лстой, с лицом, покрытым морщинами. Гнев ее постепенно утих. Напомнив себе, что Кеннет не поощрял поведения Лавинии, Ребекка стала готовиться к очередному сеансу: она застелила диван персидским ковром, поставила рядом зеркало, в котором будет отражаться его профиль, и задумалась.
     Кеннет придет сразу после ленча. Ребекка оглядела студию: работы невпроворот, но сейчас у нее ни к чему душа не лежит.
     Взгляд Ребекки упал на портрет Дианы-охотницы. Тьфу ты! Она обещала подарить ему эту картину, заменив отвратительную мазню, висевшую в его комнате. Она сделает ему приятное и тем самым искупит свою неловкость в его кабинете. Ребекка нашла подходящую раму для "Дианы", отобрала еще две картины - одну с пейзажем Озерного края; на второй был изображен кот, с диким блеском в глазах подкрадывающийся к маленькой птичке.
     Прихватив картины, Ребекка спустилась вниз и постучала в дверь комнаты Кеннета. Не получив ответа, она вошла. Увидев развешанные по стенам картины, Ребекка пришла в ужас. Да это просто оскорбление для человека с художественным вкусом! На месте Кеннета она давно бы выбросила их в окно.
     Пытаясь повесить на стену портрет Дианы, Ребекка нечаянно задела подставку, на которой лежала какая-то папка. Папка упала, и из нее высыпались рисунки, устилая собой ковер. Ребекка поспешно нагнулась, чтобы собрать их.
     Подняв первый рисунок и взглянув на него, она замерла. На нем была изображена сцена боя, выполненная пером и тушью. Солдаты, окутанные дымом сражения, шли в штыковую атаку; повсюду на земле лежали люди и лошади - мертвые или раненые.
     Но что больше всего поразило Ребекку, так это фигура в самом центре картины. На тщательно выписанном темном заднем плане белым пятном выделялся силуэт человека, находящегося в агонии. Не вдаваясь в детали, художник сумел передать страдания человека, сраженного пулей, вошедшей в мягкую человеческую плоть. Ужас смерти и в то же время внутренний покой и готовность принять ее - все это можно было прочитать на его лице.
     Ребекка села на пол, скрестив ноги, и начала просматривать рисунки. Выполненные углем и пастелью портреты, тщательно выписанные строения, множество акварелей с изображением различных пейзажей - все это было создано рукой талантливого художника. Рисунок с изображением сцены боя был единственным во всей коллекции.
     На последнем рисунке была изображена пара: он и она нежно прильнули друг к другу. Здесь же было написано и название: "Ромео и Джульетта". И хотя мужчина и женщина были в средневековом одеянии, интуиция художника подсказывала Ребекке, что это современные влюбленные в их последнем объятии перед долгой разлукой, возможно, накануне войны.
     Ребекка продолжала вглядываться в рисунок, когда дверь открылась и в комнату вошел Кеннет. Увидев ее он застыл на пороге, и лицо его стало мрачнее тучи. С шумом захлопнув дверь, Кеннет решительным шагом подошел к ней. Глаза его метали молнии.
     - Что, черт возьми, вы здесь делаете?
     Сжавшись от страха, Ребекка подняла голову.
     - Это ваши рисунки? - спросила она. Кеннет нагнулся и выхватил у нее папку с рисунками.
     - Какое вы имеете право рыться в моих вещах?
     - Я не рылась, - возразила Ребекка. - Я случайно уронила папку, когда вешала картину. - Не понимая, почему он так разозлился, она снова повторила вопрос:
     - Это ваши работы?
     Кеннет молчал, не зная, что ответить, затем кивнул.
     Ребекка медленно поднялась с пола. Кеннет возвышался над ней, как гора. Он внушал ей страх, и она вдруг подумала, что не завидует тем французам, которые попадались ему под руку на полях сражений. Однако любопытство взяло верх.
     - Почему вы скрывали, что вы художник?
     - Я не художник, - отрезал Кеннет.
     - Вы самый настоящий художник, - возразила Ребекка. - Никто бы не смог нарисовать такое, не имея опыта за душой. Почему вы делали из этого секрет? И почему вы ведете себя сейчас как разъяренный бык?
     Кеннет глубоко втянул в себя воздух.
