ых тыкв.
   "Может, пойти и перехватить этих  мерзавцев?  Разбить  тыквы  о  землю  и
посмотреть на эти унылые рожи", - лениво подумал Хаммер и перевел бинокль на
штабной двор.
   Сегодня дежурным по базе был капитан Пакгауз. Сейчас он важно  расхаживал
перед новой сменой  наряда  и  давал  последние  указания.  Хаммер  настроил
бинокль и увидел лицо капитана совсем близко. Так  близко,  что  показалось,
будто  капитан  дышит  Хаммеру  в  лицо.  Лейтенант  намеренно  сосредоточил
внимание  на  ушах  Пакгауза.  Они  двигались  в  строгом   соответствии   с
произносимой капитаном речью, в то время как его жирные щеки  сотрясались  в
такт шагов.
   Лейтенант Хаммер попробовал осмыслить увиденное, но понял, что бредит  от
невыносимой духоты и нетерпения, желания поскорее оказаться  на  берегу.  Он
снова посмотрел на часы и с сожалением отметил,  что  прошло  только  десять
минут. Лейтенант опять приложился к биноклю и  стал  рассматривать  далекие,
росшие на острове деревья.
   "Кто знает, может, под одним из этих  деревьев  она  собирает  ягоды  или
расчесывает косы и поет песню?.." - попробовал  пофантазировать  он.  Но  во
всех его фантазиях радужные картинки кончались очень плохо. В  конце  концов
появлялся соперник и занимался с девушкой Хаммера любовью.
   Видимо, эта картинка приходила  из  той  части  сознания,  где  хранилось
опасение, что когда-нибудь девушка  выйдет  замуж.  И  у  нее  будут  семья,
дети...
   "Тогда я накрою этот проклятый остров из минометов..." -  в  который  раз
дал себе обещание Хаммер. Он не собирался делиться своей мечтой  и  искажать
ее тупым влиянием обыденности.
   "Да, в любой момент я уничтожу этот остров", - насладился своим всесильем
лейтенант и вспомнил майора Рейнольдса.
   Майор  Рейнольде  был  начальником  базы.   В   прошлом   он   командовал
артиллерийской станцией где-то между Крымом и Револьтой. За все время службы
ему ни разу не удалось пострелять по реальным целям  -  только  компьютерный
тренинг, и больше ничего. Хаммер помнил, как убеждал  майора  не  уничтожать
деревню живших на острове аборигенов. И все почему? Потому, что там была она
- единственная и неповторимая. Элеонора - такое имя  ей  дал  сам  лейтенант
Хаммер. Возможно, это имя более подходило для названия стирального  порошка,
но, как говорится, любовь зла, и лейтенант присвоил это имя своей мечте.
   "Стоит  мне  только  намекнуть,  и  старик  Рейнольде  расстреляет   весь
боезапас", - усмехнулся Хаммер, представляя  себе  командовавшего  батареями
Рейнольдса.
   "Вот только что тогда делать по вечерам? Куда ходить ежедневно,  ровно  в
шестнадцать ноль-ноль?" - эта мысль посетила его впервые, и Хаммер взялся за
ее обдумывание.
   Один за другим он предлагал себе варианты, но всякий раз  отвергал  их  -
ничто не шло в сравнение с Элеонорой, ее появлением на берегу,  ее  наготой,
ее смехом, который, к сожалению, не мог донести мощный бинокль.
   - Кругом! Шагом, марш! - донесся со двора голос капитана Пакгауза.
   Личные мысли оставили Хаммера, и он прислушался к  топоту  поднимавшегося
по лестнице капитана.
   "Сейчас он войдет и скажет свое обычное: "О Хаммер, ты  тут?"  -  подумал
лейтенант.
