ее. Удивительно, конечно, что она не чувствует алого пламени боли,
пылающего в нескольких дюймах от ее округлой щеки.  Не  чувствует  холодного
пота, выступившего на его правой руке, обнимающей ее талию.
   Но она только слегка пошевелилась и продолжала сладко  спать,  успокаивая
его  одним  своим  присутствием.  Левой  рукой  он  осторожно   вытащил   из
внутреннего кармана пилюлю опия. Он уже принял одну пилюлю после  свадебного
завтрака  и  предпочитал  бы  не  принимать  пока  вторую.  Жаль   проводить
остающееся  время  в  слегка  помутненном  сознании,  хотя  в  конце  концов
слабость, вероятно, пересилит его колебания. Многие  люди  в  его  положении
стараются  заглушить  боль  большими  дозами   опия,   предпочитая   принять
"безболезненную смерть".
   Но если с помощью пилюли опия он сможет скрыть от Розалинды этот  приступ
боли, игра стоит свеч. Он проглотил лекарство  с  некоторым  трудом,  закрыл
глаза и стал ждать. Боль  постепенно  стала  отступать,  оставляя  за  собой
легкое оцепенение. Какое счастье, что его не вырвало, обошлось и без  других
неприятных признаков болезни.
   Счастье? Ничего себе счастье! Боже, какой ад!
   Стивен ласково погладил руку Розалинды.
   - Пора просыпаться, леди Калибан. Мы почти приехали.
   - М-м-м. - Она несколько  минут  понежилась  в  такой  приятной  близости
Стивена. В тот момент, когда экипаж остановился, что-то прохладное и влажное
коснулось ее щеки. Открыв глаза, она увидела мордочку Порции. -  Мне  снится
сон или на груди у меня в самом деле сидит котенок?
   - Я выпустил ее из клетки. Чуточку пометавшись,  Порция  решила,  что  ты
очень мягкое и удобное ложе. - Его глаза насмешливо блеснули.  -  В  чем  я,
разумеется, не мог с ней не согласиться.
   Покраснев, она выпрямилась и слегка потянулась.
   - Мы уже прибыли?
   - Да, прибыли. - Стивен схватил Порцию и сунул ее обратно в  корзинку.  -
Ты, оказывается, порядочная соня. Мы дважды меняли лошадей,  а  ты  даже  не
пошевелилась.
   - Для бродячей актрисы очень полезно  умение  спать  где  угодно.  -  Она
выглянула  из  окна.  -  Ухоженные  леса  впереди  постепенно  спускались  к
мерцающим пескам. Далеко на  горизонте  кроваво-красное  солнце  садилось  в
море, его лучи окрашивали облака в ярко-коралловый и  темно-синий  цвета.  -
Какая красота! Где мы?
   - Керби-Мэнор. Ты смотришь через устье реки Ди на Ирландское море.  -  Он
откинул запор на дверце и помог ей выйти наружу. - Дом позади нас.
   Он хотел было повернуться, но она схватила его за руку.
   - Дом может подождать.
   Они молча проследили, как солнце погрузилось в волны. И  небо,  и  облака
потемнели. День быстро подошел к  концу.  Она  подумала  о  том,  что  скоро
ожидает Стивена, и поперек горла у нее встал комок.
   Она повернулась к дому. Керби-Мэнор  был  построен  в  местном  стиле  из
дерева и камня. Приземистый, с изогнутыми стропилами и ромбовидными  окнами,
ловившими последние золотистые отблески дня, этот черно-белый дом был  очень
красив. Она с восхищением залюбовалась деревянной обшивкой в елочку.
   - Дом, конечно, изумительный, но в моем понятии, его  никак  не  назовешь
маленьким.
   - Это самая маленькая моя резиденция. Всего пять спален.
   Перед ними предстали мужчина и женщина, очевидно, ожидавшие, когда герцог
обратит на них внимание.
   - Добро пожаловать в Керби-Мэнор,  ваша  светлость.  -  Мужчина  наклонил
голову, женщина присела. - Надеюсь, вы останетесь довольны. К  сожалению,  у
нас было очень мало времени, чтобы приготовиться...
   - Если главные комнаты чисты и у вас  есть  хорошая  чеширская  еда,  это
вполне нас устроит. - Стивен подвел к ним Розалинду. - Розалинда, это мистер
и миссис Найленд. Позвольте мне представить вам, - обратился он к слугам,  -
герцогиню Ашбертон.
