ых
блестящих лондонских кавалеров. На людях они вели себя сдержанно, по крайней
мере до тех пор, пока не  было  объявлено  о  помолвке,  но  при  этом  Рейф
старался  проводить  подле  своей  избранницы  каждую  свободную  минуту.  И
казалось, она была столь же счастлива в его обществе, как и он в ее.
   Тогда-то и случилась та злосчастная холостяцкая пирушка. Даже сейчас Рейф
смог бы перечислить по именам  всех  молодых  людей,  собравшихся  вместе  в
теплый июньский вечер, помнил  каждое  слово  из  пьяного  рассказа  Оливера
Нортвуда, как некая молодая особа была рада, что он избавил ее  от  порядком
надоевшей ей девственности. Все произошло в саду во время бала. Рейф  слушал
вполуха, но тут как гром с ясного неба с губ Оливера сорвалось имя девицы  -
Марго Эштон.
   Большинство молодых людей на вечеринке преклонялись перед Марго, и  после
наступившей минутной тишины один из юношей  подошел  к  Оливеру  и  дал  ему
пощечину, сказав, что джентльмен никогда не стал  бы  говорить  так  о  юной
леди. Но сказанное подвыпившим юнцом уже начало творить разрушение.
   Рейф едва успел выйти  из  дома,  как  его  вырвало.  Стоило  ему  только
представить Мегги под пьяным негодяем, как тот слюнявит ртом ее полные губы,
раздвигает ее стройные ноги, и герцога опять вывернуло наизнанку.
   Его рвало до желчи, он ослабел,  покрылся  испариной,  но,  увы,  мерзкая
картина запечатлелась в мозгу  навечно,  словно  выжженное  каленым  железом
клеймо. Рейф не знал, сколько  времени  он  провалялся  в  полубреду,  когда
участливый голос над ухом спросил:
   - Ты в порядке, парень? Нанять тебе кэб?
   Какой-то добрый человек помог ему подняться, но от дальнейших услуг  Рейф
отказался; он шел, убыстряя шаг, по темной улице,  как  бы  надеясь  загнать
насмерть собственное воображение.
   Остаток ночи он провел, бесцельно блуждая  по  лондонским  улицам.  Ловцы
удачи, занимающиеся своим ремеслом по ночам, воодушевленные дорогим костюмом
позднего прохожего, у которого наверняка было чем поживиться, отступали  при
виде столь отрешенного лица, в суеверном страхе  предпочитали  оставить  его
одного в путешествии то ли в рай, то ли в ад. Серые глаза юноши казались  им
глазами мертвеца.
   Провидение или рок, смотря как посмотреть, вывели герцога под утро  прямо
к дому Марго Эштон. Рассвет едва занимался, и девушка еще не успела  выехать
на утреннюю прогулку. Они должны были, как всегда, встретиться в  парке,  но
Рейф перенес встречу на более ранний час.
   Марго явно была рада ему, несмотря на его помятый  и  потрепанный  вид  и
следы ночного кутежа. Воздушная изумрудно-зеленая накидка прикрывала  плечи,
по которым рассыпались золотистые волосы. Легко, словно танцуя,  побежала  к
нему через комнату в ожидании традиционного поцелуя. В мягком утреннем свете
глаза ее играли зелеными огоньками, лицо лучилось улыбкой.
   Рейф отшатнулся, не в силах вынести прикосновения порочных губ,  и  сразу
же выплеснул на ее золотую головку все то, что узнал  накануне.  Марго  была
страстной натурой, и только идеалистический взгляд Рейфа  на  брак,  упрямое
желание  привести  ее  на  брачное  ложе  девственницей  удерживали  его  от
последнего шага. Марго была бы не против отдать ему то, что с такой охотой и
запросто отдала другому мужчине.
   Так, может, были и другие? Сколько? За ней многие ухлестывали,  наверное,
он, Рейф, оказался единственным дураком, который отказался от столь лакомого
кусочка! Почему она приняла его предложение, отвергнув других? Не потому ли,
что Рейф был герцогом по крови и наследником немалого состояния? Может быть,
на этих утренних выездах ему надо было взнуздать ее, словно свою  кобылу,  и
он был последним дураком, потому что  не  догадался  попросить  ее  о  такой
малости?!
   Марго не сделала ни малейшей попытки убедить его во вздорности обвинений.
Протяни она ему хоть соломинку, Рейф бы с радостью ухватился за нее. Если бы
она зарыдала и стала просить прощения, он бы пообещал все забыть,  прекрасно
понимая, что никогда больше не сможет ей доверять.
