иты, а матери -  значит,
в моем случае под внешностью английского офицера  и  джентльмена  должен
скрываться суеверный валлиец.
   Джослин отвела взгляд. Ее  лицо  стало  совершенно  непроницаемым,  и
Дэвид вспомнил, что  до  семилетнего  возраста  она  росла  без  матери.
Сколько ей было лет,  когда  ее  семья  распалась?  Очевидно,  она  была
достаточно взрослой, чтобы след остался на всю жизнь.
   Пока Дэвид решал, следует ли ему подробнее расспросить  Джослин,  она
сказала бесстрастно и холодно - такого  тона  он  давно  уже  у  нее  не
слышал:
   - Раз ты валлиец, то  должен  любить  желтые  нарциссы  и  лук-порей.
Недаром же он считается эмблемой Уэльса!
   - Признаюсь, это так и есть,  -  отозвался  он.  -  Весной  Уэстхольм
покрыт ковром из  этих  цветов.  Мы  с  Салли,  когда  были  маленькими,
помогали матери высаживать луковицы.
   Джослин  улыбнулась:  к  ней  снова  вернулись   непринужденность   и
спокойствие.
   - И теперь ты вернулся домой. Иногда судьба  дарит  людям  неожиданно
счастливые финалы.
   Дэвид мысленно задал себе вопрос: будет ли такой финал у их брака?  А
обращаясь к ней, сказал:
   - Мне жаль, что тебя не ждет подобный финал с Чарлтон-Эбби.
   Джослин обхватила руками согнутые колени.
   - Так уж принято, что женщин увозят из родного дома, и они  вынуждены
устраивать себе новое гнездо. Когда-нибудь и у меня будет свой дом.
   Не в силах упустить такой шанс, он приподнялся на локте и  пристально
посмотрел на нее:
   - Уэстхольм мог бы стать твоим.
   Джослин судорожно вздохнула и отвела взгляд. Дэвиду  показалось,  что
этот проклятый герцог уселся тут с  ними,  чтобы  испортить  их  пикник.
Сдавленным голосом она прошептала:
   - Цена была бы слишком высока.
   - Вот как?
   В его голосе  зазвучали  требовательные  нотки,  и  Джослин  медленно
повернулась к нему лицом. Он протянул руку. Она неуверенно вложила в нее
свою, и он вновь откинулся на спину, увлекая ее за собой.  Приблизив  ее
губы к своим, он проговорил чуть слышно:
   - Это - слишком высокая цена?
   - Ты же сам прекрасно знаешь, что нет, несчастный! - шумно  вздохнула
она.
   А в следующую секунду их губы уже встретились в поцелуе, который стал
словно бы естественной частью  этого  жаркого  летнего  дня,  со  вкусом
солнца и сидра. За несколько последних дней она стала не такой робкой, и
теперь ее язык с невинным энтузиазмом проник в рот, неся ему дивный  жар
ее тела. Не отрываясь от ее губ, Дэвид уложил Джослин так, что их  бедра
оказались тесно прижатыми друг к другу, а ее пышные  юбки  упали  вокруг
него.
   - Ах! - вздохнул он. - Какое хорошее место ты себе нашла! - И отогнул
подол ее  платья  так,  чтобы  его  рука  могла  свободно  двигаться  по
обтянутым шелком чулка теплым  и  упругим  изгибам.  Когда  кончики  его
пальцев  скользнули  по  внутренней  стороне  ее  бедра,  она   невольно
вздрогнула. Он застонал, наливаясь желанием, - но между ними  оставалось
слишком много слоев ткани!
   Чуть подрагивающим от смеха голосом она произнесла:
   - Сомневаюсь, что ты сейчас  можешь  убедить  суд,  что  не  способен
выполнять супружеские обязанности.
   - Нам удивительно повезло, что мы уже начали дело, а судей здесь нет.
   Обхватив ее за талию, он перекатился так, чтобы оказаться над ней. Ее
стройная шея оказалась у  его  губ  -  открытая  для  легких,  дразнящих
поцелуев.
   Дрогнувшим голосом она спросила:
   - Тебе не очень трудно сдерживаться?
   Это был одновременно и вопрос,  и  предостережение:  она  не  хотела,
чтобы они зашли слишком далеко. Но ему этого не хотелось - еще не пришло
время.
   - Я предпочту немного пострадать здесь, чем  оставаться  спокойным  и
благоразумным в другом месте.
