него. Повернись дуло чуть в  сторону,  и
ему разнесло бы выстрелом половину груди.
   Затем Брэнделин молнией скатился с кровати и вскочил  на  ноги,  радуясь,
что не снял с себя белья  -  довольно  уже  того,  что  он  был  полуодетым.
Пистолет, который он выхватил у викария,  был  дорогой  и  изящной  вещицей,
несущей смерть.  Такие  игрушки  обычно  носили  с  собой  богатые  господа,
отправляясь на прогулку по лондонским трущобам. Странно, что у  сумасшедшего
жителя Гебридских островов оказалась  такая  вещь.  Но  рассуждать  на  этот
предмет не было времени. Обезоружив Гамильтона, Джерваз забросил пистолет  в
темный угол комнаты - для пущей безопасности.
   Самодовольства у Гамильтона ничуть не поубавилось,  даже  теперь,  когда,
безоружный, он оказался лицом к лицу со своей жертвой.
   - Тебе не избавиться от меня так  просто,  -  произнес  он  своим  резким
голосом. - Ты скомпрометировал мою дочь, и тому есть свидетели. Она твоя.
   Джерваз отдал бы половину своего  состояния  за  то,  чтобы  иметь  ясную
голову в этот кошмарный момент. Взглянув на хозяина  гостиницы,  стоящего  в
дверях, он устало молвил:
   - Ради Бога, уберите  от  меня  этого  сумасшедшего.  Не  знаю,  чего  он
добивается и с какой целью устроил эту сцену, но я не имею  ко  всему  этому
никакого отношения.
   - Заходи сюда, Хейз, заходи, - со  зловещей  ухмылкой  пригласил  викарий
хозяина. - Вы с женой будете свидетелями их свадьбы.
   Хозяин и его жена нерешительно перешагнули  порог  комнаты.  Оба  были  в
ужасе оттого, что подобное несчастье приключилось  именно  в  их  заведении.
Когда они вошли, стало видно, что в коридоре за ними  маячили  еще  какие-то
личности, но приблизиться ближе не осмеливались.
   Глубоко вздохнув, Джерваз произнес самым высокомерным тоном, на какой был
способен:
   - Поговорим об этом происшествии утром. Не могу  же  я  жениться  посреди
ночи.
   -  Да  нет,  мой  красавчик,  дело  будет  сделано   именно   сейчас,   -
издевательски молвил викарий, злобно сверкая глазами.
   Разумеется, единственной целью этого человека были деньги,  но  он  сумел
убедить себя, что его  беспокоит  лишь  чистота  нравов.  А  может,  безумец
полагал, что его святая обязанность - преследовать неверующих, если  к  тому
же сия обязанность поможет ему избавиться  от  дочери,  которую  он  глубоко
презирал.
   - Если вам нужны деньги за  то,  что  я  ранил  чувства  вашей  дочери  и
растревожил ее нервы, то, пожалуйста, я готов заплатить за это, -  ухватился
за надежду Джерваз.
   - Оставь себе свои паршивые деньги, - усмехнулся  Гамильтон.  -  Искупить
вину ты сможешь, лишь дав свое имя моей дочери. - Мрачная физиономия викария
осветилась злобным удовлетворением. -  Конечно,  в  Англии  ты  не  смог  бы
жениться на ней сразу  -  ведь  английскую  церковь  можно  назвать  Римской
Блудницей. Здесь - другое дело!  Ты  в  Шотландии!  Никаких  тебе  запретов,
никаких разрешений архиепископа! Эти богобоязненные люди отлично знают  меня
и  станут  свидетелями.  Уж  им-то  известно,  как  я  старался  сберечь  ее
невинность. И они понимают: не моя вина в том, что мне это не удалось.
   Ночной кошмар становился все страшнее. Отсутствие формальностей уже много
лет привлекало в Шотландию любовников и влюбленных, которые могли здесь  без
лишнего шума сочетаться узами брака. По древней традиции мужчина  и  женщина
могли стать мужем и женой, просто объявив  об  этом  при  свидетелях,  а  уж
присутствие викария и вовсе делало эту процедуру законной.
   Но   не   только   законность   волновала   Джерваза.   Считалось,    что
священнослужители принадлежат к  высшему  классу,  а  их  дочери,  достигшие
брачного возраста, объявлялись  чуть  ли  не  святыми.  Не  важно,  что  ему
подстроили ловушку, теперь выйти из создавшегося положения можно лишь  одним
способом.
   В борьбе между яростью, смущением и непреклонным чувством долга  победило
последнее.

***

   Джерваз так и не смог никогда вспомнить всех подробностей последующей  за
скандалом церемонии.
