придется
приложить немало усилий, чтобы сделать свое средневековое жилище обитаемым.
   Вернулся старый дворецкий и предложил пройти. После долгих  блужданий  по
каменным коридорам и узким витым лестницам  дворецкий  открыл  перед  гостем
дверь.
   - Библиотека, милорд.
   Не успел Рейф войти, как твердые металлические предметы коснулись  его  с
обеих сторон.
   - Руки вверх, Кэндовер, - произнес знакомый голос. - Одно движение, и вас
разорвет на куски.
   Только сейчас Рейф увидел мужчин, наставивших на него ружья. Понимая, что
до пистолета ему не дотянуться, не подписав себе смертный приговор, медленно
поднял руки. Каким же он был дураком, каким же безмозглым дураком!
   Рейф стоял неподвижно, пока слуга обыскал его, забрав пистолет.
   - Полагаю, я нашел графиню Янош, если  можно  так  выразиться,  -  сказал
наконец Кэндовер.
   - Совершенно верно, - ответил Варенн, -  и  она,  уверяю  вас,  в  полном
порядке. Весьма быстро освоилась со своим положением.
   Граф предложил Рейфу одно из кресел за столом. Между тем стража у  дверей
не убирала направленных на гостя ружей.
   - Кстати, - продолжал граф, - вы знаете, что ваша так называемая  графиня
не имеет к этому аристократическому званию  никакого  отношения?  Скажу  вам
больше, она англичанка, подобно  вам,  чудом  уцелевшая  щепка  от  большого
кораблекрушения.
   Истолковав выражение лица Рейфа как проявление крайнего недоумения,  граф
довольно захихикал.
   - Да ладно, герцог, не принимайте близко к сердцу. Я тоже  ни  о  чем  не
догадывался. Впрочем, хватит об этой потаскушке. Меня больше интересуете вы.
Кто-нибудь знает, что вы здесь?
   Рейф решил солгать и ответить "да", но слишком затянул паузу.
   - Отлично, выходит, никто не знает,  -  заключил  Варенн.  -  Мне  бы  не
хотелось тратить время моих людей на отстрел того,  кому  вы  проговорились.
Его у нас слишком мало.
   Значит, настал критический час, а они с Мегги совершенно беспомощны.
   - Удовлетворите мое  любопытство,  Варенн.  Что  вы  задумали?  Если  мне
суждено умереть, я хотел бы знать, за что.
   - Умереть? - недоуменно переспросил граф. - С  чего  вы  взяли?  Было  бы
неразумно  уничтожать  человека  с  вашим  состоянием.  Нет  уж,  я   привык
действовать с выгодой для себя.  Кстати,  говорят,  вы  имеете  доход  около
восьмидесяти тысяч фунтов в год. Это так?
   - Около того, - пожал плечами Рейф. - Но год на год не приходится.
   - Великолепно! - воскликнул граф. Глаза его сверкнули, как два  агата.  -
Поскольку у меня еще есть в  запасе  несколько  минут,  я  удовлетворю  ваше
любопытство, хотя бы отчасти. Не  желаете  стаканчик  бургундского?  Хорошее
вино.
   Какой  бы  парадоксальной  ни  казалась  ситуация,   Рейф   кивнул.   Ему
действительно нужно выпить. Вино,  как  и  было  обещано,  оказалось  весьма
недурным.
   - Вы,  верно,  гадаете,  кто  же  я  такой,  -  сообщил  граф,  потягивая
бургундское. - Все очень просто: Франции нужен сильный лидер, а  выродки  из
династии Бурбонов таковыми не являются. Когда  мой  план  будет  приведен  в
исполнение, в стране наступит хаос, а это как раз то, что мне нужно. У  меня
в жилах течет королевская кровь. Ее, правда, немного, но вполне  хватит  для
того, чтобы взойти на престол. Роялисты  будут  приветствовать  мой  приход,
ведь я доказал верность делу, служа отчизне даже в изгнании.
   -  Принимая  во  внимание  характер  нынешнего  Луи,  я  допускаю   такую
возможность, - согласился Рейф. - Но вы не учли, что страна  состоит  не  из
одних роялистов. Есть еще и приверженцы  Бонапарта.  Они  не  согласятся  на
установление прежнего порядка, не дадут повернуть время вспять.
   - Но я и не собираюсь поворачивать вспять  время,  мой  друг,  в  этом  и
состоит моя уникальность. Я человек гибкий. Мне не чужды новомодные  понятия
свободы, равенства, братства. Некоторые из  бонапартистов  уже  работают  на
меня. Вспомните, Наполеон тоже начинал с призывов к свободе, а закончил  как
величайший  диктатор  в  истории.  Главное  -  лгать  с  ясным  взглядом   и
по-крупному, и тогда будешь на коне.