   Рейф готов был бросить к ее ногам всю свою гордость,  дай  она  ему  хоть
малейший повод сделать это.
   Но Марго только молча слушала  его  обвинения.  Всегда  румяная,  девушка
побледнела как смерть. Марго даже не спросила  имя  того,  кто  рассказал  о
прелюбодеянии, возможно, потому,  что  их  было  много,  имя  уже  не  имело
значения. В ответ она только спокойно  заявила,  что,  к  счастью,  оба  они
узнали истинную сущность каждого из них до брака, иначе было бы поздно.
   Ее реакция оказалась равносильной пинку в пах, Рейф до  последней  минуты
надеялся, что история окажется выдумкой. Что-то в его душе  надорвалось,  и,
покорчившись в смертельной агонии, навсегда умерло.
   Официально они не были  помолвлены,  но  Рейф  подарил  невесте  семейную
реликвию Уайтборнов - опаловый перстень, который она  носила  как  кулон  на
шее. Закончив говорить, Марго рванула его со  своей  груди,  порвав  золотую
цепочку, видимо, настолько не терпелось ей  обрести  свободу,  и  с  размаху
бросила перстень к его ногам, так что крупный опал треснул.
   Пробормотав  что-то  насчет  того,  что  она  не  хочет  держать   лошадь
стреноженной на холоде. Марго вышла с гордо поднятой головой,  не  обнаружив
никаких эмоций.  Через  несколько  дней  полковник  и  его  дочь,  обманутые
объявленным перемирием ,
уехали на континент.
   Проходили месяцы, и гнев Рейфа уступил место совсем другому  чувству.  Он
понял, что томится без Марго и с надеждой и болью ждет возвращения семейства
Эштон в Англию. Промучившись так почти год,  Рейф  решает  поехать  за  ней,
чтобы вымолить прощение и уговорить Марго выйти за него замуж. В  Париже  он
узнает, что опоздал. Последнее, что он мог сделать для нее и для  себя,  это
перевезти на родину тела покойных.
   С годами  Рейф  сумел  убедить  себя  в  том,  что  судьба  распорядилась
правильно, не дав свершиться этому браку. Рядом с ней он  становился  словно
бескостным, а быть мужем  женщины,  с  которой  чувствуешь  себя  совершенно
беспомощным, согласитесь, не очень приятно.
   Волны лет выносили на  гребень  все  новых  красоток,  и  вскоре  немного
осталось тех, кто  сохранил  память  о  Марго  Эштон,  звезде,  так  недолго
сверкавшей на лондонском небосклоне. Рейф научился срывать цветы наслаждения
с опытными и искусными в любви замужними женщинами, с радостью  принимавшими
его ласки.  Эти  женщины  одного  с  ним  круга  умели  и  любить  легко,  и
расставаться красиво. Рейф  считал,  что  не  стоит  создавать  себе  лишних
проблем  с  райскими  пташками,  которых,  когда  они  отпоют,  надо  как-то
выпроваживать из  клетки,  не  видел  он  резона  и  в  том,  чтобы  платить
содержанке,  когда  вокруг  столько  обеспеченных  привлекательных   женщин,
готовых довольствоваться комплиментами и изредка какими-нибудь безделушками.
   Наставляя  рога  Оливеру  Нортвуду,  Рейф   испытывал   какое-то   особое
удовольствие. Синди Браун, милая веселая девушка, дочь небедного  чиновника,
сделала блестящую партию, заполучив в мужья сына лорда. Оливер был по-своему
хорош собой. Светловолосый, крепкий,  он  принадлежал  к  тому  мужиковатому
типу, который, как ни странно, находит немало поклонниц среди женского пола.
Девушка, конечно, выходя замуж, еще не понимала, с кем связывает жизнь.
   Очень скоро ей представилась возможность узнать,  что  ее  муж  -  игрок,
пьяница и бабник. Каким бы горьким ни показался ее выбор, она решила  играть
в ту же игру. Так что, хотя  по  своей  природе  и  не  относилась  к  числу
неразборчивых женщин, Синди стала одного за другим заводить себе любовников.
Ситуация, однако, была не столько комичной, сколько трагичной:  при  любящем
супруге она могла бы стать самоотверженной женой и матерью, а  вместо  этого
отдавала себя любому, у кого находилась на нее охота.
