная лесная мошкара. Бомбардировщики сделали еще один заход и
положили бомбы чуть в стороне - и это было настоящим везением.
   Когда гул  реактивных  двигателей  растаял  вдали,  бойцы  отряда  начали
подниматься на ноги,  оглядывая  перепаханную  взрывами  землю  и  улыбаясь,
словно в первый раз видели солнце и зеленую траву.
   -  Ланш,  Пак,  собирайте  людей!  -   скомандовала   Инесса,   поправляя
обмундирование и снимая с рукавов прицепившиеся колючки.
   Командиры  взводов,  Бертольд  Ланш  и  Освальдо  Пак,  быстро  построили
уцелевших бойцов и сделали перекличку.
   - Какие потери? - спросила Инесса.
   - Взвод потерял троих, и два человека легко ранены, - доложил Ланш.
   - А у нас один убитый, но ранено пять  человек.  Никто  из  них  идти  не
сможет, - сообщил Пак.
   - Раненых нужно перевязать и спрятать под навесом. Оставьте им воду и еду
- больше мы ничем  помочь  не  можем.  Подберем,  когда  будем  возвращаться
обратно. Все, теперь поторопитесь - бомбардировщики могут вернуться.
   Сержанты побежали выполнять приказ командира, а  Инесса  прикинула  цифры
потерь и осталась довольна.
   Из девяноста одного  человека  не  пострадали  семьдесят  девять.  Потери
составили чуть больше десяти процентов, и это  был  хороший  показатель.  До
города  оставалось  около  семи  километров,  и  показатель  потерь  мог  не
измениться.
   "Я утру нос этому поганцу Тони Пинчеру", - подумала Инесса.
   Пинчер, один из командиров армии генерала Фринслоу, не выделялся  особыми
талантами, но он был женоненавистником и не упускал  случая  сказать  Инессе
Брун какую-нибудь гадость: "Брун, ты взяла с собой сменные трусики?", "Брун,
как дела с помадой и лаком для ногтей? Хватает?"
   И так далее. Именно Пинчер до  последнего  момента  отговаривал  генерала
Фринслоу посылать Инессу через зону безопасности:  -  Эта  красотка  оставит
всех своих людей в земле, мой генерал.
   - Ты слишком предвзято относишься  к  командиру  Брун,  Тони,  -  отвечал
генерал, поглядывая на присутствующую Инессу.
   - Вспомните бой у Шлау-Мосс, переправу через реку Ваоми. Разве  не  отряд
Брун нес самые большие потери,  мой  генерал?  -  настаивал  Пинчер,  однако
генерал не изменил своего решения.
   "Вот сволочь, - вспоминала Пинчера Инесса, - ведь знает, что у  Шлау-Мосс
мой отряд прикрывал отход  основных  сил,  а  на  переправе  через  Ваоми  в
понтонный мост угодил снаряд".
   Инесса подошла к бойцам, занимавшимся устройством раненых. Навес из веток
и травы поднимался прямо на глазах. Работы оставалось на пятнадцать минут. А
потом опять скорый марш. Цель - город Рурчин.
   Пока люди Пака занимались установкой навеса, бойцы взвода Ланша  собирали
разбросанные боеприпасы и складировали  их  под  одиноким  деревом.  Лишнего
вооружения оказалось слишком много, и  командир  Брун  решила  оставить  его
здесь. В данном случае маневренность отряда была важнее.
   - Ланш, - позвала Инесса.
   - Да, командир.
   - Лишнего не берите. Тридцать килограммов на человека - не больше. Люди и
так устали.
   - Понял, командир.
   Навес для раненых был закончен и хорошо замаскирован. Инесса зашла внутрь
укрытия и, чтобы подбодрить раненых, сказала: - Не волнуйтесь, ребята, через
пару дней мы вернемся и заберем вас. Вода у  вас  есть,  еда  тоже.  Маклайн
остается за старшего.
   - Есть, командир! - отозвался Редрик Маклайн, у  которого  было  сквозное
ранение в ногу. И хотя осколок не задел кость, идти Редрик не мог.
   Кроме Маклайна еще два человека могли выжить, остальные шестеро выглядели
совсем плохо. В одном из лежавших на травяной подстилке бойцов Инесса узнала
шестнадцатилетнего Патрика, которого шутя называла  своим  мужчиной.  Теперь
парнишку было не узнать. Мертвенная бледность исказила  черты  его  лица,  а
хриплое дыхание отмеряло последние часы его жизни.  Патрика  было  жаль,  но
командир Брун взяла себя в руки и вышла из-под навеса.
   Оба взвода уже стояли собранными и готовыми к маршу.
   - Вперед... - махнула рукой Инесса и быстро пошла впереди отряда.