     - Простите. Я не делаю секрета из своих рисунков, просто я дилетант, а не художник. С моей стороны было бы дерзостью показывать их вам или вашему отцу.
     - Какая глупость! У вас есть дар. Неудивительно, что вы разбираетесь в живописи и этим покорили моего отца. Я с пеленок была окружена художниками и хорошо их знаю. Вы единственный, кто зарывает свой талант в землю.
     - Я не художник! - закричал Кеннет, и, несмотря на злость, с какой были произнесены эти слова, в его голосе чувствовалась непонятная обида.
     Сраженная его горячностью, Ребекка положила ему на плечи руки и почти силой усадила на кровать. Их глаза встретились.
     - Что с вами, Кеннет? - спросила Ребекка, не снимая рук с его плеч. - Я вас не совсем понимаю.
     Тело Кеннета напряглось, и он опустил глаза.
     - Мой отец запрещал мне рисовать, - сказал он после долгого молчания, - и изо всех сил старался выбить из меня эту страсть. Он считал, что это занятие не подходит для его единственного сына.
     - Однако вы не бросили рисовать.
     - Я был не в силах. Страсть к рисованию сжигает меня внутренним огнем. На бумаге я могу передать то, чего не выразишь словами. Но мне все время приходилось скрывать от отца или уничтожать свои рисунки. Это вошло у меня в привычку.
     - Как это больно.
     Теперь Ребекке был понятен его гнев, когда он застал ее просматривающей папку. Ей захотелось поцеловать его, утешить, но она только осторожно погладила его по щеке и тут же отступила назад.
     - Я бы сошла с ума, если бы мои родители запретили мне рисовать.
     - Вам в жизни повезло: вы живете под одной крышей с самым известным живописцем Англии, - сказал Кеннет с печальной улыбкой. - В молодости я мечтал окончить Королевскую академию искусств и стать профессиональным художником. Время упущено. Я стал солдатом, а это никак не вяжется с искусством. Увидев в вашем доме столько прекрасных полотен, я вновь захотел попробовать себя, но это лишь жалкие потуги дилетанта.
     - Вы художник, Кеннет, - с жаром возразила Ребекка. - Вы рисуете лучше многих профессиональных художников Лондона. Немного практики, и вы станете выдающимся художником.
     - У меня есть навык в рисовании, и я делаю приличные акварели, - согласился Кеннет, - но этим искусством владеют все молодые леди и джентльмены. Мне уже тридцать три, и время, когда я смог бы выучиться на настоящего художника, прошло.
     - Кого вы считаете настоящим художником? - спросила Ребекка, сгорая от любопытства.
     - Того, кто не просто копирует предмет, но видит в нем то, что скрыто от глаз других; он как бы заглядывает внутрь, видит его потаенный смысл. Портрет вашего кота вызывает восхищение. Чувствуется, что он написан с большой любовью. Он хорош не только внешне, но вам удалось показать его дикую природу. Это не просто домашнее животное, а самый настоящий дикий зверь. В вашей Диане-охотнице чувствуется не только сила и гордость своим умением мастерски охотиться, но и ее одиночество, оторванность от других. В ней есть какая-то щемящая тоска, желание быть такой же, как и остальные женщины. Она немного напоминает мне вас.
     Черт бы его побрал! Уж лучше бы он рассуждал о портрете кота и не лез к ней в душу. Будто не расслышав его последние высказывания о Диане, Ребекка заметила:
     - Я просто нарисовала кота так, как я вижу его.
     - У вас есть художественное чутье, поэтому вы и увидели его именно таким, а не другим. - Кеннет вплотную подошел к картине и еще раз внимательно изучил ее. - У вас неповторимый, присущий только вам взгляд на вещи. Я безошибочно узнал бы вашу манеру письма.
     Высказывание Кеннета, что он в любой картине узнает ее руку, показалось Ребекке таким же откровенным, как поцелуй. Не желая больше продолжать разговор о себе, Ребекка взяла папку с его рисунками.
     - Вы человек одаренный, - сказала она, взяв в руки портрет темноволосой испанской красавицы, выполненный пастелью. - Эта женщина не просто красива, но и самоотверженна. В ней чувствуется вызов. Пожалуй, она даже опасна.