   - О Хаммер, а вот и я... -  сказал  вошедший  капитан  Пакгауз  и  быстро
прошел в туалет. Спустя несколько минут он вышел обратно, счастливо улыбаясь
и держа в руках свернутую портупею. - Ты  слышал,  через  неделю  на  орбиту
Танжера придет полковой бордель? Офицерам бесплатный билет. Поедешь?
   "Если бы он знал, этот несчастный Пакгауз, что у меня  есть  Элеонора,  а
бордель - это такая низость..." - Ну так поедешь? - переспросил капитан.
   - О чем разговор? Конечно, поеду.
   46
   Большой раскаленный маятник проносился возле самого  лица  и  всякий  раз
обдавал Мэнсона нестерпимым жаром, Джеф пытался закрыть лицо руками, но  они
не слушались, и маятник снова и снова совершал свои движения,  иссушая  лицо
лейтенанта Мэнсона.
   С реки подул легкий ветерок. Он пошевелил  волосы  Джефа  и  охладил  его
виски. Лейтенант открыл глаза и увидел в небе сероватые облака. Они качались
в такт движениям горячего маятника, который оказался ярким солнечным диском.
   Сознание снова покинуло Мэнсона,  и  во  второй  раз  он  очнулся  уже  в
соломенной хижине...
   Под самой крышей, собранной из жгутов речной осоки, висели  пучки  лесных
цветов. Они источали легкие пьянящие ароматы и, по всей видимости,  отгоняли
насекомых. Мэнсон слышал, как за тонкой стеной  гудели  мухи,  то  ненадолго
затихая, то снова затевая свои бесконечные мушиные ссоры.
   Время от времени по песку  кто-то  проходил.  То  в  одну,  то  в  другую
сторону. Иногда доносились едва различимые голоса, но что это были за люди и
о чем они говорили, Джеф  не  понимал.  Он  немного  поворочался  на  грубом
топчане, стараясь определить свое состояние - немного ныли ребра  и  саднила
обожженная рука, но в остальном все было в порядке.
   Свет в хижину попадал сквозь небольшое отверстие в потолке. Окон не было,
и, чтобы выглянуть наружу, Джефу пришлось  встать  и  подойти  к  прикрытому
циновкой дверному проему. Как только он  взялся  за  занавеску,  послышались
шаги. Держась за ушибленные ребра, Джеф быстро вернулся на свою  лежанку,  и
едва он закрыл глаза, как в хижину кто-то вошел.
   Еле слышимые шаги прошелестели по  утрамбованному  песку,  и  на  широкий
камень, лежавший в углу в качестве стола, что-то поставили.  Джеф  приоткрыл
глаза и увидел присевшую возле камня девушку. Она толкла в  глиняной  плошке
серый порошок и время от времени постукивала по ней деревянным пестиком.
   Длинные черные волосы незнакомки были схвачены двумя кожаными шнурками  и
украшены то ли жемчугом, то ли шариками из шлифованного перламутра.
   Из одежды на ней  было  что-то  вроде  летнего  сарафана  из  самотканого
полотна.
   Девушка поднялась, и Джеф прикрыл глаза. Он слышал, как она  приблизилась
и  дотронулась  до  его  висков.  Осторожные  руки  начали  втирать  в  кожу
лекарственный бальзам, и Мэнсон почувствовал, как из головы уходит  тяжесть,
с которой он почти смирился. Легкие пальцы скользнули по лицу Джефа, а затем
он почувствовал резкий удар.
   Джеф подскочил на месте и вытаращил глаза. Видя  его  изумление,  девушка
еле заметно улыбнулась и отбросила в сторону речной лопух.
   "Лопухом по лицу! Да разве так можно!" - возмутился про  себя  Джеф.  Его
щеки горели, и он совершенно позабыл про все хвори.  Справившись  наконец  с
неуместным гневом, Джеф улыбнулся и сказал: - Привет...
   - Здравствуй, - ответила девушка. Вежливо, но без особой теплоты.
   - Меня зовут Джеф, а тебя?
   - Лала.