   88
   Окраины Рурчина еще хранили следы жестоких боев армий генералов  Фринслоу
и Пеко.
   Прошедший сезон ураганов с его дождями и ветрами не сумел стереть  копоти
со стен сгоревших зданий. Горы битого кирпича  и  завалы  из  бетонных  плит
делали эту территорию непроходимой, однако для партизан  Фринслоу  это  было
самое безопасное место во всем городе.
   В других местах в  любой  момент  могла  появиться  гражданская  милиция,
которая с  одинаковой  жестокостью  расправлялась  и  с  анархистами,  и  со
сторонниками Всеобщего Порядка.
   Уже совсем стемнело, когда отряд Инессы  Брун  пересек  городскую  черту.
Отряд остановился возле разрушенных корпусов завода удобрений, и бойцы сразу
начали маскироваться.
   Командир Брун взглянула на светящийся циферблат и  вздохнула.  До  десяти
часов оставалось семнадцать минут. А ровно в десять она должна была включить
радиомаяк - всего на несколько  секунд,  иначе  его  могла  засечь  разведка
миротворческих сил.
   И хотя отряд находился на территории города, никто не  гарантировал,  что
бомбардировщики не сделают исключения и не нанесут удар по окраине Рур-чина.
   - Я вышлю посты, - тихо сказал Бертольд Ланш.
   - Хорошо, Берт, - согласилась Инесса. - Ну иди, чего ты ждешь?
   Бертольд ничего не ответил и, помедлив еще немного, исчез в темноте.
   "О, только этого мне не хватало, -  покачала  головой  командир  Брун.  -
Теперь еще и Берт - тоже нашли время влюбляться..."
   Долгие взгляды Бертольда Ланша она стала замечать уже давно,  примерно  с
полгода, но вот так стоять рядом с Инессой и тупо молчать  он  начал  совсем
недавно
   "Понемногу осмелеет.  Через  полгода,  глядишь,  попытается  повалить  на
землю", - усмехнулась про себя Инесса и снова посмотрела на часы. Оставалось
восемь минут.
   Где-то здесь, в полузасыпанных подвалах, находился  отряд  Юргена  Хорста
Его бойцы пришли сюда несколько дней назад  и  начали  подготовку  временной
скрытой базы. Генерал Фринслоу намеревался собрать здесь четыреста  человек,
а потом захватить город.
   Едва ли миротворцы начали бы бомбить Рурчин, зная,  что  в  нем  остается
около  двухсот   тысяч   человек.   Населением   города   генерал   Фринслоу
воспользуется как щитом
   Когда-то давно он избирался по местному округу в Национальный  совет,  но
горожане отказали ему в доверии. С тех пор генерал невзлюбил жителей города,
и теперь, планируя акцию с захватом заложников, он нисколько не сомневался в
своей правоте.
   Однако главной причиной, по которой Фринслоу решил захватить Рурчин, была
не месть за давние обиды,  а  продовольственные  и  вещевые  склады  города,
которые щедро пополнялись из запасов гуманитарных организаций. Имелась также
информация о поставке в арсеналы милиции нового вооружения.
   Все это не могло не заинтересовать генерала  Фринслоу.  Он  знал,  что  и
Дункан Пеко тоже готовится к захвату города, поэтому  старался  сделать  это
первым...
   Секундная стрелка  коснулась  долгожданной  отметки,  и  Инесса  включила
радиомаяк. Он послал в эфир  несколько  коротких  сигналов  и  автоматически
отключился,  не   давая   антеннам   миротворцев   определить   его   точное
местонахождение.
   Потянулись минуты тягостного  ожидания.  О  западне  или  неудаче  Инесса
старалась не думать. Она просто прислушивалась  к  ночным  звукам,  стараясь
ничего не пропустить.
   Наконец появились дозорные, а с ними и сам Юрген Хорст.
   - Привет, Несен, - поздоровался он.
   - Привет, Юрген Как у вас дела?
   - Пока все тихо. Подвалы мы уже подготовили - и для  вас  хватит,  и  для
отряда Пинчера.
   - Следом пойдет не Пинчер.
   - А кто?
   - Де Сильва.
   - Ну пусть гак, - согласился Юрген. - Ну что, вы готовы? - Да,  показывай
дорогу.
   Бойцы по цепочке передали новую команду, и отряд  Инессы  начал  медленно
втягиваться в развалины. Двигаться было очень тяжело, поскольку  навьюченная
на солдат амуниция цеплялась за торчавшую  арматуру  и  нависавшие  бетонные
козырьки. Однако в конце концов все благополучно добрались до подвалов,  где
бойцы Юргена Хорста встретили новоприбывших и помогли им разместиться.
