л понимать, о чем идет речь, тихо спросил:
   - Почему мы об этом говорим сейчас, когда прошло столько лет? Чего ты  от
меня хочешь?
   Джайлс уставился на свои большие умелые руки. Почему-то у  него  был  вид
очень  не  уверенного  в  себе  человека.  За  оградой  сада  по  булыжникам
прогрохотала карета. После долгого молчания Джайлс сказал едва слышно:
   - Это звучит так по-детски, но на самом деле мне, видимо, хочется  знать,
что  я..,  что  я  для  тебя  что-то  значу.  Ты  мой  единственный  близкий
родственник. Я старался быть тебе хорошим братом, но  ты  упорно  делал  все
по-своему, любой ценой, и я, как правило, не мог тебе помочь. Ни с отцом, ни
в школе, и уж, во всяком случае, я не мог тебе помочь, когда ты  совсем  еще
мальчиком взялся за одно из самых опасных на свете занятий.
   Робин нахмурился.
   - Конечно, ты для меня очень много значишь. Неужели тебе это не известно?
Ты помнишь, как я ходил за тобой хвостиком, когда ты приезжал  из  школы  на
каникулы? Ты был невероятно терпелив со мной. Я хотел быть во всем  на  тебя
похожим. И  когда  понял,  что  это  невозможно,  почувствовал  чуть  ли  не
отчаяние. Мы были слишком разные люди.
   - Были и есть, - сказал Джайлс, все еще глядя на руки.
   - Ну и что? Разве разные люди не могут быть привязаны друг  к  другу?  Ты
сделал для меня гораздо больше, чем мой досточтимый родитель.  Если  у  меня
есть какие-то представления о благородстве, дисциплине и верности, я получил
их от тебя. - Робин вздохнул. - Боюсь, что и шпионом-то я стал  отчасти  для
того, чтобы ты гордился мной.  Я  знал,  что  смогу  быть  хорошим  шпионом.
Конечно, шпионаж - низкое и позорное занятие, но оно было необходимо,  чтобы
справиться с таким чудовищем, как Бонапарт. Мне было очень обидно, что ты не
одобрял моей деятельности, но, втянувшись в нее, я уже не мог отступить.
   Джайлс поднял голову.
   - Я никогда не осуждал твою  деятельность.  По  правде  говоря,  я  очень
гордился твоей смелостью и ловкостью.
   Робин поднял брови.
   - Неужели? Да мы с тобой  если  о  чем  и  спорили,  то  о  моей  работе.
Неодобрение ощущалось в каждой  строчке  твоих,  между  прочим,  чрезвычайно
редких писем. А когда  я  был  в  Лондоне  четыре  года  назад,  мы  здорово
поссорились.
   Джайлс отвернулся.
   - Мне жаль, что я в тот раз вышел из себя.  Но  я  очень  беспокоился  за
тебя. Мне казалось, что ты на грани срыва. Я считал,  что  Англия  прекрасно
обойдется без тебя.
   - Да, в "гот раз я был в неважном состоянии, - признал Робин. - Но,  если
бы я тогда уехал в тихое йоркширское поместье, я бы помешался. Я предпочитал
продолжать свою работу, а там уж как повезет.
   - Ты правильно сказал, что мы разные люди. Для меня Вулверхемптон  всегда
был прибежищем и спасением.
   Они опять долго молчали. Потом Робин устало проговорил:
   - После смерти мамы все мы в Вулверхемптоне были отравлены ненавистью.  Я
не осмеливался к тебе приставать, опасаясь, что у  тебя  иссякнет  терпение.
Эта мысль была мне невыносима.
   Джайлс грустно усмехнулся.
   - Я чувствовал то же самое: если я позволю себе лишнее, ты  взовьешься  в
воздух, как стрекоза, и никогда уже не вернешься.
   У Робина пересохло во рту. Он чувствовал себя более виноватым, чем  когда
рылся в библиотеке Наполеона.
   - Джайлс, ты был добрым гением моего детства. И сейчас я, не задумываясь,
отдам за тебя жизнь. Таких дорогих для меня людей на свете всего двое - нет,
трое. Мне жаль, что я не сумел сказать тебе этого раньше и что  ты  хоть  на
минуту усомнился в моей привязанности.
   Джайлс потер лоб, закрыв широкой рукой  лицо.  Когда  он  опустил  ее,  в
глазах блестели слезы.
   - Братьям полагается любить друг друга, но я  считал,  что  это  я  люблю
тебя, а ты меня нет.