   - Лала?
   - Лала, - кивнула девушка.
   Джеф осторожно сел на топчан и, осмотревшись, спросил: -  Это  твой  дом,
Лала?
   - Нет, не мой, - ответила та.
   - Понятно... - кивнул Джеф, на самом деле ничего не понимая. -  А  мы  на
острове?..
   - Да.
   - А еще кто-нибудь здесь живет?
   - Да, - односложно ответила девушка. Она продолжала стоять посреди хижины
и смотреть на Мэнсона.
   - А сколько тебе лет? - Мэнсон  задал  этот  вопрос,  чтобы  хоть  как-то
разговорить Лалу, но этот диалог ее совершенно не интересовал.
   - У тебя ничего не болит? - спросила девушка.
   - Нет, я в полном порядке.
   - Тогда я принесу тебе поесть, - сказала Дала и направилась к двери.
   - Очень кстати, - добавил вдогонку Джеф, когда за  Ладой  уже  опустилась
циновка.
   "Куда же я попал?" - задал себе вопрос Мэнсон.  Он  встал  с  лежанки  и,
прокравшись к двери, выглянул наружу.
   Ничего существенного он не обнаружил. Только еще  с  десяток  стоящих  на
песке хижин и лес. Около одной из хижин дымился костер,  и  женщина,  одетая
как Дала, мешала в большом котле кипевшее варево.
   Первая разведка ничего не прояснила, но выходить из хижины Джеф  все  еще
опасался, решив разузнать побольше от девушки. Он снова вытянулся на лежанке
и стал вспоминать все произошедшие за последние несколько дней события.
   Блуждание по лесу, дикие муравьи, речные чудовища - все это Джеф  помнил.
Затем несколько невнятно он воспроизвел в памяти угон катера, а потом,  увы,
был провал.
   "А очнулся я уже здесь..." - заключил Джеф, оглядывая стены хижины.
   Циновка поднялась, и снова появилась Дала. В руках она держала  сложенный
вчетверо пальмовый лист, на котором  стояла  большая  консервная  банка.  Из
банки шел пар и, судя по запаху, в ней были  речные  дары.  "Ну  конечно,  а
откуда им взять что-то другое?" - подумал Джеф. Девушка поставила  блюдо  на
край лежанки и протянула Джефу заостренную палочку.
   - Спасибо, Дала,  -  сердечно  поблагодарил  он,  однако  девушка  только
равнодушно кивнула. - Может, поешь со мной?
   Девушка отрицательно покачала головой и, как показалось Джефу, изобразила
на лице брезгливую гримасу.
   - Ну как хочешь, - пожал плечами Джеф и  внезапно  почувствовал,  как  он
оголодал и стосковался по горячей пище. Поедание древесных дынь помогало  не
умереть с голоду, но никак  не  способствовало  нормальному  пищеварению,  и
последние пару дней Джеф страдал диареей.
   Он ткнул палочкой в мутный бульон  и  вытащил  дымящийся  клубень  речной
кувшинки. Джеф знал, что это съедобно. По крайней  мере,  так  говорилось  в
специальных инструкциях. Вареный корешок был немного  горьковат,  но  вполне
ничего. Следом за  ним  последовал  еще  один  клубень,  а  затем  несколько
моллюсков и пара раков. Когда последний панцирь был тщательно обсосан,  Джеф
удовлетворенно вздохнул и сказал: - Спасибо тебе, добрая  хозяйка.  Надеюсь,
теперь можно пойти помыть руки?
   - Сиди здесь, я принесу  воду,  -  сказала  как  отрезала  Дала  и,  взяв
опустошенную банку, покинула хижину.
   "Странно, - подумал Джеф, - чтобы молодая девушка без  интереса  смотрела
на такого видного парня, как я? Это нетипично..."
   После еды Джефа потянуло в сон, и он прилег на ставший привычным лежак.
