никами Англии выступили многие народы, объединившиеся против общего врага. Если бы тогда при Ватерлоо не подоспела прусская армия, поражение было бы неминуемым.
     - Гм, интересное предложение, - заметил сэр Энтони. - А что еще?
     - Покажите цену победы, - сказал капитан. - Измученные, раненые солдаты спят вповалку вокруг сломанных орудий, здесь же лежат мертвые. Все смешалось: смерть и жизнь, и над всем этим - темное, во вспышках огня небо.
     Наступило долгое молчание.
     - Вы все так живо описываете, капитан, - вымолвила наконец Ребекка, - что у меня перед глазами так и стоят эти сцены.
     - У него есть чутье художника, - добавил сэр Энтони. - Я подумаю над вашими предложениями. Надо будет хорошенько все осмыслить.
     Внезапное желание быть рядом с капитаном охватило Ребекку. Такое она испытывала впервые в жизни. Ей хотелось завладеть всем его существом или хотя бы частью его.
     Ребекка подошла к капитану и провела ладонью по его щеке. Его шрам был твердым и гладким на ощупь.
     - Вы покорили меня, капитан, - сказала она охрипшим голосом. - Мне надо во что бы то ни стало написать ваш портрет.

     Глава 7
     Слова Ребекки и ее легкое, полное нежности прикосновение настолько смутили Кеннета, что он только и смог выдавить из себя:
     - Простите?..
     - С самого первого мгновения, как я вас увидела, у меня возникло непреодолимое желание написать ваш портрет, - продолжала Ребекка. - Как вы колоритны!
     Такие слова, если бы их произнесла другая женщина, прозвучали бы как приглашение к флирту, но Ребекка не умела этого делать и сейчас смотрела на него, как бережливая хозяйка, выбирающая цыпленка к воскресному обеду.
     - Это комплимент или простое заключение? - сухо спросил Уилдинг.
     - Простое заключение, - Ребекка посмотрела на отца. - Ты не станешь возражать, если я буду одалживать у тебя капитана Уилдинга на пару часиков в день?
     - Я хочу сделать лицо сержанта в моей картине похожим на Кеннета, - ответил с улыбкой сэр Энтони, впиваясь острым взглядом в лицо секретаря. - Вы говорите, что по глазам солдата можно прочесть, через сколько сражений он прошел? Все, что есть в ваших глазах и лице, я вложу в образ сержанта. Но ты можешь начать писать его первой, если капитан не против.
     - Вы не будете возражать, капитан? - спросила Ребекка.
     Под пристальными взглядами отца и дочери Кеннет чувствовал себя неуютно. Иногда взгляды художников проникают прямо в душу, и, возможно, им легко будет догадаться, что привело его в этот дом. Однако ему хотелось проводить с Ребеккой побольше времени, и, похоже, удача впервые улыбнулась ему.
     - Ваше желание для меня закон, мисс Ситон, - ответил Уилдинг.
     - Тогда пройдемте в мою мастерскую.
     - Дайте мне немного времени, - ответил капитан. - Я должен устроить здесь уборку, пока краска не впиталась в ковры и мебель.
     - Скажите слугам, которые будут убирать здесь, чтобы делали это быстро и без лишнего шума, - приказал сэр Энтони. Взяв альбом и карандаш, он начал что-то рисовать быстрыми уверенными штрихами.
     Кеннет открыл дверь, пропуская Ребекку. Ее волосы растрепались и спадали на плечи золотыми кольцами. Наверное, она только что встала с постели.
     Ступая за Ребеккой, Кеннет в сотый раз напомнил себе, что в дом Ситона его привело необычное дело. Спустившись вниз, он проверил, чем занимались слуги в его отсутствие, и послал Бетси, самую расторопную из служанок, прибрать в мастерской сэра Энтони, а сам направился в святая святых Ребекки.
     Кеннет постучал в дверь и, получив разрешение, вошел, с интересом озираясь вокруг. По сравнению с мастерской сэра Энтони мастерская его дочери была гораздо проще: белые оштукатуренные стены, наклонный потолок и некое подобие кухни в углу. Окна, выходящие на улицу, были обычного размера, другие же, с тыльной стороны дома, были большими, пропускающими много света. Именно такой свет и требовался художнику. Повсюду висели или стояли картины, многие из них были без рам.
