рвый год,  один раз в
десять закатов  приходил  сюда  старший жрец,  но от зуда в  пятках и  этого
страха, аж до бурчания в кишках, не мог избавиться никак.
     Вот опять в  нишах появились тусклые холодные огни, которые  постепенно
наливались силой  и принимали отчетливый ультрамариновый оттенок. Постепенно
проявлялись  контуры,  и в двух нишах появились живые изображения  людей. Их
глаза

     закрывали серебристые очки, разбрасывавшие яркие искрящиеся блики.
     --  Мы  приветствуем  тебя, старший  жрец! --  раздался голос одного из
обитателей ниши. -- Что, хороши ли дела в храме, все ли в порядке?
     -- В порядке, божественные посланцы, -- пролепетал Алкаи и поклонился.
     -- Что нового в достойном Тротиуме с  тех пор, как там правит император
Ахха?

     -- Нового?  А  что нового? Подданные любят его,  прославляют. Деньги на
содержание  храма  из  казны  императора  поступают  вовремя.  Разве  что  в
императорском  дворце  теперь живет  прекрасная  пленница. Ее  зовут  Анупа.
Соглядатаи говорят, что для наших мест это красота невиданная.
     --  Откуда  же  взялась  эта  красавица? -- спросил другой божественный
посланец.--  Ведь женщины  империи,  даже горянки, имеют некрасивые  серые и
сумрачные лица.
     -- Она из дальних мест. С  берега океана, божественные. Тамошние густые
леса в  изобилии были населены  сильными  и красивыми  людьми.  Это  племена
муюмов. Но теперь какое-то поветрие  погубило их. Неведомая  сила уничтожила
всех. Не пожалела даже маленьких детей.
     --  Ведь это  странно, что одна  Анупа, как ты  ее называешь, выжила из
такого  многочисленного  племени.  --  Голос  звучал  из  ниоткуда,  и  губы
посланцев не шевелились.
     -- Она не одна. Мне докладывали, что с ней рядом был какой-то человек с
лицом, заросшим волосами.
     --  С  бородой?!  Ты  говоришь,  он  был  с бородой?!  --  одновременно
воскликнули  посланцы,  и  на  их  непроницаемых  лицах  появилось  заметное
беспокойство.
     -- О посланники  Железного  Отца, мне  непонятно  ваше  священное слово
"бо-ро-да".  Что оно  значит? Простите  мое невежество. -- И  Алкаи  упал на
колени.
     -- Ну полно,  наш младший брат.  Скоро  ты умрешь  и  воссоединишься  в
эфирном  облике со всеми нами и узнаешь все,  что тебе  надлежит  узнать.  А
теперь расскажи нам об этом пленнике подробнее.
     -- В сущности,  я больше ничего не знаю. Знаю только, что  этот пленник
навлек на себя гнев императора.  Великий Ахха  соизволил сделать Анупу своей
женой  и   матерью  будущего   наследника,  а  лохматый  пленник,   как  мне
докладывали, устроил большой скандал и даже пытался -- о ужас! -- Алкай даже
глаза закатил,-- напасть на императора. Его  обмотали  железными колючками и
бросили  в  сырые  подвалы  старого  замка.  Теперь  его  наверняка  сделают
императорским рабом. Отрежут уши и  руки по локоть. Но это  лучше,  чем быть
слепым  и работать в шахте. Многие  рабы позавидовали бы этому  пленнику. Он
будет  одет  и  сыт.  --  Алкаи  закончил и  ждал, когда его  спросят  еще о
чем-нибудь. Наконец голос из ниоткуда снова зазвучал:
     -- А скажи, старший жрец, как часто тебе приходилось слышать  о людях с
заросшим лицом?
     -- Никогда, божественные.
     -- И ты не знаешь, откуда взялся этот человек? Как его зовут?
     --  Я  точно не помню, великие  посланцы.--  Алкаи наморщил лоб и  стал
вспоминать.--  Дотти... Нет,  Дорти, нет,  не  Дорти... Вспомнил!  Его зовут
Морри! Мне докладывали. Великий Ахха  так и  сказал:  "Иди, Морри, ты ведешь
себя  строптиво, но я по своей милости оставляю тебе жизнь раба, хотя вполне
мог лишить тебя головы".-- Алкаи,  договаривая, заметил, что ультрамариновые
изображения меркнут: посланцы исчезали, не дослушав.

     Морис валялся на холодном  и сыром полу в подвале, и мысли его, впервые
за столько времени, были далеко от этого города и вообще планеты. Впервые он
ощутил себя  не существом, пытающимся  во что  бы то  ни стало  благополучно
выбраться из сложившейся ситуации, а пришельцем, чужаком.
