нить себя здраво, не  смущаясь.  Платье
было отлично скроено, превосходно сидело, и в нем Трот могла бы сойти за
англичанку, если бы не странный разрез глаз.
   А ей отчаянно хотелось быть похожей на англичанок.
   - Я... попробую появиться в нем на балу, если вы хотите.
   - Важно, чтобы этого хотели вы сами.
   Трот прикусила губу. Все взрослые члены семейства  Ренбурнов  усердно
поощряли  ее  прямо  заявлять  о  своих  желаниях,  а   она   продолжала
пренебрегать собой. Но теперь она -  английская  леди,  виконтесса,  она
вправе иметь собственное мнение.
   - Я... буду носить это платье - потому, что Кайл хотел бы видеть меня
нарядной в кругу своих друзей и родных.
   - Вот и  хорошо.  -  Мериэл  открыла  обитую  бархатом  шкатулку  для
драгоценностей и вынула из  нее  великолепное  ожерелье  из  пяти  нитей
мелкого жемчуга, соединенных между собой аметистами в золотой оправе.  -
Попытаемся слегка прикрыть шею.
   - Какая прелесть! - Трот коснулась гладких жемчужин  пальцами.  -  Но
разве во время траура можно носить такие блестящие украшения?
   Мериэл пожала плечами.
   - Не все правила созданы для того, чтобы выполнять их.
   - В таком случае спасибо за то, что вы одолжили мне это ожерелье.
   Мериэл застегнула украшение на шее Трот.
   - Жемчуга и серьги к ним ваши. Это подарок лорда Рексхэма.
   - Графа? Но почему он  проявил  такую  щедрость  к  почти  незнакомой
женщине, на которой его сын женился вопреки его воле?
   Мериэл вздохнула.
   - Граф тоже скорбит о сыне. Кайлу он уже ничем не может  помочь,  вот
он и решил сделать хоть что-нибудь для вас.
   Трот следовало обо всем догадаться самой.  Вынув  из  ушей  крохотные
золотые сережки, она заменила их длинными, с жемчугами и аметистами.
   Возможность проколоть уши и носить сережки  до  сих  пор  переполняла
Трот ликованием. Из всех женских украшений она больше  всего  мечтала  о
серьгах, но, разумеется, Цзинь Кан не имел права носить их.  Мочки  ушей
Трот еще  не  успели  зажить,  а  новые  сережки  оказались  тяжелыми  и
причиняли легкую боль, но Трот  не  замечала  ее.  Сегодня  никто  и  не
подумает усомниться в том, что она женщина.
   - А вот и еще один подарок. - Мериэл протянула Трот тяжелый  браслет,
обруч, образованный переплетенными извилистыми полосками золота.
   Трот перевела взгляд на кольцо Кайла, которое сжали, чтобы она  могла
носить его.
   - Он похож на... мое обручальное кольцо.
   - Это традиционное кельтское плетение. И  кольцо,  и  браслет  раньше
принадлежали шотландке, матери Доминика и Кайла.
   Трот вгляделась в прихотливый узор.
   - Вероятно, теперь они ваши?
   - Фамильные драгоценности дарят  в  знак  любви,  а  не  передают  по
наследству. Кайл был бы рад узнать, что браслет достался вам.
   Слезы навернулись на глаза Трот.
   - Вы так добры!
   - Мы многим обязаны вам, Трот. - Мериэл жестом  отослала  из  комнаты
горничную. - Мне пора одеваться. Я зайду за вами, когда  наступит  время
сойти вниз.
   Спустя короткое время  графиня  вернулась,  обворожительная  в  своем
нефритово-зеленом платье, подчеркивающем  цвет  глаз  и  лунный  отблеск
волос. Доминик, сопровождавший ее, обратился к Трот:
   - Сегодня вы  неотразимы.  Мой  брат  всегда  отличался  превосходным
вкусом.
   С улыбкой он предложил Трот левую руку, правую подал Мериэл  и  повел
двух  дам  вниз  по  широкой  лестнице.  В  черном  фраке  он   выглядел
внушительно и казался точной копией брата.
   Трот уже присмотрелась к Доминику и ни за что не перепутала бы его  с
Кайлом, но задумалась, каково было бы появиться на первом балу  в  жизни
под руку с мужем. Когда Доминик смотрел на Трот, она  видела  в  глубине
его глаз затаенную печаль.  А  Кайл,  наверное,  смотрел  бы  на  нее  с
многозначительной, ласковой улыбкой.