     Ребекка сидела согнувшись в большом кресле с альбомом на коленях и карандашом в руке. Она указала Кеннету на диван, стоявший напротив.
     - Располагайтесь поудобнее, капитан. Сегодня я сделаю только несколько набросков. Мне надо решить, как лучше написать ваш портрет.
     - Если мы собираемся каждый день вместе работать, то проще называть меня просто Кеннетом, - сказал Уилдинг, располагаясь на диване.
     - Тогда и вы должны звать меня Ребеккой. - Она пристально посмотрела на капитана, и в ее глазах вспыхнули зеленые огоньки.
     - Я никогда раньше не позировал. Что я должен делать?
     - Чувствуйте себя как можно спокойнее и постарайтесь не вертеть головой.
     Ребекка склонилась над рисунком, а Кеннет стал рассматривать картины, которые были в поле его видимости. Ее манера письма была такой же классической, как и у отца, но только отличалась мягкостью и своеобразной сдержанной чувственностью. На большинстве портретов были изображены женщины, известные из мифологии и истории. Не поворачивая головы, Кеннет мог видеть с десяток таких портретов.
     - Вы когда-нибудь выставлялись в Королевской академии?
     - Никогда, - ответила Ребекка, не поднимая головы.
     - Вам следует послать туда свои работы. Покажите им, на что способна женщина.
     - Не считаю это обязательным, - холодно ответила Ребекка.
     В комнате повисла напряженная тишина, прерываемая только шуршанием ее карандаша. Еще раз полюбовавшись картинами, которые он мог видеть со своего места, Кеннет перевел взгляд на Ребекку. Ее запястья выглядели тонкими, даже хрупкими, но длинные пальцы были крепкими и сильными. Она сидела в кресле, склонившись над рисунком, подол ее муслинового платья слегка загнулся, позволяя видеть лодыжки, такие же тонкие и хрупкие, как и запястья.
     В Ребекке не было неприкрытой чувственности Марии, но любой изгиб ее тела действовал на Кеннета возбуждающе. Каждый раз, когда она склонялась над рисунком, он как завороженный не сводил глаз с ее шеи, такой белой, почти прозрачной на фоне яркого буйства роскошных волос. Что, если он осмелится поцеловать ее туда? Как она себя поведет?
     Скорее всего прикажет ему сесть на место и не мешать ей работать.
     В комнате стало теплее, хотя горстка угля в камине едва тлела. Кеннет старался не смотреть на Ребекку, но это не помогало: он чувствовал ее хрупкое тело, как будто она сидела у него на коленях. Сквозь запах краски и дыма тлеющего угля прорывался тонкий аромат цветов; Кеннет втянул в себя воздух и уловил запах розовой воды, едва ощутимый и очень женственный, который так не вязался с этим сильным, ершистым созданием.
     Как она будет выглядеть обнаженной, окутанная облаком золотых волос и с этим нежным запахом розы? Сердце Кеннета учащенно забилось, на лбу выступила испарина.
     Проклятие! Он привык держать себя в руках, какие бы чувственные сцены ни подсовывало ему услужливое воображение. Почему он сейчас так разволновался? Скорее всего, это результат длительного воздержания. В Париже у него было много женщин, но все они напоминали французские пирожные - растаяли во рту и забылись. Похоже, Ребекка Ситон сделана из другого теста.
     Решив прервать свои размышления, пока он не наделал глупостей, Кеннет первым нарушил тишину:
     - Сэр Энтони страшен в своем гневе, и я понимаю, как вам досталось. Вы выглядели такой испуганной, что мне стало жаль вас.
     - Я совсем не испугалась, - ответила Ребекка с легкой тенью удивления на лице. - Папа еще никогда никого пальцем не тронул. Просто я не люблю, когда кричат и швыряют вещи.
     Такая самоотверженная защита была трогательной, но Кеннет теперь был твердо убежден, что сэр Энтони в порыве гнева мог убить любого, попавшего ему под горячую руку. Возможно, в тот день Элен Ситон устроила мужу скандал из-за его любовницы и стала жертвой его необузданного гнева. Интересно, какой женщиной она была? Сейчас самое подходящее время выяснить это.
     - Как вашей матери жилось в окружении сумасшедших художников? - спросил Кеннет.
