я уже старый?.. - подумал Вилли  Шварц,  -  Да  нет,  мне  только
тридцать шесть, а это не считается старостью.  Скорее  всего,  я  трудоголик
или... сумасшедший. Да, просто сумасшедший. Ведь только сумасшедший получает
удовольствие от созерцания удавшегося тела келлармона или сцификса, от  вида
их жутких мускул и острых клыков".
   36
   Ночь пришлось провести в густых ветвях  какого-то  хвойного  дерева.  Его
длинные, похожие на иголки листья издавали сильнейший сосновый запах.  Ночью
запах усилился, и Мэнсон подозревал, что именно из-за  резкого  аромата  его
сон был обрывками разносерийных кошмаров. То погони неизвестных чудовищ,  то
бесконечные падения в пропасть, то жуткая гибель от яда лесных муравьев.
   Всякий раз приходя в себя после очередного кошмара, Джеф  вспоминал,  что
он сидит на дереве на высоте пятнадцати метров  от  земли.  Нельзя  сказать,
чтобы это успокаивало, но все же приводило мысли к какому-то  упорядоченному
течению и возвращало Мэнсона из царства снов в мир суровой реальности.
   Ранним утром, поняв, что забыться больше не удастся, Джеф начал осторожно
спускаться вниз. За ночь какой-то  зверь  съел  последние  несколько  метров
лиан, и для приземления пришлось искать другой путь.
   Наконец спуск  благополучно  завершился,  и,  ощутив  под  ногами  земную
твердь, Мэнсон немного успокоился. Он проверил пистолет,  смахнул  с  головы
небольшое насекомое и осмотрелся, чтобы определить, где находится  река.  От
ночных ароматов все еще кружилась голова,  но,  понемногу  приходя  в  себя,
Мэнсон начал понимать, что ему здорово повезло.
   Окружавшие  его  лиственные  деревья  были   сплошь   покрыты   ядовитыми
ящерицами, плюющимися лягушками и зелеными скорпионами величиной  с  ладонь.
Осознавая взаимную опасность, эти гады  сосуществовали  вполне  терпимо,  но
чужаку, попавшему на их дерево, не поздоровилось бы.
   Мэнсон  с  благодарностью  посмотрел  на  свой  ночной  приют  с  хвойным
ароматом,  на  длинных  листьях-иголках   которого   не   было   ни   одного
сколько-нибудь опасного существа. Только пара птичек да небольшие букашки, с
виду похожие на мух, рискнули поселиться на этом дереве.  "Что  ж,  интуиция
спасла меня..." - решил Джеф и осторожно двинулся в ту сторону, где, как  он
предполагал, находилась река.
   Мэнсон выбирал самые открытые и свободные от растительности  участки,  но
иногда сделать это было невозможно. Плющ, лианы,  острая  как  бритва  осока
переплетались так плотно, что создавали порой стены высотой до  трех-четырех
метров.
   Небольшой опыт Мэнсона подсказывал ему, что именно в  таких  чащах  можно
нарваться  на  диких  котов  или  внешне  спокойных,  совершенно  ненасытных
питонов. Приходилось выбирать новые обходные пути, и поэтому на  преодоление
расстояния в пару километров потребовалось затратить несколько часов.
   "Где-то там должны быть люди, - рассуждал  Мэнсон,  -  по  крайней  мере,
военная база. А что я буду делать, когда до нее доберусь?.."
   Ответа на этот вопрос Мэнсон еще не знал, поэтому  предпочел  больше  его
себе не задавать.
   Чтобы не попасться на обед к какому-нибудь  хищнику  и  не  подвергнуться
нападению  со  стороны  мелких  агрессоров,  Мэнсон  пребывал  в   состоянии
обостренного внимания. Палка, к которой он привязал добротный походный  нож,
служила ему верную службу. Уже дважды Джеф отбивал атаки группы  кровожадных
кроликов. Отступая перед сильным противником, они тем не менее не  оставляли
своих коварных планов и продолжали идти по следам Мэнсона.
   Они двигались в каких-нибудь сорока метрах позади него, и пару  раз  Джеф
слышал  их  предсмертные  вопли,  когда  увлеченные  преследованием  кролики
попадались питону или большим древесным варанам.
   Кроме  отряда  ушастых  хищников  следовало   бояться   и   бесчисленного
количества ядовитых клещей. Они горстями падали  на  Джефа  с  веток,  и  он
избавлялся  от  них  только  с  помощью  хвойного  веника,   которого,   как
выяснилось, они очень боялись.