   Судорожно сглотнув, Трот приготовилась к встрече  с  гостями.  Вскоре
имена и лица начали путаться у нее в голове: викарий с  женой,  генерал,
баронет с женой, смуглый бородатый мужчина в чалме  и  прекрасно  сшитом
фраке... Гостей явно удивила  необычная  внешность  Трот,  но  никто  не
выказал недовольства или презрения.
   А кое-кто из мужчин поглядывал на нее с явным любопытством.  Когда-то
Трот мечтала о подобном внимании, но теперь оно  только  раздражало  ее:
она не могла представить рядом с собой никого, кроме Кайла.
   Заиграла музыка, нервозность  Трот  улетучилась  без  следа.  Тетушки
Мериэл решили,  что  Трот  не  следует  танцевать,  ведь  траур  еще  не
закончен,  и  Трот  охотно  согласилась  с  ними.  Она  была  не   прочь
потанцевать,  но  когда-нибудь  потом,  а  сейчас  предпочитала   просто
понаблюдать за гостями.
   Бал продолжался, и через некоторое время Трот заметила, что  рядом  с
ней  постоянно   находится   кто-нибудь   из   Ренбур-нов,   ненавязчиво
поддерживая беседу и следя, чтобы Трот не  стало  скучно  и  тоскливо  в
одиночестве. Очевидно, Кайла очень любили  в  семье,  если  так  усердно
заботились о его вдове.
   Через час к Трот подошла раскрасневшаяся от танцев Мериэл.
   - Трот, я думаю,  вам  будет  особенно  приятно  поговорить  с  нашей
соседкой,  Дженой  Карри.  -  Представив  свою  спутницу  Трот,  графиня
удалилась. Трот не сдержала улыбку, заметив, что Мериэл  успела  до  дыр
протереть подошвы шелковых туфелек.
   Джена Карри оказалась рослой миловидной женщиной с темными волосами и
черными  глазами.  Трот  нравилось  знакомиться  с  высокими  женщинами,
такими, как Джена и сестра Кайла, Люсия.
   - Как поживаете, миссис Карри?
   - Зовите меня просто Дженой,  как  все.  Не  хотите  ли  пройтись  по
оранжерее? Там не так душно.
   Трот приняла приглашение. Ей самой давно хотелось  улизнуть  в  тихую
оранжерею, пахнущую цветами.
   - Как я люблю это место! - Джена прикоснулась к ярко-алому бутону.  -
Когда-нибудь мы построим оранжерею у себя в  Холливелл-Гранж,  хотя  это
будет выглядеть странно. Гранжу далеко до Уорфилда:  наш  дом  -  просто
большой коттедж.
   - Ради того, чтобы видеть эту красоту круглый год, стоит рискнуть.  Я
часто прихожу сюда. Влажный воздух и растения  напоминают  мне  о  Южном
Китае.
   - А мне -  об  Индии.  -  Шурша  юбками,  Джена  уселась  на  скамью,
окруженную пышными кустами.
   Трот присела рядом.
   - Вы бывали в Индии?
   - Я родилась там. Мой отец, офицер, служил в Индии. Перебрав в памяти
гостей, Трот вспомнила высокого  мужчину  с  проницательным  взглядом  и
военной выправкой.
   - Ваш отец - генерал Эймс?
   - Да. Первые двадцать пять лет жизни я провела в Индии.  Моя  мать  -
индианка, принадлежащая к высокой касте.
   У Трот от волнения перехватило дух.
   - Так вот почему Мериэл предложила  мне  поговорить  с  вами!  -  Она
вгляделась в  лицо  собеседницы.  -  Но  ваша  смешанная  кровь  не  так
очевидна, как моя.
   Джена улыбнулась.
   - Если бы вы увидели меня одетой в сари и стоящей рядом с мужем, а он
чистокровный индус, вам и в  голову  не  пришло  бы,  что  я  наполовину
англичанка. Но  вы  правы:  в  европейской  одежде  я  выделяюсь  только
смуглотой. Ваше китайское наследие гораздо заметнее.
   Трот живо придвинулась к ней.
   - Как вам живется среди британцев?
   - Положение отца надежно ограждает меня  от  предубеждений.  -  Джена
поджала губы. - Мне пришлось нелегко только после первой свадьбы,  когда
мой муж узнал, что я полукровка, и  пришел  в  ужас.  Это  привело  к...
серьезным неприятностям. Я уже добивалась развода, когда он умер.
   Трот догадалась, что Джена многое  вынесла,  но  не  хотела  об  этом
вспоминать.
   - Ваш муж - тот рослый джентльмен в чалме?