   Эти слова развязали тугой узел в сердце Робина.  Да,  братьям  полагается
любить друг друга, и они с Джайлсом любят друг друга. Тридцать три года  его
жизнь  состояла  из  одних  сложностей,  и  наконец-то  он  нашел   скальное
основание, на котором строится простота. Оно существовало всегда - надо было
только поискать. Он молча протянул брату руку, и Джайлс крепко ее пожал.
   Вот теперь Робин по-настоящему почувствовал, что вернулся домой.
   Когда их руки разжались, он заметил:
   - Нам давно следовало поговорить. Но почему тебе вздумалось  сделать  это
именно сегодня, на званом вечере?
   Джайлс смущенно рассмеялся.
   - Когда я увидел, как  ты  обхаживаешь  Дездемону,  во  мне  всплыли  все
застарелые обиды. Очаровывай других женщин сколько хочешь, но не Дездемону.
   - Поверь, тебе совершенно нечего опасаться.  Мы  разговаривали  только  о
тебе. В глазах этой женщины тебе нет равного, и я не стал ее разубеждать.  Я
вижу, что у тебя по отношению к ней серьезные намерения?
   - Да, - признался Джайлс. - Пойду-ка  поищу  ее.  Мне  легче,  когда  она
рядом.
   Робин отлично его понимал. Этот  запоздавший  на  много  лет  разговор  с
братом принес обоим огромное облегчение. Однако  Робину  казалось,  что  его
пропустили через эмоциональную молотилку. Сейчас ему больше  чем  когда-либо
была нужна Макси.

Глава 32

   Макси разговаривала с лордом Микаэлом Кеньоном. Это был высокий  шатен  с
жилистым тренированным телом воина. Увидев Робина, она лукаво улыбнулась.
   - Лорд Микаэл рассказывал мне про вашу встречу в Испании. По его  словам,
вы тогда изображали из себя ирландского священника.
   Робин закатил глаза.
   - Боюсь, что так оно и было. Во время войны в Испании  действовала  целая
шпионская сеть священников, которой руководили  из  Ирландского  колледжа  в
Саламанке. Иногда мне  случалось  изображать  такого  священника.  -  Роберт
состроил гримасу. - Там-то меня и подстрелили. Лорд Микаэл  наверняка  забыл
сказать, что нашел меня  истекающим  кровью  и  тут  же  переправил  в  штаб
Веллингтона.
   Так вот как Робин получил этот жуткий шрам! Не задумываясь о том,  как  к
этому отнесутся другие гости, Макси встала на  цыпочки  и  поцеловала  лорда
Микаэла в щеку.
   - Спасибо вам.  Похоже,  что  Робина  оберегала  от  гибели  целая  армия
ангелов-спасителей.
   Поцелуй Макси несколько  удивил  лорда  Микаэла,  но  явно  доставил  ему
удовольствие. Он посмотрел на Макси необыкновенно зелеными глазами и сказал:
   -  Я  слышал,  что   американские   женщины   отличаются   очаровательной
непосредственностью, но мне до сих пор ни разу  не  посчастливилось  в  этом
убедиться. А что, в Бостоне много таких, как вы?
   - Нет, Максима уникальна - и  здесь,  и  за  океаном,  -  ответил  Робин,
ласково глядя на нее.
   - Так я и знал.
   Лорд Микаэл еще поговорил с ними минуту и отошел.  Макси  посмотрела  ему
вслед.
   - А леди Микаэл существует на свете? Почему ее здесь нет?
   - Он не женат. Уж не претендуешь ли ты на свободное место? - сухо спросил
Робин.
   Макси метнула на него сердитый взгляд.  ч  -  Даже  для  тебя  это  -  на
редкость идиотское замечание. Я просто поинтересовалась. Хотя  он  и  делает
очаровательные комплименты, его сердце явно неприступно.
   - Странно, что у тебя создалось такое впечатление.
   По словам Марго, он на время лондонского сезона гостит у Люсьена с Кит  в
надежде найти подходящую невесту. Может быть, уже нашел. - Потеряв интерес к
этому вопросу, Робин спросил:
   - Не хочешь ли подышать свежим воздухом? При лунном свете сад  Кандоверов
необычайно красив.
   Хотя Макси с удовольствием болтала с гостями, она была  рада  возможности
побыть наедине с Робином. Они пошли к стеклянной двери.
   -  Вечер  сегодня  довольно  прохладный,  -   заботливо   сказал   Робин,
останавливаясь перед дверью. - Я знаю, Мэгги наверняка приготовила несколько
теплых шалей для тех, кому захочется погулять.
   Действительно, на столике слева от двери лежала стопка  сложенных  шалей.