   Она едва не вздрогнула, когда миссис Найленд  снова  присела,  а  ее  муж
неловко поклонился. Ну какая  она  герцогиня,  просто  актриса  с  волосами,
зачесанными за уши, как у школьницы. И все-таки она  герцогиня,  и  если  не
ради себя, то хотя бы ради Стивена должна вести себя, как подобает настоящей
герцогине.
   И тут ее вдруг осенило. Почему бы не  сыграть  роль  герцогини,  как  она
сделала бы  это  в  театре?  Она  наклонила  голову  и  приветливо,  но  без
фамильярности улыбнулась:
   -  Вы  вполне  заслуживаете  похвалы  за  то,  что  сумели   так   быстро
подготовиться. Когда будете вносить мой багаж, обратите внимание на корзинку
с Порцией - так зовут моего  котенка.  Она  неплохо  переносит  дорогу,  но,
вероятно, изрядно проголодалась.
   Забрав Порцию и весь багаж, Найленды поспешили  в  дом.  Кучер  поехал  в
конюшню, а Розалинда и Стивен рука об руку поднялись по  парадной  лестнице.
Он открыл парадную дверь, затем неожиданно наклонился и рывком поднял ее  на
руки. Рассмеявшись, она крепко ухватилась за него,  стараясь,  чтобы  он  не
потерял равновесия.
   - Конечно, это не Ашбертонское аббатство, но все же мой дом и порог  тоже
мой.
   - И так будет повторяться во всех шести домах? - спросила она,  когда  он
внес ее в дом.
   - Если пожелаешь. Но я не  думаю,  что  ты  захочешь  посетить  охотничий
домик. Там везде темные деревянные панели, головы животных.
   У них просто не будет времени побывать во всех его шести домах.
   - Ты прав, - сказала она сдержанным голосом, - в твоем описании охотничий
домик выглядит ужасно мрачно.
   Он пронес ее по темному коридору в довольно  просторный  холл,  устланный
мягкими коврами и отделанный резными дубовыми панелями. Тут он  поставил  ее
на пол и медленно притянул к себе.
   Она сильно волновалась, дышала прерывисто. Никто из них уже  не  смеялся.
Он смотрел на нее с мрачным лицом, точно стараясь  запечатлеть  ее  в  своей
памяти. Затем поцеловал с мучительной нежностью. Ее рот приоткрылся, вся она
затрепетала. Четыре дня, прошедшие с того времени, когда  они  так  страстно
любили друг друга, показались вдруг целой вечностью.
   Почувствовав, как в его руках она истаивает точно воск, он поднял  голову
и хрипло спросил:
   - После того как мы приведем себя в порядок и поужинаем, могу я  зайти  к
тебе в комнату?
   Она удивленно уставилась на него, потом рассмеялась:
   - Стивен, мой дорогой муж, пожалуй, ничто так убедительно  не  показывает
разницу в нашем общественном положении, как эти  твои  слова.  Среди  людей,
меня окружавших, никому даже и в голову  не  могло  прийти  задать  подобный
вопрос. Всякая пара, естественно, живет в одной комнате, делит одну постель.
Это, вероятно, помогает быстро улаживать ссоры. - Она  зачесала  его  волосы
назад, открыв лоб. На язык рвались слова любви. - Ты всегда будешь  желанным
гостем в моей постели. Более того, я буду чувствовать себя  обиженной,  если
ты будешь спать отдельно. Он пристально взглянул на нее.
   - Стало быть, я могу заключить, что твой ответ - да.
   - Конечно. - Она облизнула губы. - День был такой долгий и  утомительный,
может, нам обойтись без ужина? Сразу лечь в постель?
   - Нет. - Он отодвинулся и крепко  сжал  ее  руку.  -  В  первый  раз  все
произошло слишком быстро. Но сегодня мы должны в полной мере вкусить радость
ожидания.
   Слишком долгое ожидание могло  превратить  ее  в  пантеру.  Но  он  прав.
Никакой необходимости спешить нет, - зато есть много причин, чтобы терпеливо
дожидаться своего времени.
   - Ты  говоришь  вполне  разумно,  хотя  сейчас  я,  пожалуй,  не  склонна
рассуждать разумно. - Она наклонила голову. - У меня есть одно  предложение.
Покажи мне дом, пока будет готовиться ужин. После этого  мы  можем  спокойно
поужинать в одной из комнат.
   - Отличная мысль. - Он поцеловал кончики ее пальцев и предложил ей  руку.
И заговорил тоном хорошо вышколенного дворецкого:
   - Это, дорогая герцогиня, главный холл, или зал.
   Предполагается, что самая старая  часть  дома  была  сооружена  в  начале
пятнадцатого века. Пожалуйста,  обратите  внимание  на  великолепные  лепные
украшения.
