ковер. Джулиет посмотрела ему вслед, запоминая все до мельчайших подробностей: рост, ровную, сдержанную походку, коричневый чапан на широких плечах, копну рассыпающихся золотистых волос, которые надо было подстричь, ибо они уже почти доходили ему до плеч...
     Карлайл открыл двери и, не оглядываясь, вышел, а затем резко закрыл створки.
     "Все кончено!"

Глава 27

     Джулиет не могла сказать, сколько времени она просидела на диване, невидящим взглядом уставившись в пространство. Она понимала, что заслуживает всех тех слов, что сказал Росс, и даже более того, но от этого страдания ее не становились меньше. "Странно, сколько несчастий могут существовать рядом, и тем не менее они отделены друг от друга и ясно различимы. И еще более странно, что, несмотря на такую глубокую, неизбывную боль, меня все же мучает его отказ провести со мной ночь", - размышляла она.
     Сами стены, казалось, страдали от того, что тут произошло всего час назад. Джулиет вдруг почувствовала, что задохнется, если еще хотя бы на миг задержится в комнате. Она сунула ноги в сандалии, вышла на широкий двор, а потом вскарабкалась на массивную стену, окружавшую крепость. Как и у средневекового европейского замка, стены здесь были достаточно широки, чтобы на них умещалось несколько человек в ряд. Кроме того, был тут и парапет, чтобы уберечь защитников крепости от падения.
     Стояла ночь, и большинство обитателей Серевана спали, кроме горсточки охранников в сторожевых башнях. Джулиет пошла вдоль стены, радуясь прохладному ветру и ощущению простора. Вид открывался прекрасный: восковая луна отбрасывала серебристый свет на плотные холмы. Впрочем, и эта великолепная картина не могла облегчить душевных мук и мрака, царивших в душе женщины.
     С западной стены крепости она видела, как в Каракумы спускаются горы. Оттуда пески пустыни катились к Бухаре. Она отвернулась, не желая думать о том, что случилось с тех пор, как она в последний раз прогуливалась по этим стенам.
     Она пошла дальше и тут заметила чью-то прислонившуюся к стене фигуру с обнаженной головой. Сердце ее екнуло от страха: "А вдруг это Росс?". Но тут человек услышал ее шаги, и Джулиет с облегчением узнала в незнакомце Иана.
     За всю неделю, прошедшую после его спасения из Черного колодца, они едва поговорили, и не только из-за тяжелого путешествия через пустыню, которое отнюдь не располагало к разговору. Год заключения, видимо, основательно изменил характер Иана: он стал настолько замкнутым, что трудно было вспомнить о воодушевлении и избытке чувств, которые когда-то преобладали над всеми остальными его чертами. Учитывая те муки, что ему пришлось перенести, не было ничего удивительного в такой перемене. И теперь для Джулиет Иан стал почти незнакомцем, она не знала, как с ним и разговаривать.
     Общаться с кем бы то ни было ей сейчас хотелось меньше всего на свете, но поскольку Иан ее заметил, не могла же она вот так просто повернуться и уйти. Джулиет нехотя приблизилась, надеясь, что тьма скроет следы горя у нее на лице. Однако лунного света хватило, чтобы разобрать, что брат ее выглядит значительно лучше: он отдохнул, побрился, подстригся по европейским стандартам.
     - Значительное улучшение, - заметила Джулиет.
     - Вот что делают с душой и телом человека крепкий сон, хорошая еда и баня, - сказал Иан, поворачиваясь к ней.
     Она показала на его левый глаз, прикрытый аккуратной черной повязкой.
     - У тебя довольно бравый вид.
     - Не знаю, как насчет этого, но по крайней мере я не испугаю маленьких детей. - Он рассеянно потрогал повязку. - Это случилось, когда люди эмира пытались вырвать у меня признание в шпионаже. Другой глаз тоже повредили, но, к счастью, он исцелился.
     - И слава Богу! - живо откликнулась Джулиет. - Тебе повезло.
     - Да уж. Потерять зрение на один глаз - неприятность, но потерять оба глаза - это уже несчастье. - Он отвернулся и посмотрел на пустыню. - Через две недели или около того я готов буду отправиться в Персидский залив, а оттуда пароходом вернусь в Индию.