Робин взял ту, что была сверху, а Макси с восхищением сказала:
   - До чего же Марго предусмотрительна!
   Робин встряхнул темную кашемировую шаль  и  нежно  накинул  ее  на  плечи
Макси. Они вышли во внутренний дворик и  спустились  по  ступенькам  в  сад.
Вдоль дорожек висели фонарики, но свет их был неярок  и  не  лишал  ночь  ее
волшебства. Достававшая Макси до колен большая шаль защищала ее от  вечерней
свежести. Еще больше ее согревала рука Робина,  которую  он  положил  ей  на
плечо, как только они отошли от дома. Они  шли,  прижавшись  друг  к  другу,
против чего  Макси  нисколько  не  возражала:  между  ними  уже  была  такая
близость, что Макси не хотелось думать о светских приличиях.
   Она хотела сказать об этом Робину, но, посмотрев на него, увидела, что  у
него усталое лицо.
   - Что-нибудь случилось?
   - Я так и знал, что ты заметишь. Мы только  что  чуть  не  поссорились  с
Джайлсом. Это был очень утомительный разговор.
   Макси остановилась и испытующе на него посмотрела.
   - Как это ужасно. Неудивительно, что ты как в воду опущенный.  Я  думала,
что вы друзья, - Мы и были друзьями, но не до конца. О многом мы умалчивали.
- Робин вздохнул. - А сегодня высказали друг другу  все  претензии,  которые
накопились за много лет.
   - По-моему, сестрам легче быть подругами, чем братьям - друзьями. Ребенок
десяти лет воспринимает брата как соперника, и это не способствует  взаимной
привязанности. А если старший брат к тому же является наследником  титула  и
большого состояния...
   - Ты права, я замечал это в других семьях. Так что,  может  быть,  нам  с
Джайлсом повезло, что мы такие разные. - Робин опять обнял Макси за плечи, и
они пошли дальше. - Мы  выяснили,  что  наша  сегодняшняя  размолвка  уходит
корнями в далекое прошлое - смерть нашей матери. Отец винил в ее смерти  мое
появление на свет, и это всем нам исковеркало жизнь.  Джайлс  стал  чересчур
серьезным и пытался заботиться обо всех нас, а это не под  силу  ребенку.  Я
бунтовал против всех и вся. В результате мы с Джайлсом так и не поняли,  как
много значим друг для друга. Когда я вернулся  в  Англию  после  победы  над
Францией, я даже не знал, захочет ли Джайлс, чтобы я жил  в  Вулверхемптоне.
Мне и в голову не приходило, что я обидел его, уехав из дома  так  далеко  и
так надолго.
   - Но вы сумели разрешить свои разногласия?
   Робин улыбнулся.
   - Слава Богу, сумели. Сейчас мы стали гораздо ближе, чем раньше.
   - Я рада за вас. Но отца вашего следовало  бы  бить  кнутом  на  базарной
площади. Свалить собственную вину за смерть жены на беспомощного младенца! -
гневно сказала Макси.
   - "Собственную вину? Как это?
   - Может быть, твоя мать забеременела без его помощи? - бросила  Макси.  -
Ты не знаешь, у нее были до этого выкидыши?
   - Джайлс как раз  и  сказал,  что  к  тому  времени  уже  было  несколько
выкидышей и она часто болела. Макси кивнула. Она этого ожидала.
   - Если бы твой отец вел себя более  сдержанно,  она,  может  быть,  и  не
умерла бы такой молодой.
   Робин долго молчал, потом сказал с удивлением в голосе:
   - А мне это ни разу не пришло в голову.
   - Это пришло бы в голову любой женщине.
   - Жаль, что в Вулверхемптоне не было такой здравомыслящей женщины,  чтобы
прочистить нам мозги.
   Тут они дошли до беседки, построенной в виде греческого храма.  Пропорции
были так выдержанны, колонны так совершенны, что  Макси  опять  заподозрила,
что кто-нибудь из предков  герцога  купил  этот  маленький  храм  в  Греции,
разобрал его на части и перевез в Англию.
   Они поднялись по ступенькам и зашли внутрь. Здесь было просторно и  легко
дышалось, а вдоль невысоких стен  шли  скамейки.  У  стены,  противоположной
входу, стоял  прямоугольный  каменный  алтарь,  предназначенный  скорее  для
пикников, чем для жертвенных коз. В лунном свете храм был полон очарования.
   Робин посмотрел на свою спутницу. Черты ее лица в лунном свете  создавали
гармоничную симфонию светотени. Не в силах больше ждать, он поднял ее голову
за подбородок и поцеловал.