   Она рассмеялась, думая, что он обладает несомненным талантом  комического
актера.
   - Они в самом деле великолепны,  ваша  светлость,  -  сказала  она  тоном
восхищенного посетителя.  -  Но  не  кажется  ли  вам,  что  совокупляющиеся
херувимы выглядят на потолке зала не слишком пристойно?
   - Они отнюдь  не  совокупляются,  мадам.  Их  соединяют  чисто  дружеские
отношения. Они очень дружны. - Он провел ее по первому этажу, показывая все,
что заслуживало внимания, и вызывая ее смех своими комичными комментариями.
   Как и во всех полудеревянных-полукаменных домах, полы здесь были  шаткие,
окна скошены, во всем доме не было, казалось, ни одной прямой линии.  И  это
ей нравилось. Ей также нравились как бы случайные  соприкосновения,  которые
постепенно разжигали огонь в их крови.
   Когда они стали подниматься по лестнице, она спросила:
   - Как часто ты здесь бываешь?
   - Ну, может быть, раз в год. Когда приезжаю по делам.  И  обычно  провожу
здесь несколько дней. - Он печально улыбнулся.  -  Я  знаю,  что  ты  хочешь
сказать. Конечно, жаль, что дом все время стоит пустой.
   Она удивленно вскинула голову:
   - Разве у тебя нет  каких-нибудь  бедных  кузенов,  которые  нуждаются  в
жилище?
   - Есть. Но все они предпочитают жить на юге. Ближе к цивилизации. Один из
кузенов живет в норфолкском поместье, куда я отправил Элли Уорден и ее сына.
- Он насмешливо улыбнулся. - Что бы я ни говорил, кузен Куинтус и  его  жена
непременно решат, что ребенок - мой, а  стало  быть,  за  ним  будут  хорошо
приглядывать.
   - Я рада за Элли и ребенка, хотя их появление у тебя в поместье  и  может
повредить твоей репутации.
   Когда он ввел ее в освещенный лампами,  не  правильной  формы  холл,  она
прижала к себе его руку. Она много мечтала о своем доме, но даже в мечтах не
представляла такого великолепия.  Может  быть,  какой-нибудь  кузен  все  же
оценит его.
   Когда они прошли холл, он сказал:
   - Комната хозяина - слева, комната хозяйки - справа. Между ними находится
гардеробная и дверь, соединяющая обе комнаты. - Он открыл дверь справа.
   Едва она вошла, у нее словно оборвалось дыхание. В  левом  конце  большой
комнаты стояла массивная, под красивым  пологом  кропать,  справа  находился
диван, удобные кресла и другая мебель. Здесь можно было посидеть, отдохнуть.
Но что больше всего поразило ее - так это обилие роз. На  столиках  по  всей
комнате были расставлены вазы с красными, розовыми и  белыми  цветами,  ярко
сверкающими в отблесках камина. Воздух был напоен опьяняющим ароматом.
   Она удивленно притронулась к алой розе.
   - Стивен, это просто поразительно. Как ты сумел так украсить спальню?
   - Полагаю, у меня есть дар декоратора. - Он поцеловал ее в  необыкновенно
чувствительное место, там, где шея переходит в плечо. - Идея родилась как бы
сама собой. Розы для моей безупречной Розы.
   Сглотнув, она понадеялась, что он никогда не узнает, насколько неприменим
к ней эпитет "безупречная".
   - Цветы необыкновенно хороши. Но они так недолговечны.
   - Может быть, именно поэтому они так и хороши, - спокойно отозвался он.
   На какой-то миг их взгляды встретились. Даже в эту их первую брачную ночь
невозможно было уйти от мысли о бренности всего сущего. Но пока ее муж  жив,
решила Розалинда, они постараются насладиться каждым мигом радости,  который
подарит им быстролетящее время.

Глава 19

   Стивен отхлебнул вина из кубка, не сводя глаз с Розалинды, которая сидела
с противоположной стороны круглого столика. Она свободно распустила  волосы,
и теперь при каждом движении ее головы их пышная волна играла темно-золотыми
и янтарными переливами. Ее предложение поужинать в спальне  оказалось  очень
удачным: здесь царила интимная  обстановка,  которую  никак  не  удалось  бы
создать в большой столовой.
   Все с этой комнате с пылающим камином,  казалось,  дышало  предвкушением.
Сознание того, что их ожидает после ужина,  придавало  особый  вкус  каждому
съеденному куску еды, выпитому глотку вина.