     - Ей нравилась такая жизнь. - Ребекка вырвала из альбома рисунок и, отложив его в сторону, принялась за другой. - Друзья называли ее королевой лондонской богемы. Каждый бедный художник знал, что она всегда поможет ему: накормит или одолжит немного денег.
     - И они возвращали долги?
     - Иногда. - Ребекка улыбнулась своим воспоминаниям. - Чаще всего они дарили ей свои работы, зачастую не очень хорошие.
     - Теперь я понимаю, откуда взялись плохие пейзажи, развешанные в моей комнате. Наверное, ваша мать пыталась скрыть их от взгляда знатока и в то же время не хотела обидеть своих дарителей.
     - Возможно, - согласилась Ребекка. - Если они оскорбляют ваше эстетическое чувство, мы можем их заменить. Одному Богу известно, сколько картин в этом доме.
     - Не могли бы вы одолжить мне одну из ваших? К примеру, ту, что напротив меня. Кажется, здесь изображена Диана-охотница.
     Высокая богиня стояла неподвижно, держа в руках лук и стрелы. Ее лицо было спокойным и чем-то напоминало Ребекку.
     - Пожалуйста, если она вам нравится, - ответила Ребекка, приступая к новому эскизу. - У меня есть для нее подходящая рама.
     - Не могли бы мы устроить маленький перерыв? - спросил Кеннет. - Я не привык так долго сидеть на одном месте.
     - Да, конечно. Прошу простить меня, - ответила Ребекка с застенчивой улыбкой. - Когда я рисую, то забываю обо всем на свете. Хотите чаю? Обычно в это время я пью чай.
     - С большим удовольствием, - ответил капитан, вставая с места и расправляя затекшие плечи.
     Ребекка встала, подошла к камину и грациозным движением повесила над огнем чайник.
     - Спасибо, что вы откликнулись на мою просьбу. Вы более терпеливы, чем отец. - Она пристально посмотрела на Кеннета, и ему показалось, что она видит его насквозь. - Отец прав: вы прекрасная модель для сержанта на его картине.
     - Возможно. Я был сержантом многие годы.
     - Сержантом? Вы? - Ребекка недоверчиво уставилась на него.
     - Я поступил на военную службу, когда мне было восемнадцать, - объяснил Кеннет. - Позже я продвинулся по службе.
     - Благодаря вашей храбрости? Ведь это является причиной повышения в чине?
     - Отчасти так. Но простое везение нельзя сбрасывать со счетов. Надо, чтобы вашу храбрость заметил офицер, от которого это повышение зависит.
     - Вы не перестаете меня удивлять, капитан. Слушая вас, я все больше склоняюсь к мысли, что вы... - Ребекка смущенно замолчала.
     - Что я джентльмен, - пришел ей на помощь капитан.
     - Извините меня, - сказала Ребекка, потупившись. - Я не сомневаюсь, что вы джентльмен, и то, что вы зарабатываете на жизнь своим трудом, делает вам честь. Как правило, богатство волею судеб наследуется с рождения.
     - Я родился в знатной и богатой семье, но так случилось, что я отдалился от отца и у меня в те времена не было денег, чтобы купить себе офицерское звание, поэтому пришлось завербоваться на военную службу.
     - Что явилось причиной этого отдаления?
     Чувствуя себя неловко за свою откровенность, Кеннет в замешательстве мерил шагами мастерскую, стараясь не задеть головой наклонный потолок. А что, если Ребекка в очередной раз испытывает его, стараясь докопаться до истинной причины его появления в этом доме?
     - Спустя год после смерти матери отец вторично женился, взяв себе в жены семнадцатилетнюю девушку. Я не смог этого выдержать.
     - После смерти матери трудно свыкнуться с любой мачехой, - сочувственно заметила Ребекка, - а привести в дом вашу ровесницу - просто неприлично.
     Неприлично - это слабо сказано. Кеннет вспомнил, с каким гневом и отвращением он встретил появление мачехи. Может, в том, что случилось, есть часть и его вины.
     - К сожалению, она оказалась весьма отталкивающей личностью, но мой отец был влюблен в нее, вернее, обезумел от страсти, если называть вещи своими именами. Я не мог оставаться с ними под одной крышей. Как вы думаете, ваш отец женится снова? - вдруг спросил он, меняя тему разговора. - И если да, то как вы отнесетесь к этому?