   "Наверное, что-то подмешала в суп, змеюка..." - уже засыпая,  предположил
Джеф.
   Он проспал несколько часов и проснулся, когда его коснулась рука Лалы. Ее
пальцы дотронулись до лица Джефа,  и  он  сразу,  без  перехода,  перешел  в
состояние бодрствования.
   В хижине было абсолютно темно, и только сполохи неясного света обозначали
отверстие в крыше.
   - Лала... - позвал Джеф и вдохнул запах ее рук, прижав их к своему  лицу.
Это был букет лекарственных трав, медовых плодов, речных водорослей и рыбы.
   - Вставай, - прозвучал в темноте голос девушки.
   - Мы куда-то пойдем? - спросил Джеф, садясь на своем топчане.
   - Да, нас ждет Аюпа.
   - Кто такой Аюпа? - спросил Джеф.
   - Не бойся, он не причинит тебе вреда, - Сейчас голос Лалы  звучал  более
приветливо, чем днем. Это Джеф сразу заметил.
   - Я не боюсь. Пойдем к Аюпе.
   Рука Лалы сжала запястье Мэнсона  и  потянула  в  темноту.  Джеф  покорно
последовал за девушкой, и они вместе вышли из хижины. Ночь осветилась  ярким
костром, горевшим в центре деревни. Вокруг костра сидели местные жители. Они
оживленно разговаривали и обсуждали какие-то новые приобретения, лежавшие на
расстеленном у костра коврике. Джефу показалось, что некоторые предметы  ему
знакомы.
   Лала не отпускала руку Мэнсона и вела его все  дальше,  прочь  от  яркого
костра и от людей. Он уже стал рисовать себе смелые картины,  когда  девушка
остановилась возле хижины и, отодвинув циновку, втолкнула Джефа внутрь.
   В глаза ударил свет, и Мэнсон прикрыл лицо ладонью.
   - Проходи, садись, злой человек,  -  послышался  из  темного  угла  голос
хозяина, - Сейчас твои глаза привыкнут...
   Рассмотрев в хижине некое подобие стула, Джеф сел и огляделся.
   Яркий свет исходил от подвешенной на крюке спиртовой тыквы. Фитиль  горел
синеватым пламенем, а банка с отбитым дном помогала пламени  не  дрожать  от
возмущений воздуха.
   В самом темном углу были накиданы одеяла,  на  которых  в  позе  "лотоса"
сидел человек. Возраст его определить было трудно, но, судя по голосу,  этот
человек уже давно жил на свете.
   - Как тебя зовут, злой человек? - спросил хозяин.
   - Джеф, сэр. Джеф Мэнсон.
   - Мне проще произносить Жефа.
   - Как вам будет угодно, сэр.
   - Не называй меня "сэр". Называй меня Аюпа, - Да, сэр. То есть да, мистер
Аюпа, - поправился Джеф. Он понимал, что в  темном  углу  сидел  дикарь,  но
сила,  которую  излучал  старческий  голос,  заставляла  Мэнсона   соблюдать
субординацию.
   - Зачем ты пришел к нам, злой человек? - спросил Аюпа.
   - У меня не было выбора, мистер Аюпа. Я надеялся спасти на  острове  свою
жизнь. Мне показалось, что здесь  нет  этой  нечисти  вроде  пауков,  речных
чудовищ и прочего...
   - А как ты оказался на Танжере, злой человек?  -  спросил  Аюпа,  и  Джеф
отметил, что старик произнес Танжер как Анже.
   - За мной гнались, мистер Аюпа, и мне ничего не оставалось, как прыгать в
джунгли, - объяснил Джеф и добавил: - Я спасал свою жизнь.
   - Злые люди очень дорожат своей жизнью. Не так ли?
   - Но это нормально, мистер Аюпа.
   - Нормально? Какой смысл дорожить жизнью, состоящей  только  из  красного
зла?