     Где-то в глубине души Морис чувствовал  зарождающийся  протест:  "Как и
кто уничтожил тысячи людей и наши корабли с  десантом? Кто сделал нас такими
беззубыми? Ведь уничтожены лучшие силы, лучшие!"
     Вспомнился  Алекс - Алексис Линдер.  Симпатяга,  умница и хороший друг;
нет его, остался лежать он на этой планете.
     Тим -- румяный, добрый парень -- и его теперь нет. А толстый Порк? "Где
они, Лист, ответь! Нечего тебе ответить. И ты не имеешь права пускать слюни.
Слишком много ты потерял. Слишком большой счеу  тебя,  Морис, к неизвестному
врагу, злобному и опасному. И  если ты  умрешь, то кто предъявит этот  счетк
оплате?! Ты, ты давал в Школе присягу! Ты присягал  на верность нации, всему
Сообществу! Помни о долге, помни!"
     По ногам его бегали здоровенные  насекомые, но Морис  уже не обращал на
них внимания. Он был полностью во власти своих мыслей.
     "Помни о долге, Морис! Помни! Пора прекратить дурацкие фокусы. Вел себя
как мальчишка. Полез драться с императором. Хорошо  еще, что эти обезьяны на
месте башку тебе не открутили. Да, Морис! Опять подвела тебя женщина!" Узник
со злостью  отшвырнул какое-то особенно зловредное насекомое, которое упорно
пыталось забраться ему в рот.
     Нахальная  животина  треснулась  в темноте о дальнюю  стену  и затихла.
Морис вздохнул,  и в  его  голове  продолжился  парад невеселых мыслей: "Вот
незадача!  Ну  конечно,  конечно.  Влюбчивый  очень.  Как  хладнокровно ведь
действовал, и даже талантливо, до появления этой проклятой бабы. Как бабы --
так неудача. Эх,  добраться  бы до тех, кто здесь с нами так шутит!.. Ну  да
ладно,  сочтемся. Все, Морис, никаких теперь глупостей. Выжить... Главное --
выжить!.. Любовь побоку. Пускай Анупа сама выбирается как хочет". После того
как эта мысль  появилась в  мозгу,  возле сердца  у  Мориса что-то неприятно
зашевелилось.  Из темноты возникли такие добрые,  красивые, преданные глаза.
Узник как будто почувствовал прикосновение теплых ласковых  рук.  А на губах
появился вкус поцелуя.
     -- Нет!!!  Нет и нет! -- заорал Морис  и изо  всей силы ударил по  полу
кулаком.
     Во  все  стороны  брызнула липкая и  вонючая  жидкость от  раздавленных
насекомых.
     --  Я сказал, нет... -- сквозь зубы  процедил Морис уже тише, судорожно
сглатывая и  пытаясь  избавиться от  спазмов,  сдавивших горло.  --  Все,  я
успокоился.  И когда  я выйду  отсюда, я стану  другим,  а  точнее,  прежним
Морисом   Листом.  Трезвым  и  рассудительным,  хладнокровным   и  коварным.
Беспощадным к врагам нации.

     Вверху  что-то  зашуршало, и  вместе  с  посыпавшейся на голову  узника
трухой  в темноту подземелья через открывшуюся  крышку люка  проник  тусклый
свет угольного фонаря. В проеме показалось несколько лысых рабских голов.
     -- Выбирайся, голубчик! Пришел твой час вступить в общество  избранных!
Вот тебе  дорога к  счастью! -- ехидно  прогнусавил какой-то остряк наверху.
Последние  его  слова  утонули  в  дружном хохоте.  Затем  оттуда  свесилась
веревочная  лестница  и  раза два нетерпеливо  дернулась,  как  бы приглашая
Мориса последний раз воспользоваться ее услугами.
     Сразу  несколько   сильных,   жилистых  рук   подхватили  его,  помогая
высвободиться  из узкой горловины люка.  Морис  распрямился и потер грязными
кулаками  глаза. После кромешной  тьмы  даже тусклый свет  угольного  фонаря
слепил его.
     -- Куда идти? - спросил он, щурясь.
     -- Я покажу. -- И рослый раб с фонарем в руке пошел первым.
     Было  душно,  и  темная  кожа на  лысом  черепе  раба  блестела,  будто
смазанная нефтью. Они шли  по  узким,  извилистым,  вырубленным в  скалистых
породах  коридорам.  Морис чувствовал,  что  позади него  по  пятам идут еще
человека четыре.  От первого раба  жутко разило  потом. К этому примешивался
еще запах хлорки и жареного мяса. Морис вспомнил, что примерно так же  пахли
трюмы пиратских кораблей, захваченных флотским патрулем,-- сочетание запахов
кухни и нужника.