   Этим поцелуем Робин хотел только выразить свою нежность и  благодарность,
но как только их губы встретились, он потерял контроль над своими чувствами.
За несколько последних дней на него обрушились воспоминания  обо  всем,  что
было в его жизни самого плохого. Если  бы  не  женщина,  которую  он  сейчас
держал в объятиях, он, наверное, не пережил бы этой черной полосы.
   И сейчас  он  жаждал  ее,  как  человек,  погибающий  в  пустыне,  жаждет
напиться.
   Весь этот вечер, начиная  с  его  прихода  к  ней  в  комнату,  и  потом,
обмениваясь долгими взглядами  и  многозначительными  улыбками,  они  словно
танцевали медленный танец желания.  Но  то,  что  Робин  чувствовал  сейчас,
выходило за пределы страсти: это была настоятельная потребность сейчас,  сию
минуту, согреться ее теплом, упиться колдовскими тайнами ее тела.
   Он обнял ее  под  шалью  и  стал  ласкать  округлости  ее  ягодиц.  Макси
замурлыкала от удовольствия. Тогда он взял двумя пальцами ее сосок  и  начал
играть им. Даже  через  несколько  слоев  шелка  он  почувствовал,  как  тот
немедленно отреагировал.
   Но Робину хотелось большего, гораздо  большего.  Он  подхватил  Макси  за
талию и посадил на каменный жертвенник. Она ахнула от  неожиданности,  но  в
следующую минуту расслабилась, взявшись руками за край жертвенника.
   Теперь Робину было легче добраться до ее обольстительного тела. Он накрыл
ее руки своими. Ее пальцы затрепетали и успокоились.
   Робин наклонился вперед и потерся щекой об ее щеку. Гладкая, как лепесток
розы, кожа была прохладной, но под  ней  пульсировала  жаркая  кровь,  Робин
тихонько подул ей в ухо,  затем  языком  прошелся  по  его  завиткам.  Макси
постанывала от  удовольствия,  изгибая  шею,  как  кошка.  Шаль  была  такая
большая, что Макси сидела на ней и та все же закрывала  ее  плечи  и  грудь.
Робин подбородком отодвинул шаль в сторону, и она соскользнула с ее  плеч  и
складками легла ему на  руки.  В  таком  положении  у  Макси  соблазнительно
выдался вперед бюст.
   Робин прильнул к ее шее. Ему хотелось проглотить  ее,  чтобы  впитать  не
только ее чувственность, но и ее здравомыслие и цельность.
   Его губы коснулись  ожерелья,  быстро  перескочили  через  него  и  пошли
дальше. Он заплатил немыслимые деньги за  эти  украшения,  но  бриллианты  и
рубины казались холодными и безжизненными по сравнению с атласными холмиками
над самой кромкой  ее  декольте.  Робин  страстно  и  нежно  целовал  их,  с
наслаждением вдыхая дурманящий женский запах.
   Стараясь скрыть свое нетерпение, он выпустил  ее  руки,  а  сам  ладонями
обхватил ее бедра. Затем его руки двинулись по мягкой округлости ее живота к
чувствительному бугорку между ног.
   - Милый, пора остановиться, - задыхаясь, попросила Макси.
   - Подожди.
   Ее колени были слегка раздвинуты под юбкой. Он раздвинул их  еще  шире  и
встал между ними, так близко к ней, что чувствовал глубинный жар ее тела.
   Он нашел ее рот и, не прерывая пьянящего поцелуя, поднял платье и  нижнюю
юбку и положил ладони на ее обтянутые шелковыми чулками колени.  Потом  стал
двигать руки выше, поверх резинок, подбираясь к ее сокровенной женской сути.
   Макси с упоением отвечала на поцелуй, но ее голова работала ясно,  и  она
понимала цель этих маневров. Когда Робин начал гладить  ее  между  ног,  она
отдернула голову и инстинктивно попыталась сомкнуть колени. Но он  не  давал
ей этого сделать, а давление ее коленей на его бедра  воспламенило  его  еще
больше. Чувствуя, что не может высвободиться, Макси затихла.
   - Робин, - прерывающимся голосом сказала она. - Нам надо вернуться в дом.
Здесь не место и не время.
   Она его не боялась - пока не  боялась.  Робин  не  позволил  бы  себе  ее
напугать, но и не имел сил отойти.
   Тяжело дыша, он выпрямился и обнял Макси обеими руками. Кровь  стучала  у
него в висках и еще сильнее - у него в чреслах. Он рвался через тугую  ткань
ко входу в женское тело,  чтобы  слиться  с  ним  воедино.  Она  была  такая
маленькая, так  легко  умещалась  в  его  объятиях,  но  одновременно  такая
женственно могущественная.