   "Ничего себе заявочки - "из красного зла", - промелькнуло в голове Джефа.
   - Мне не совсем понятно, мистер Аюпа...
   - Должны ли мы оставить тебе жизнь, злой человек? - спросил Аюпа.
   Джеф видел только его силуэт,  и  это,  безусловно,  мешало  установлению
контакта.
   - Э... С точки зрения гуманистических принципов, мистер Аюпа, я не  нанес
вам никакого вреда и оскорбления, а следовательно, нет  причин  лишать  меня
жизни. По-моему, это очевидно... - сделал заявление Джеф и подумал: "И куда,
интересно, подевался мой пистолет?" - Для тебя очевидно, а для меня нет.  Но
я думаю, что ты поживешь у нас какое-то время...
   "Откормят и сожрут, сволочи..." - промелькнуло в голове Джефа.
   - Ты поживешь у нас, поскольку я не вижу тебя полностью. Какие-то неясные
тени закрывают тебя от моего взора.
   "Надеюсь, он не имеет в виду плохое освещение?" -  предположил  Мэнсон  и
сказал:
   -  Безусловно,  мистер  Аюпа,  мы  должны  лучше   узнать   друг   друга.
Скоропалительные выводы никогда не приводили ни к чему хорошему...
   - Внутри тебя, злой человек, я вижу еще большее зло...  -  словно  бы  не
слыша Джефа, продолжил свой монолог Аюпа.
   47
   Ноги уже сами несли лейтенанта Хаммера. Он, конечно, побежал  бы,  но  на
территории базы это выглядело бы несолидно,  и  Хаммер  намеренно  сдерживал
себя. Излишняя нервозность ударяла  в  ноги,  и  оттого  походка  лейтенанта
делала его похожим на гуляющего турвинкля - торфяного  пингвина,  которые  в
изобилии водились в болотистых долинах Танжера.
   "... Один, два, три, четыре..." - считал свои шаги Хаммер. Он  знал,  что
до места наблюдения их ровно пятьсот тридцать четыре.
   Тяжелый бинокль был убран в офицерский планшет, но всякая собака на  базе
знала, что к шестнадцати  ноль-ноль  сам  лейтенант  Хаммер  и  его  любимый
шестидесятикратный бинокль активного действия проследуют на берег.
   Все, кто в этот час попадался на пути лейтенанта,  старались  свернуть  с
дороги - встреча с безумцем не сулила ничего хорошего. Один  только  рядовой
Патрик Пшепански проявлял к Хаммеру живой интерес. На берегу лейтенант часто
курил свои короткие сигары, а потом приходил Патрик и собирал  его  "бычки".
Не то чтобы Пшепански не хватало курева, но  лейтенантские  окурки  казались
ему особенно хорошими.
   С реки потянуло ветерком, и Хаммер зажмурился. Пахло скорым  свиданием  с
Элеонорой. Лейтенант миновал проходную, и  дорога  пошла  под  уклон.  Легко
прыгая по выбитым ступеням, Хаммер спустился до самой  воды  и  пошел  вдоль
линии прибоя, ориентируясь на  кусты  герцибидуса,  где  находился  основной
наблюдательный пункт.
   Пока Хаммер шел по берегу, он старался  не  смотреть  на  противоположную
сторону. Во-первых, без бинокля все равно ничего не было видно, а во-вторых,
это притупляло впечатление от первого взгляда. Это Хаммер уже усвоил  четко.
Последние несколько метров он преодолел практически в три прыжка и  очутился
в рощице герцибидусов, издававших такой уместный горьковатый аромат.
   Лейтенант сел на отполированный до блеска булыжник и привычным  движением
достал из планшета бинокль. До появления Элеоноры оставалось не  более  пяти
минут,  но  Хаммеру  не  нужно  было  смотреть  на  часы,  он   собственными
внутренностями чувствовал вибрацию этих последних волнительных секунд.