   Стивен ощущал странное раздвоение. С одной стороны, он  хотел  Розалинду,
хотел яростно,  неистово.  Мечтал  ласкать  ее  до  полного  удовлетворения,
проспать остаток ночи в ее объятиях, затем проснуться и начать все сызнова.
   С другой стороны, он чувствовал себя как неопытный,  совсем  еще  зеленый
юнец. Перед первой своей женитьбой Стивен вел обычный для богатого  молодого
человека образ жизни,  имел  несколько  легких  связей  с  самыми  красивыми
лондонскими куртизанками.
   С женитьбой все это прекратилось. Луиза вряд ли стала бы  упрекать  мужа,
заведи он себе любовниц. Она была воспитана в убеждении, что жена не  должна
замечать  любовных  похождений  своего  мужа.  Но  гордость  Луизы  была  бы
уязвлена, а, пожалуй, единственное, что он мог для нес сделать, это  хранить
верность. К тому же его отвращал пример отца, который  не  таясь  предавался
распутству.
   Сначала  Стивену  было  трудно  ограничиваться   холодным,   безрадостным
супружеским ложем. По ночам, беспокойно ворочаясь, он страстно мечтал о том,
чтобы зарыться в мягкую уступчивую женскую плоть. Но со  временем  смирился.
Тем более что не отличался сверхстрастным темпераментом и знал, что идти  по
праведному пути часто бывает очень и очень нелегко.
   Оказалось, однако, что он сильно недооценивает свой темперамент. То,  что
он испытал в объятиях Розалинды, перевернуло его мнение о  себе.  Никогда  в
жизни в его жилах не полыхал подобный огонь, никогда в жизни  не  ощущал  он
столь глубокого удовлетворения. Это  было  что-то  вроде  чувственной  бури,
очень, к сожалению, непродолжительной. А он хотел, чтобы и сегодня и во  все
последующие ночи эта буря длилась как можно дольше.
   Но сумеет ли он полностью удовлетворить Розалинду? Она  женщина  горячая,
бурно отзывающаяся на ласки. А ведь он, с тех пор как женился на Луизе, даже
не видел обнаженного женского тела. Его жена питала  глубокое  отвращение  к
физической  стороне  брака,  поэтому  считала,  что  исполнять   супружеские
обязанности можно только во тьме, только под одеялами и в  ночных  рубашках.
Луиза  решительно  отвергала  всякие  попытки  выйти   за   пределы   самого
элементарного секса. Поэтому в  тонкой  науке  любви  Стивен  был  неопытным
новичком. И для изучения этой науки  у  него  оставалось  не  так  уж  много
времени.  Впервые  в  жизни  ему   представлялась   возможность   восполнить
упущенное, но боль не позволяла забыть,  что  тело  становится  все  слабее.
Возможно, уже недалек тот день, когда он попросту  не  сможет  быть  хорошим
мужем для Розалинды. Конечно, она слишком добра и отзывчива, чтобы  упрекать
его за это. Но Стивен всей душой хотел, чтобы у нее  остались  об  их  любви
такие яркие воспоминания, которых впоследствии не смог бы  затмить  ни  один
другой мужчина. А это означало,  что  он  должен  хорошо  научиться  владеть
собой, своим телом, не допуская той лихорадочной спешки,  которая  возникала
как бы сама собой, вопреки его воле. При мысли о необходимости самообуздания
он кисло усмехнулся: до того ли ему  сейчас,  когда  его  буквально  сжигает
желание.
   Розалинда все еще была в костюме Офелии, и его бросало в жар всякий  раз,
когда он смотрел на ослепительно сверкающую грудь в глубоком вырезе  платья.
На  сеновале  он  смог  разглядеть  ее  лучше,  чем  Луизу  за  долгие  годы
супружеской жизни. Даже сейчас он видел больше, чем когда-либо позволяла ему
видеть Луиза.
   Розалинда была не только дивно хороша собой, она еще и  умела  развлекать
собеседника. Весь ужин она рассказывала занимательные истории из театральной
жизни. Наконец, положив пилку, закончила очередной рассказ:
   -  Сцена  была  в  самом  разгаре,  когда  кот,  который,   если   верить
театральному  распорядителю,   отличался   необыкновенно   смирным   нравом,
проснулся и высунул голову из корзины. Мама затолкала его обратно и  твердым
голосом  сказала:  "Если  ты  думаешь,  что  мы  играем  "Дика  Уиттингтона"
<Дик(Ричард) Уиттингон (ок. 1358-1423) - английский  торговец.  Неоднократно
был мэром Лондона>, ты сильно ошибаешься. Сиди тихо". Стивен рассмеялся:
   - Жаль, что я этого не видел. А что, в  самом  деле  есть  пьеса  о  Дике
Уиттингтоне и его коте?