   - Весьма разумно, граф, - поднял бокал  Рейф.  Он  не  знал,  считать  ли
Варенна гением или безумцем, либо и тем и другим вместе.  -  Но  боюсь,  вам
трудно будет привести обе фракции к согласию.
   - Ошибаетесь, -  покачал  головой  Варенн.  -  После  Наполеона  французы
почувствовали вкус к власти, едва ли меньшей власти Рима, и  теперь  во  имя
возвеличивания страны  готовы  забыть  обо  всем,  кроме  того,  что  они  -
французы.
   - Значит, вы считаете себя нацией победителей? - спросил Рейф.  -  А  как
насчет тех, кто устал от борьбы, кто хочет покоя и мира?
   - Порядок вещей таков, что волки едят ягнят, а не наоборот, Кэндовер.
   Чувствовалось, Варенн искренне верил в то, о чем говорил.  Рейф  вспомнил
Элен Сорель и тысячи других женщин, жаждущих мира, вспомнил  слова  генерала
Росси и, глядя на этого  сильного  человека,  склонен  был  скорее  поверить
Варенну, чем им. Хотя гурт достаточно смелых ягнят, наверное, сможет одолеть
волка-одиночку.
   Однако время для философских дискуссий было явно неподходящим.
   - Раз вы не собираетесь меня убивать, чего же вы хотите? - спросил Рейф.
   - Вашей поддержки, Кэндовер, вот  чего.  Мне  нужны  гарантии.  Мой  план
сработан четко, но никто не застрахован от неудачи. Хаос  -  не  та  стихия,
которой легко управлять. Если на вершину вынесет не меня, а кого-то другого,
я буду нуждаться в большой сумме денег.
   - Разве вы недостаточно богаты?
   - Я стараюсь поддерживать впечатление,  что  богат.  Однако  вы  же  сами
видите, в каком состоянии поместье, да и заговор требует денег. На сегодня я
банкрот. Если мне повезет, то получу столько всего, сколько  пожелаю,  и  вы
вернетесь в Англию невредимым. Если нет, - и тут Варенн пожал плечами, - вам
придется дорого заплатить за жизнь и свободу.
   - За меня и за графиню.
   - Так вы влюбились в эту  дешевку?  -  с  брезгливым  удивлением  спросил
Варенн. - Надо бы и мне выяснить, что же особенное она из себя представляет.
По мне женщина как женщина.
   И тут Рейф узнал, что значит "потемнело в глазах от гнева".  Оказывается,
это вовсе не метафора. Если бы не остаток здравого смысла,  напоминающего  о
страже с ружьями, он бы удушил Варенна голыми руками.
   Должно быть, хозяин что-то такое увидел в его лице, потому  что  поспешил
добавить:
   - Если вы и впрямь испытываете столь сильное чувство, уверен,  что  смогу
вам помочь. Конечно же, если вы дадите слово джентльмена. Чем  мне  нравятся
англичане, так это тем, что они всерьез воспринимают подобные вещи.
   В дверь постучали. Вошел посыльный с  письмом.  Варенн  прочел  послание,
нахмурившись.
   - Прошу простить меня, Кэндовер, но я вынужден  прервать  нашу  болтовню.
Меня ждут дела. Извините за апартаменты, но, поймите  меня,  так  вы  скорее
захотите выкупить для себя более удобное жилье. В  темницу  его,  -  добавил
граф, обращаясь к страже.
   В сопровождении двух охранников, державших его на  мушке,  Рейф  вышел  в
коридор. При всем кажущемся безумии план Варенна вполне мог  сработать.  При
том весьма шатком равновесии, которое  установилось  в  стране,  один  точно
нанесенный удар приведет к смене власти. Трон Луи стоял на песке,  и  лидер,
способный объединить страну, будет встречен с радостью.
   С другой стороны, после гибели столь  важных  персон  мировое  сообщество
примет такого правителя, который прикроется фиговым листком демократии.  Да,
план вполне может сработать, и Франция окажется в  руках  нового  Наполеона.
Перспектива леденила кровь.
   Спустившись на несколько  пролетов  вниз  по  продуваемой  всеми  ветрами
лестнице, они оказались в подземелье. И наверху было не очень-то приятно, но
здесь,  казалось,  пахло  мертвечиной  и  витал   дух   какого-то   древнего
преступления.