   Рейф откликнулся на ее молчаливый призыв с большим  желанием.  Во-первых,
Синди была хороша собой, во-вторых, приключение обещало стать забавным. Хотя
Рейф никак не дал Нортвуду понять, насколько  его  откровения  поломали  ему
жизнь, была своеобразная сладость в том, чтобы отомстить болтуну, переспав с
его женой.
   Их  связь  длилась  недолго.  Кэндовер  чувствовал  себя  неудобно  из-за
бесконечных выходок Синди, и в конце концов она совсем  доконала  его  своим
безрассудством. Рейф сумел отделаться от нее достаточно красиво, за годы  он
стал настоящим маэстро в этом виде искусства,  хотя  время  от  времени  они
продолжали  встречаться,  чаще  в  обществе.  Увидев  ее  сегодня,  Рейф   с
удовольствием отметил, что Синди наконец стала  уравновешенной  и  смотрится
вполне достойно, не такой дешевкой, как раньше.
   До Рейфа докатился слушок о ее новой связи с военным;  может  быть,  речь
шла о том самом майоре, с кем она общалась на  балу.  Рейф  спрашивал  себя,
действительно ли Синди полюбила этого мужчину или продолжает использовать  в
качестве орудия борьбы с собственным мужем.
   Похоже, ее тактика приносила плоды. Оливер Нортвуд,  сам  старавшийся  не
упустить ни одной юбки, с ума сходил, оттого что  жена  посягала  на  ту  же
свободу для себя. В один прекрасный  день  кто-то  из  них  двоих  прикончит
другого.
   Поднимаясь в подъезд своего отеля, Рейф поклялся, что ни за что  не  даст
заманить себя в зону их перекрестного огня. Париж и без  того  обещал  стать
довольно неприятным для пребывания местом.

Глава 4

   Первой мыслью Мегги после пробуждения была мысль о нем, Рейфе  Уайтборне.
"Какой он все-таки непонятный человек",  -  думала  она,  зябко  поеживаясь.
Вообще-то  Мегти  всегда  нравилась  в   людях   чисто   английская   манера
холодноватой отчужденности, умение владеть собой при любых  обстоятельствах,
но отчего-то в Рейфе ее это раздражало. С годами  он  подрастерял  юношеский
пыл и непосредственность.
   Лежа  с  закрытыми  глазами,  Мегти  слушала,   как   просыпался   город,
поскрипывали дрожки, раздавались редкие шаги пешеходов, слышался  заливистый
крик петуха,  невесть  откуда  взявшегося  в  городе.  Обычно  Мегги  всегда
вставала в один и тот же час,  пила  кофе  с  рогаликом  и  отправлялась  на
прогулку верхом; сегодня же, проснувшись, она  натянула  на  голову  одеяло,
поглубже зарывшись в перину. Надо было хорошенько  отдохнуть  перед  трудным
днем. Сегодня предстояло многое  выведать,  а  ремесло  шпионки  не  прощает
оплошностей, вызванных усталостью.
   Спустя полчаса Мегги позвонила своей горничной Инге и  заказала  завтрак.
Потягивая крепкий, как это принято у французов,  кофе,  мысленно  составляла
список информаторов, с которыми ей предстояло встретиться в первую очередь.
   Принято думать, что женщина-шпионка собирает информацию в  основном  лежа
на спине. Но Мегги придерживалась иного мнения, считая этот  способ  слишком
утомительным и не слишком эффективным. Не говоря уже  о  пошлости  подобного
подхода, он, в силу своей природы, накладывал  определенные  ограничения  на
круг  собираемых  сведений.  Нет,  у  Мегги  был  собственный  и  достаточно
уникальный метод: ей удалось создать целую сеть женщин-шпионок.
   Как правило, мужчины в общении с себе подобными помнят о конспирации,  но
в присутствии слабого пола проявляют редкое легкомыслие. Горничные,  прачки,
проститутки  и  прочая  женская  братия,  как  правило,   о   многом   могут
порассказать,  и  Мегги  обладала  талантом  заставить  их  делиться  с  ней
информацией.
   В Европе полно  женщин,  потерявших  на  войне,  развязанной  Наполеоном,
отцов, мужей, сыновей. Многие готовы были с радостью и совершенно  бесплатно
делиться информацией, которая поможет  установлению  мира.  Одни,  как  сама
Мегги, жаждали  мщения,  другие  нуждались  в  деньгах.  Все  вместе  они  и
составили штат, который Роберт шутливо окрестил "гвардией Мегги".