   Держа в руке свечу, Гамильтон по памяти произнес слова свадебного обряда,
замешкавшись лишь на одно мгновение - чтобы  уточнить  имя  жениха.  Невеста
оставалась в постели - то ли из скромности, то ли  находясь  в  истерике,  а
Джерваз - хмурый, полуобнаженный - стоял в дюжине футов от своей нареченной,
прислонившись спиной к стене.
   Мэри Гамильтон едва слышным голосом торопливо бросала ответы  на  вопросы
своего отца. Хозяин гостиницы с женой переминались  с  ноги  на  ногу,  моля
Бога, чтобы все поскорее кончилось и забылось и чтобы  добрая  репутация  их
гостиницы не пострадала.
   После церемонии Гамильтон  с  такой  быстротой  принес  перо,  чернила  и
брачный  контракт,  что  подозрения  Брэнделина  о  заранее   спланированном
мероприятии только утвердились. Богатый голубок попался в клетку.
   Когда все было кончено, глаза викария засияли торжеством.
   - Желаю тебе хорошо развлечься с этой  сучонкой,  Брэнделин.  -  Облизнув
губы и еще раз довольно усмехнувшись, негодяй удалился.
   Не успела дверь за ним закрыться, как Джерваз крикнул Хейзу:
   - Разбудите моего слугу - пусть немедленно приготовит лошадей  и  соберет
вещи. Мы едем через час.
   Хозяин уставился на молодого джентльмена с таким видом, словно его приказ
лишь подтверждал его безумие. Тем не менее  он  послушно  кивнул  и  пробкой
выскочил из комнаты. Дверь захлопнулась, и Джерваз остался наедине со  своей
невестой.
   Брэнделин медленно повернул ключ в замке - он должен был  проделать  это,
как только вошел! Если бы только ему  достало  разума  быть  осмотрительным,
этого нелепого фарса не было бы.  Комната  освещалась  лишь  тусклым  светом
лампы, которую он принес с собой. Фитиль то и дело слабо вспыхивал - масло в
лампе кончалось.
   Встав возле своей невесты, он оглядел ее ледяным взором. Фигуры  было  не
разглядеть - девушка отвернулась к  стене,  плотно  завернувшись  в  одеяло.
Грубо схватив ее за плечо, Джерваз повернул невесту к себе.
   Он увидел маленькое, опухшее от слез личико.  Неудивительно,  что  папаша
устроил ей такое замужество - на девушку с такой  физиономией  мало  кто  бы
позарился.
   Брэнделин свалял дурака. Эта маленькая потаскушка была в сговоре со своим
отцом, иначе, что бы  она  делала  в  его  постели?  Интересно,  в  скольких
кроватях она  побывала,  занимаясь  подобным  вымогательством?  Сколько  раз
вопила, прикидываясь  недотрогой?  Она  отлично  сыграла  роль,  придуманную
отцом. Не было сомнений в том, что Джерваз оказался самым богатым человеком,
которого они повстречали, так что Гамильтон мог  гордиться  своей  выдумкой.
Впрочем, не исключено, что подобные сцены разыгрывались не  один  раз,  и  у
Мэри Гамильтон было несколько мужей.
   Неуправляемый гнев может быстро перерасти в желание.
   Глядя на девушку, Брэнделин почувствовал вновь вспыхнувшее возбуждение. К
тому же, виски все еще действовало, и Джерваз неважно соображал.
   - Ну что, Мэри  Гамильтон,  ты  хотела  заполучить  богатого  муженька  и
добилась своего. Несмотря на то что ты многомужница, в один прекрасный  день
ты станешь виконтессой Сент-Обена. Что, твоя грязная игра стоила  свеч?  Или
ты всего лишь выполняла поручение папаши?
   Из-под  спутанных  волос  на  него  смотрели  испуганные  глаза.  Девушка
молчала. Это молчание разъярило Брэнделина куда больше, чем все произошедшее
ночью. Сорвав с нее одеяло, Джерваз  увидел  перед  собой  худое,  угловатое
тело, прикрытое тонкой рубашкой. Вздрогнув, девушка  попыталась  прикрыться,
но молодой человек крепко схватил ее за запястья.
   Трудно верилось в то, что это юное создание - чудовище, но  она  даже  не
пыталась что-либо объяснить ему, чем окончательно вывела Джерваза из себя.
   - Нет-нет, миледи, - угрожающе произнес он, - слишком  поздно  изображать
из себя невинную пташку. Ты получила все, чего  добивалась,  и  еще  кое-что
сверх того. Ты уже знаешь, каково это - быть девкой. А теперь я покажу тебе,
что такое - быть женой.