     Ну вот, наконец и пришли. Остановившись, проводник потянул  за висевшую
веревочку,  и  прямо  перед  Морисом  поднялись  плотные деревянные  жалюзи.
Повернувшись к нему, конвоир глухо скомандовал:
     -- Вперед!
     Морис вошел. В нос ударил запах,  как в  коридоре, только  во много раз
сильнее. За  спиной  мелодично стукнули дощечки-жалюзи, закрывая  выход. При
красном  свете  угольных фонарей,  висевших  на  закопченных  стенах,  Морис
осмотрелся.
     Вокруг шла  какая-то зловещая работа. В сумрачном  большом зале повсюду
сновали  рабы  в белых  накидках.  Они  таскали, держа  под  руки,  каких-то
окровавленных,  обессиленных  людей.   У  многих  бедняг   ноги  безжизненно
волочились по замазанному  засохшей кровью полу.  Время от  времени в разных
местах зала раздавались леденящие душу,  жуткие  крики, которые  затем резко
обрывались.
     В  воздухе бурым маревом висел  зловонный пар, как в бане, и, наверное,
это было похоже на предбанник преисподней. Мориса передернуло. Казалось, что
громадное  нечистоплотное животное дышит ему  в лицо.  Он не заметил,  как с
двух  сторон  к нему подошли два мускулистых раба в белых  накидках,  крепко
подхватили под руки и повели. Морис  шел не сопротивляясь, глядя по сторонам
широко  раскрытыми  глазами  и  морщась при  всяком  новом  крике.  Лица его
сопровождающих ничего не выражали. Эти люди были на обычной скучной работе.
     Наконец они остановились возле  странного  приспособления  --  какой-то
сложной деревянной конструкции. Морис все более  неуютно  чувствовал  себя в
этом помещении.  Все  явно предрекало  ему  большие неприятности, и  он  это
чувствовал.
     Молчаливые спутники  по-прежнему  стояли не шелохнувшись.  И Морису уже
стала понятна  причина  их заминки.  Прямо  перед ним  двое  рабов  в  белом
старательно  пыхтели:  они  неестественно  завернули   руки  своей   жертве,
засовывая ее  головой  в адскую  машину. Человек  упирался как мог,  и  было
видно,  что  ему  туда  очень  не  хочется.  Но его  голову быстро зажали  в
специальном устройстве так, что он  не мог ею пошевелить. Его руки растянули
в стороны и крепко привязали кожаными ремнями.
     К торчащей голове спереди подошел человек в большом заляпанном фартуке.
На темнокожем лице его играла белозубая улыбка. В руках  улыбающийся человек
держал  небольшой  металлический  ковшик.  Он  улыбался,  как  добрый повар,
который хочет угостить малыша припрятанными для такого случая сладостями.
     Вот он нагнулся к  нелепо  торчащей голове, что-то быстро-быстро сказал
на ухо, все время  улыбаясь, а затем едва заметным,  отработанным  движением
молниеносно опрокинул на голову несчастного свой ковшик...
     Дикий  визг  разрезал бурый туман  зала и  смолк. Голова  жертвы  стала
дымиться,  а волосы приняли пепельный оттенок. Специальной  щеточкой  добрый
"повар" смел легко вылезшие волосы и сбросил их в сторону, в общую кучу, уже
довольно большую.
     Обожженная красная голова походила на кусок мяса, а  человек в  фартуке
уже  держал в руках  острую зубчатую  струну. Два мастерских движения, и уши
полетели на пол. Взяв струну потолще и  сделав еще два  движения, он кивнул:
можно  забирать.  Освободив  голову, двое  рабов взяли бесчувственное тело и
унесли.  В  зажимах  остались  висеть руки. Не  переставая улыбаться,  повар
отстегнул  руки  и,  положив их отдельно  рядом  с кучей волос, повернулся к
Морису:
     -- Теперь ваша очередь, прошу!
     Морис уже порядком  струхнул. До сих пор  ему  казалось, что он вот-вот
пробудится от страшного сна.
