которая произошла  в  их
отношениях, - и, возможно, она даже начнет строить планы  их  совместной
жизни!
   Дэвид осторожно встал с постели, бережно укрыв плечи Джослин одеялом.
Она спала все так же крепко, и он  позволил  себе  один  тихий  поцелуй,
после чего ушел к себе в комнату готовиться к новому дню.
   Оставив  Джослин  записку  -  она  должна  найти   ее   сразу   после
пробуждения, - он уже думал  о  том,  как  поскорее  вернуться:  ему  не
терпелось снова увидеть Джослин.

***

   Джослин просыпалась медленно: ее тело  наполняло  странное  сочетание
чудесной лени и неожиданной боли. Почему-то у нее горела щека  -  словно
она  провела  ею  по  какой-то  шершавой  поверхности.   Она   рассеянно
прикоснулась к ней ладонью - и тут же вспомнила: Дэвид прижимается щекой
к ее щеке и горячо шепчет ей на ухо  слова  восхищения  и  желания.  Она
вспомнила все:  страсть,  покорность  и  наслаждение,  какого  не  могла
представить себе, даже дав полную волю своему воображению.
   Она повернула голову и обнаружила,  что  находится  в  постели  одна.
Задрожав всем телом, она стремительно села. На  левой  подушке  осталась
вмятина там, где лежала голова Дэвида - и там лежала алая роза,  стебель
которой  был   обернут   запиской.   Лепестки   цветка   только   начали
раскрываться, и на их алом бархате еще искрились бриллиантами  несколько
капелек росы. Джослин робко взяла розу - интуиция подсказывала  ей,  что
послание, которое она сейчас прочтет, полностью изменит ее мир.
   Но этот мир уже изменился! С наслаждением вдохнув тонкий аромат розы,
она развернула записку.
   "Джослин, к моему глубочайшему сожалению, я должен уехать в  Херефорд
на судебную сессию, так что увижу тебя только  вечером.  Я  тебя  люблю.
Дэвид".
   Джослин смотрела на записку и чувствовала, как сердце  ее  рвется  на
кусочки, и каждый полон боли. Сначала боль пробежала тонкими трещинками,
а потом они расползлись во все стороны,  расколов  ее  душу  на  осколки
страха и одиночества, которые прятались у нее внутри.
   Ее охватило чувство глубочайшей потери. Сотрясаясь  от  рыданий,  она
закрыла лицо руками, судорожно сжав стебель розы в кулаке. Ей нужны были
дружба  и  страсть,  а  не  эта  несущая  обжигающую  боль   любовь   Не
удержавшись, она играла с огнем - и теперь обожглась.
   Как она могла  быть  настолько  глупа,  чтобы  думать,  будто  сможет
избежать отчаяния? Она  погубила  себя  -  и  при  этом  нанесла  Дэвиду
серьезную рану!
   Он не может ее любить, потому что на самом деле не знает ее. В полной
открытости супружеской постели, где  ничего  нельзя  скрыть,  он  быстро
увидит  все  ее  недостатки.  И  когда  это  произойдет,  иллюзия  любви
исчезнет, сменившись равнодушием или чем-то еще более страшным.
   Она не перенесет этого! Она уже сорвалась в  пропасть.  И  теперь  ей
надо бежать, не допустив окончательного уничтожения,  которое  неизбежно
должно наступить.
   Джослин лихорадочно строила планы побега,  когда  к  ней  с  утренним
подносом пришла Мари.
   - Доброе утро, миледи. День опять прекрасный.
   Ее жизнерадостность мгновенно погасла, едва она  увидела  лицо  своей
хозяйки:
   - Миледи! Что случилось?
   Поставив поднос на столик, горничная подняла с пола шелковый  пеньюар
и набросила его на обнаженные плечи Джослин.
   Джослин уставилась на алые пятна, расплывавшиеся по  белой  простыне,
яркие капли крови падали на ткань из ее пораненной шипами руки.  Стебель
розы, который она так судорожно сжала в припадке отчаяния, сломался.
   Ощущение физической боли помогло ей  собраться  с  мыслями.  Дрожащим
голосом она проговорила:
   - Нам надо  сегодня  же  утром  уехать  отсюда  в  Лондон.  Горничная
нахмурилась:
   - Но лорд Престон весь день пробудет в Херефорде!
   - Он с нами  не  поедет.  Скажите  моему  кучеру,  чтобы  он  заложил
лошадей, а потом запакуйте мои вещи. Я хочу уехать около полудня.
   Мари прикусила губу. Ее острый взгляд оценил  значение  беспорядка  в
спальне.
