собственных шагов, виконт осознал,  что  бредет  по  той  самой
тропе, по которой часто хаживал в детстве. Убегая в темноту голых  деревьев,
тропа вела к самой вершине холма,  возвышавшегося  за  усадьбой.  Незнакомец
непременно заплутал бы здесь, но Джервазу был знаком каждый  изгиб  дорожки,
каждое дерево.
   А на верхушке холма прятался уютный маленький домик, построенный еще  его
дедом.  В  этом  домике  можно  было  укрыться  от  злого   ветра.   Слишком
взволнованный, чтобы сидеть, Джерваз стоял,  упершись  руками  в  дорическую
колонну. Все вокруг было освещено таинственным лунным  светом  и,  глядя  на
мрачноватую в ночной тьме, но все равно величественную природу, виконт  стал
постепенно успокаиваться. Внизу, у подножия горы,  виднелись  крыши  большой
усадьбы, окруженной садами. Все это было создано еще в  средние  века.  Все,
что он видел вокруг себя, принадлежало ему одному, лорду Сент-Обену.
   Его слово было законом в Обенвуде. Джерваз был на  редкость  удачливым  и
смелым воином, к чьему мнению прислушивались самые видные умы Британии.  Так
почему же он боялся маленькой, тихой женщины?! Женщины, которая всегда  была
мила и желанна ему! Впрочем, Джерваз знал ответ на мучившие его вопросы,  но
даже сейчас не хотел думать о своей матери и жене. Когда он  говорил  Диане,
что сильная привязанность обязательно приводит к предательству, он, сам того
не сознавая,  имел  в  виду  Медору  Брэнделин.  Вот  уж  кто  был  образцом
вероломства и предательства.
   Его руки, лежавшие на холодной колонне, заледенели. Стоял декабрь,  через
несколько дней ему исполнится тридцать. Первая половина его жизни прошла под
действием гнева, отчаяния, неприятия - словом, чувств, которые он  испытывал
к своим родителям.
   Правда, за годы службы в Индии он сумел побороть многие свои  недостатки.
Надо сказать, обычно он  даже  нравился  сам  себе,  но  теперь  скандальное
прошлое с ужасающей силой давило на него.  Прежде,  когда  с  женщинами  его
связывали чисто физические отношения, все было довольно просто, но с Дианой,
которая так влекла к себе, ему было нелегко.  Господи,  до  чего  же  нелепо
бояться собственной любовницы! Однако прошлое связало виконта столь прочными
и тяжелыми цепями, что он не мог шагнуть навстречу  этой  женщине,  опасался
принять ласку и тепло, что она ему предлагала.
   Разбираясь постепенно в путанице своих мыслей, Сент-Обен пришел к выводу,
что боится впасть в зависимость. Ведь если он не порвет с ней, то дело может
обернуться так, что он окажется полностью в ее власти, и тогда  она  предаст
его. Не то чтобы он думал, будто она способна ранить его так же сильно,  как
леди Сент-Обен. Ведь преступление его матери состояло именно в том, что  она
предала доверие собственного сына, а раз уж Диана не занимает  в  его  жизни
того места, что в свое время занимала мать,  то  и  неприятностей,  подобных
тем, что уготовала ему в свое время Медора, Диана причинить не может.
   Больше того, виконт  не  мог  и  представить  себе,  чтобы  его  нынешняя
любовница обидела кого-нибудь, он ни  разу  не  слышал  от  нее  ни  единого
дурного слова о других людях. Хоть Диана и торговала собой,  она  была  куда
добрее и честнее многих женщин, которых он знавал.
   Лорд Сент-Обен сам создавал себе несуществующие проблемы. Не было у  него
причины бояться  Дианы,  избегать  ее  общества.  И  ранить  ее  недостойным
отношением было мальчишеской глупостью. Она не могла стать его женой, и  это
было известно им обоим. Ведь когда его  страсть  к  Диане  поутихнет,  хотя,
признаться, виконт даже и представить себе не мог, что такое произойдет, они
не смогут вести тихий и спокойный образ жизни. Так  тем  более  надо  сейчас
брать от жизни все, что она дарит!