   Девушка отпрянула  назад,  глядя  на  Брэнделина  расширившимися  темными
глазами, но даже не попробовала убежать, когда он лег рядом с ней на высокую
кровать.
   Джерваз бесцеремонно  откинул  одеяло  и  грубым,  оскорбительным  жестом
задрал рубашку своей жертве.
   Мэри на вид казалась ребенком, настолько она была маленькой и хрупкой,  и
хотя Джерваз предпочитал женщин с пышными формами, в данный  момент  это  не
имело значения. Она была женщиной, а он сгорал от  желания  отомстить  всему
женскому роду за продажность; она заплатит за  грехи  своего  папаши.  Да  в
конце концов, она стала  его  женой  и  должна  выполнять  свои  супружеские
обязанности.
   Поначалу девушка вела себя пассивно и послушно раздвинула  ноги,  бормоча
что-то невнятное. Наверное, она начинала возбуждаться.  Впрочем,  Брэнделину
было все равно - еще ни  разу  он  не  был  так  равнодушен  к  тому,  чтобы
доставить удовольствие женщине, занимавшейся с ним любовью.  Весь  его  гнев
вылился в безумное желание, и одним резким толчком он вошел в нее.
   Ее тело было настолько не готово к тому, чтобы принять его,  что  молодой
человек почувствовал боль, которая,  однако,  была  несравнима  с  той,  что
испытала Мэри. Девушка начала извиваться  и  кричать  так,  что  у  Джерваза
заложило в ушах. Он инстинктивно зажал ей рот рукой, не понимая толком,  что
происходит, и Мэри мгновенно впилась в его  ладонь  зубами.  Останавливаться
было поздно, и Брэнделин несколькими движениями довершил начатое.
   Но как только его семя попало в ее лоно, гнев Джерваза  растворился.  Еще
ни разу ему не приходилось быть с девственницами. Ноги Мэри и его плоть были
в крови.
   Каких бы преступлений ни совершала эта девушка, в постели с мужчиной  она
никогда не была.
   Свернувшись калачиком,  его  жена  отвернулась  к  стене,  содрогаясь  от
рыданий.
   Чувствуя головокружение, Джерваз вытянулся на спине, прикрыв глаза рукой;
остатки ярости исчезали под грузом вины и отвращения к самому себе.  Он  вел
себя, как животное, обидел беспомощную девочку! Нет слов, Мэри втянула его в
отвратительную игру, но все равно она не заслуживала такого обращения, такой
мести!
   Когда головокружение немного прошло, Брэнделин приподнялся и сел на  краю
кровати, спустив ноги на пол и уткнув голову в  сцепленные  руки.  Испытывая
невероятную усталость, он задумчиво посмотрел на девушку, ставшую его женой.
   Хоть молодой человек и был неопытен в таких делах,  он  понял,  что  надо
что-то делать. Подойдя покачиваясь к умывальнику, он взял льняное  полотенце
и, свернув, протянул его Мэри.
   - Положи полотенце между ног и сожми их покрепче, - велел Джерваз.
   Перед ним вновь мелькнули испуганные глаза, все еще прикрытые волосами, а
затем она протянула дрожащую руку и сделала, как он сказал.
   Накинув на Мэри одеяло, Брэнделин подумал о том, какой юной была  девушка
- ей явно было не больше четырнадцати. Интересно, выполняя приказания  отца,
она имела хоть малейшее представление о  том,  что  такое  замужество?"  Или
считала, что просто играет в игру, а в виде выигрыша получит драгоценности и
красивую одежду?
   - Посмотри на меня.
   Хоть тон Брэнделина стал равнодушным,  Мэри  отвернулась.  Тогда  молодой
человек взял ее за подбородок и повернул к себе. Мэри явно плохо соображала,
во всяком случае, она даже не сделала попытки увернуться.
   - Перестань реветь, - устало сказал Брэнделин. - Я не сделаю тебе  больше
ничего плохого. Слушай меня внимательно, потому что я не  намерен  повторять
своих слов дважды. Я  не  хочу  больше  тебя  видеть.  Мой  адвокат  -  Джон
Барнстебль. Можете писать ему в адвокатскую контору в Иннер-Темпле. Я сообщу
ему об этой гнусной женитьбе, и он выпишет вам содержание. Оно будет  щедрым
- ты со своим папашей будешь безбедно существовать остаток жизни. Но у  меня
есть условие.
   Глаза Мэри по-прежнему ничего не выражали. Разозлившись, он спросил:
   - Ты понимаешь, о чем я говорю? Уверен, что ты знаешь английский.