   - Да. Карри - англизированная  форма  его  родового  имени.  -  Джена
усмехнулась. - Камаль решил провести остаток жизни  в  Англии  и  потому
перенял некоторые местные обычаи, но его борода и чалма напоминают  мне,
что я не просто англичанка. Впрочем, я ничего не хочу забывать.
   - А вы никогда  не  думали  о  том,  что  было  бы  проще  стать  или
индианкой, или англичанкой?
   - Проще - может быть, но при этом я перестала бы быть собой. -  Джена
окинула Трот взглядом больших темных  глаз.  -  Самый  простой  путь  не
всегда бывает лучшим. Наверное, вам в Кантоне жилось нелегко, и все-таки
не стоит забывать, что  вы  наполовину  китаянка.  Старательно  подражая
англичанам, вы будете обделять саму себя.
   Джеке было легко давать советы: внешне она  ничем  не  отличалась  от
европейских женщин,  она  жила  под  защитой  высокопоставленного  отца.
Правда, с первым мужем ей не повезло, зато второй производил впечатление
умного человека, и местное общество  приняло  его,  несмотря  на  чуждую
кровь. Джена понятия не имела, что значит  быть  изгоем,  скрывать  даже
собственный пол.
   - С такой внешностью мне ни на  минуту  не  удастся  забыть  о  своем
происхождении.
   Джена вгляделась в ее лицо, но заговорила о другом:
   - Местные жители консервативны, особенно  крестьяне,  но  им  хватает
терпимости. Вы вошли в семью, которая будет защищать вас, как  мой  отец
защищает меня. А когда кончится траур, вас ждет беззаботная и  радостная
жизнь в Англии.
   - Надеюсь, - невесело отозвалась Трот. - В Китае  у  меня  ничего  не
осталось.
 
22 
 
Хошань, Китай 
Вест 1832 года 
 
   Тропа резко  вывернула  из-за  выступа  скалы,  и  взглядам  путников
открылся Хошань. Кайл замер, ошеломленный красотой храма, возвышающегося
впереди. На рисунке он видел возле храма воду, но не сообразил, что храм
стоит на острове посреди озера. Небо отражалось в воде,  Хошань  казался
парящим в вышине.
   Трот, стоящая по другую сторону от осла, пробормотала еле слышно:
   - Он прекрасен, правда? Голубой черепицей кроют только крыши храмов.
   Голубая черепица  -  символ  неба.  Кайл  жадно  разглядывал  храм  и
окружающие его строения, не в силах поверить, что через  пару  часов  он
наконец-то прибудет в Хошань. Ощущая странную смесь возбуждения,  грусти
и предвкушения, он снова зашагал по узкой тропе, вьющейся по склону горы
и крутыми петлями спускающейся к  озеру.  На  тропе  виднелись  вереницы
паломников.
   Кайл напомнил себе, что должен шаркать ногами и  брести  с  опущенной
головой, как старик. Но это было  нелегко:  сейчас  он  чувствовал  себя
юношей, впервые познавшим ни с чем не сравнимое плотское наслаждение.
   Кайла так и подмывало запеть или броситься  бежать  вниз  по  склону,
выплескивая ликование.
   Ему хотелось без конца благодарить Трот, поскольку вместе  с  ней  он
заново  открыл  для  себя  жизнь.  Страстная  и  податливая,  она   была
неотразима. В то утро, уничтожив следы  своего  пребывания  в  пещере  и
напоследок заглянув в святилище, они двинулись вниз по холмам, навстречу
полям, среди которых пестрели деревни. В сумерках  они  остановились  на
деревенском постоялом дворе, как две капли воды похожем на тот, где  они
провели первую ночь.
   Весь день кровь бурлила в жилах Кайла, и едва они остались  вдвоем  в
комнате, он заключил спутницу в объятия. Они соединились возле  неровной
глинобитной стены, Трот была так же охвачена страстью, как и Кайл.
   Подкрепившись  рисом,  Кайл  попытался  следовать  учению  даосов,  и
обнаружил,  что  действительно  способен  задерживать  в  себе  семя   и
продлевать удовольствие. Несколько последующих ночей и однажды  днем,  в
тени у ручья, Трот охотно участвовала в экспериментах Кайла, ободряя его
радостным смехом и воодушевлением.  Кайл  и  не  подозревал,  что  может
поддерживать с женщиной  отношения,  которые  он  за  неимением  лучшего
определения называл страстной дружбой.