   - Миледи, вы уверены? Если у вас  какая-то  ссора,  то  не  лучше  ли
подождать и обсудить все с его милостью?
   Чувствуя, что вот-вот не выдержит, Джослин решительно сказала:
   - Делайте, как я велела.
   Ее тон  заставил  горничную  проглотить  готовые  сорваться  с  языка
протесты.  Встревоженная  Мари  отправилась  сообщить  кучеру  о  скором
отъезде.
   Думая о том, что  необходимо  еще  сделать,  Джослин  быстро  встала,
завязала пояс пеньюара, а  потом,  прихватив  с  собой  чашку  шоколада,
уселась за бюро. Теплый напиток  помог  ей  немного  успокоить  тревожно
рвущиеся мысли. Стараясь справиться с новым приступом слез,  она  начала
составлять записку для Дэвида.
   Горевать она сможет по дороге домой - для этого времени будет  больше
чем достаточно.

Глава 31

   Уже через час они были готовы к  отъезду.  Джослин  в  последний  раз
обвела взглядом комнату. Хотя она  провела  здесь  сравнительно  немного
времени, мысль о том, что она больше  никогда  не  вернется  в  усадьбу,
внушала ей глубокую печаль.
   Ее размышления прервала Мари:
   - Леди Джослин, а как же Хью Морган? Джослин повернулась и прочла  на
лице своей горничной тревогу.
   - В чем дело?
   - Хью служит вам или лорду Престону?
   - О! Я об этом не подумала. -  Джослин  нахмурилась.  Хотя  жалованье
молодому человеку выплачивала она, но он стал личным  слугой  Дэвида.  -
Попроси его прийти сюда.
   Когда Мари вернулась, приведя своего возлюбленного, Джослин сказала:
   - Морган, поскольку вы  -  камердинер  лорда  Престона,  вам  следует
остаться у него на службе. Он был очень доволен вами, так что,  полагаю,
захочет, чтобы вы остались при нем.
   Она  прижала  пальцы   к   пульсировавшему   болью   виску,   пытаясь
предугадать, как Дэвид воспримет ее отъезд.
   - Если лорд Престон решит уволить вас из-за.., из-за того, что прежде
вы были связаны со мной, вы можете  вернуться  в  Лондон.  То  же  самое
относится к вашему брату Рису, если он предпочтет работать у меня, а  не
здесь, в Уэстхольме.
   Хью устремил взгляд на  Джослин.  На  его  открытом  лице  отразилось
страдание.
   - Леди Джослин, его милость чем-то вас обидел? Если это так...
   Он  так  явно  был  готов  ринуться  на  ее  защиту,  что  у  Джослин
перехватило дыхание и она с трудом смогла ответить:
   - Напротив. Это я причиняю ему зло.
   С лицом, подобным застывшей маске, она поспешно вышла из комнаты. Хью
и Мари проводили ее растерянными взглядами.
   Валлиец спросил:
   - Что случилось? У ее милости такое лицо, словно  она  столкнулась  с
самим дьяволом!
   - Не знаю, - ответила огорченная  Мари.  -  Вчера  оба  они  казались
такими счастливыми и влюбленными, а сегодня утром она плакала  так,  что
сердце разрывалось слушать. А потом - этот немедленный отъезд.
   Хью крепко обнял ее:
   - До свидания, моя милая. Если я не ошибся в лорде  Престоне,  то  мы
поедем в Лондон следом за вами, едва он вернется домой.
   - Я не хочу с тобой расставаться! - воскликнула Мари, и на ресницах у
нее заблестели слезы. - Разреши мне  остаться!  Или  поезжай  с  нами  в
Лондон. Ты сможешь снова служить у миледи.
   - Нет, малышка, ты же видела ее лицо. Сейчас ты очень нужна миледи. И
думаю, что я понадоблюсь милорду. -  Он  крепко  поцеловал  ее,  страдая
из-за предстоящей разлуки. - Скоро  мы  снова  будем  вместе,  даю  тебе
слово.
   Бросив  на  него  полный  грусти  взгляд.  Мари  взяла   шкатулку   с
драгоценностями своей госпожи и ушла. Хью нашел окно, из которого он мог
наблюдать, как они  усаживаются  в  карету.  Их  подсаживал  растерянный
дворецкий.
   А потом они уехали.

***

   Уже вечерело, когда Дэвид наконец вернулся домой. Не дожидаясь  слуг,
он нетерпеливо распахнул дверь. В холле его встретил  Стреттон.  Лицо  у
дворецкого было мрачнее тучи. Дэвид снял шляпу и бросил ее слуге.