   Он снова взял в плен ее губы, а его рука ласкала  скрытые  под  лифом
холмики ее  грудей,  пока  оба  они  не  задохнулись  от  страсти  Желая
большего, он прошептал:
   - Наверное, тебе слишком жарко в этой плотной амазонке.
   Одной рукой  он  расстегнул  воздушные  петли  из  галуна,  служившие
застежкой ее синего жакета, - он распахнулся. На фоне темно-синей  ткани
ее кожа казалась удивительно  нежной  и  тонкой.  Под  жакетом  оказался
простой белый корсаж с большим вырезом, который открыл манящую  ложбинку
между грудей. Он лизнул ее, словно лакомство, приготовленное  специально
для него.
   Джослин кончиками пальцев  поглаживала  его  затылок,  и  от  легкого
прикосновения ее ноготков  по  его  телу  шла  душная  волна.  Его  рука
опустилась ниже. Юбка амазонки поднялась выше колен, и ему  удобно  было
ласкать ее сокровенное место. Когда он прикоснулся к нему, Джослин  тихо
ахнула, но едва первое потрясение прошло, ее ноги  раздвинулись,  и  под
его ритмичными ласками в ней начала пульсировать страсть.
   У  нее  вырвался  гортанный  нежный  вскрик,  который  был  для  него
волшебно-эротичным. Он лихорадочно потянулся к застежке брюк и уже начал
рвать ее, когда осознал, что делает. Проклятие: он забыл обо всем, кроме
одной потребности - погрузиться в нее! Секунду он балансировал на  краю:
жар крови боролся с разумом и благими намерениями.
   Победил разум. Тело Джослин жаждет его ласки, но он еще  не  завоевал
ее мысли и сердце. Обольстив ее,  он  получит  секунды  наслаждения,  но
рискует потерять ее доверие.
   Дэвид со стоном перекатился на спину. Его тело было  так  переполнено
желанием, что он едва смог прохрипеть в ответ:
   -  Мое  самообладание  небезгранично.   Надо   остановиться.   Крепко
переплетя свои пальцы с его пальцами, она через силу прошептала:
   - Ты хочешь свести меня с ума?
   Ее голос срывался от смеха и неутоленной страсти.
   - Себя я определенно свожу с ума, тут все ясно. Он повернул голову, и
они оказались лицом к лицу. Заглянув в ее  горящие  страстью  глаза,  он
почувствовал прилив нежности. С каждым днем они становятся все  ближе  и
ближе, а это значит, что теперь и сойти с ума ему не страшно.

Глава 28

   Джослин с иронией размышляла: если Дэвид доставил  перед  собой  цель
довести ее до безумия, то он близок к  ее  достижению.  Последующие  дни
внешне были спокойными и ровными, но под их гладью бушевала  гроза!  Она
страстно рвалась к нему, он присутствовал во всех ее помыслах,  вновь  и
вновь она переживала те минуты блаженства, которые уже испытала  с  ним.
Страсть оказалась очень опасной штукой. Джослин впервые стала  понимать,
почему в средневековье женщины, боясь снедавшей их страсти,  уходили  от
светской жизни в монастырь.
   Однако она не была создана для жизни в монастырских стенах, да это  и
не  совсем  подходящее  место  для  современной   англичанки,   особенно
мечтающей о детях. Надо полагать, ее реакция на ласки Дэвида вызвана  во
многом новизной ощущений. И конечно, тем, что он очень ей симпатичен:.:
   Всякий раз, когда ее мысли доходили до этого  предела,  она  начинала
представлять себе, как лежит в его объятиях, как он  ласкает  ее,  и  ей
стоило неимоверных усилий вернуться к повседневным делам,  в  которых  у
нее не было недостатка. Обновление дома  и  прислуги  требовало  немалых
усилий.
   Трудолюбивые уборщицы за несколько дней уничтожили копившуюся  годами
грязь. Несколько человек пополнили штат постоянной прислуги. Хью  Морган
вернулся на два дня раньше, чем его  ожидали.  Судя  по  выражению  лица
Мари, причиной его  досрочного  приезда  была  она.  Джослин  немедленно
загрузила молодого слугу работой.
   Обветшалая мебель отправлялась на чердак, откуда извлекли  мастерской
работы прекрасно сохранившиеся  вещи  времен  деда  Дэвида.  Эту  мебель
чистили и ремонтировали. Несколько предметов нуждались в  новой  обивке,
но одна из деревенских женщин весьма умело  владела  иглой,  и  комплект
неиспользованных парчовых драпри превратился  в  ее  руках  в  чехлы  на
кресла и диван.