   Жизненно важные сведения могли оказаться  на  клочке  бумаги,  беззаботно
отправленной в урну, иногда хозяева забывали документы и письма  в  карманах
одежды, отданной в стирку. Мужчины, в большинстве существа тщеславные, часто
хвастают своими подвигами перед любовницами, причем откровеннее бывают не  с
постоянными,  а  со  случайными.   Мегги   всячески   поддерживала   женщин,
поставлявших ей подобного рода сведения, проникалась их бедами и  радостями,
часто ссужала их деньгами просто так, чтобы им было на что кормить детей.
   В свою очередь они платили ей верностью,  которую  невозможно  купить,  а
можно  только  заслужить  искренним,  добрым  отношением.  Наверное,  именно
благодаря своей человечности за все эти годы Мегги не  знала  предательства,
наоборот, многие из ее осведомительниц становились ей настоящими подругами.
   Со времени гибели отца большую часть жизни Мегги проводила в Париже.  Она
долго носила траур, стараясь скромно  и  незаметно  одеваться  и  держаться.
Когда начался Венский конгресс, Мегги уехала  в  Вену  и  там,  обретя  свой
прежний вид, превратилась в графиню Магду Янош  и  именно  под  этим  именем
приобрела множество знакомых среди дипломатов, получив таким образом  доступ
к информации от источников более высокого социального положения.
   Сразу же после повторного воцарения Наполеона Мегги  вернулась  в  Париж,
откуда  информация  переправлялась  в  Лондон.  После  битвы  под   Ватерлоо
большинство  дипломатов  съехались  вновь,  и  Мегги,  создавая  достоверную
легенду,  арендовала  дом,  достаточно  роскошный,  чтобы  его  могла  иметь
графиня. Все эти игры,  может,  и  были  забавны  и  интригующи,  но  успели
измотать ее настолько, что Мегги мечтала вновь стать самой собой.
   И Роберт Андерсон тоже  успел  сыграть  не  одну  роль.  Он  помог  Мегги
утвердиться на шпионской стезе, он же  переправлял  деньги,  позволяющие  ей
жить безбедно и с комфортом, как и положено австрийской  графине,  оплачивал
ее информацию. На  нем  была  и  связь,  хотя  в  условиях,  когда  Наполеон
блокировал  все  континентальные  порты,  его  задача  была  не  из  легких.
Приходилось искать кружные пути, и  часто  сведения  доставлялись  в  Лондон
через Испанию, Швецию, Голландию и даже через Константинополь.
   Роберт много ездил. Мегги догадывалась, что часто особо  важные  сведения
он доставлял в Лондон  сам,  пересекая  пролив  в  шлюпках  контрабандистов.
Иногда между их встречами проходили месяцы, и все же примерно  треть  своего
времени Роберт проводил с ней. Его работа  была  куда  опаснее,  чем  ее,  и
каждый раз, встречаясь с ним вновь, она благословляла  Господа  за  то,  что
друг ее остался жив и невредим.
   Практически все эти годы они были любовниками, хотя с  самого  начала  их
связи Мегги не питала  романтических  иллюзий  относительно  природы  своего
чувства к нему: любви не было, была  лишь  благодарность  и  дружба.  Однако
любовь еще не все в жизни, и Мегги так и плыла по течению, довольствуясь тем
душевным теплом и физическим  удовлетворением,  которое  даровала  близость.
Роберт был для нее и лучшим другом, и единственным доверенным лицом, и  даже
братом.
   И так продолжалось до тех пор, пока  в  одно  прекрасное  утро  Мегги  не
проснулась с твердой и непоколебимой уверенностью, что одной дружбы  мало  и
пора положить конец  их  интимным  отношениям.  Мегги  была  многим  обязана
Роберту и настолько к  нему  привязана,  что  чертовски  трудно  было  найти
тактичные слова, дабы  объяснить  свое  нежелание  и  дальше  делить  с  ним
постель.
   Но Роберт сразу же все понял, и ей было легко объясниться  с  ним.  После
заявления, ставящего точку на отношениях, продолжавшихся  долгие  годы,  он,
помолчав, спокойно сказал, что не хочет принуждать ее  заниматься  тем,  что
она считает для себя неприемлемым.
   Они остались друзьями, продолжали вместе работать, и во время приездов  в
Париж Роберт жил у нее. Разница была лишь  в  том,  что  спал  он  теперь  в
отдельной комнате.