   Ступая по скользким ступенькам, то и дело спотыкаясь, Рейф наконец уперся
в массивную железную дверь. Угрюмый стражник снял  с  кольца,  вделанного  в
каменную стену, тяжелый ключ и вставил в замок. Его товарищ при  этом  дулом
ружья прижимал  Рейфа  к  стене.  После  продолжительной  борьбы  с  древним
механизмом дверь удалось открыть.
   - Приятно погостить, ваша г.., честь, - с сарказмом произнес стражник  и,
дав герцогу пинка, пропихнул его в камеру.
   Еще не успев приземлиться на каменный пол, Рейф понял, что в помещении не
один.

Глава 20

   Рейф, стоя на четвереньках, ощупывал место, где ему  предстояло  провести
невесть сколько времени. Камера представляла собой куб длиной примерно футов
десять. Стены из необработанного камня, пол  более  гладкий.  В  одном  углу
располагался грубо сколоченный топчан с ворохом соломы и двумя одеялами. Вот
и вся обстановка.
   Свет проникал из узкой щели под самым потолком. И,  хотя  в  камере  было
сумрачно, Рейф сразу узнал второго ее обитателя - блондина, расположившегося
в углу на соломе.
   "Дьявол, только этого мне не хватало".
   Перед тем как подняться, Рейф глубоко вздохнул. Наверное, он  должен  был
бы обрадоваться, узнав, что Андерсон  жив  и  не  является  предателем,  но,
ей-богу, любовник Марго - не самая лучшая компания в заточении.
   -  Жаль,  что  вас  тоже  забрали,  Кэндовер,  -  сказал   Андерсон,   не
потрудившись подняться с соломы. - Как это произошло?
   - Обычное дело, -  ответил  Рейф,  стряхивая  грязь  с  брюк,  -  мятежи,
похищения, заговоры.  Варенн  увез  графиню,  -  распрямившись,  добавил  он
мрачно.
   Андерсон резко сел, поморщившись от боли.
   - Проклятие, я этого и боялся. Как она?
   - В порядке, если Варенну можно доверять. К тому времени, как  глаза  его
привыкли к полумраку, Рейф различил следы жестоких побоев на лице Андерсона.
Его левая рука безжизненно висела, сам пленник был смертельно бледен.  Забыв
о ревности, герцог воскликнул:
   - Господи, что они с вами сделали?!
   -  Отдавая  дань  моей  легендарной  стойкости,  -  невесело   усмехнулся
Андерсон, - Варенн прислал за  мной  четырех  головорезов.  Я  отказался  от
приглашения, но они настояли на своем.
   - Кажется, припоминаю. Наутро после вашего исчезновения недалеко от дома,
где вы жили, были найдены тела двух неизвестных французов. Ваша работа?
   - Я весьма  неохотно  воспользовался  их  гостеприимством,  -  с  улыбкой
ответил пленник.
   Глядя на почти по-женски красивое лицо Андерсона, его  хрупкое  сложение,
Рейф с болью вспомнил о том, как плохо он о нем думал. :
   - С вами, как вижу, лучше не вступать в диспут, - грустно пошутил Рейф.
   - Боюсь, со мной теперешним смело мог бы подраться и воробей.
   На мертвенно-бледном лице его выступила испарина. Рейф подошел поближе  к
соломенному ложу Андерсона и опустился на колени.
   - Позвольте осмотреть  вашу  руку.  Взглянув  на  раздробленную  кисть  и
предплечье, Рейф присвистнул. Осторожно  исследуя  поврежденную  руку,  Рейф
спросил:
   - Вы так сильно ушиблись, разбивая чью-то голову?
   - Увы, нет. Едва ли я был в состоянии драться, когда меня сюда  привезли.
И тем не менее Варенн хотел со мной поболтать, а я оказался не в настроении.
   Рейф видел,  насколько  тяжело  дается  Андерсону  его  беззаботный  тон.
Мужество пленника вызывало восхищение.
   - Сломаны кисть и три пальца. К счастью, гноя не видно. Позвольте  помочь
вам снять плащ, чтобы я мог перевязать руку. Тогда станет легче.
   Рейф снял жилет и разорвал его на лоскуты. Затем, вспоминая навыки первой
медицинской  помощи,  принялся  перебинтовывать  руку  Андерсона,  ту  самую
красивую  руку,  которой  его  сокамерник  ласкал  Марго.  Рейф  боролся   с
ревностью, повторяя себе, что сейчас не время и не место для подобного  рода
мелочных переживаний, и в конце концов ему удалось справиться с собой.
   Рейф искренне старался причинить раненому как можно меньше страданий,  но
и  при  столь  бережном  обращении  процедура  была  для  несчастного  столь
мучительной, что, когда Рейф закончил, Андерсон едва не потерял сознание  от
боли.  Пот  тонкой  струйкой  стекал  по  лицу,  парень  лежал  на   соломе,
вытянувшись во весь рост, без движения.