   Как всегда, первыми появились женщины постарше.  Группой  из  семи-восьми
человек они заходили в реку чуть левее и  там,  завершив  водные  процедуры,
переходили к стирке белья. Когда они уже выходили на берег, наступало  время
Элеоноры.
   Она появлялась из зарослей ивового кустарника уже без  одежды  и,  ступая
как королева, медленно погружала свое тело в реку. В  эти  волнующие  минуты
лейтенант Хаммер сливался со своим биноклем в единое целое.  Он  смотрел  на
Элеонору,  совершенно   не   анализируя   происходящее,   слепо   предаваясь
составленному сюжету, как зритель на  просмотре  премьеры.  Элеонора,  будто
зная, что за ней наблюдают, выверяла каждое свое  движение  и  даже  поворот
головы. Она то исчезала в воде, мелькнув словно речной тигр, то выпрыгивала,
оттолкнувшись ото дна, и вода струилась по ее молодому телу, и  каждый  кадр
этого представления отпечатывался в мозгу лейтенанта Хаммера.
   Вот  в  нескольких  метрах  от  девушки   промелькнул   спинной   плавник
лиматокуса. Кровожадный хищник проплывал  совсем  рядом,  однако  не  трогал
девушку.
   Поначалу Хаммера удивляло такое поведение водяных монстров, ведь  сам  он
неоднократно видел, как лиматокусы атаковали людей, однако со временем,  так
и не найдя подходящего объяснения этому феномену, лейтенант просто  перестал
задавать себе этот вопрос.
   Вслед за первым лиматокусом появился второй. Потом третий, и  вскоре  уже
целый хоровод из блестящих черных спин кружил вокруг Элеоноры.
   Девушка закончила купание и направилась к берегу. Она покидала реку также
по-королевски - не поднимая брызг и не совершая резких движений.
   Затем последовал ее традиционный поклон, который Элеонора дарила реке, но
иногда лейтенанту Хаммеру казалось, что этот поклон был предназначен  именно
ему.  Ведь  он  был  тем  единственным  восторженным  зрителем,  который  не
пропускал ни одного спектакля.
   Когда купальщица начала подниматься  на  берег,  где  лежала  ее  одежда,
Хаммер опустил бинокль, чтобы острое желание  не  искажало  его  безупречных
чувств.
   Девушка давно ушла, ушли и все остальные купальщицы, а  лейтенант  Хаммер
продолжал сидеть у реки, погружаясь в растворяющие мир сумерки.  В  те  дни,
когда он не был в наряде, Хаммер любил задержаться на  берегу  подольше.  Он
слушал плеск воды, крики птиц, далекие раскаты смеха пьяных солдат и, только
насладившись своим одиночеством, вновь возвращался на базу. Случалось, что с
наступлением темноты над островом появлялись непонятные  светящиеся  столбы.
Лейтенант считал их неким "атмосферным явлением" или "природным  феноменом".
Столбы загорались неярким  желтоватым  светом,  а  потом  исчезали.  Однажды
Хаммер поделился своими наблюдениями с начальником базы майором Рейнольдсом,
но тот с ходу предложил обстрелять остров из минометов,  и  тогда  эту  тему
пришлось закрыть.
   48
   Еще целый день Мэнсону пришлось просидеть в выделенной ему хижине, и лишь
один раз его уединение нарушила Дала - она принесла ему поесть  и  отвела  в
туалет. Вернее, она только показала то  место  на  острове,  которое  жители
деревни использовали как туалет, и Джеф был несколько смущен,  поскольку  до
этого он выбирал его совершенно произвольно.
   Деревенское отхожее место выглядело очень своеобразно. Вокруг него бегали
быстроногие песчаные муравьи. Они пощипывали Джефа за ноги и торопили его, а
когда он наконец ушел, муравьи туг же принялись за уборку.
   "И никаких тебе очистных сооружений..." - оценил всю систему Мэнсон.
   Едва он