   Помимо мебели и занавесей, Джослин обнаружила великолепные персидские
ковры, которые по какой-то непонятной причине были свернуты в  рулоны  и
убраны на чердак. Благодаря множеству давно высохших и превратившихся  в
пыль лавандовых веточек ковры остались в целости и сохранности и  теперь
еще поражали своей красотой. Соединив их с  реставрированной  мебелью  и
лучшими занавесями,  Джослин  добилась  того,  что  центральные  комнаты
выглядели теперь обжитыми и  ухоженными.  На  полное  преображение  дома
должны уйти годы, но и в короткий срок было сделано очень много,  и  она
получала огромное удовольствие от этого.
   Единственным развлечением Джослин были утренние верховые  прогулки  с
Дэвидом. Вместе они обследовали поля и аллеи Уэстхольма. Однако пикников
под  яблонями  больше  не  устраивали.  Ей  и  без  того   трудно   было
сосредоточиться на делах.
   И тем не менее она с удовольствием принимала его поцелуи  при  каждой
их встрече.

***

   В начале второй недели пребывания Джослин  в  Уэстхольме  их  ставшее
традиционным утреннее совещание о делах  дворецкий  прервал  характерным
покашливанием. Успев изучить манеры Стреттона, Джослин  поняла,  что  он
хочет сказать ей что-то важное, и, подавив раздражение, спросила:
   - В чем дело Стреттон?
   - Леди Престон, мне пришло в голову, что поскольку вы  женаты  совсем
недавно и все такое прочее, то можете и  не  знать,  что  завтра  у  его
милости день рождения...
   Она в негодовании отбросила свой карандаш.
   - О, и этот негодник даже не упомянул об этом!  А  сам  смел  укорять
меня за то, что я не сказала ему о  своем  дне  рождения!  Так,  значит,
двадцать седьмое августа. Мне стыдно признаться,  но  я  ведь  точно  не
знаю, сколько ему лет. Мне всегда казалось, что это не важно.
   Естественно: ведь она выходила замуж за человека без будущего!
   - Ему исполнится тридцать два,  миледи.  Когда  она  впервые  увидела
Дэвида, он показался ей гораздо  старше.  А  теперь  тридцать  два  года
казались ей самым подходящим возрастом.
   - Нам надо придумать для завтрашнего обеда что-нибудь необычное.
   Совместными усилиями они  составили  меню  из  любимых  блюд  Дэвида,
мараясь употребить при их приготовлении местные  продукты.  Джослин  уже
написала слово "шампанское"  -  его  следовало  подать  к  столу,  а  не
разыскивать в погребе, - когда Стреттон снова откашлялся.
   Ей все-таки следует приучить его без такой вот подготовки высказывать
свои мысли.
   - Есть еще одно, что могло бы соответствовать завтрашнему событию,  -
неуверенно проговорил дворецкий. - Вы не согласились бы спуститься вниз,
в служебные помещения?
   Джослин, конечно, уже побывала и на  кухне,  и  в  кладовых,  но  она
впервые оказалась в личной гостиной Стреттона. Он пропустил ее в дверях,
и ее взгляд сразу же упал на средних размеров картину, висевшую напротив
входа. На ней были изображены высокого роста  немолодой  мужчина,  очень
серьезный, женщина, гораздо моложе его,  и  двое  детей,  приблизительно
трех и семи лет.
   Внимательнее приглядевшись к групповому портрету, она заметила, что у
всех, кроме мужчины, - одинаковые глаза редкого зеленого цвета.
   - Семья Дэвида, - тихо  проговорила  она.  -  Как  картина  оказалась
здесь?
   - Эта картина висела в спальне старого лорда. После его смерти мистер
Уилфред приказал мне снять картину и сжечь ее.  Мне  это  показалось  не
правильным, миледи, и я убрал ее в одну из кладовок при кухне:  я  знал,
что молодой лорд никогда не войдет на половину прислуги.  А  когда  я  в
конце концов дослужился до дворецкого, то перенес портрет сюда.
   - Вы поступили правильно Джослин никак  не  могла  оторвать  глаз  от
картины. Она принадлежала кисти сэра Джошуа Реинолдса, который  славился
своим талантом  портретиста  У  отца  Дэвида  было  лицо  ученого  мужа,
пренебрегающего мелочами повседневной жизни. Его мать, хрупкая женщина с
темными волосами и румяными, как у миссис  Морган,  щеками,  производила
впечатление полной безмятежности.  Возможно,  здоровый  румянец  являлся
отличительной чертой валлийцев.  Салли  была  явно  на  нее  похожа,  и,
несмотря на юный возраст, лицо трехлетней девочки выражало  непреклонную
решимость.