     По тому, как напряглось лицо Кеннета, Ребекка поняла, что она правильно угадала его замысел. Она взяла портрет сраженного пулей солдата.
     - Если художника отличает особый дар видения, то он у вас есть. Вы точно выразили муки умирающего солдата.
     - Это чистая случайность, - ответил Кеннет, пожав плечами. - Я написал его прошлой ночью под впечатлением от ваших слов. Помните, вы говорили, что всегда выплескиваете на холст все свои тревоги и печали? Я решил последовать вашему примеру и попытаться выпустить хотя бы часть демонов, терзающих меня.
     Ребекка снова посмотрела на рисунок: если это один из демонов, и не самый худший, то какие же другие?
     - Ну и как, это принесло облегчение? - спросила она.
     - Определенно. Воспоминание первого боя терзало меня, иссушало мой мозг. Рисунок... - Кеннет смолк, подбирая нужное слово, - обуздал мою память. Все как бы отодвинулось, сделалось расплывчатым, туманным.
     - Рисунок помогает мне также увидеть и понять то, чего не существует в действительности, - подхватила Ребекка, закрывая альбом. - Если вы не считаете себя художником, тогда что же вам мешает стать им?
     - Я не умею пользоваться красками, - с улыбкой ответил Кеннет. - Никак иначе не передашь насыщенность цвета, точность форм. Я привык к рисунку углем и акварели, а это под силу каждому школяру.
     - Что вам мешает научиться писать маслом? Это не такая уж большая наука. Акварель гораздо труднее, а вы овладели ею в совершенстве.
     Кеннет с хмурым видом молчал; шрам на его щеке побелел и стал заметнее.
     - Вы не верите в свои способности? - участливо спросила Ребекка.
     - Мне... мне хотелось бы верить, что это возможно, - тихо ответил Кеннет, опуская глаза.
     В его словах была какая-то застарелая боль, и Ребекка почувствовала, что судьба не щадила его. Зная, что жалость будет для него оскорбительна, она приняла бодрый вид и уверенно сказала:
     - Я научу вас. Если вы избавитесь от неуверенности, что масло вам не по силам, дело быстро пойдет на лад. - Заметив протестующее движение Кеннета, Ребекка с металлом в голосе продолжила:
     - У вас в голове сплошная путаница. Откуда вам знать, кому быть, а кому не быть настоящим художником? Выбросьте из головы свои глупые представления. У вас есть талант, и вы должны гордиться им. - Ребекка направилась к двери, бросив через плечо:
     - Вы должны быть в мастерской в два часа.
     Она медленно поднималась по лестнице, чувствуя неприятную пустоту. Ей было жаль Кеннета. Как это, наверное, страшно - любить искусство, живопись и видеть крах своей мечты. Она подумала о своей собственной жизни. Ей повезло, очень повезло. Конечно, сэр Энтони далеко не идеальный отец, но он всегда поощрял ее талант и относился к нему с уважением.
     Интересно, как чувствует себя такой человек - с виду сильный и грозный воин, а душа у него тонкая, с обостренным чувством прекрасного, душа настоящего художника?
     Ребекка открыла дверь и вошла в мастерскую с твердой уверенностью в том, что сделает из него живописца. Пусть она замучит его до смерти и костьми ляжет сама, но художником он будет.

Глава 11

     Когда Ребекка ушла, Кеннет без сил опустился в кресло, дрожа как в лихорадке. Он чувствовал себя орехом, скорлупу которого разбили тяжелым молотком.
     Она сказала, что у него есть талант, что он настоящий художник, а Ребекка Ситон принадлежала к тем людям, которые слов на ветер не бросают.
     Сердце Кеннета бешено колотилось: а что, если она говорит правду? Может, действительно еще не все потеряно? Подсознательно он всегда считал, что писать маслом - это Божий дар и ему, простому смертному, никогда не овладеть им. Ребекка рассеяла его сомнения и прибавила ему немного уверенности в себе. Правда, большинство художников начинают писать маслом в совсем юном возрасте, а сама Ребекка научилась рисовать чуть ли не с пеленок. Но он горы свернет и, возможно, сумеет чего-то достичь, ведь у него есть чувство цвета и композиции.