     "Надо  срочно  что-то  сделать,  чтобы  оттянуть  время, и  потребовать
встречи с императором. Пообещаю ему какую-нибудь военную техническую новинку
-- он, кажется, опять  собрался на войну. На  такое должен клюнуть".  В  эти
короткие  мгновения голова  Мориса быстро и  напряженно  работала, предлагая
варианты,  как хороший  компьютер.  "Тут  главное  вырваться,  а там  заору,
пригрожу, что  за эту  ошибку  им срубят головы... Пока  эти двое  держат за
локти -- руки завернуть не смогут, а попробуют перехватить за запястья...>
     Мориса подвели к зажимам. Внешне он не волновался и не сопротивлялся, и
казалось, окончательно смирившись, не доставит сопровождающим  беспокойства.
Вот тот, что был  слева, не спеша потянулся  одной  рукой к запястью Мориса,
чтобы было удобнее вывернуть руку, если пленник вздумает сопротивляться.
     И  тут Морис что есть силы рванулся, пытаясь высвободить  руку, но  раб
был здоровый детина и  не  думал выпускать его. Он только потерял равновесие
от толчка и стал падать на Мориса.
     Все  произошло  в какие-то мгновения, и  Морис,  изловчившись, долбанул
своим

     лбом падавшего  на него раба.  Удар получился хороший  -- в переносицу.
Кровь хлынула на белую одежду раба, и он, отпустив наконец Мориса, завалился
на бок и  схватился за разбитое лицо... Со вторым было проще: апперкот левой
--  и второй  раб, картинно раскинув руки,  отлетел на  кучу  волос. "Повар"
расширенными от ужаса глазами смотрел на  Мориса --  такого он здесь еще  не
видел.
     -- Чего уставился, болван?! Живо сюда самого главного, кто только есть!
Ну,  я жду!  -  С  этими  словами Морис  схватил человека в фартуке и, резко
развернув  его,  поддал  под  зад коленом, придавая  нужное  ускорение.  Тот
споткнулся,  но  не упал и,  прибавив скорости, быстро затерялся  в туманном
полумраке  зала.  Морис  оглянулся  -- тот, что  с разбитым  носом, шмыгая и
всхлипывая, поспешно отползал на четвереньках, а его напарник, сидя на полу,
тряс головой и время от времени осторожно дотрагивался до нижней челюсти.
     -- Что, брат, болит? -- подойдя, поинтересовался Морис.
     Сидевший  на  полу быстро поднял  голову,  и  его  лицо исказил  испуг.
Вскрикнув  и,  как лягушка, дрыгнув ногами,  он перепрыгнул  через  каменное
возвышение вроде стола и исчез в полумраке.
     "Так-так, теперь  точно нужно ожидать пробуждения  всеобщего интереса к
моей персоне,-- подумал Морис.-- Нужно подготовиться".
     И действительно, вокруг уже стали собираться рабы в  белых одеждах. Они
образовали плотный полукруг возле строптивого  бунтовщика. Подтягивались все
новые силы. У некоторых в руках были палки и еще кое-какие тяжелые предметы.
Не перестававший шарить вокруг себя в надежде найти что-нибудь пригодное для
обороны, Морис в нише возле своих ног наткнулся на небольшой кожаный мешок.
     Он  был  довольно тяжелым, и внутри  его, очевидно, звенело  железо. Не
сводя глаз с местных обитателей зала, Морис вытряхнул содержимое на каменный
пол. Толпа,  увидев  это, загудела  сильнее, наблюдая,  как бунтовщик шустро
ворует   железо,  принадлежавшее  человеку  в   фартуке.  А  Морис   выбирал
четырехгранные, длиной в ладонь гвозди, отшлифованные до зеркального блеска.
     -- Теперь  вы об меня зубы  обломаете, гады! -- взвешивая в руке добрую
дюжину тяжелых гвоздей, произнес  Морис, и уверенная улыбка заиграла  на его
лице.
     Неожиданно  рабы  расступились, и  вперед  вышел прямо-таки  квадратный
человек, очень серьезный с виду. На темно-коричневом блестящем теле его были
видны все  мышцы до  одной. Их  грозная масса  нервно подергивалась  легкими
судорогами,   как   поверхность  мутного   пруда.  Узкие   глаза,  как  щели
бронетранспортера, надежно гарантировали быструю смерть. Губы этого монстра,
сильно изуродованные в какой-то жестокой схватке, не  могли  скрыть торчащих
по-волчьи  клыков.  Огромные   кисти,  висевшие  ниже  колен,   сжимались  и
разжимались в литые кулаки... Живой танк надвигался, широко развернув грудь.
"Бум-м",-- загудела  она, словно  барабан, когда в нее, под правый сосок  по
самую  шляпку влепился  первый гвоздь. "Бум-м,  бум-м",--  легли в линию еще
два.  Танк  недовольно  рыкнул, приостановившись немного,  и снова  двинулся
вперед. Морис размашисто метал гвозди в надвигавшуюся гору. Последние два он
мастерски всадил в горло и правый глаз.