     Джулиет нахмурилась: ей не хотелось, чтобы он уезжал, пока они не наверстают упущенное.
     - У тебя нет нужды торопиться, можешь жить здесь, сколько угодно. - Она нежно ткнула в него пальцем. - Мне хотелось бы, чтобы ты немного поправился. К тому же мать ждет в Константинополе возвращения Росса - она поклялась, что не уедет домой, пока Росс благополучно не вернется в Турцию. В нынешнем сезоне тебе понадобится всего несколько недель, чтобы съездить туда, зато мать придет в восторг. Ты выжил, и это подтверждает ее материнский инстинкт: она была уверена, что ты жив.
     - Впервые в жизни инстинкт ее не подвел. - Иан слегка улыбнулся. Бледный лунный свет озарил его тонкое лицо. - Я хотел бы увидеть ее, но не могу тратить слишком много времени. Не забывай, я же офицер и должен вернуться к своим обязанностям, доложить о случившемся. Кроме того, у меня в Индии... есть еще обязательства.
     - Прости, я забыла: Росс говорил, что ты помолвлен. Скажи мне, что у тебя за невеста?
     - Георгина? - Иан замялся. - Прекрасная, очаровательная. Светлые волосы и голубые глаза. Ее отец полковник, так что из нее получится чудесная армейская жена. Она всегда точно знает, что говорить и делать. - Помолчав немного, он добавил:
     - В Северной Индии поклонников у нее хоть отбавляй.
     Джулиет уныло подумала, что вряд ли понравится будущей невестке.
     - А мы с Георгиной понравимся друг другу?
     - Вряд ли. - Иан покачал головой, потом с силой схватился обеими руками за верхнюю часть каменной стены и с неожиданной горечью произнес:
     - Каждый день в этой адской дыре я думал о Георгине. Она стала символом всего чистого, здравого, цельного - всего того, что, боюсь, я больше никогда не испытаю. И все же в моей голове лицо ее расплывается - я даже не могу вспомнить, как она выглядит!
     - Ничего удивительного: ведь прошло почти два года с тех пор, как ты видел ее в последний раз, - начала успокаивать его Джулиет. - Сейчас Индия, наверное, кажется тебе далекой, похожей на сон сказкой, но когда ты вернешься к прежней жизни, все встанет на свои места.
     - Не знаю, смогу ли, - тихим, бесцветным голосом ответил Иан. - Все, во что я верил, разрушилось, и я не знаю, можно ли снова соединить кусочки.
     Исполненные отчаяния слова брата сроднили его с Джулиет, ибо в своем горе они были по-настоящему единокровными. Она накрыла его руку, покоившуюся на холодном камне, своею:
     - Подожди, Иан, - мягко сказала Джулиет. - Ты на свободе лишь неделю. А после всего пережитого ничего удивительного нет в том, что душевные раны затягиваются дольше, чем физические.
     Она хотела успокоить его, но, к своему ужасу, поняла, что эти слова сломали ее и без того хрупкое самообладание. Печаль захватила ее, и она поникла головой в тщетной попытке скрыть слезы.
     Иан отвлекся от своих нерадостных дум и встревоженно спросил:
     - В чем дело, Джулиет? Что-то с Россом?
     - Он завтра уезжает в Англию. Наверное, мы с ним больше никогда не увидимся. - Она вытерла глаза рукавом своего шелкового халата и беспомощно произнесла:
     - О, Иан, я столько всего натворила! Двенадцать лет назад я бросила Росса в припадке временного помешательства, потом еще усугубила свою вину... И теперь мне нет прощения: слишком поздно что-то исправлять.
     - Росс не хочет брать тебя с собой? - удивленно спросил Иан. - А я всегда думал, что он самый понимающий человек из всех, кого я когда-либо знал. И наверняка до сих пор любит тебя.
     Джулиет покачала головой.
     - Он зовет меня с собой, но я не могу поехать. Он не знает, что произошло на самом деле, а я не в силах рассказать ему об этом. - Голос ее сорвался. - Я его страшно мучаю, но если он узнает правду, он будет страдать еще больше. - В какой-то миг слова мужа сами собой прозвучали у нее в голове: "Я ничего не могу придумать, отчего бы мне стало еще хуже, чем сейчас".
     Но Джулиет-то знала, что это не так!