   Эта мысль так вдохновила и обрадовала его, что в Обенвуд Джерваз вернулся
почти бегом. Его нисколько  не  удивило,  что  гостьи,  уставшие  с  дороги,
предпочли отказаться от официального обеда. Управляющий сообщил, что  миссис
Линдсей обедает с сынишкой в детской, и мисс Гейнфорд решила  присоединиться
к ним. Виконт был рад этому: ему не хотелось видеться с остальными  гостями,
пока он не поговорит с Дианой наедине.
   К тому времени, когда Джерваз поел, шел уже десятый час, и он  направился
в покои Дианы через потайную дверь.
   Она  сидела  перед  туалетным  столиком  в  зеленом  бархатном  халате  и
расчесывала свои прекрасные кудри.  Девушка  подняла  глаза,  и  их  взгляды
встретились в зеркале.
   Подойдя к Диане, Джерваз взял  у  нее  из  рук  серебряную  щетку  и  сам
принялся причесывать ее.
   - Никогда не видел волос такого  цвета,  -  нарушив  молчание,  задумчиво
произнес он. - Хотя, признаться, даже не могу представить тебя с другими. Со
светлыми волосами ты казалась бы вульгарной, с рыжими чересчур привлекала бы
к  себе  внимание,  черные  волосы  сделали  бы  тебя  суровой,  а  русые  -
неприметной. А твои волосы цвета красного дерева. В свете свечей они кажутся
почти  черными,  а  на  свету  играют  множеством  оттенков  от  рыжего   до
золотистого.
   По лицу Дианы пробежала легкая улыбка.
   - Я не думала, что ты вернешься. Щетка слегка запуталась в локонах Дианы.
   - Прости меня за то, что я тут наговорил тебе.  Мне  не  следовало  этого
делать Диана нетерпеливо мотнула головой:
   - То есть ты хочешь сказать, тебе не надо было говорить о том,  что  тебе
никто не нужен?
   - ..Да.
   В зеркале он видел удивленные глаза Дианы, но  она  произнесла  уверенным
тоном:
   - Так не извиняйся за свои слова. Я бы предпочла твою честность молчанию.
   - Даже если моя честность причиняет тебе боль? Глядя ему прямо  в  глаза,
Диана ответила:
   - Да. Без боли не проживешь, но она же не вечна. Я бы предпочла временами
страдать, чем вообще ничего не испытывать. Если человек избегает  несчастий,
то и счастья ему не видать.
   Джерваз погладил ее подбородок большим пальцем.
   - Надо же, ты такая хрупкая, а оказывается, что ты куда сильнее меня.
   - Разная бывает сила, - усмехнулась она. - Моя - чисто женская - держится
на эмоциях. Я умею уступать и ждать. В остальном я вовсе не сильна.
   - Но у тебя достает сил, чтобы выучить меня на собственном примере.
   Отложив  щетку  в  сторону,  виконт  взял   девушку   за   плечи,   желая
почувствовать, как отреагирует на его слова ее тело и  как  изменится  лицо,
которое он видел в зеркале. Тщательно подбирая слова, он продолжал:
   - Я устал жить в страхе. Я очень привязался к тебе - глупо отрицать  это.
- Несмотря на то что Джерваз принял решение, ему было нелегко говорить. -  Я
никогда больше не убегу от тебя.
   Он почувствовал, как вздрогнула Диана.
   - Я рада, - прильнув лицом к его руке, прошептала она.
   Ее  лицо  засияло  от  счастья,  и  тепло  ее  улыбки  стало   постепенно
растапливать лед обид,  сковавших  их  сердца.  Джерваз  еще  не  был  готов
говорить об этом и даже не знал, как назвать то, что происходило между ними,
но он чувствовал, что в их отношениях что-то меняется.