   Подождав, пока дыхание станет ровным, Андерсон сказал:
   - В свете теперешних обстоятельств, может, мне и  следовало  бы  написать
это проклятое письмо. Встретив недоуменный взгляд Рейфа, он пояснил:
   - Варенн хотел, чтобы я написал Марго письмо, заманив ее в  замок.  Но  я
отказался, тогда он пригрозил переломать мне кости. Я не стал сообщать ему о
том, что я левша, пока мне не сломали три пальца и я потерял  способность  к
чистописанию. Оказывается, ему  следовало  бы  поработать  над  моей  правой
рукой.
   - Хотел бы я  увидеть  лицо  Варенна  в  этот  момент,  -  ответил  Рейф,
присаживаясь у ног раненого, усмехнувшись про себя его черному юмору.
   - Не думаю, что вы получили бы удовольствие, - сухо заметил  Андерсон.  -
Чтобы как-то себя утешить, он сломал мне кисть.  Впрочем,  я  знавал  тюрьмы
похуже этой. Солома свежая, одеяло чистое и, поскольку мы с вами во Франции,
вино подают вполне сносное. Температура, принимая во  внимание  время  года,
тоже вполне терпимая, хотя зимой, наверное, здесь не так приятно.
   Рейф невольно поежился. Ему совсем не хотелось оставаться в  этом  уютном
гнездышке до зимы.
   - Извините за любопытство, - сказал Андерсон,  -  но  оно,  учитывая  мою
профессию, простительно. Вы не знаете, что затевает наш хозяин?
   Рейф ввел товарища по несчастью в курс последних  бесед  с  Ференбахом  и
Росси, упомянул о смерти  Лемерсье,  не  вдаваясь  в  подробности,  а  затем
повторил слова Варенна, объясняющие мотивы его поступков.
   - Я чувствую себя последним дураком, - сказал Андерсон, закрывая глаза.
   - Не вы один, - тихо вторил ему Рейф. - Мы все заблуждались.
   "А я больше остальных", - добавил он про себя. Говорить было  не  о  чем.
Мужчины сидели молча. Честно говоря, Рейф о многом мог бы расспросить своего
соседа, но ни один из этих вопросов не был сейчас уместен.
   Шли  часы,  и  Рейф  стал  сознавать,  что  наиболее  неприятная  сторона
заключения состоит в скуке. Камера была столь мала, что не удавалось даже  с
комфортом вытянуться, а прикасаться к осклизлым стенам было  противно.  Рейф
понимал, что если ему не удастся быстро выбраться отсюда, он сойдет с ума.
   Он  завидовал  философскому  спокойствию  Андерсона.  Измученный   болью,
сокамерник большую часть времени спал,  но  и  в  периоды  бодрствования,  в
отличие  от  Рейфа,  чувствовал  себя  вполне  в  своей  тарелке.  Возможно,
сказывался шпионский  опыт.  Может  быть,  доведись  Рейфу  столь  же  часто
попадать в подобные ситуации, и он овладел бы искусством мириться  с  любыми
обстоятельствами.
   На закате принесли ужин. Один из слуг внес в камеру поднос, другой,  стоя
в дверях, держал обитателей подземелья под прицелом. Подали весьма приличное
мясное рагу, хлеб и фрукты, а  еще  кувшин,  вместивший  не  меньше  галлона
красного вина. Ни ножей, ни вилок пленникам не полагалось, даже  ложки  были
из мягкого металла, из которых все равно  не  сделать  оружия,  после  ужина
унесли, оставив заключенным лишь кувшин с вином и кружки.
   Вино не было достаточно крепким, чтобы напиться допьяна,  но  его  вполне
хватило, чтобы развязать мужчинам языки. В середине довольно сухой беседы  о
возможных действиях хозяина замка Рейф вдруг спросил:
   - Как случилось, что Марго ступила на этот путь?
   - Почему вы сами не спросили ее об этом? - после продолжительной паузы  в
свою очередь поинтересовался Андерсон.
   - Потому что она вряд ли ответила бы мне, - хрипло отозвался герцог.
   - Тогда  почему  вы  ждете  ответа  от  меня?  Рейф  задумался,  подбирая
аргументы поубедительнее, но в конце концов отказался от прямого ответа.