   Время от времени Мэнсону угрожали и летучие ящерицы, перепончатые  крылья
которых были усеяны оранжевыми шипами. Одного взгляда на  этих  тварей  было
достаточно, чтобы понять - их нужно обходить стороной.
   "Вряд ли у этих гадов есть враги..." - думал Мэнсон, но, как  выяснилось,
он ошибался. В какой-то  момент,  когда  Джеф  пробивался  сквозь  очередной
участок  лесной  чаши,  из  густой  листвы  на  него  уставились   громадные
глаза-блюдца.
   Джеф замер как вкопанный и осторожно, стараясь не делать резких движений,
начал поднимать пистолет. Однако неизвестный зверь был настроен  миролюбиво.
Спустя секунду Джеф увидел животное целиком. Это был  огромный  ленивец.  Он
висел вниз головой на своем мощном хвосте и всеми четырьмя лапами  перебирал
ветки, тщательно осматривая тыльные стороны широких листьев.
   Как только ленивец находил там что-нибудь съедобное -  рогатую  гусеницу,
громадного паука или ядовитую ящерицу,  он  слизывал  добычу  едва  заметным
движением языка. Поскольку этот зверь не проявлял агрессии, Джеф оставил его
в покое и пошел своей дорогой.
   - Время шло, и Мэнсон все сильнее ощущал голод. Он уже не  помнил,  когда
ел  последний  раз.  Приходилось  довольствоваться  только  водой,   которая
скапливалась в чашевидных листьях.
   Пару раз попадались висевшие на  ветках  плоды,  но  они  имели  странный
запах, и Мэнсон не решался их попробовать. Между тем солнце поднималось  все
выше, и испарявшаяся влага висела в  воздухе  едва  ли  не  целыми  каплями.
Одежда Мэнсона насквозь пропиталась потом, но он упорно продолжал  двигаться
к реке, пока  после  четырех  часов  плутания  на  него  не  повеяло  теплым
ветерком, принесшим запах гниющих водорослей.
   "Ну наконец-то..." - вздохнул Джеф и обнаружил, что река находится внизу,
а сам он стоит на обрывистом берегу - в сорока шагах от края.
   Обойдя усыпанные крупными цветами кусты, Мэнсон увидел бескрайний  водный
простор. В этом месте река делилась  на  два  рукава  и  потому  разливалась
достаточно широко.
   Чуть выше по течению находился длинный вытянутый  остров.  В  отличие  от
берегов  реки,  сплошь  заросших  кустарником  и  колючими  лианами,  остров
поднимался из песчаной косы. Вокруг него было много отмелей, и Мэнсон  сразу
прикинул, что это безопасное место и для купания, и  для  рыбалки,  а  стало
быть, остров как нельзя лучше подходил для временного пристанища.
   Однако до острова было не менее четырехсот метров воды, а Джеф  прекрасно
помнил, на что способны местные представители речной фауны. Утаскиваемые под
воду дикие козы,  разрываемые  на  части  кабаны  -  эти  картины  и  сейчас
возникали  в  воображении  Джефа,  и  он   понимал,   что   нужно   надежное
плавсредство. О том, чтобы использовать утлый плотик, не могло быть и  речи.
Мэнсон видел, как легко  выпрыгивали  из  воды  речные  охотники,  ухитряясь
пролетать по воздуху по нескольку метров. Для таких зверюг ничего не  стоило
перевернуть плот или даже перекусить его пополам.
   "Либо это должен быть плот-гигант, либо  я  постараюсь  украсть  лодку  у
солдат..." - определился Мэнсон.
   Но украсть лодку означало прежде всего разыскать базу. А сделать  большой
плот значило забраться выше по течению километра на три. Только оттуда можно
было спуститься вниз и попасть на остров.
   "Конечно, предпочтительнее украсть лодку, чем сделать  плот  собственными
руками", - анализируя ситуацию, Джеф невольно улыбнулся этому умозаключению.
Даже здесь, в диких  джунглях,  человек  предпочитал  украсть  чужое,  а  не
прикладывать собственные силы.
   "Но ведь у меня задание, и я не могу  тратить  время..."  -  оправдывался
Мэнсон.
   Сверху спикировал ястреб, и Джеф пригнулся, опасаясь, что птица  бросится
на него, однако ястреб ударился в гущу кустов и через мгновение тяжело взмыл
вверх, удерживая в когтях какой-то бьющийся комок.
   "Этот теперь с обедом, - провожая  птицу  завистливым  взглядом,  подумал
Мэнсон, - а я вторые сутки с пустым желудком топаю..."