   Многие из шотландцев-островитян говорили только на гэльском <Особый  язык
шотландских кельтов> языке. Но Джерваз полагал, что  дочь  священнослужителя
должна была получить хоть какое-нибудь образование.
   Когда девушка кивнула, Брэнделин холодно продолжил:
   - Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать о тебе. Никогда. Если ты  посмеешь
появиться хотя бы вблизи Лондона или возле поместий Сент-Обенов, я лишу тебя
содержания. Ты все поняла?
   Девушка опять рассеянно кивнула, но Брэнделина, не сводящего с нее  глаз,
вдруг обуял неописуемый ужас. Он только теперь осознал, что не понял  прежде
одного: Мэри Гамильтон ненормальна - ее лицо было абсолютно безжизненным,  а
глаза - бессмысленными. Девушка  не  могла  знать,  какую  подлость  задумал
папаша - она ничего не понимала.
   Резко отпустив ее подбородок, словно он, как тлеющая головешка,  жег  его
пальцы, Джерваз вскочил на ноги, борясь с тошнотой. Молодой человек  лишь  в
это мгновение догадался, что за преступление он совершил. Мысль о  том,  что
он силой взял сумасшедшую девочку, была невыносимой. Не оправдывало его даже
то, что она была его женой. Изнасиловать существо, которое не понимает,  что
происходит, было таким же тяжким грехом,  как  и  тот,  что  он  совершил  в
тринадцать лет.
   Заледеневшими, дрожащими руками Брэнделин натянул на себя одежду,  мечтая
только об одном - поскорее убраться отсюда. Девушка  свернулась  на  кровати
крохотным клубочком, и лишь  ее  странные  глаза  подавали  признаки  жизни.
Поскольку она не смогла  бы  повторить  его  слова,  Джерваз  схватил  перо,
чернила и на  обратной  стороне  брачного  контракта  написал  адрес  своего
адвоката. А затем  приписал  -  специально  для  Гамильтона:  "Не  вздумайте
привезти ее ко мне. Не смейте пользоваться моим  именем".  Подумав,  молодой
человек добавил: "Заботьтесь  о  ней  хорошенько:  если  она  умрет,  вы  не
получите больше от меня ни гроша".
   Джерваз надеялся, что, прочитав записку, викарий станет хорошо обращаться
с дочерью  -  ведь  в  его  интересах  будет  заботиться  о  ее  здоровье  и
благополучии. Судя по запаху, девушку купали. Надо полагать, служанка  будет
стоить сущие пустяки в этом проклятом Господом месте.
   Брэнделин встал, бросив бумагу на стол. Мэри дрожала  и  молодой  человек
задержался на мгновение, чтобы укутать ее одеялом. Когда  он  приблизился  к
девушке, та испуганно отпрянула назад. Джерваз стиснул  зубы,  понимая,  что
заслуживает лишь этого.
   Она провожала его до  двери  безумным  взглядом.  У  двери  Брэнделин  на
мгновение остановился.  Его  законная  жена  была  похожа  на  перепуганного
лесного зверька, застывшего в ужасе  перед  хищником.  В  горле  у  Джерваза
пересохло, его угнетало чувство вины.
   - Мне очень жаль, - прошептал он на прощание.
   Он сказал это  скорее  для  себя,  чем  для  Мэри,  которая,  похоже,  не
представляла, что происходит. И хоть Джерваз никогда не верил в Бога, он все
же помолился о том,  чтобы  она  поскорее  все  забыла.  Впрочем,  Брэнделин
надеялся, что Господь пошлет забвение и ему.

***

   Четырьмя часами, позже Джерваз и его слуга Боннер уже  были  на  рыбацкой
шхуне, направлявшейся в Англию. Бывший военный вестовой, Боннер вечно  ходил
с плотно сжатыми губами.
   Не задавая лишних вопросов, он лишь кивнул, когда хозяин сказал ему,  что
запрещает когда-либо с кем-либо обсуждать случай в гостинице.
   Шхуна лавировала  между  островами.  Лицо  молодого  человека  застыло  в
каменной неподвижности: он пытался успокоиться. Как не возненавидеть  самого
себя?! По сути, события прошлой ночи были вовсе не  так  уж  важны.  От  его
богатства не убудет, если он станет платить Мэри и  ее  мерзкому  папаше  по
тысяче фунтов в год. На эти  деньги  они  смогут  жить  в  роскоши.  И  хотя
большинство мужчин оплакивало свою свободу даже  тогда,  когда  женились  по
любви, Джерваз не отчаивался - все это не имело для него никакого  значения.