     - Что случилось? - нежно спросил Иан. - Может, ты расскажешь скорее брату, чем мужу?
     Джулиет хотела было вылить на Иана всю эту грязь, но при одной только мысли об этом внутри у нее все сжалось.
     - Нет, - прошептала она. - Я никому не могу рассказать об этом. Не могу, и все.
     - Попытайся, - решительно сказал Иан. - Если у тебя есть тайна, которая касается Росса, то это эгоизм - держать ее при себе. Пусть он сам примет решение. - Голос его зазвучал мягче:
     - Более того, счастье - это весьма хрупкая вещь, его легко потерять, но не так-то просто обрести вновь. Не бросайся им только потому, что двенадцать лет назад ты сделала какую-то глупость. - Он положил руку ей на плечо. - Когда ты в письме сообщила мне, что выходишь замуж, я подумал, что ты не в своем уме - слишком рано, - вспоминая, произнес он. - Потом, на свадьбе, я познакомился с Россом и решил, что это он не в своем уме, раз решился жениться на такой дикой кошке, как моя маленькая сестренка.
     Джулиет обиженно попыталась вырваться, однако брат только крепче сжал ее руку.
     - Окажи некоторое уважение главе семьи, лисичка! - шутливо приказал он. - Ведь вы уникально подходите друг другу. Так было, когда вы только поженились, а сейчас стало еще большей истиной. Не позволяйте такому драгоценному чувству исчезнуть. Черт побери, вы даже не пытаетесь спасти его!
     Джулиет больше не могла сдерживаться и заплакала. Глубокие, болезненные рыдания сотрясали все ее тело. Брат обнял ее свободной рукой, горячо, подбадривающе. Несмотря на свою худобу, он был цепкий и сильный, как стальной канат.
     Иан поддерживал Джулиет, пока рыдания ее не стихли. Потом пробормотал:
     - Когда-то, в детстве, я думал, что ты самый храбрый человек на свете, и всегда изо всех сил старался не отставать от тебя. Воспользуйся же сейчас своей отвагой. Пусть страх не помешает тебе рассказать Россу правду. Возможно, он удивит тебя.
     Джулиет издала некий звук, сродни смеху и икоте одновременно.
     - Ты думал, что я храбрая? Когда я шла за тобой в твоих вылазках, я всегда ужасно боялась, но не осмеливалась признаться в этом: меня пугало, что ты будешь презирать меня и не разрешишь больше ходить с тобой.
     - Правда? Тогда это просто чудо, что мы не погибли, пытаясь доказать друг другу, какие мы оба смелые. - Он смахнул слезинку с щеки Джулиет. - Иди и не трусь, Джулиет! Бояться - себе дороже, трусость наносит еще более тяжкие раны.
     Она закрыла глаза и положила голову Иану на плечо, надеясь проникнуться его неистовой силой.
     "Рассказать Россу, что случилось... Для этого потребуется едва ли не все мое мужество, хотя Бог знает: признание будет мучительно трудным.
     И все же надо сказать. Из-за того что тема настолько болезненна, я никогда не могла собраться с духом, пока Иан не указал на мой эгоизм. Я не хочу, чтобы Росс ненавидел меня, и все же ненависть - это единственное чувство, которое заставит его прервать наш брак.
     Он говорил, что я должна рассказать ему правду, и в действительности правда освободит его от меня. Мне, впрочем, это не поможет - я сижу в клетке, которую сковала собственноручно, однако ради Росса надо найти в себе силы и открыть ему, что тогда случилось на Мальте. Это не только позволит ему забыть меня, но и усмирит его боль, и он больше не будет так тосковать о счастье, которое мы упустили.
     Это странный дар любви, но в то же время самый огромный дар, который я сейчас в силах сделать. Мне предстоит сложнейший экзамен на мужество".
     Открыв глаза, Джулиет прерывисто сказала:
     - Ладно, Иан. Ты снова пристыдил меня за то, что я притворяюсь. Я сделаю то, что должна была сделать много лет назад.
     - Вот и хорошо, девочка. Я всегда верил в тебя.
     - Я снова обвела тебя вокруг пальца, - слабо улыбнувшись, произнесла она. И потом в порыве нежности воскликнула:
     - Я так рада, что ты жив, Иан!