   Одно то, с каким удивительным  тактом  воспринял  Роберт  перемену  в  их
отношениях,  подтверждало  догадку  Мегги.  Он  тоже   ждал   большего,   не
довольствуясь  ее  ролью  подруги  и  делового   партнера.   Роберт   сделал
предложение вскоре после того, как спас ей жизнь,  но,  отказав  ему,  Мегги
знала, что так будет лучше для него самого.
   Итак, Мегги не жалела о своем решении, но все же в одинокой постели  было
плохо -  холодно  и  грустно.  Может  быть,  поэтому  Рейф  показался  таким
чертовски привлекательным... Нет, нельзя позволять себе думать о нем.
   Иногда Роберт все же выныривал из мрачной пучины секретных  поручений,  и
тогда  он  становился  обычным  клерком  в  британском   посольстве.   Мегги
предполагала, что лорд Кэстлри знает о двойной жизни Андерсона, но остальные
члены миссии, вероятно, считали его обыкновенным чинушей, каких  в  подобных
конторах всегда немало.
   Она была рада тому, что именно сегодня Роберт здесь, в Париже, несет свою
несекретную службу, и не только  потому,  что  ей  нравилось  его  общество.
Сейчас, когда угроза срыва переговоров была вполне серьезной, талант Роберта
оказался бы как никогда кстати.
   Детально обдумав план действий,  Мегги  облачилась  во  вдовье  платье  и
отправилась по первому намеченному адресу. Надо было навести женщин на след,
а дальше дело техники. Хорошо бы,  чтоб  в  Париж  поскорее  вернулась  Элен
Сорель, она-то и поможет Мегги справиться с поставленной задачей.

***

   На следующий день вечером за кувшином вина и длинным пышным хлебом  Мегги
и Роберт обменивались тем, что успели узнать за прошедшие сутки. Разливая по
стаканам остатки вина, Мегги спросила:
   - Ну что, подведем итоги?
   -  Насчет  троих  главных  подозреваемых  наши   опасения   совпали.   Но
заговорщиков может быть еще не одна дюжина, - сказал, устало смахивая со лба
пот, Роберт. - Мы можем выследить их всех и при этом упустить главного.
   - Ну что же, сделаем то, что от нас зависит. Предлагаю установить  слежку
за главными подозреваемыми, а что касается остальных... Париж  так  и  кишит
интриганами,  здесь  каждый  второй   -   заговорщик,   слишком   уж   много
противоречивых интересов.
   - Верно, - согласился Роберт. Под  глазами  у  Мегги  легли  серые  тени,
словно  она  регулярно  не  высыпалась.  Пристально  глядя  в   переменчивые
зеленоватые глаза, Роберт заметил:
   - Боюсь, тебе не понравится то, что я скажу.
   - Мне далеко не всегда нравилось то, что ты  мне  говорил,  -  философски
заметила Мегги, - но до сих пор тебя не останавливало мое отношение к  твоим
идеям, так пусть не остановит и сейчас.
   Роберт, словно не замечая скрытой издевки, сказал:
   - Я думаю, вам с Кэндовером стоит притвориться любовниками.
   - Что?! - воскликнула Мегги, с такой силой поставив стакан на  стол,  что
вино наполовину выплеснулось. - За каким дьяволом  я  должна  пойти  на  это
безумство?!
   -  Выслушай  меня,   Мегги.   Все   наши   подозреваемые   -   из   числа
праздношатающихся то  по  охотам,  то  по  балам  вместе  с  высшими  чинами
дипломатического корпуса. Самый простой способ проследить за ними  -  бывать
там же, где и они.
   - А разве тебе это не под силу?
   - Я птица не того полета. В их круги я не вхож.
   - А почему я не могу бывать там одна?
   - Мегги, да пойми же, - принялся терпеливо объяснять Роберт. - Ты  и  так
отправилась на бал в австрийском  посольстве  одна.  Если  и  дальше  будешь
появляться без кавалера, мужчины решат,  что  ты  ищешь  любовника,  и  тебе
ничего не останется, как отбиваться от мужчин, совершенно не входящих в круг
твоих профессиональных интересов.
   - Не беспокойся, я умею давать отпор! Не обращая внимания на ее  реплику,
Роберт продолжал:
   - Кэндовер - прекрасный сопровождающий. Он достаточно важная птица, чтобы
его повсюду приглашали, и в то же  время  не  состоит  на  службе.  А  самое
главное, Кэндовер - друг лорда Стрэтмора и  здесь  для  того,  чтобы  помочь
раскрыть заговор. Если вы будете появляться  вместе,  то  смело  можете,  не
опасаясь п