Вот уже десять лет как он знал, что никогда не сможет жениться.
   Но никакая сила не могла заглушить чувство вины - ведь он  причинил  боль
несчастному созданию. И ни законный гнев, ни состояние  опьянения  не  могли
оправдать его поведения. Ему придется повесить на себя еще и этот крест.
   Угрызения совести не оставляли его. Вот нелепость - он-то решил, наконец,
стать независимым человеком, забыть о прошлом, отправиться в Индию и  начать
там новую жизнь. Наверное, Гамильтон  прав:  люди  бывают  прокляты  еще  до
рождения.
   Брэнделин никогда не доверял интуиции, но сейчас,  наблюдая,  как  темный
берег Малла тает в утренней заре, молодой человек внезапно почувствовал, что
над ним тяготеет рок. Где-то, когда-то в далеком будущем он заплатит за свою
глупость, за свою несдержанность...

Глава 1

Йоркшир, январь 1806 года

   Ветер -  частый  гость  в  Йоркшире.  Весной  он  полон  обещаний,  летом
напоминает нежные  прикосновения  влюбленных,  а  осенью  дышит  сожалением.
Сейчас, в самый разгар зимы, ветер был холодным  и  колючим  и  дул,  срывая
ставни, дергая двери и попадая во все щели. Но Хай-Тору даже этот злой ветер
был не страшен - он еще и не такое видел за гэтни лет своего существования и
давал теплое, надежное укрытие тем, кто спрятался за его толстыми стенами.
   Когда веки наконец сомкнулись над небесно-голубыми глазами ее сына, Диана
Линдсей  осторожно  дотронулась  до  его  шелковистых  волос,  а  уж   затем
устроилась на кресле возле кровати -  чтобы  дождаться,  пока  малыш  крепко
заснет.
   Чаще всего,  выполняя  бесконечные  просьбы  и  отвечая  на  бесчисленные
вопросы пятилетнего озорника, она не задумывалась о своей любви  к  Джеффри,
но в такие мгновения, как это, когда  ребенок  переносил  тяжелый  припадок,
женщину  захлестывала  нежность,  и  она   до   боли   осознавала   ценность
человеческой жизни, ее  хрупкость.  Несмотря  на  все  тревоги  и  временами
охватывающее ее отчаяние, Диана  не  переставала  удивляться  этому  чуду  -
своему сыну.
   Когда дыхание мальчика успокоилось, Диана встала, чтобы выйти из комнаты.
Она могла бы  всю  ночь  просидеть  вот  так  над  ребенком,  но  надо  быть
снисходительной к себе самой. Даже теперь, когда до разлуки с ним оставались
еще годы, Диана понимала, как тяжело ей будет расстаться со своим  мальчиком
в будущем.
   Выходя из крохотной спальни сына, Диана услышала,  как  засвистел  ветер,
срывая с окон ставни, которые протестующе скрипели и  негодовали  по  поводу
надвигающегося шторма. Было еще только четыре часа, но уже почти стемнело и,
выглянув в окно, Диана  не  смогла  разглядеть  небольшого  сарая,  стоящего
неподалеку.
   Диане обычно нравилась  зимняя  непогода.  В  ненастные  дни  она  больше
обычного наслаждалась уединенностью и покоем их отдаленного жилища,  радуясь
тому, что не надо идти в деревню. Диана чувствовала себя  в  безопасности  в
такие дни: если не открывать дверь и не выходить, то и беда не  проникнет  в
дом. Впрочем, чувство безопасности было своеобразной компенсацией тому,  что
она заживо похоронила себя в этом заброшенном уголке Йоркшира.
   Но в этот день что-то тревожило Диану, несмотря на то  что  в  доме  было
спокойно и тишина нарушалась лишь тяжкими завываниями ветра.
   В кухне Диана заварила себе чаю и уселась за  стол  с  чашкой  ароматного
дымящегося напитка - за чаем коротать одиночество было легче. Эдит  Браун  -
третий обитатель их жилища - сильно  простудилась,  и  Диана  уложила  ее  в
постель.
   Вообще-то Эдит была хозяйкой этого дома, но для Дианы она стала другом  и
учителем, и две женщины всем занимались вместе  -  от  приготовления  еды  и
доения коров до воспитания ребенка.
   Поскольку Диана могла не торопиться к коровам и по дому было мало  дел  -
надо было лишь кое-что заштопать, - женщина  предвкушала  заранее,  как  она
сможет спокойно  почитать  вечером  или  поиграть  на  фортепьяно.  Впрочем,
несмотря  н