   Рядом с Трот  он  мог  не  опасаться  слез,  требований  или  попыток
манипулировать им; она не считала, что Кайл  принадлежит  ей,  поскольку
они спят вместе. Трот казалась ему воплощением честности и  великодушия,
она была на удивление открыта и проста. Они предавались любви так  часто
и усердно, что Кайл удивлялся тому, что  им  хватило  сил  добраться  до
Хошаня. Но они выдержали долгий путь. Он занял три недели,  больше,  чем
предполагалось, поскольку они не видели  причин  спешить,  но  неуклонно
приближались к храму, мысли  о  котором  преследовали  Кайла  почти  всю
жизнь.
   Спускаясь к храму по извилистой тропе, Кайл вдруг пожалел,  что  цель
оказалась  достигнутой  так  быстро.  До  сих  пор  ему  придавало   сил
предвкушение. Но на обратном пути все будет иначе: каждый шаг  приблизит
его к завершению странствий и расставанию с Трот.
   Впереди  на  тропе  захрустела  галька,  свидетельствуя  о  том,  что
какой-то паломник возвращается  из  храма.  Вскоре  показался  паланкин,
который несли два  носильщика.  Кайл,  Трот  и  Шен  прижались  к  почти
отвесной  стене  с  краю  тропы,  пропуская   паланкин   с   задернутыми
занавесками. Жилистые носильщики быстро  перебирали  ногами,  словно  не
замечая, что дорога идет в гору.
   Когда они скрылись из виду, Кайл тихо произнес:
   - Они идут так быстро потому, что уверены в  себе?  Или  потому,  что
если они сорвутся со скалы и погибнут, их ждет скорое возрождение?
   Трот улыбнулась.
   - Скорее всего, они с давних пор доставляют в храм больных паломников
и эта тропа хорошо им знакома.
   - Значит, им легче, чем мне. -  Кайл  опасливо  заглянул  в  пропасть
слева от тропы. - Наверное, строители Хошаня умышленно выбрали для  него
такое труднодоступное место.
   - Если бы добраться до храма было легко, он утратил бы половину своей
притягательности.
   Заметив, что к ним снова приближаются странники, Трот умолкла.  Тропа
заканчивалась на берегу  озера,  где  несколько  купцов  разложили  свои
товары. Оставив Шена в местной конюшне, Трот купила  гирлянду  цветов  с
опьяняющим,  резким  запахом   и   соломенную   корзинку   с   фруктами,
предназначенными в дар богам. Цветы она  вложила  в  руки  Кайлу,  затем
взяла его за локоть и повела на причал, откуда лодка перевезла их и  еще
нескольких паломников на остров.
   Пока лодка скользила по глади озера, повинуясь  взмахам  сильных  рук
юноши в серой одежде, Кайл все больше волновался. А если, проделав такой
долгий путь, он не найдет в храме ничего,  кроме  удивительной  красоты?
Кайл  повидал  немало  чужеземных  святилищ,   пытаясь   постичь   нечто
неуловимое, чему он даже не мог найти названия. Порой ему казалось,  что
предмет его поисков совсем  рядом.  Но  приблизиться  к  нему  Кайлу  не
удалось ни разу.
   Трот почтительно помогла Кайлу выйти из лодки и повела его по широкой
лестнице, ведущей к воротам храма.  С  бьющимся  сердцем  Кайл  напрягал
глаза, сквозь тонкую повязку разглядывая здание, когда-то поразившее его
воображение,  рассматривал  позолоченные  статуи   мифических   существ,
возвышающиеся на изогнутых коньках пропорциональных крыш.
   Но больше всего Кайла изумила  атмосфера,  царящая  на  острове.  Она
напоминала атмосферу святилища Гуань Инь, но завораживала  в  сотни  раз
сильнее.  Хошань  излучал  священную  энергию,  внушающую   одновременно
смирение  и  просветление.  Кайл  чувствовал  ее  всеми  фибрами  своего
существа.
   Из-за  высоких  ворот  в  виде  арки  доносилось  пение  монахов,  их
прекрасные, неземные голоса. Трот крепче  сжала  локоть  Кайла.  Красота
Хошаня тронула бы даже человека с каменным сердцем.
   Они  шагнули  в  таинственный  полумрак.  Над  просторным  святилищем
возвышался купол с росписью и позолотой,  освещенный  десятками  свечей.
Воздух пропитывал аромат сандалового  дерева,  такой  пряный,  что  Кайл
почти ощущал его вкус на языке.
   Вокруг большого помещения располагались храмы других богов, но взгляд
Кайла устремился на громадную позолоченную  статую  безмятежного  Будды.
Это изваяние было средоточием энергии, излучаемой храмом,  подкрепленной
двумя столетиями поклонений и молитв.