   - Да. - Ее глаза заискрились. - Пьеса довольно  посредственная,  но  я  с
удовольствием вспоминаю, как совсем еще маленькая играла кота.
   Он представил  ее  себе  в  виде  усатого  длиннохвостого  кота  и  опять
рассмеялся. Очаровательная, вероятно, была картинка. Отставив кубок с вином,
он отрезал несколько небольших ломтиков сыра.
   - Не хочешь ли попробовать этого превосходного чеширского сыра?
   Розалинда взглянула на него из-под томно приспущенных век:
   - С удовольствием.
   Нагнувшись вперед, он протянул ей ломтик  сыра.  Она  взяла  сыр  губами,
прямо из его пальцев.
   - Сыр просто прелесть, - пробормотала она. - А ты сам  не  хочешь  съесть
кусочек?
   - Пожалуй, я не прочь.
   Она взяла ломтик и поднесла к его губам.  Пальцы  у  нее  были  тонкие  и
сильные. Он чувственно обласкал их языком.
   Она медленно отняла руку.
   - Тебе не кажется, что тут слишком жарко?
   - Может быть, убавить пламя в камине?
   - У меня есть идея получше. - Она встала и повернулась к нему  спиной.  -
Рядом со мной нет Джессики, поэтому тебе придется  самому  расшнуровать  мне
платье.
   Ощущая сильный прилив крови, он встал  и  развязал  узел  в  самом  верху
сделанной крест-накрест шнуровки. Даже без туфель она доставала  головой  до
его носа. Ему нравилось, что она такая  высокая  и  полнотелая,  не  то  что
хрупкая Луиза.
   Но к чему вспоминать Луизу? Сравнивать  этих  двух  женщин  -  значит  не
отдавать должного ни одной из них. Вытаскивая шнурок из петельки, он сказал:
   - Это самое красивое свадебное платье,  которое  мне  доводилось  видеть.
Просто жаль, что оно предназначено для такой жалкой плаксы, как Офелия.
   Она усмехнулась:
   - Я всегда думала, что это платье предназначено  для  королевы.  Или  для
герцогини.
   Когда он кончил расшнуровывать платье, оно распалось сзади надвое, открыв
изгиб спины Розалинды. Кожа у нее  была  атласно-гладкой  и  походила  своим
теплым цветом на сливки.
   Ей еще раньше понравилось, когда он целовал ее плечо. Теперь, нагнувшись,
он слегка ущипнул ее затылок через поблескивающие волосы. Тихо вздохнув, она
выгнула шею.
   В надежде еще раз услышать этот  -  бесконечно  милый  -  вздох  он  стал
целовать ее шею и ласкать языком краешек уха.
   Все ее тело пронзила томная дрожь.
   - Оказывается... так приятно обходиться без услуг служанки, даже если эта
служанка - твоя сестра.
   -  Моя  единственная  цель  -  доставлять  тебе   удовольствие,   дорогая
герцогиня. - Окончательно вытащив шнурок, он стянул с  нее  платье.  Помогая
ему, она, словно танцуя какой-то живой танец, ловко вывернула тело. При этом
лиф и рукава закруглились вокруг ее талии. Чувствуя, что  у  него  пересохли
губы, он стянул  тяжелое  шелковое  платье  через  крутые  бедра.  Платье  с
волнующим шорохом упало на пол, и она осталась в сорочке, чулках и  подбитом
ватой корсете, который обычно надевали под облегающее платье. Он обнажил  ее
правое плечо, чтобы целовать безупречную плоть.
   - Я почти разделась, но мне стало еще жарче, чем было, -  заявила  она  с
чуть заметной улыбкой.
   - Значит, надо раздеться совсем.  -  Расшнуровать  корсет  оказалось  еще
легче, чем расшнуровать платье. Он снял нижнюю рубашку и обнял ее за  гибкую
талию.
   - Так и в самом деле гораздо лучше.
   Она откинулась к нему спиной. Чудесный аромат ее тела сливался  с  густым
ароматом роз. Боже! О Боже! Он взял в руки  ее  теплые  упругие  груди.  Как
большие сочные плоды, лежали они на  его  ладонях.  На  эту  его  ласку  она
отозвалась трепетным вздохом.
   - Не слишком ли  долго  длится  предвкушение?  -  спросила  она  глубоким
грудным голосом, упираясь в него своими круглыми ягодицами. Он  почувствовал
сильное напряжение в паху.
   Нет. Им ос