   -  Где  леди  Престон?  Опять  на   чердаке?   Смутившись,   Стреттон
пробормотал:
   - Ее милость уехала в Лондон, милорд.
   Озадаченный Давид переспросил:
   - Уехала?!
   - Да, милорд.
   Дэвид решил, что это  могло  означать  только  одно:  Джослин  срочно
вызвал кто-то из родственников. Видимо, по очень важному вопросу. И  все
же сердце у него уже сжалось от дурных предчувствий.
   - Полагаю, она оставила для меня письмо?
   - Да, милорд.
   Дворецкий вручил ему запечатанную записку.
   Дэвид поспешно вскрыл ее и прочел:
   "Дэвид, мне очень жаль. Я не хотела причинять тебе  боль.  Нам  лучше
больше не видеться. Джослин".
   Каждое слово било, словно пуля, выпущенная из мушкета.  Он  два  раза
перечитал записку, пытаясь хоть что-то понять, однако так  ничего  и  не
понял.
   Он стремительно прошел мимо дворецкого и поднялся  наверх.  Этого  не
может быть - это какая-то странная шутка!
   Распахнув дверь спальни Джослин, он увидел, что там исчезли все следы
ее пребывания. Все изящные мелочи: флаконы с духами,  гребни,  щетки,  -
все исчезло с туалетного столика, остался только слабый аромат жасмина.
   Он  потрясенно  прикоснулся  к   голому   матрасу,   словно   надеясь
почувствовать тепло, оставшееся от прошлой ночи, но не ощутил и следа от
разделенной ими радости. По крайней мере он так считал, что радость была
разделенной.
   Он обвел комнату взглядом и заметил смятый листок бумаги  в  холодном
камине. Он поднял его, надеясь, что это окажется черновиком  прощального
письма, где хоть что-то прояснится.
   Письмо было написано незнакомым почерком, и Дэвид хотел уже выбросить
бумажку, но,  увидев  подпись  леди  Кромарти,  решил  прочесть  письмо.
Проклятие! Что значат эти угрозы в адрес Джослин?
   У  него  похолодело  сердце,  а  в  голову  лезли  самые  невероятные
предположения. Может быть.
   Джослин  все-таки  решила,  что  не  хочет  ликвидировать  их   брак,
поскольку это делало ее уязвимой для шантажа тетки? В  этом  случае  то,
что она  избавилась  от  девственности,  сильно  ослабило  позиции  леди
Кромарти.
   Или, не приведи Господь,  решила,  что  готова  к  встрече  со  своим
герцогом - теперь, когда она уже не невинная девушка. А кому же избавить
ее от девственности, как не временному мужу, пылающему к  ней  страстью?
Он помог ей не колеблясь. Она  оказалась  способной  ученицей  и  теперь
сможет предложить себя герцогу как женщина опытная.
   Однако ему трудно было поверить в то, что Джослин способна  на  такую
расчетливость и коварство:  он  всегда  считал  ее  человеком  добрым  и
правдивым. Может быть, она решила, что он с готовностью переспал  с  ней
ради минутного удовольствия,  а  его  признание  в  любви  заставило  ее
ужаснуться?
   Или он вообще ошибся, считая, что под маской светской женщины  у  нее
прячутся  доброта  и  ранимость?  Ведь  она  росла  в  мире,  совершенно
непохожем на тот, который окружал  его,  где  лорды  и  леди  вели  себя
необъяснимым для простых людей образом.
   Он снова смял письмо леди Кромарти. Обычно мужчин обвиняют в том, что
они бросают женщин, - а у них, похоже, все получилось  наоборот!  Ирония
этой ситуации ошеломляла.
   Дэвид  оставил  попытки  что-то  понять,  чувствуя,  что   совершенно
запутался. Фактом оставалась лишь ее записка со словами, что она  больше
не хочет с ним встречаться, и письмо ее тетки,  которое  превратило  акт
любви в горстку пепла.
   Он стоял у окна, устремив невидящий взгляд  вдаль,  когда  в  комнату
вошел Морган и в смущении проговорил:
   - Милорд, я хотел бы поговорить с вами о леди Джослин.
   - Говорить, в сущности, не о чем. - Дэвид с трудом проглотил вставший
в  горле  ком  и  постарался  найти  для  происшедшего  приемлемое   для
посторонних объяснение:
   - Она была очень любезна, когда согласилась.., приехать и помочь  мне
привести в порядок дом и хозяйство.
   Отказываясь принять намек, Морган упрямо сказал:
   - Мари сказала мне, что этим утром ее милость плакала так,  словно  у
нее разбито сердце. А когда я спросил миледи, не обидели ли вы  ее,  она
ответила, что, наоборот, это она поступила нехорошо по отношению к вам.