   - Извини, - шептал Робин. - Конечно, ты права, но мне кажется, что если я
сейчас тобой не овладею, то умру на месте.
   Он хотел, чтобы это прозвучало как шутка, надеясь, что легкий тон сгладит
глупую мелодраматичность его слов, но  на  этот  раз  ему  отказала  обычная
фривольность. Кровь трубила в его жилах: "Если я тобой не овладею,  я  умру.
Если я тобой не овладею, я умру".
   Это не была минутная потребность. Ой хотел владеть ею всегда,  он  хотел,
чтобы она была его любовницей, его подругой, его женой. Но, кроме  того,  он
неистово хотел ее сейчас, сию минуту.
   Все еще не теряя надежды, он сказал:
   - Ты отказалась провести со мной ночь в доме Мэгги, но  сейчас  мы  не  в
доме.
   - Ох, Робин, как  ты  умеешь  уговаривать,  негодник!  -  Макси  тихонько
вздохнула - и с упреком и с улыбкой. - Ну что мне с тобой делать?
   Робин закрыл глаза. Милая, она так хорошо его понимала и не сердилась  на
него!
   Макси погладила его по щеке. Ее пальцы холодили его  разгоряченное  лицо.
Она провела большим пальцем по его приоткрытым губам, потом взяла его голову
обеими руками и наклонила к себе. Когда  их  уста  слились  в  поцелуе,  она
опустила руку к его  животу  и,  достигнув  затвердения  в  его  панталонах,
положила на него ладонь.
   Робин замер, охваченный испепеляющим пламенем.
   - Надеюсь, никому не придет в голову заглянуть в беседку,  -  проговорила
Макси, и стала расстегивать верхнюю пуговицу.
   На  секунду  обомлев,  Робин   стал   помогать   ей   дрожащими   руками.
Освободившись от сковывающей одежды, он пробрался  пальцами  через  пушистый
лобок и забрался в ее горячее и влажное потайное местечко.
   Макси глубоко вздохнула, и это окончательно свело его с ума. Он поднял ее
правую ногу и положил себе на бедро, затем проделал то  же  самое  с  левой.
Макси была открыта ему, она ждала и жаждала его.
   Робин готовил ее к соитию. Она застонала и  сжала  его  коленями.  Больше
сдерживаться он не мог, и одним движением погрузился в нее.
   Макси ахнула от ощущения, находящегося на грани боли и наслаждения. Робин
заставил себя остановиться. Уже одного того, что  он  оказался  внутри  нее,
было достаточно. Он чувствовал, что близок к кульминации.  Внутри  него  все
трепетало. Он словно вошел в тихую  гавань,  но  одновременно  в  его  крови
бушевал шторм.
   Их окружал мускусный запах любви - такой же интимный,  как  положение  их
тел.  Правой  рукой  Робин  поддерживал  Макси   за   спину,   левой   нашел
чувствительный узелок чуть повыше места их соединения  и  тихонько  погладил
его пальцем.
   Макси застонала и приподняла бедра. И  тут  же  по  ней  прошла  глубокая
долгая конвульсия, и она спрятала лицо у него на плече.  Быстрые  сокращения
внутри ее тела вызвали у Робина извержение - ему даже не надо было для этого
двигаться. Его тело залила волна неистового наслаждения, и одновременно  эта
обжигающая восхитительная кульминация принесла ему долгожданный покой.
   Задыхаясь, он прижался лбом ко лбу Макси. - Макси, бесценная моя! Если бы
только.., если  бы  я  мог  доставить  тебе  такое  же  утешение,  какое  ты
доставляешь мне.
   Утешение! Макси вздохнула, радуясь, что он не видит  выражения  ее  лица.
Поняв, что он отчаянно нуждается  в  утешении,  она  согласилась  пойти  ему
навстречу и в обмен получила хмельной восторг. Не так уж плохо. Но  хотелось
бы большего, хотелось бы быть не  только  источником  душевного  утешения  и
сексуального удовлетворения.
   Нет, она несправедлива: Робин дает ей все, что может. Он же  не  виноват,
что не может ее любить.
   Макси немного отодвинулась от Робина, надеясь, что ее мышцы не затекли  и
она не упадет спиной на каменный жертвенник.
   - Боюсь, что я разорвала твой шейный платок.
   - Если так, то я навечно сохраню  его  обрывки  между  страницами  томика
стихов, - галантно сказал Робин и поцеловал ее.
   Этот ласковый поцелуй заставил Макси  суеверно  вздрогнуть.  Она  обещала
себе, что е