   - Пойдем со мной, Несен, для тебя у  меня  есть  отдельная  квартирка,  -
пообещал Юрген и путаными, полузаваленными переходами провел Инессу в другой
подвал.
   Новое помещение оказалось значительно меньше первого  и  оттого  казалось
уютнее. Здесь была даже мебель: несколько разбитых стульев, два стола,  шкаф
и двуспальная кровать с кирпичами вместо ножек.
   Освещались эти хоромы двумя газовыми фонарями, также, по всей  видимости,
найденными среди развалин.
   - Ну как тебе наше гнездышко?
   - Что значит "наше", Юрген? - спросила Инесса.
   - Наше - значит, твое и мое.
   - Ты рассчитываешь на брачную ночь?  -  Брун  сняла  жесткую  портупею  и
устало опустилась на стул.
   - Я рассчитываю на медовый месяц, дорогуша.
   - И не надейся, старина Хорст. Я давно уже не женщина, а  солдат.  И  уже
три года сплю только в штанах. Какие уж  тут  "медовые  месяцы"?  Принеси-ка
лучше воды.
   - Вода здесь есть. И даже горячая, - гордо сообщил Юрген.
   - Откуда горячая?
   - Мои ребята нашли магистраль и набрали целую бочку.  Вот  потрогай,  она
еще не остыла.
   - Ладно, все, на что ты можешь рассчитывать, это вынужденный стриптиз  во
время купания. Бери какую-нибудь чашку - сливать будешь.
   Инесса быстро разделась и, осторожно ступая по  крошкам  битого  кирпича,
прошла в угол.
   - Ну давай, Юрген, нечего глазеть! Лей давай! Хорст лил  воду  на  голову
Инессы и не сдерживал своего восхищения:  -  Нет,  ну  ты  просто  королева,
Несен! Ты стала еще лучше, честное слово!
   - Хватит лить. Мыло давай.
   - Ага, сейчас. - Хорст отставил алюминиевый котелок и побежал к шкафчику.
- Вот, есть отличное мыло с пальмовым маслом - специально для тебя.
   Пока Инесса намыливалась, Юрген наблюдал за ней со  стороны  и  удивлялся
изменениям, которые произошли с ее телом. Прежде это было гибкое  изнеженное
тело нимфы, а теперь оно обрело жесткие  линии,  рельефные  мышцы,  резкость
движений.
   - Юрген, давай воду, я ничего не вижу.
   - Иду-иду.
   Когда с мытьем было покончено, Хорст  достал  из  шкафа  большое  пляжное
полотенце, и Инесса с удовольствием в него завернулась.
   - Ты кого-нибудь ограбил? - спросила она.
   - Нет,  мы  нашли  несколько  квартир,  где  еще  не  побывали  настоящие
мародеры. Хочешь выпить?
   - Нет, спасибо.
   - Ну как знаешь. А я выпью.
   Хорст выволок из-под стола запыленную картонную коробку и начал доставать
из нее бутылки. Некоторые из них были уже пустыми.
   - Ты, я вижу, ни в чем себе не отказываешь, - заметила Инесса - А с  чего
это я должен себе в чем-то отказывать? Я и тебе предлагаю - давай выпьем,  а
потом займемся любовью Чем не праздничная программа? - Я не хочу  заниматься
с тобой любовью, - просто объяснила Брун.
   - А раньше хотела - Нет. И раньше не хотела Просто ты был моим боссом,  и
отказать тебе означало потерять место. А у меня были далеко идущие планы.
   - Эх! - Юрген налил полстакана бесцветной жидкости и, выдохнув, опрокинул
ее в рот. - О-го-го!
   Видимо, напиток был очень крепким, поскольку Хорст выпучил глаза и затряс
головой. Затем посмотрел  на  Инессу  покрасневшими  слезящимися  глазами  и
сказал: - Я догадывался. Догадывался, что ты меня использовала.
   - Это я тебя использовала? Ну ты наглец, Юрген, -  возмутилась  Инесса  -
Да, ты меня использовала. И еще врала, что хотела бы нарожать  мне  деток  -
Юрген шмыгнул носом и налил себе еще.
   - А что прикажешь говорить, если ты каждые пять минут спрашивал, люблю ли
я тебя? Да это было просто невыносимо.
   - Ну да. Потом у тебя появилось свое шоу, и ты стала все чаше  отказывать
мне А когда рейтинг твоей передачи поднялся, ты послала меня подальше.
   - Все правильно. А зачем мне было терпеть тебя, поседевшего  маменькиного
сынка?
   - Ты всегда была стервой, Несен  Всегда  -  Хорст  выпил  вторую  порцию,
кашлянул и посмотрел на Инессу хитрыми глазами  -  А  все  равно  наши  люди
подумают, что мы занимались любовью.
   - Плевать мне на это К тому же мои люди этому не поверят - Это почему же?