   - Я тоже, - сказал он, целуя ее.
   Диана подняла голову, и  их  губы  слились  в  нежном  поцелуе.  Нынешний
Сент-Обен сильно отличался от того человека, что пугал и притягивал  к  себе
Диану, и она восхищалась его смелостью. Диане оставалось лишь  догадываться,
что за события в жизни виконта оставили рубцы на его душе.
   От нежности до страсти - один шаг. Они занимались  любовью  медленно,  не
спеша, зная, что впереди у них вся ночь. В минуты  экстаза  Диане  казалось,
что поют не только их тела, но и их души, связанные теперь воедино. И вдруг,
надеясь, что он не услышит ее, девушка тихо-тихо прошептала:
   - Я люблю тебя...
   На мгновение ей показалось, что сейчас все кончится - Джерваз  отвернется
и уйдет. Но вместо этого он трепетно поцеловал ее и, положив  голову  ей  на
грудь, крепко обнял. Девушка гладила темные волосы виконта и в слабом  свете
свечей увидела выражение мира и счастья на его лице. Они стали доверять друг
другу.
   Интуиция подсказывала Диане, что именно сейчас ей надо  бы  рассказать  о
себе, о Йоркшире, о том, как она там оказалась,  о  Джеффри,  о  ее  решении
стать куртизанкой... Хоть она и не лгала Сент-Обену,  но  не  говорила  всей
правды, поэтому теперь ей не терпелось  положить  конец  недомолвкам.  Но...
Несмотря на возникшую между ними близость, девушка боялась, что он может  не
правильно ее понять, и тогда хрупкий замок взаимопонимания рухнет.
   И так уж случилось, что подходящее для признаний  время  было  упущено  и
прошло в шутках, тихом смехе, объятиях и глубоком молчании.
   Потом Диана будет горько сожалеть, что не послушалась в этот  день  своей
интуиции, но ей и в  голову  не  могло  тогда  прийти,  сколь  высокую  цену
придется заплатить за свою нерешительность.

Глава 12

   Джерваз не зря мечтал провести с Дианой всю ночь. Это  было  великолепно!
Их тела начали потихоньку привыкать друг к другу и, проснувшись на следующее
утро, виконт был наверху блаженства. Он лежал на спине,  обняв  одной  рукой
Диану, которая прижималась  к  нему,  обхватив  его  за  талию.  Как  только
Сент-Обен зашевелился, рука девушки скользнула вниз, и она принялась ласкать
его плоть. Молодой человек усмехнулся: что  и  говорить,  просыпаться  таким
образом восхитительно.
   Был самый короткий день в году, поздний рассвет  робко  освещал  комнату.
Поскольку дверь была заперта еще с вечера, горничная не могла  войти,  чтобы
развести в камине огонь,  поэтому  Джерваз  выскользнул  из  постели,  чтобы
заняться очагом. Диана протестующе пробормотала что-то, но виконт  взъерошил
ее прекрасные кудри и, любуясь красотой девушки, прошептал:
   - Не беспокойся, я скоро вернусь.  Лорд  Сент-Обен  подозревал,  что  все
время пока он растапливал огонь, на его лице блуждала глуповатая улыбка.
   Когда Джерваз вернулся в постель, в комнате все еще было очень холодно.
   - У-ух! Как ты замерз! - Прижимаясь к нему всем телом, Диана усмехнулась:
   - Надо же! Кажется, я нашла кое-что, чему совсем не холодно.
   Рассмеявшись, виконт нырнул под одеяло, жадно целуя ее грудь.
   - Если ты мне поможешь, - проговорил он сквозь смех, - то я очень  быстро
согреюсь.