   Заметив выражение лица своего хозяина, Морган густо покраснел.
   - Я не думал предавать вас, милорд, но на первом месте у меня  всегда
будет стоять она - я не забуду никогда, как она помогла моему брату.
   Вспомнив о Рисе,  Дэвид  подумал,  что  женщина,  которая  поддержала
впавшего в уныние инвалида-солдата исключительно по доброте душевной, не
могла быть бессердечной обольстительницей.  Он  попытался  увязать  этот
факт с остальными деталями отъезда  Джослин.  Накануне  он  не  заметил,
чтобы ее одолевали какие-то мрачные мысли. Если только она не  научилась
лгать не только словами, но и телом,  то  она  пришла  к  нему  по  зову
страсти и испытала глубочайшее блаженство.
   Может быть, она рассердилась на него за то, что  он  сделал  их  брак
настоящим? Возможно, шампанское затуманило ей голову, и теперь она винит
в случившемся его. Но это  чертовски  несправедливо,  если  учесть,  как
часто он спрашивал, уверена ли она в том, что хочет близости.  А  он  по
опыту знал, что его жена во всем была права.
   Дэвид понял, что  гадать  бесполезно:  маловероятно,  чтобы  поступок
Джослин объяснялся чем-то очевидным, лежащим на поверхности. Несмотря на
внешнее самообладание Джослин, ее уверенность, он заметил, как ее пугает
сама мысль о любви. В глубине ее  души  живут  раны,  которые  открылись
из-за того, что она  поддалась  страсти,  а  он  признался  ей  в  своих
чувствах.
   Сумятицу его мыслей прервал решительный голос Моргана:
   - Мари говорит, что леди Джослин вас любит.
   Все домашние это заметили.
   Любит его? Смятение Дэвида мгновенно улеглось. Он  едва  не  поддался
безумию, послушавшись приказа, содержавшегося в  лаконичной  и  по  сути
бессмысленной записке Джослин. Он отпустит ее только при одном  условии:
если, глядя ему в глаза, она клятвенно заверит его, что он ей не нужен.
   Подойдя к дверям, он приказал:
   - Бросьте мне в саквояж кое-что из одежды. Я немедленно отправляюсь в
Лондон.
   - Я тоже поеду, милорд, - решительно объявил камердинер. -  Я  обещал
Мари, что приеду к ней, как только смогу.
   Завидуя отношениям,  которые  были  гораздо  проще  его  собственного
незадачливого брака, Дэвид сказал:
   - А потом мы вернем их обеих домой.

Глава 32

   Джослин возвращалась в Лондон со скоростью, на которую были  способны
хороший экипаж и резвые почтовые лошади.  Всю  дорогу  она  смотрела  на
золотое обручальное кольцо, которое Дэвид надел на ее палец,  предаваясь
мрачным размышлениям о своем прошлом. Многие мужчины клялись ей в любви,
а она небрежно отмахивалась  от  их  признаний,  читая  за  ними  то  ли
юношеские увлечения, то ли погоню за приданым.
   Дэвиду же удалось за короткий срок обезоружить ее и сжечь  дотла.  Он
незаметно проник в  ее  жизнь,  подкупив  своим  мужеством,  добротой  и
оптимизмом. Считая, что  его  сердце  принадлежит  другой  женщине,  она
подпустила   его   слишком   близко   и   теперь    расплачивается    за
неосмотрительность.
   Она добралась до Лондона вечером на второй день  путешествия,  вконец
измученная  мыслями,  которые  в  такт  мерному  цоканью  копыт   вихрем
пролетали в ее голове. Ясно ей  было  только  одно:  боль,  которую  она
испытывала сейчас, корнями уходила в ее прошлое,  которое  она  пыталась
забыть.
   Но пришло время разобраться в этом непонятном прошлом, чего бы это ей
ни стоило. Если даже окажется, что она непоправимо  искалечена  судьбой,
то, отбросив всякую трусость, надо дать себе отчет и в этом. Переночевав
в Лондоне, она  решила  на  следующий  же  день  отправиться  в  Кент  и
разыскать леди Лору - единственного человека, который может ответить  на
ее вопросы.
   Войдя в холл своего дома, Джослин по-новому  взглянула  на  привычное
великолепие. Да, тут царит роскошь - но до чего же пусто!  Что  одинокой
женщине делать в этом огромном шикарном доме?
   Мари  со  шкатулкой  в  руках  поднималась  наверх.   Ее   молчаливое
сочувствие  помогало  Джослин  пережить  нелегкий  путь  из   Херефорда.