   - Я знаю, что не имею права требовать от вас  откровенности,  но  поймите
меня: когда-то я знал Марго очень хорошо, а теперь я  увидел  совсем  другую
женщину,  совершенно  для  меня   непонятную.   Голос   Андерсона   зазвучал
отстраненно, если не сказать враждебно:
   - Едва Мегги узнала о вашем приезде, она стала сама не  своя,  угрюмая  и
несчастная. Я встретил ее девятнадцатилетней и ничего не знаю ни о  детстве,
ни о годах юности, но кое-что  мне  все  же  известно.  Кто-то  очень  давно
наплевал ей в душу. Если вы - тот самый негодяй, не ждите  от  меня  никаких
откровений.
   Камера  погружалась  в  почти  непроглядную   мглу,   чуть   разбавленную
призрачным лунным светом. Силуэт Андерсона  был  едва  различим:  черный  на
черном. В темноте боль двенадцатилетней давности подкралась совсем близко  к
сердцу. Рейф потянулся за кувшином, налил себе и собеседнику.
   - Она никогда не рассказывала, что произошло?
   -  Нет,  -  безразличным  тоном  откликнулся  Андерсон,  но  Рейф  угадал
тщательно скрываемое любопытство.
   Если он тоже влюблен в Марго, ему должно быть интересно ее прошлое.
   В спасительной темноте  гораздо  легче  произносятся  слова,  на  которые
никогда не решишься при свете дня.
   - У каждого из нас половина ключа к пониманию прошлого Марго.  Почему  бы
нам не соединить половинки?  -  предложил  Рейф  и,  предупреждая  возможные
возражения, поспешил добавить; - Я знаю, что поступаю  не  по-джентльменски,
но, клянусь, я не желаю Марго вреда.
   Рейф  не  видел  лица  собеседника,  но  шестым  чувством  угадывал,  как
склоняется то одна, то другая чаша весов.
   - Мой отец, -  решился-таки  Андерсон,  -  всегда  говорил,  что  во  мне
маловато  благородства,  и  оказался  прав.  Но,  должен  вас  предупредить,
история, которую я вам поведаю, не из приятных.
   Андерсон замолчал, предоставляя первое слово Рейфу.
   - Марго приехала в Лондон в 1802 году. Происхождения она была не  слишком
знатного,  приданого  за  ней  почти  не  было,  красоту  ее,   согласитесь,
классической не назовешь, и тем не менее при желании она могла заполучить  в
мужья самого блистательного из лондонских женихов.
   Рейф замолчал, вспоминая свою первую встречу с Марго.  Он  увидел  ее  на
балу. Один взгляд - и уже не владел собой,  прервав  на  полуслове  какую-то
фразу, отделился от группы друзей и пошел прямо к ней, разрезая  толпу,  как
нож масло.
   Пожилая  дама,  по  обычаю  сопровождавшая  молодую  леди,  сразу  узнала
герцога, представила Кэндовера юной прелестнице, но  тогда  он  едва  слышал
дежурные слова. Для него существовала одна Марго. Вначале он  увидел  на  ее
лице легкое удивление, реакция  на  странный  взгляд  мужчины,  затем  глаза
молодых людей встретились, ив потемневших зрачках девушки  отразилось  пламя
его собственных внезапно вспыхнувших чувств. Или он  обознался?  По  крайней
мере тогда Кэндовер именно так истолковал взгляд Марго. Только  позднее  ему
пришло в голову, что столь быстрый отклик  на  его  чувства  был  вызван  не
обоюдной страстью, а всего лишь герцогским титулом Рейфа.
   - Раньше я не верил в  любовь  с  первого  взгляда  и  прочие  сказки,  -
продолжал, выйдя из забытья, Рейф. - Полковник Эштон попросил повременить  с
официальной церемонией до конца сезона, но недвусмысленно  дал  понять,  что
весьма одобряет наш брак. Я никогда не был так счастлив, как той  весной.  А
потом...
   Рейф замолчал, не в силах продолжать.
   - - Не останавливайтесь, Рейф, у самого порога заветной  двери.  Так  что
произошло с лучезарной мечтой юности?
   - То же, что обычно происходит с мечтой, - осипшим голосом ответил  Рейф.
- Она разбилась вдребезги. Однажды на холостой пирушке от одного из  друзей,
выпившего лишку и посему разболтавшегося, я узнал, что за несколько дней  до
этого Марго отдалась ему в саду во время бала.
   Рейф глотнул вина, чтобы промочить пересохшее горло.
   - Сейчас понимаю, что отреагировал неадекватно. Я был молод и по-юношески
бескомпромиссен, почти помешан от  любви.  Должен  был  бы  понять,  что  ею
двигало любопытство, жажда новых ощущений, а  вместо  этого  осудил  ее  как
преступницу, самую вероломную со времен Иуды. Я люб