     - Я тоже. - Он обнял ее за плечи. - За время этого драматического бегства из Бухары я так толком и не сказал тебе спасибо. Но поверь, я неимоверно благодарен за то, что вы с Россом сделали... И мать тоже. Мне повезло с родственниками.
     Больше сказать было нечего, но их молчание согревала близость. А Джулиет так боялась! И несмотря на ужасную ночь, она была очень рада своему единению с братом.

***

     Понимая, что ее решимости хватит ненадолго, Джулиет направилась в спальню. Надо было не только причесаться и брызнуть холодной воды на лицо, но и запастись носовыми платками. Для нее сейчас это отнюдь не маловажно. Потом она взяла масляную лампу и темными коридорами пошла в комнату Росса.
     Дверь была не заперта, и Джулиет, повесив лампу на крючок, приблизилась к его кровати и посмотрела на мужа. Он спал, но даже во сне тревога не отпускала его.
     Когда она коснулась его плеча, глаза Росса мгновенно раскрылись, он замер. Они долго смотрели друг на друга, и наконец Росс выговорил:
     - Я искренне надеюсь, что это не случайная попытка совратить меня или склонить к временному согласию.
     "Росс не намерен облегчить мне жизнь", - подумала Джулиет.
     - Ничего подобного. Я пришла сюда потому... Ты действительно прав: я должна сказать тебе правду, какой бы мучительной она ни была. - Голос ее дрогнул. - Но только потом не говори, что я тебя не предупреждала.
     - А что тогда будет? - Он рывком сел на постели. Скомканная простыня обвивала его обнаженный торс. Медово-желтый свет лампы обрисовывал все настолько отчетливо, что у Джулиет замирало дыхание. Она не могла отвести глаз от его широких плеч, крепких мускулов, золотистых волос, выбившихся из-под узкой повязки на голове. Однако красота его не казалась сверхъестественной из-за страшных лилово-черных синяков, которые он получил при падении.
     Пересилив себя, Джулиет сказала:
     - Все зависит от тебя. - Она принялась раздраженно расхаживать по комнате, держась в тени. - Лучше я расскажу как можно быстрее, пока мужество не оставило меня.
     - Давай, смелее! - Росс почти прошептал, словно боялся, что, заговори он громко, Джулиет сразу же убежит.
     Нервно сжимая кулаки, Джулиет заговорила:
     - В Англии я жить смогу - это правда. Иногда я боюсь, что ты полностью завладеешь мною, что я как личность исчезну бесследно - и не потому, что ты что-то предпримешь, но из-за моей собственной слабости. Когда я росла, мне постоянно приходилось сражаться с моим отцом за свою независимость, за право оставаться самой собой. Мне это удалось, но я была совершенно не подготовлена к браку. Я так сильно любила тебя, что если бы ты попросил мою душу, я отдала бы ее тебе, не раздумывая. Впрочем, думаю, со временем я бы окрепла настолько, что смогла бы быть твоей женой, оставаясь при этом самой собой.
     Потом случилось нечто такое, отчего страх мой стал всепоглощающим, и я почувствовала, что мне надо убежать. Я обнаружила... - Она остановилась и с трудом перевела дыхание. Ей казалось невозможным произнести это вслух. - Я обнаружила, что я... беременна.
     Она рискнула посмотреть на Росса и заметила, что он с окаменевшим лицом уставился на нее так, словно перед ним незнакомка. Слова вырвались из нее бурным потоком:
     - На самом деле я не ощущала себя достаточно взрослой, чтобы быть женой, но вышла за тебя замуж потому, что слишком сильно тебя любила. А эта новость просто повергла меня в ужас. Много позже я поняла, что отчасти просто боялась стать похожей на свою мать. Мне кажется, она когда-то была сильна духом, но дети и вечная зависимость от отца совершенно раздавили ее. Всю свою жизнь она пыталась умиротворить задиру с тяжелым характером, каким был мой отец. И я поклялась, что никогда не стану такой, как она.
     - Ты думала, что я такой же задира, как твой отец? - с опасной сдержанностью в голосе спросил Росс.
     Она резко махнула рукой, отметая это предположение.
     - Нет, конечно же, нет, но ты бы пошел в другом направлении: стал бы слишком задумчивым, слишком опекал бы меня. Если бы ты узнал, что я беременна, ты завернул бы меня в вату. Разве ты взял бы меня в полное опасностей путешествие по Среднему Востоку, куда мы собирались отправиться?