   Джеф потянул носом, и ему почудился запах свежей дыни.
   "Вот  уже  бред  начался  -  гастрономические  глюки".  Лейтенант  потряс
головой, надеясь, что запах исчезнет, однако аромат дыни стал еще резче.
   Джеф покрутил головой и в двадцати шагах слева от себя  увидел  уродливое
дерево с кривыми узловатыми ветками. Листьев на нем было  немного,  зато  на
ветках висело около десятка больших желтых  плодов,  по  виду  действительно
очень напоминавших дыни.
   Голод уже просто атаковал желудок Джефа, и он в отчаянии  решил  испытать
неизвестные плоды на вкус.
   Легко захотеть, но трудно сделать. Когда лейтенант Мэнсон подошел  ближе,
он обнаружил, что возле дерева не валялось  ни  одного  упавшего  плода.  Ни
высохшего, ни даже гнилого.
   "Все сожрали до меня..." - обиделся на местных Джеф.
   Здесь, под самим деревом, медовый запах был настолько силен, что он решил
не отступать ни в коем случае. Как назло ствол дынного дерева был совершенно
гладким и не имел внизу никаких веток, однако голод придавал Мэнсону сил,  и
уже через три минуты он с грациозностью лесного кота балансировал на толстой
ветке.
   Подобравшись к одной из  дынь,  Джеф  дотянулся  до  плода  и  начал  его
вращать, чтобы перекрутить тонкий, как веревочка, стебель. Дыня была тяжелой
и вращалась с трудом, однако Джеф радовался, что еды будет много.
   Наконец плод повис на тончайшей ниточке. Еще один оборот и... Вместо того
чтобы  упасть  вниз,  дыня  с  громким  хлопком  разлетелась  на  мельчайшие
капельки, разбросав во все стороны сотни белых семян. Джефа окатило брызгами
липкого сиропа, и он едва удержался, чтобы не свалиться вниз.
   - Ни хрена себе пехота... - сказал Мэнсон, смахивая с себя белые семечки.
Собрав несколько штук, Джеф положил их в рот и утвердительно кивнул головой.
Они были просто сахарные, однако их было маловато. "Как же сорвать дыню так,
чтобы она не рванула?.." - соображал лейтенант Мэнсон, глядя на новый плод.
   Наконец подходящая мысль пришла ему в голову, и Джеф снял рубашку.  Затем
он перебрался на следующую ветку и, усевшись на нее верхом, начал  укутывать
рубашкой дыню. Упрятав ее как в мешок и удерживая рубашку  за  рукава,  Джеф
воспользовался своим ножом и перерезал стебель.
   Дыня бухнула внутри рубашки,  и  в  руках  Джефа  оказалось  целое  ведро
дынного джема. Подтянув мешок к  себе,  Мэнсон  начал  горстями  вычерпывать
сладкие семечки и класть их в рот. Рубашка протекала, и сироп уже пропитывал
брюки, однако Джеф не обращал на это внимания и  ел  до  тех  пор,  пока  не
почувствовал, что его уже подташнивает.
   Сбросив  вниз  остатки  дыни,  Джеф  неловко  спустился   с   дерева   и,
распрямившись, удовлетворенно вздохнул. Рубашка требовала стирки, однако  он
был сыт и теперь мог идти дальше, не думая о голоде.
   "Конечно,  хорошо  бы  взять  такую  дыню  с  собой,  только  уж   больно
взрывоопасный продукт..."
   С реки донесся гул двигателя. Джеф присел на корточки, и через  несколько
секунд в просвет между деревьями выскочил катер  на  воздушной  подушке.  Он
мчался на приличной скорости, оставляя на поверхности воды пенный след.
   "Мне бы такую машину - я бы живо укатил на остров..."
   Вскоре шум мотора затих вдали, и Джеф распрямился. И в  этот  момент  его
смутило непонятное ощущение. Да, он явственно почувствовал  на  себе  чей-то
пристальный взгляд.
   Джеф выхватил из-за пояса пистолет  и  резко  повернулся,  но  никого  не
обнаружил.
   Предполагая, что в зарослях цветущих кустов  спрятался  какой-то  хищник,
Мэнсон поднял с земли увесистый сук и зашвырнул его в чащу. Однако никто  не
сорвался с места и не побежал прочь, ломая ветки.
   "Показалось..." - решил Джеф и убрал пистолет за пояс. Но странное  дело,
неприятное ощущение появилось вновь.