   Дэвид же был совершенно очарователен. Возможно, и его собственный сын
будет так же добродушно проказлив, как мальчик на групповом портрете?
   Напомнив себе, что нельзя  позволять  себе  подобные  мысли,  Джослин
сказала:
   - Этот групповой портрет очень много значит для лорда Престона. - Она
с любопытством посмотрела на Стреттона:
   - А почему вы  раньше  не  уволились?  Судя  по  всему,  Уилфред  был
совершенно невыносим.
   - Был, - честно признался дворецкий. -  Но  это  мой  дом.  Стреттоны
испокон веков служили Ланкастерам. Хотя совершенно необязательно,  чтобы
все они нам нравились.
   - Но Дэвид вам, похоже, нравится.
   - Разумеется! Он всегда отличался от своих братьев.  Горой  стоял  за
сестру и никогда  не  задирал  нос.  Конечно,  сказывалось  влияние  его
матери. Она была настоящая леди, несмотря на свое  происхождение.  Какие
только истории я бы мог  порассказать  вам...  -  Он  задумчиво  покачал
головой.
   Джослин  решила,  что  ей  не   подобает   поощрять   разговорчивость
Стреттона, как ни любопытно ей было  узнать  побольше  о  Дэвиде  и  его
детстве.
   - Пожалуйста, распорядитесь, чтобы  картину  отнесли  наверх.  Там  я
смогу решить, где именно ее следует повесить.
   После долгих раздумий Джослин решила, что лучше всего  портрет  будет
смотреться  над  камином  в  главной  гостиной.  Она   договорилась   со
Стретгоном, что картину повесят на это место на следующий день к  обеду.
До того момента дворецкий будет ее  прятать.  Джослин  решила,  что  это
будет самым лучшим подарком Дэвиду ко дню его рождения.
   На следующий день почта доставила Джослин  письмо  от  тети  Эльвиры.
Недобрые предчувствия охватили ее при одном взгляде на конверт.  Соблазн
отложить чтение неприятного письма на следующий день, чтобы  не  портить
день рождения Дэвида, был  велик,  но  любопытство  взяло  верх.  Сорвав
печатку, она прочла следующее:

   "Дражайшая моя племянница,
   Расследование показало, что в Испании ты  не  встречалась  с  майором
Дэвидом Ланкастером, так что твоя "давняя любовь" оказалась не чем иным,
как циничным браком по расчету.
   Мой поверенный также обнаружил, что вы подали  прошение  о  признании
брака недействительным. Все это совсем не соответствует тому,  что  твой
милый отец имел в виду для своей единственной дочери, и я не  сомневаюсь
в том, что суд весьма сурово отнесется к твоей  попытке  обойти  условия
его духовного завещания.
   Хотя я не сомневаюсь в том, что мы можем выиграть дело  в  суде,  нам
было бы очень неприятно заходить настолько далеко. Кроме того, я уверена
в том, что ты не хочешь опозорить твою семью так, как это  сделала  твоя
мать.
   Вот почему мы с Уиллоби готовы разделить с тобой состояние  Кенделов:
ты получишь двадцать процентов, а остальное отойдет моему мужу,  который
по праву должен был бы получить все  эти  деньги  с  самого  начала.  Ты
будешь неплохо обеспечена, так что  я  не  сомневаюсь,  что  ты  оценишь
справедливость и щедрость нашего предложения.
   Однако если ты откажешься пойти на этот компромисс, то я  боюсь,  что
мы вынуждены будем подать на тебя в суд.
   Я буду ждать твоего ответа в течение двух недель.
   Эльвира Кромарти".

   В порыве ярости Джослин скомкана  письмо  и  швырнула  его  в  камин,
жалея, что в это время года там не зажигают огня. Однако ее гнев  быстро
остыл, оставив после себя пульсирующую в висках головную боль.
   Ей следовало бы знать, что сельская идиллия не может  длиться  вечно.
Если ее тетка решила начать расследование, то нужные  факты  найти  было
несложно.  Стоило  задать  несколько  вопросов  однополчанам  Дэвида,  у
которых  нет  причин  говорить  не  правду,  и  выяснится,  что  Джослин
действительно  не  встречалась  с  ним  в   Испании.   Признание   брака
недействительным не  афишируется,  но,  несомненно,  адвокаты  и  клерки
насплетничаются между собой.