     - Не знаю. Разумеется, меня стало бы тревожить твое состояние. - Ладонь его, лежавшая на колене, сжалась. - Ты права. Я не захотел бы, чтобы ты рисковала понапрасну.
     Она почувствовала смутное удовлетворение, когда он подтвердил ее подозрения. И тут же торопливо добавила:
     - Но это только часть проблемы, в основном же меня мучили слепые, беспричинные страхи.
     Она вновь принялась расхаживать по комнате, подбирая слова, которые могли бы объяснить необъяснимое.
     - У меня было ощущение... рока, некая убежденность, что если я останусь с тобой, то это разрушит, уничтожит нас обоих: я превращусь в женщину, которую сама же буду презирать, а ты не сможешь любить и останешься со мной только из чувства долга. И в то же время я не могла говорить о своих опасениях, ибо считается, что беременность - повод для радости, а я не сомневалась, что меня не поймут. Я-то ощущала что-то страшно несправедливое!
     Мне показалось, что я в ловушке, в какой-то невероятной ситуации. Ты меня оставил на несколько дней, чтобы навестить своего больного крестного отца, и я осознала, что намеренно рискую, когда езжу верхом, в тайной надежде на несчастный случай: пусть поможет разрешить мою проблему. Тогда-то я и решила уйти, причем уйти раньше, чем случится что-то страшное, и раньше, чем ты заметишь мое положение. Повинуясь инстинкту, я села на пароход до Мальты. Я была там когда-то со своими родными, и у меня сохранились чудесные воспоминания об этом острове.
     У Джулиет страшно разболелась голова, и она поднесла ладонь к виску. Видимо, тупая боль предвещала переход к самой тяжкой части ее повествования.
     - К тому времени как я добралась до Мальты, стало ясно, что я совершила ужасную ошибку, но я также была уверена в том, что сожгла за собой мосты и обратного пути мне нет. В своей безумной логике я понимала, что ты можешь захотеть этого ребенка, хотя бы ради продолжения династии или по крайней мере из-за того, что почувствуешь за него ответственность, и что ты наверняка не простишь жену, которая подвергла тебя такому публичному унижению...
     Она ненадолго закрыла глаза, вспоминая минувшее.
     - Если бы я знала, что ты приедешь за мной, если бы ты приехал на несколько часов раньше, все могло бы быть по-другому! - в отчаянии воскликнула она. - Но все эти "если" не стоят пепла, в который они превратились, сгорев в адском пламени.
     Она прерывисто вздохнула.
     - Я до сих пор не понимаю, почему я это сделала. Конечно, не может быть и речи о том, что я намеренно решила предать тебя. Но в свои восемнадцать я была глупа, отчаянно одинока и уверена в том, что моя репутация уже подмочена. Граф д'Оксер вел себя премило, он говорил мне комплименты и немного напоминал тебя. - Она с трудом перевела дыхание. - Я подумала, что всего лишь на одну ночь он убережет меня от одиночества, и когда он попросил разрешения прийти ко мне, я... ему позволила.
     Надтреснутым, как разбитое стекло, голосом Росс сказал:
     - Ради Бога, Джулиет, больше ни слова об этом!
     - Пожалуйста, раздели со мной эту муку! - взмолилась она. - Тебе надо знать, чтобы понять, что случилось позже. - На лице ее отразилась глубокая печаль. - Трудно поверить в то, как я была наивна. Девушек предупреждают, чтобы они никогда не оставались с мужчинами наедине, потому что прикосновение мужчины заставляет нас вести себя беспомощно, глупо. Я верила этому в большей или меньшей степени, ибо когда ты прикасался ко мне, я полностью теряла рассудок и контроль над собой. О, я считала, что, оказавшись в постели с другим, со мной будет твориться то же самое.
     Джулиет нервно прошлась по комнате и оказалась у стены. Остановившись, она невидящим взглядом уставилась на грубую штукатурку.
     - Я так ошиблась! - сокрушенно произнесла она. - И поняла, что совершила еще одну страшную ошибку, но... почувствовала, что не могу отступить, поскольку уже дала согласие. Я испытывала отвращение к каждому мигу нашег