   "Надо уходить отсюда", - подумал Мэнсон и, оглядываясь по сторонам, начал
спускаться к реке.
   37
   Электронные часы отсчитывали секунду за секундой, а доктор Вилли Шварц  с
волнением следил за спокойным профилем экспериментального образца.
   Чуть в стороне в напряженных позах застыли два ассистента, а возле  самой
двери дежурил сонный охранник, вооруженный крупнокалиберным дробовиком.
   - Кракси, начинайте, - распорядился доктор, и ассистент включил  систему.
По лицу живого образца пробежала легкая гримаса,  но  Шварц  знал,  что  это
реакция на раздражающее действие программатора.
   На  мониторе  появилась  энцефалограмма.  Засветились  оживающие  участки
мозга. Отдельные точки вспыхивали особенно ярким светом и  тут  же  гасли  -
программатор  опрашивал  мозг   человека,   чтобы   подстроиться   под   его
индивидуальные особенности.
   Образец слегка дернул ногой. "Это нормально..." - подбодрил  себя  доктор
Шварц, в волнении комкая полу халата.
   Это был важный эксперимент. Предстояло провести  прямую  биореконструкцию
тела от человека к келлармону. Предыдущие эксперименты оканчивались неудачей
- много ошибок давали промежуточные фазы.  Испробовав  несколько  вариантов,
Шварц решил упростить схему и исключить промежуточные этапы.
   Доктор  посмотрел  на  экран:  рисунок  энцефалограммы  начал   меняться.
Вспыхивавшие точки стали меньше размером  и  появлялись  теперь  значительно
чаще. Программатор начинал свою деятельность, меняя функциональные  принципы
работы мозга и ускоряя частоту его импульсов. Машина  подавляла  человека  и
силой  навязывала  ему  новую  программу.  Приближался  самый  ответственный
момент. Именно здесь обычно совершалась  главная  ошибка  -  так  называемый
резонансный скачок. Мозг человека  резко  менял  частоту  импульсов  на  два
порядка, что приводило к взрывной активности.
   Внешне  это  выглядело  очень   драматично.   Экспериментальный   образец
вскакивал со стола и, срывая с себя провода и датчики, начинал  крушить  все
подряд. Стенды, столы, аппаратура - все разносилось вдребезги. Одной минуты,
в течение которой жил человек, хватало, чтобы устроить нашествие торнадо.
   В ранних системах, где  использовался  двухступенчатый  психоморфоз,  все
происходило значительно проще. Сделать одного человека из  другого  было  не
так сложно. Для этого не требовалось перекраивать  его  мозговые  функции  -
только чуть-чуть поправить. Однако доктору  Шварцу  отработанная  технология
казалась скучной, и теперь он стремился к новой вершине.
   Тем более, что один образец подобного эксперимента -  агент  Смышленый  -
все-таки сумел преодолеть резонансный скачок.
   "О, ну давай, парень, держись..." - упрашивал Шварц живой образец.
   За спиной  доктора  напряженно  гудели  вентиляторы  компьютера,  остужая
раскалившиеся процессоры. Они, доктор знал это,  не  успевали  за  реакциями
мозга - соревноваться с ним электроника  не  могла  в  принципе.  И  поэтому
приходилось составлять программы, которые отвечали только  на  самые  важные
запросы мозга. Всякие второстепенные импульсы компьютер просто  игнорировал.
Он как бы обманывал человеческий организм, перехватывая самые  панические  и
опасные  импульсы,  заменяя  их  вполне  спокойными  и  благопристойными.  В
противном случае человек умирал от шока.
   Рисунки энцефалограммы уже сменялись с такой быстротой, что глаз  Вильяма
Шварца их просто не фиксировал. Чтобы не мешало раздражавшее мигание, доктор
отодвинул монитор в сторону.
   Тело образца начало мелко  трястись  и  покрываться  потом,  а  спокойное
прежде выражение лица сменилось чередой мучительных масок.
   "Интересно, что  он  сейчас  ощущает?.."  -  подумал  Шварц.  Доктора  не
интересовало собственно ощущение боли. Только ее качество, местоположение  и
то, как это могло повлиять на психику будущего организма.
   Сердце образца работало уже самостоятельно, и ненужный  насос  отключился
автоматически. Теперь человек чувствовал боль полнее и резче. Бедное  сердце
наверняка разорвалось бы от перегрузок, но умный компьютер "успокаивал"  его
и  "говорил",  что  ничего  страшного  не  происходит  и  то,  что  человека
переделывают в зверя, просто слухи.