   Видимо, графине сказали, что  основания  для  ее  судебного  иска  не
слишком убедительны,  и  она  решила  попробовать  запугать  племянницу.
Эльвире предстоит устроить целый  выводок  детей,  так  что  скандал  ей
совершенно не нужен, но  если  несколько  угрожающих  писем  помогут  ей
ухватить, кусок полученного Джослин наследства, то ей не жалко потратить
время на их написание.
   Джослин нахмурилась. Чутье подсказывало ей,  что  следует  предложить
Эльвире  подавать  в  суд,  коль  ей  это  угодно,   проигнорировав   ее
требования. А  если  она  заупрямится,  то  дядя  Уиллоби  скорее  всего
вмешается и запретит жене подавать иск.  Хотя  он  и  побаивается  своей
решительной жены, но еще больше он не любит дурную славу.
   Но она вполне допускала, что ее  желание  побороться  неразумно,  ибо
проистекает из ее давней неприязни  к  тетке.  Возможно,  целесообразнее
начать переговоры и не подвергать себя опасности  неприятного  судебного
разбирательства.
   Джослин содрогнулась, вспомнив развод родителей. Возможно, окружавшие
ее взрослые считали, что оградили ее от скандала, но она все знала.  Она
слышала перешептывание прислуги.  Видела,  как  зеваки  толпятся  вокруг
Кромарта-Хаус, жадно глядя на двери и окна.
   Но самым болезненным было воспоминание о том  дне,  когда  тетя  Лора
довела ее есть мороженое. Они прошли мимо витрины типографии,  где  были
выставлены  последние  карикатуры,  отражавшие  политические  события  и
скандалы. Перед витриной  толпились  мужчины,  которые  грубо  хохотали,
читая заголовки. Джослин услышала слово "Кромарти" в сопровождении слов,
которых она не поняла, и увидела мерзкие изображения  мужчин  и  женщин,
делавших какие-то странные вещи.
   Тетя Лора, бледная и расстроенная, постаралась  как  можно  скорее  у
нести ее оттуда Забыв о мороженом, они бросились домой я больше  никогда
не упоминали об этом  случае.  Даже  сейчас  при  воспоминании  о  давно
минувшем эпизоде Джослин почувствовала тошноту.
   Как ни противно было признаваться, леди Кромарти была права: покойный
граф не одобрил бы действий  своей  дочери.  Если  даже  Джослин  отдаст
Эльвире примерно двадцать процентов своего состояния, денег  у  нее  все
равно останется больше чем достаточно.
   Но при мысли, что она позволит тете Эльвире выиграть дело, у  Джослин
закипала кровь. Она скорее передаст деньги непосредственно детям Уиллоби
и Эльвиры, чем позволит ей торжествовать.  Дети  ей  симпатичны,  и  она
таким  образом  убьет   сразу   двух   зайцев:   поможет   им   получить
самостоятельность и лишит тетку возможности торжествовать новую победу.
   Джослин решила, что обсудит этот  вопрос  с  Давидом.  Его  спокойная
логика поможет ей выбрать наилучший путь. Но она  не  будет  делать  это
сегодня. День его рождения - неподходящий  момент  обсуждения  угроз  ее
тетки.

Глава 29

   Джослин хотелось устроить для Дэвида по-настоящему праздничный  обед,
поэтому она уделила особое внимание своей внешности и надела  платье  из
шелка цвета золота в тонкую черную полоску с весьма эффектным  декольте.
Мари  сделала  ей  прическу  из  множества  волн  и   локонов,   которые
подчеркивали изящные линии ее шеи. В качестве украшений Джослин  выбрала
золотые серьги и  колье,  усеянное  небольшими  топазами  и  изумрудами,
которые делали более заметной игру зеленоватых и золотых искр в ее карих
глазах.
   Ее усилия были вознаграждены тем восхищением,  которое  вспыхнуло  во
взгляде Дэвида, когда она вошла в малую гостиную.
   - Ты сегодня особенно хороша, моя милая девочка, -  проговорил  он  с
улыбкой. - Сегодня какой-то особый день?
   Не дожидаясь  ответа,  он  привлек  ее  к  себе  для  приветственного
поцелуя. При этом большой палец его  руки  скользнул  по  ее  обнаженной
спине вдоль ворота платья, так  что  по  ее  телу  пробежала  сладостная
дрожь. Джослин охотно приникла к  нему,  сумев  забыть  недавнюю  угрозу
графини.
   Спустя несколько секунд она неохотно отстранилась и сказала:
   - День  действител