   Почти все монахи сидели в позе лотоса, не  прекращая  песнопений,  от
которых, казалось, вибрировали стены святилища, но несколько  служителей
храма встречали гостей. Когда один из монахов приблизился  к  Трот,  она
поклонилась,  что-то  негромко  сказала  и   протянула   ему   несколько
серебряных монет. Монах  кивнул  и  дал  ей  полдюжины  длинных  тлеющих
курительные палочек.
   Трот уверенно повела Кайла  вперед,  к  алтарю,  возле  которого  они
положили цветы и фрукты. В пути Трот объяснила, что в храме  поклоняются
не идолу, а духовному сознанию, которое он  символизирует.  В  мерцающем
свете  свечей  лицо  Будды  казалось  почти  живым,   а   глаза   такими
проницательными, что было нетрудно понять, почему паломники обожествляют
и само изваяние.
   Отступив  на  несколько  шагов,  Трот  вложила  в  пальцы  Кайла  три
курительные  палочки.  За  ночь  до  прибытия  в  Хошань  она  объяснила
спутнику, как следует  вести  себя  в  храме.  Сначала  Кайлу  следовало
опуститься на колени в молитве или медитации. Закончив обряд поклонения,
Кайл должен был поставить курительные палочки в подставку перед статуей,
низко поклониться и встать.
   Он повиновался, с трудом, как и подобало старику, преклонив колени на
холодном мраморном полу. Наконец-то он достиг цели  своего  путешествия.
Прикрыв глаза под повязкой, Кайл почувствовал, как  его  душу  наполняет
покой. Сила. Умиротворенность. Тайны, недоступные пониманию смертных.
   Зачем он, грешник, предпринял такое паломничество? Бог свидетель,  не
ради забавы, а в поисках мудрости и душевного покоя.
   Но он не заслужил ни того, ни другого. Прошлое пронеслось  перед  его
мысленным взором,  он  вспомнил,  сколько  раз  раздражался  и  проявлял
эгоизм. Десять лет он враждовал с родным братом, а всему виной были  его
собственные надменность и глупое упрямство.  Кайл  знал,  как  много  он
значит для своего отца и как сын, и как наследник,  но  держался  с  ним
отчужденно, хотя и  понимал,  что  отец  стремится  к  более  дружеским,
крепким узам.
   И Констанция... Она служила ему опорой, стала его спасением, но  лишь
в час смерти он сумел объяснить ей, как она дорога ему.
   Отчаяние накатило на него волной. Удача сопутствовала  ему  с  самого
рождения, а он оказался недостоин такой милости.  Он  пустой,  никчемный
человек, он потерпел фиаско во всем, что имело значение. Господи,  зачем
он вообще появился на свет?
   Слезы увлажнили его повязку, кто-то робко коснулся  его  левой  руки.
Трот. Кайл вцепился в ее руку, чтобы не сгинуть в пучине  самобичевания.
Трот...
   Она пожала его пальцы, и Кайл ощутил пульсацию ее ци. Чистая,  яркая,
ее энергия была  наполнена  состраданием,  согревающим  Кайла  во  мраке
отчаяния. Первая искра света разгорелась, как солнечный диск,  озаряющий
землю  очищающим  огнем,  сжигая  его  боль  и  сомнения,  мелочность  и
сожаления. Кайл  чувствовал,  как  его  душа  плавится,  обугливается  и
преобразуется.
   Да, он далек от совершенства, порой он делал глупости, но никогда  не
держал в сердце зла. Он не был жестоким и даже в гневе  помнил  о  своем
долге и чести. А теперь пришло время научиться с радостью исполнять свой
долг.  Кайла  переполняло  безбрежное  сочувствие  ко  всем   страдающим
существам в мире, он знал, что это  лишь  слабое  подобие  божественного
сострадания  к  человечеству,  но  ему,  смертному,  хватит   и   этого.
Неожиданно Кайл воспрянул духом.
   Может, именно эту душевную чистоту христиане называют благодатью? Как
странно! Понадобилось объехать полмира, чтобы понять то, что  священники
пытались  объяснить  ему  в  проповедях,   к   которым   он   почти   не
прислушивался.
   "В моем конце - мое начало..."  Для  Кайла  началом  стало  обретение
глубокого  душевного  покоя.  Беспокойство,  изводившее  его  с   самого
детства, развеялось, словно никогда не  существовало.  Кайл  понял,  что
душевный покой следовало искать не в других странах, не на другом  конце
света, а в самом себе.
   Трот еле слышно заерзала рядом, и Кайл  вдруг  заметил,  что  у  него
затекли ноги, а колени  ноют  от  долгого  стояния  на  мраморном  полу.
Сколько же он блуждал по лабиринтам своей души?
   Неловким движением он