   "Да, примерно так говорит сердцу компьютер", - подумал Шварц, улыбнувшись
такому яркому и понятному образу.
   Энцефалограмма показала,  что  мозг  полностью  переформатирован.  Доктор
Шварц кивнул и поднял руку, подавая сигнал.
   Ассистент Кракси включил инъектор,  и  в  вены  объекта  начал  поступать
сидатин. На втором мониторе появились сложные графики, и  кривая  предельной
концентрации сидатина быстро поползла вверх. Достигнув  показателя  в  сорок
семь процентов, линия замерла.
   "Ну все - точка "ноль". Теперь как повезет..."
   Доктор Шварц помедлил еще секунду и взмахнул рукой.
   Повинуясь  очередному  взмаху  руки,  Кракси  ввел   новую   команду,   и
программатор перешел к следующему  этапу.  Теперь,  когда  существовавшая  в
мозгу человека модель была взломана, на ее смену пришла схема кел-лармона  -
наилучшего образца силы и агрессивности с планеты Айк.
   Мозг "опросил"  свое  прежнее  тело  и  с  ужасом  "обнаружил",  что  оно
совершенно не соответствует новой установленной модели. Панические  импульсы
готовы были ввести образец в шок, но компьютер снова  заменил  их  на  более
спокойные, рабочие режимы.
   Искусственная система выдержала паузу, а  затем  мозг  выдал  команду  на
заживление полученных ран, коими в данном случае он  посчитал  все  тело.  И
если в обычных условиях человек не имел ресурсов для  замены  организма,  то
введенный сидатин давал такую возможность.
   По телу образца начали пробегать быстрые судороги.
   Доктор Шварц затаил дыхание. Именно сейчас решалась судьба эксперимента.
   Судороги усилились, а затем на бедре образца начало  расплываться  темное
пятно. Вильям Шварц перевел дух - началось изменение пигментации кожи.
   "Ну-ну, дорогой, не подведи меня..." - уговаривал Шварц. В данную секунду
он любил образец как свое собственное дитя. Он чувствовал каждый спазм этого
ставшего родным тела,  каждый  хрип  в  горевших  легких,  каждый  щелчок  в
тянувшихся костях.
   "Ну давай, малыш, не бойся. Папочка с тобой..."
   Доктор непроизвольно напрягался вместе с бугрившимися, деформировавшимися
мышцами объекта и растягивал в гримасе рот,  видя,  как  изменяются  лицевые
мышцы.
   Мутации сжигали сидатин как порох, и все новые  его  порции  вливались  в
вены объекта. Часть тела уже принадлежала  келлармону,  и  его  дикий  обмен
веществ требовал подпитки.  Вслед  за  сидатином  в  вены  начали  поступать
лошадиные порции глюкозы и витаминов.
   - А-а-х-х...  -  вырвался  облегченный  вздох  из  закончивших  изменение
легких. Теперь  перед  доктором  Шварцем  лежал  уже  не  человек,  а  самый
настоящий келлармон.
   В отличие  от  всех  предыдущих,  которые  умирали  в  виде  недоделанных
уродливых монстров, этот завершил полное превращение.
   Теперь он спал и набирался сил. В  лаборатории  было  тихо,  и  слышалось
только его дыхание и стрекот  крохотного  лубрикатора,  нагонявшего  в  вены
келлар-мона питательный раствор.
   - Поздравляю, сэр... - раздалось над самым ухом Шварца.
   - Спасибо, Кракси, но эксперимент еще не закончен. Мы должны увидеть, как
он поведет себя, когда проснется.
   - Даже если он останется зверем, это уже успех, сэр.
   - Да, конечно, - слабо улыбнулся Шварц и вытер платком взмокший лоб.
   - А если он выживет, я попробую вернуть ему его человеческий  облик.  Вот
это уже будет настоящий триумф серьезной науки.
   Сон келлармона  становился  все  глубже,  и  его  темные  веки  перестали
подрагивать. Шварц окинул двухметрового гиганта любящим взором и улыбнулся -
зверь был похож на большую замшевую игрушку.
   "До тех пор, пока не показал, какие у него клыки, -  вспомнил  Шварц.  Он
встал со своего места и потянулся. - Пожалуй, стоит пойти и выпить  кофейку.
Может, опять увижу Барбару Шин?.." - Кракси, Портер, я схожу перекусить...
   - Да, сэр, конечно, - кивнул Кракси. - Мы посмотрим.
   Проходя мимо охранника, доктор пр