     Возможно... возможно, он станет настоящим живописцем. Конечно, не таким, как сэр Энтони и Ребекка, но достаточно приличным, чтобы удовлетворить свое честолюбие.
     Надежда на новое будущее наполнила Кеннета самыми противоречивыми чувствами. Он ощущал себя юношей, которому все по плечу.
     Внезапно Кеннет вспомнил, что привело его в дом Ситона: он появился здесь с целью выяснить обстоятельства загадочной смерти жены художника. Судьба распорядилась так, что дочь подозреваемого предложила ему осуществить мечту всей его жизни. Принять ее предложение, а самому в это время пытаться уничтожить человека, которого она любит больше всего на свете, - бесчестно, но, видит Бог, отказаться от столь заманчивого предложения выше его сил.
     Кеннету впервые пришла в голову мысль расторгнуть договор с лордом Боуденом. Вне всякого сомнения, тот, придя в ярость, немедленно отнимет у него поместье, но с этим можно смириться ради исполнения самой заветной мечты. Он может продолжать работать секретарем сэра Энтони и все свободное время посвятить освоению техники живописи. Когда же он научится писать маслом, то сможет зарабатывать себе на жизнь, создавая портреты. Многие хотят иметь свои портреты, но не всем по карману заказывать их у сэра Энтони. Человек, привыкший к армейской жизни, сможет прожить без особой роскоши, а ведь ему не так уж много и надо.
     А как же Бет? Он несет за нее ответственность. У него нет права строить свое счастье, забыв о сестре. Сам он может жить впроголодь, но Бет заслуживает другой участи.
     Вспомнив о сестре и ее несчастной судьбе, Кеннет стиснул зубы. Нет, он не может позволить себе расторгнуть договор с лордом Боуденом, так же как и не может отказаться от предложения Ребекки давать ему уроки живописи. Придется оставить все как есть и уповать на Бога, что все сохранится в тайне. А потом выяснится полная невиновность сэра Энтони в гибели своей жены. Кеннет молил Бога об исполнении своих желаний, хотя надежды на это почти не было.
     Прежде чем подняться в мастерскую Ребекки, Кеннет решил зайти в свой кабинет, чтобы покончить с делами. К своему удивлению, он застал там сэра Энтони, стоявшего перед портретом жены со стаканом в руках, в котором, как выяснилось позже, был бренди.
     Увидев вошедшего Кеннета, сэр Энтони оторвал взгляд от портрета и задумчиво произнес:
     - Сегодня исполнилось двадцать восемь лет с того дня, когда я впервые встретился с Элен.
     Язык сэра Энтони слегка заплетался, и это наводило на мысль, что стакан с бренди в его руке был далеко не первым.
     - Трудно поверить - ее больше нет с нами.
     - Леди Ситон была настоящая красавица, - сказал Кеннет, притворяя за собой дверь. - Ваша дочь очень на нее похожа.
     - Внешне - да, но у Ребекки мой характер. - На лице сэра Энтони появилась невеселая улыбка. - Я бы даже сказал, у нее характер моего старшего брата. Представляю, как разозлился бы Маркус, узнай он об этом.
     - Я и не знал, что у вас есть брат, - сказал Кеннет в надежде выяснить причины семейной распри.
     - Маркус - барон, и очень чопорный. Он не одобряет моей профессии. Он возражал против этого с самого начала. - Сэр Энтони сделал большой глоток бренди. - Он и мой отец были убеждены, что, став художником, я укорочу свой век и попаду прямо в царство теней. В тех редких случаях, когда наши дороги пересекались, они постоянно напоминали мне об этом.
     Значит, не одна только семья Кеннета возражала против того, чтобы он стал художником. Однако у сэра Энтони в отличие от Уилдинга хватило упорства настоять на своем.
     - Почему же ваш брат осуждает вас? - спросил он после минутного молчания.
     - Для Маркуса стать художником - все равно что стать торговцем. Представляю, в какой ужас он пришел, когда пять лет назад мне присвоили дворянский титул. Это указывает на то, что к моей профессии относятся с должным уважением.
     - Мне кажется, что таким художником, как вы, можно только гордиться. Вы прославили свою семью.