     Ребекка пожала плечами: по-видимому, у нее не было ответа на этот вопрос.
     - Все будет зависеть от той, на ком он женится, - ответила она наконец с неохотой. - Надо еще дожить до этого времени.
     - А разве Лавиния не надеется заполучить фамилию вашего отца?
     - Сомневаюсь, - ответила Ребекка, доставая банку с чаем. - Это на вид она такая беззастенчивая, на самом же деле Лавиния вполне добродушна. Мне кажется, что она очень дорожит своей свободой и не захочет расставаться с ней. Вполне вероятно, что отец когда-нибудь и женится. Ему необходимо, чтобы жена боготворила его. - Вода закипела, и Ребекка, сняв чайник с огня, ополоснула заварочный чайник. - Позади вас висит портрет Лавинии, - сказала она.
     Кеннет оглянулся и быстро отыскал портрет Лавинии среди множества полотен, висящих и стоящих у стены. Одетая в тунику, она полулежала на диване, и в ее взгляде был призыв. В вечной борьбе двух полов эта женщина была охотницей, но никак не жертвой.
     - Насколько я понимаю, вы изобразили ее в образе Мессалины, римской императрицы, главной блудницы Рима, которая извела добрую половину мужского населения своей необузданной страстью.
     Ребекка, которая в это время заваривала чай, невольно рассмеялась.
     - Ей больше подходит роль Аспазии, самой прекрасной и известной куртизанки в Афинах. Мне нравится рисовать Лавинию. Она хорошая модель и всегда с удовольствием позирует.
     Но если Лавиния не рассчитывает на место жены сэра Энтони, то кто та, другая, которая могла стать причиной гибели леди Ситон? Решив, что на сегодня достаточно вопросов, Кеннет подошел к открытым окнам, выходящим на улицу. Эта часть мастерской была особенно ярко освещена солнечными лучами; здесь стояли стол и стулья.
     Здесь же находился запасник Ребекки и повсюду были разбросаны свернутые холсты и сбитые рамки. На столе, рядом со ступкой с пестиком, спал уже знакомый капитану кот. Он приоткрыл один глаз, взглянул на Кеннета и снова заснул.
     Слева, в небольшом алькове, стояло массивное бюро в итальянском стиле, на котором едва заметными линиями было указано расположение ящиков. В специальном отделении располагались кисти и прочие инструменты, необходимые в работе художника.
     Заметив интерес Кеннета к бюро, Ребекка крикнула ему с другого конца мастерской:
     - Эта великолепная вещь была сделана в восемнадцатом веке по заказу фламандского художника Ван Вирена.
     - Боюсь, что я ничего о нем не знаю.
     - И неудивительно, - ответила Ребекка, приближаясь к Кеннету с подносом. - Он был неудачным портретистом и не таким уж плохим мастером натюрморта.
     - Всякие овощи и мертвые кролики? - с усмешкой спросил Кеннет.
     - Совершенно верно. Но он достаточно зарабатывал на них. - Ребекка поставила на стол поднос; кот моментально проснулся и направился к нему. - Здесь свежие пирожные. Поторопитесь, а то Гаст с ними быстро расправится.
     Ребекка осторожно отодвинула кота от подноса, и тот, приняв позу льва, поджидающего добычу, немигающими глазами уставился на пирожные. Разлив чай по чашкам, Ребекка протянула одну Кеннету и опустилась на расшатанный деревянный стул.
     Кеннет не ожидал такой домовитости от Ребекки и должен был отметить, что она хорошо справляется с ролью хозяйки. Даже слишком. Его готовность позировать ей немного смягчила ее ершистый характер, и их отношения несколько утратили свою натянутость. Итак, кажется, он был на верном пути, начиная завоевывать ее расположение и доверие, но внезапно чувство стыда охватило его.
     Армия научила Кеннета держать себя в руках и по возможности не поддаваться неприятным мыслям. Почему бы и сейчас ему просто не насладиться чашкой чаю? За всеми хозяйственными заботами и визитом к лорду Боудену он совершенно забыл о еде и неожиданно почувствовал голод. Положив в чай сахар, Кеннет опустился на стул.
     Они молча пили чай и наслаждались великолепными пирожными.