     Нападавший захрипел и, споткнувшись о низкий борт большого чана, рухнул
в  него.  Его вопль  был похож на  внезапно  оборвавшуюся  пожарную  сирену.
Жидкость   забурлила,  и   вскоре  вся   ее   поверхность   покрылась  пеной
нежно-розового цвета. Это был тот самый раствор, которым ошпаривали волосы..
     --  Эй,  это  ты  хотел  говорить  с  императором?  --  Среди  насмерть
перепуганных рабов появился войсковой бригадир.
     -- Я. -- Морис сделал шаг вперед.
     -- Иди за мной! Но учти, если  ты соврал  и ничего важного император от
тебя не услышит, смерть твоя будет страшной, муюм.

ГЛАВА 21

     Император удобно расположился в  белом плетеном  кресле, выполненном из
длинных  эластичных рыбьих ребер. Он был одет по-военному скромно,  и только
бусы  из  железа  да  легкие  тапочки,  усыпанные   жемчугом,  украшали  его
незамысловатый туалет.
     Ахха  пребывал в хорошем настроении. Возле его  ног, на  расшитых алыми
цветами  круглых подушках, полулежала прекрасная Каан -- так на  местный лад
переименовали муюмскую пленницу. Она стала женой императора.
     Каан --  на мголезском  языке означает особый цвет  неба, когда Бонакус
только- только показывается на горизонте после длинной ночи.
     Ахха был счастлив с молодой женой. Своей сухой коричневой ладонью он не
отрываясь  гладил свою  Каан  по  шелковистым волосам или круглому  плечику.
Стоящие  подле императора Моххад, Заппа, Сейк и другие приближенные, на коих
распространялась милость императора, с  завистью который уже день  наблюдали
за божественным и его молодой женой.
     Анупа-Каан спокойно и, казалось, безразлично принимала ласки  старика и
лениво пожевывала сладости, уставясь в одну точку. Раза два или три за день,
в  зависимости  от количества государственных  дел,  Ахха вставал  со своего
кресла,  глаза  его  делались   маленькими  и   блестящими,  как   у  крысы,
наткнувшейся  на  падаль, и  он поднимал с  подушек и  уводил в спальню свое
сокровище.
     Спустя  час  или  чуть больше они снова появлялись. Подруга  императора
сонно ложилась на подушки, тщательно взбитые в ее отсутствие, а Ахха, бодрый
и  помолодевший, заводил любимые разговоры о войне, легко решал суд и споры,
много шутил.
     Когда    стражники   ввели   Мориса,    император   сидел   в   кресле,
полуразвалившись, держа  в  правой руке чашку  с зе и  о  чем-то  беседуя  с
Моххадом. Другая рука Аххи по- хозяйски оглаживала грудь Каан.
     Все повернулись на вошедших, в  том числе и император. На его неприятно
довольном лице появилась кривая улыбка.
     -- Что я вижу? Наш строптивый Морри пришел просить прощения?!
     -- Нет,  божественный, моя вина так велика, что я не могу и заикаться о
прощении! Но я принес тебе больше, чем мои извинения.
     --  О!..  Да  ты  говоришь  умные вещи!  Это  воздух  старого  Тротиума
прополоскал тебе мозги или сырые подвалы замка научили уму-разуму? -- И Ахха
язвительно захихикал.
     Его  смех был с готовностью  подхвачен  всеми присутствующими,  но  как
только  император  перестал  смеяться, замолкли  и все остальные.  Каан,  не
прекращая  жевать,  отстранила  руку  своего хозяина и  уселась на  подушках
поудобнее. Затем потянулась,

     как  кошка,  и взяла  со  столика еще  один нежный плод.  В наступившей
тишине Морис продолжил:
     -- Я слышал, что  ты  собираешься воевать, император. Ты будешь воевать
легко и без проблем, если  я останусь жив  и здоров.  Ваши воины --  храбрые
ребята, но  вооружены  они очень  плохо,  Я могу создать тебе  такое оружие,
перед  которым  праща  --  жалкая игрушка,  а  о железных иголках  вообще не
приходится говорить.
     Видно было, что слова эти  задели  за живое не только  императора, но и
окружающих, и во взглядах, устремленных на него, Морис видел недоверие.
     -- Если ты  струсил там,  в  замке,  то так и скажи,  и я,  может быть,
помилую тебя! А эти  сказки будешь рассказывать в помещении для рабов.  Наши
отцы  и деды создали