   - Да ты посмотри на себя, Юрген. Кто ты и кто я.
   Хорст замолчал и при свете газовых фонарей стал изучать содержимое  новой
бутылки - Зря ты пьешь, Юрген. Этим ты себе не поможешь.
   - Ты хочешь сказать, что все хорошее уже в прошлом? И мое место  главного
редактора, и твой трон телепринцессы? Да? - Именно так, - кивнула Инесса  и,
посмотрев на свои пальцы, добавила. - Было  время,  Юрген,  когда  сломанный
ноготь был для меня катастрофой А теперь кожа на моих  руках  стала  грубой,
как у какого-нибудь механика. Я забыла, что  такое  косметические  кабинеты,
парикмахерские салоны, шикарные приемы и вечерние платья.
   - И эфир, - напомнил Юрген.
   - Что? - не поняла Инесса.
   - Я сказал "эфир" - Да, это я тоже забыла. -  Инесса  немного  помолчала,
затем вздохнула и сказала: - Ну ладно, командир Хорст, давай ложиться  спать
- Спать в каком смысле? - Юрген перегнулся через стол и  попытался  ухватить
Инессу за коленку.
   - Прекрати... Спать - значит спать. Достаточно того, что я лягу в постель
голышом.
   - Какой же смысл ложиться голой, если ты против "этого самого"? -  А-а...
- махнула рукой Инесса. - Тебе этого не понять. Спать без  одежды  -  значит
быть свободным от страха и не бояться, что ночью протрубят тревогу  и  снова
погонят в бой... Теперь понял?
   89
   Дункан Пеко стоял на огромной бетонной глыбе и смотрел на  простиравшийся
перед ним город. Был поздний час, и в окнах жилых домов свет уже  не  горел.
Лишь фонари на главных улицах да  яркие  огни  грузового  порта  изливали  в
ночную темноту потоки света.
   "Ну вот, - думал Пеко, - Рурчин у моих ног. И  завтра  этот  город  будет
принадлежать мне. Каждый его человечек  станет  моим  подданным  или  рабом,
каждый дом превратится в надежную крепость, а портовые склады  вместе  с  их
содержимым усилят мою армию и помогут уничтожить банду Дика Фринслоу".
   Дункан  вдохнул  полной  грудью,  поднял  скрипку  и,  взмахнув  смычком,
заиграл. Порыв ветра подхватил эту нервную мелодию и  понес  ее  к  звездам,
чтобы вся Вселенная узнала об обиде Дункана Пеко, о его слезах,  несбыточных
надеждах и злобе на тех, кто имел несчастье жить с ним в одно время.
   Пеко играл все подряд: гаммы, детские пьесы,  классику  и  модерн  -  его
память хранила сотни больших и малых произведений, его руки  помнили  каждую
ноту - помнили, но уже не могли делать то,  что  делали  когда-то.  Жестокий
вирус "красной лихорадки" сделал пальцы непослушными и чужими.
   Было время, когда Дункан слепо верил врачам, которые обещали  ему  скорое
выздоровление. Его возили по самым  лучшим  клиникам,  правительство  Рабана
приглашало самых известных медицинских светил, но все было напрасно.  Пальцы
оставались непослушными, а для Дункана Пеко это было  равносильно  смертному
приговору.
   Поначалу он хотел  отравиться.  Жить  без  концертной  деятельности,  без
поклонения толпы и без прежней славы он уже не мог.
   "Я должен умереть", - решил однажды Дункан, но так и не нашел в себе  сил
сделать это. И тогда он вынес смертный приговор всем, кто его окружал.  Всем
тем, кто стал невольным свидетелем его слабости и позора.
   "Я пойду другим путем", - сказал себе Дункан. Он видел,  что  разрушенное
эпидемией государство освободило место для нового тирана.
   Дункан все играл и играл, а в  нескольких  десятках  метров  от  него  из
разрытой канавы выползали люди.
   Перепачканные торфяной грязью, они один за другим  выбирались  на  воздух
после долгого и трудного пути.
   Почти целую неделю они ползли по длинному трубопроводу,  который  некогда
связывал электростанцию Рурчина с  Восточными  болотами.  Когда-то  торфяная
грязь перекачивалась по сорокакилометровой магистрали и  поступала  в  топки
городской электростанции. Со временем агрегаты станции  перешли  на  горючий
кобальт, и о трубопроводе забыли. Все, кроме повстанцев  Дункана  Пеко,  Они
потратили не один месяц на разведку, очистку и вскрытие насосных станций.
   После  того  как  в  магистраль  пустили  воздух,  она  стала  безопасным
стратегическим путепроводом. Таким образом, город  был  обречен.  Штаб  Пеко
при, ступил к разработке операции, и вскоре началась