     - Вы сами натягиваете холст на подрамник? - спросил Кеннет после второй чашки.
     - Да, и себе, и отцу, - ответила Ребекка, протягивая коту кусочек пирожного, которое тот осторожно слизал с ее руки. - Я также смешиваю краски, делая к ним специальные добавки, которые известны только мне.
     - Мне кажется, что здесь большого ума не надо, и сэр Энтони мог бы нанять кого-нибудь другого для такой неблагодарной работы, - с усмешкой заметил Кеннет.
     - Я не считаю эту работу неблагодарной. Сейчас живопись стали называть искусством, но в первую очередь это ремесло. Чем лучше ты чувствуешь материал, тем удачнее его используешь. - Ребекка любовно погладила блестящую поверхность медной ступки. - Вы не представляете, какое это удовольствие - смешивать краски, доводить их до определенного сочетания, добиваться нужного цвета. Хорошие краски - залог успеха. Пока ты смешиваешь их, яснее начинаешь представлять, какого эффекта хочешь добиться на полотне.
     Чувственность, так ярко выраженная на портрете ее матери, появилась в мечтательных глазах Ребекки. Кеннету внезапно захотелось, чтобы она погладила его, как гладила ступку. Он хотел ее...
     - Когда вы начали рисовать? - спросил Кеннет, отгоняя от себя непрошеные мысли.
     - Согласно семейной легенде, как-то раз, будучи совсем маленькой, я вынула из яйца желток и нарисовала на стене детской кота. Все нашли его очень похожим, - с явной неохотой рассказала Ребекка.
     Кеннет улыбнулся, представив себе эту картину.
     - Значит, вы талантливы от рождения, - заключил он. - Наверное, сэр Энтони принялся сразу учить вас рисованию?
     - Не совсем так. Отец всегда был очень занят. Убежав от няни, я часто пробиралась к нему в мастерскую и наблюдала за его работой. Он не возражал при условии, чтобы я сидела тише воды, ниже травы. Затем у меня появился свой альбом и краски. - Ребекка засмеялась. - Мама предпочла потратиться на них, лишь бы я не расписывала стены. Когда у нее было время, она учила меня рисовать.
     - Она была по-настоящему талантлива или просто немного рисовала, как все образованные леди?
     Ребекка указала на маленькую акварель, висевшую в углу.
     - Это она написала мой портрет в четырехлетнем возрасте.
     На портрете Ребекка была счастливым, жизнерадостным ребенком, с массой кудряшек, отливающих медью. Открытый взгляд, жажда жизни - ничего общего с этой настороженной, подозрительной молодой женщиной. Неужели ее тайный возлюбленный сделал ее такой, лишив открытости и непосредственности?
     - Чудесный портрет. Неудивительно, что у вас такой огромный талант, если ваши родители были художниками.
     - Мама была очень талантлива, ее акварели - просто чудо, но она не стала настоящей художницей. Возможно, причиной тому стало ее замужество.
     - Какими качествами нужно обладать, чтобы стать настоящим художником? - полюбопытствовал Кеннет.
     - Эгоизм - вот на чем все держится, - усмехнувшись ответила Ребекка. - Почти каждый художник считает, что его работа - самое главное в мире, до остального ему нет дела. Его не интересуют другие люди с их горестями и радостями.
     Кеннету показалось, что она говорит о своем отце. У такой знаменитости, как сэр Энтони, должно быть, совсем не оставалось времени на семью.
     - Неужели художнику надо всегда быть эгоистом?
     - Возможно, не всегда, но без этого не обойтись. - Ребекка поправила упавший на лоб непокорный локон.
     Наблюдая за ней, Кеннет размышлял, как можно передать на полотне насыщенный темно-рыжий цвет ее волос, прозрачность кожи с нежными голубоватыми жилками, очаровательную хрупкость миниатюрной фигурки.
     Почему они не встретились в другое время и в другом месте, подумал он с внезапной злостью. Почему судьба не свела их, когда он был джентльменом со средствами, а не соглядатаем без пенни в кармане? А теперь она дочь отца, подозреваемого в убийстве жены! Как бы он хотел исцелить ее настрадавшуюся душу, целовать ее без оглядки и вернуть ей былую жизнерадостность и доверчивость! И она бы научилась отвечать на его поцелуи!
     Кенн