     - К сожалению, это была не единственная причина для нашего разрыва. - Сэр Энтони снова посмотрел на портрет жены. - Элен была невестой Маркуса. Когда мы впервые встретились, то с первого взгляда влюбились друг в друга. Нас подхватило, словно ураганом. Элен, будучи человеком благородным, еще пыталась сопротивляться, а я даже и этого не делал. Я твердо знал, что мы будем вместе. Накануне свадьбы мы сбежали. Гретна-Грин <Шотландская деревня, где бракосочетание совершается без особых формальностей.> расположена недалеко отсюда, всего один день пути. Мы поженились, чтобы уже никто не посмел остановить нас.
     - Представляю, в какую ярость пришел ваш брат.
     - Маркус перестал со мной разговаривать и даже не разрешил прийти на похороны отца, прислав записку с сообщением, что мое присутствие нежелательно. - Сэр Энтони печально улыбнулся. - Я его отлично понимаю и ни в чем не виню. Лично я убил бы того человека, который бы попытался увести у меня Элен.
     - Он любил ее? - спросил Кеннет, понимая всю бестактность своего вопроса.
     - Думаю, здесь скорее была задета его гордость, а вовсе не сердце. Для Маркуса Элен была красивой, покладистой девушкой, из которой могла бы получиться хорошая жена. Он по-настоящему никогда и не знал ее. Брат быстро нашел ей замену. Не прошло и года, как он женился и без промедления произвел на свет двух сыновей, лишь бы лишить меня титула.
     - А разве леди Ситон не была тихой и покладистой женщиной?
     - Когда она злилась, то становилась просто фурией, но я не винил ее за это. У меня самого характер нелегкий. - Сэр Энтони грустно покачал головой. - Для него главное - честь и традиции. Может, это и верно, но невыносимо скучно.
     - Похоже, вы с братом совершенно разные, - заметил Кеннет. - Думаю, вы не жалеете, что порвали с ним.
     Художник задумчиво посмотрел в стакан, где осталось немного бренди.
     - Он не так уж и плох. Когда я был мальчиком, то всегда восхищался им. Он джентльмен до мозга костей. Однако в семье не без урода, и этим уродом был я. Мой отец считал, что ему повезло: я родился вторым и не должен был унаследовать его титул.
     Кеннет почувствовал симпатию к сэру Энтони. В своей семье он тоже был уродом, чем вызывал постоянное недовольство отца. Слава Богу, что у него с Бет были всегда хорошие отношения.
     - По всей вероятности, отсутствие у вас титула не имело значения для леди Ситон, - сказал он.
     - Ее это совершенно не беспокоило. - Взгляд сэра Энтони снова обратился к портрету жены. - Не знаю, что было бы со мной после смерти Элен, если бы не Ребекка. Она держалась стойко и была твердой как скала. Сильная, упорная, в любое время готовая прийти на помощь.
     Вне всяких сомнений, человек, говорящий с такой любовью о своей жене, не мог стать ее убийцей. Если бы у Кеннета были веские доказательства его невиновности, он мог бы с честью выполнить задание лорда Боудена, сохранив при этом уважение Ребекки.
     Сэр Энтони внезапно нахмурился.
     - Разве вы не должны сейчас позировать Ребекке? - спросил он.
     Кеннет посмотрел на часы.
     - Да, сэр. Я спустился вниз, чтобы закончить кое-какую работу, но, думаю, дела могут подождать. - Кеннет направился к двери.
     Он уже взялся за ручку; но в это время сэр Энтони заговорил снова:
     - Она умерла, и, да простит меня Бог, в этом есть доля моей вины.
     От неожиданности Кеннет вздрогнул. Он молча вышел из комнаты, чувствуя, как к горлу подступает комок. Если то, что сказал сэр Энтони, правда, то остается только уповать на Господа.

***

     Ребекка вошла к себе в мастерскую, чувствуя необычайный прилив сил. После просмотра рисунков Кеннета всю усталость как рукой сняло. Рисунок с изображением умирающего на поле брани солдата говорил о недюжинных способностях художника, особенно если учесть, что он был самоучкой. Неудивительно, что она сразу потянулась к нему: под грубым солдатским обличьем пряталась нежная душа художника, родственная ее собственной душе. Возможно, общность их интересов положит начало крепкой дружбе.
     Ребек