   В занятиях любовью по утрам есть нечто  особенное:  тела  еще  ленивы,  а
дыхание уже учащается, кровь начинает постепенно бурлить в жилах.  Виконт  с
восторгом наблюдал, как оживает Диана  от  его  прикосновений.  Каждый  раз,
оказываясь с нею, он испытывал какие-то новые ощущения. Похоже, его  желание
обладать ею никогда не пройдет, подумал Джерваз,  и  впервые  эта  мысль  не
вызвала у него страха.
   ...А потом, когда они лежали, обнявшись, Сент-Обен с сожалением произнес:
   - Мне надо вставать и возвращаться к себе.
   - Неужели ты и вправду считаешь, - рассмеялась Диана,  -  что  хоть  один
слуга в доме не догадался, с какой целью я сюда приехала?
   Виконт улыбнулся:
   - Догадываться они могут о чем угодно, а вот знать они ничего  не  знают.
Может, Эдит - предмет моей страсти!
   - Ха-ха-ха! - расхохоталась Диана.  -  Надо  полагать,  ты  предпочитаешь
женщин, которые  тебе  в  матери  годятся?!  -  Наверное,  что-то  тревожное
мелькнуло в глазах Джерваза, потому что Диана, даже не отдавая  себе  отчета
почему, вдруг сменила тему:
   - А эта секретная дверь ведет в твою спальню?
   В комнате стало теплее. Сбросив с груди одеяло, Сент-Обен ответил:
   - Это помещение называли "спальней для любовницы". Не  думаю,  что  моему
отцу доводилось пользоваться тайной дверью - держать любовниц было не в  его
стиле. Хозяйские покои находятся сразу за этой комнатой, так что можно то  и
дело ходить туда-сюда.
   Приподнявшись на локте и положив голову на ладонь, девушка с любопытством
взглянула на него:
   - Неужели тебя и в самом деле  беспокоит,  что  о  нас  подумают  другие?
Что-то не похоже на тебя...
   Сжав голову руками, виконт задумался над ее словами.
   - Черт, да мне и в самом деле все равно, что  думают  другие,  -  наконец
промолвил он. - Однако я очень щепетилен в  отношении  всего,  что  касается
лично меня. Это настоящее противоречие.
   Глаза Дианы замерцали:
   - Я бы сказала, что... В общем, это  не  совсем  противоречие,  а  весьма
неплохая черта.
   Свежая, с распущенными волосами, Диана была хороша, как  первая  весенняя
клубника. Наклонившись, виконт поцеловал ее.
   - Если я не уйду немедленно, то задержусь еще на час, а я,  к  несчастью,
пообещал осмотреть амбар одного из моих арендаторов. Хочешь поехать со мной?
   Девушка  грациозно  откинулась  на  подушку,  открыв   его   взору   лишь
улыбающееся личико.
   - Что будет, если я откажусь? Лишусь всех привилегий?
   Рассмеявшись, Сент-Обен встал.
   - Ах ты лентяйка!
   - Виновата, каюсь. Но  мы  долго  ехали,  а  я...  -  тут  девушка  хитро
улыбнулась, - немного спала прошлой ночью.
   - Ладно, прощаю тебя на этот раз. - Сент-Обен аккуратно натягивал на себя
одежду, несмотря на то что ему скоро придется  переодеваться  в  костюм  для
верховой езды. - Я бы и сам  должен  был  утомиться,  ведь  в  конце  концов
большая часть работы пришлась на мою долю, но.., к моему большому удивлению,
я полон энергии.
   - Ну уж если у тебя столько сил, - промолвила Диана,  протягивая  к  нему
руку, - то почему бы не заглянуть сюда на обратном пути и не убедиться,  что
я по-прежнему здесь?
   Рассмеявшись, Джерваз схватил ее за руку и поцеловал в  ладонь,  а  потом
отпер дверь и вернулся в  свои  покои.  Он  начинал  понимать,  почему  люди
женятся. Ему стало так хорошо, что даже мысль о женитьбе не расстроила его.