Останется ли горничная с ней или предпочтет вернуться в Уэстхольм, чтобы
быть  рядом  со  своим  возлюбленным?  Тогда  Джослин  останется  совсем
одинокой...
   Не чувствуя в себе сил подняться по двум лестничным пролетам, Джослин
остановилась в гостиной, устало стаскивая с рук перчатки. Она попросила,
чтобы ей подали чаю, и поднесла к губам чашку,  надеясь,  что  ароматный
напиток взбодрит ее. И вдруг дверь гостиной  открылась  -  и  в  комнату
вошла леди Лора, свежая и удивительно привлекательная,  в  модном  синем
вечернем платье.
   - Какой приятный сюрприз!  -  воскликнула  она.  -  Я  рада,  что  ты
вернулась, дорогая! А где Дэвид? Джослин встала и горячо обняла тетку.
   - Я так рада, что вы здесь! - сказала она дрожащим от слез голосом. -
Я собиралась завтра ехать в Кеннингтон, чтобы повидаться  с  вами.  Дядя
Эндрю тоже в Лондоне?
   - Да, у него дела в штабе конногвардейского полка. Мы  с  ним  должны
встретиться чуть позже, на званом обеде. - Окинув встревоженным взглядом
племянницу, леди Лора довела  ее  до  дивана  и  села  рядышком.  -  Что
случилось, милая? Ты бледна как смерть.
   Джослин бессильно откинулась на спинку дивана и вытерла слезы.
   - Все.., очень непросто. У вас есть время  поговорить  или  вам  пора
ехать?
   - Ты же знаешь, что у меня всегда есть время  для  тебя,  -  ответила
тетка, тревожась все сильнее. - Что ты хочешь обсудить?
   С чего начать? С той ужасной путаницы, в которую она превратила  свою
жизнь и жизнь Дэвида? Или раньше, с той  трагедии,  которая  непоправимо
сломала ее жизнь?
   С застывшим лицом она попросила:
   - Расскажите мне о моей матери.
   - Ты всегда отказывалась говорить о Клео! - изумленно ахнула Лора.  -
Почему ты сейчас меня об этом просишь?
   - Потому что мне необходимо понять, - жестко ответила Джослин. -  Что
она была за человек? Почему мой отец с ней развелся?  Она  действительно
была шлюха, как все ее называют?
   - Дорогая моя, да кто тебе такое сказал? - воскликнула леди Лора.  На
ее лице был написан ужас.
   - Все говорили! Вы помните ту карикатуру, которую мы с вами видели  в
витрине типографии? Леди Лора поморщилась:
   - Я не догадывалась, что  тебе  в  столь  нежном  возрасте  уже  было
понятно, что означали те рисунки и комментарии,  Джослин  вдруг  поняла,
что тогда леди Лоре было всего лет девятнадцать  или  двадцать.  Видимо,
она была потрясена не меньше, чем ее племянница. И потом ей каждый  день
приходилось выслушивать злобные сплетни о Клео в салонах и бальных залах
Лондона. Неудивительно, что она была так рада  уехать  следом  за  Эндрю
Киркпатриком в действующую армию.
   - Тот день был отнюдь не единственным. - Джослин криво улыбнулась.  -
Слуги называли ее потаскухой, когда думали, что я их  не  слышу.  То  же
самое говорили и благовоспитанные юные леди в закрытом пансионе в  Бате,
куда меня отправил отец. В том  самом,  откуда  я  сбежала.  А  был  еще
благородный лорд, который пытался меня соблазнить на балу в честь выезда
в свет его собственной дочери: он полагал, что я унаследовала склонности
моей матери. "Дочка - что мамочка", - сказал он, а потом  запихнул  язык
мне в рот.
   - Боже правый, почему ты ни о чем мне не рассказывала? Или отцу...  -
Лора позеленела от возмущения.  -  Ты  всегда  казалась  такой..,  такой
спокойной. Тебе было всего четыре, когда твоя мать  уехала,  и  не  было
заметно, чтобы ты по ней скучала. Если ты  когда-то  и  спрашивала,  что
стало с мамой, то я об этом, во всяком случае, никогда не слышала.
   - Конечно, я ни о чем не спрашивала! - Джослин начало трясти. -  Даже
маленький ребенок знает, какие темы затрагивать запрещено?
   - Клео была женщиной упрямой и совершила немало  ужасных  ошибок,  но
шлюхой она не была, - решительно заявила  Лора.  -  Они  с  твоим  отцом
влюбились друг в друга с первого взгляда и поженились  спустя  считанные
недели после встречи. Когда п