***

   Прекрасное настроение не оставляло его все время, пока Боннер, его слуга,
помогал ему одеваться, тщательно отворачиваясь от нетронутой постели.  Выпив
чашку кофе, виконт направился в конюшню. День был серым, похоже,  что  скоро
пойдет дождь или снег. Все поместье было окутано сном, во всяком случае,  ни
у кого не было желания выходить.
   Оседлав коня, Джерваз уже готов был отправиться в путь, как  вдруг  возле
одного стойла заметил маленькую  фигурку.  Вглядевшись,  виконт  узнал  сына
Дианы - Джеффри. Мальчик стоял  у  приоткрытой  двери  и  протягивал  лошади
морковку. Сент-Обен видел, как конь взял морковку из рук ребенка и  позволил
Джеффри погладить себя.
   Джеффри был так увлечен лошадью,  что  не  заметил  появления  виконта  и
подпрыгнул на месте, когда услышал, как тот обратился к нему.
   - Доброе утро, - сказал Джерваз. Быстро обернувшись, мальчик вытер руки о
штаны и, задрав голову, проговорил:
   - Доброе утро, сэр. - И, помолчав, добавил:
   - Или следует говорить: "Доброе утро, милорд"?
   Джерваз усмехнулся: в это утро все было удивительным.
   - Конечно, правильно говорить "милорд", но "сэр" проще, поэтому ты можешь
так и обращаться ко мне. Ну и как тебе мои стойла?
   С блестящими от, возбуждения глазами мальчик воскликнул:
   - , Здесь замечательно! Я никогда не встречал ничего подобного!
   Увидев ребенка в первый  раз,  Сент-Обен  был  поражен  его  сходством  с
матерью, но теперь он понял, что сходство было не таким уж сильным. У него и
правда были такие же ясные голубые глаза, как у Дианы, а  вот  челюсть  была
квадратной, и волосы не каштанового, а темного цвета. У  Сент-Обена  тут  же
испортилось настроение, когда он подумал об отце ребенка. А вдруг,  что  еще
хуже, Диана и не знала, кто наградил ее сыном? Виконт  решил  не  думать  об
этом.
   - Я еду сейчас на одну из ферм, - заговорил Джерваз. - Хочешь поехать  со
мной? - Разговаривая, виконт вывел коня из конюшни, мальчуган ни на  шаг  не
отставал от него.
   Взглянув на виконта, ребенок сказал неестественно серьезным голосом:
   - Простите, сэр, но я не умею ездить верхом.
   - Думаю, у тебя просто не было такой  возможности.  Но  ты  же  несколько
недель здесь проведешь. Может, захочешь научиться? -  Вспомнив  восторженный
взгляд  мальчика,  когда  тот  кормил  лошадь,  Джерваз  подумал,  что   его
предложение не будет отвергнуто.
   Личико Джеффри засияло от радости, но восторг быстро прошел.
   - Не думаю, что мама позволит мне, сэр, - покачал головой ребенок.
   - Почему бы и нет? - Джерваз вскочил на коня и взглянул на мальчика.
   - Мама боится, что я упаду и разобьюсь насмерть,  -  деланно-безразличным
голосом произнес Джеффри.
   Да, конечно! Джерваз совершенно забыл о болезни.  Он  прекрасно  понимал,
почему Диана  тревожится,  но,  с  другой  стороны,  видел,  как  переживает
ребенок.
   - А мама разве говорила, что никогда  не  позволит  тебе  учиться  ездить
верхом?
   - Нет, - покачал головой малыш. - Нет, она сказала, надо подождать,  пока
я стану постарше... Мама не любит говорить о том, что со мной..,  не  все  в
порядке.
   Сент-Обен знал, что  ему  не  следует  вмешиваться,  но  не  мог  вынести
огорченного лица Джеффри. В порыве он протянул мальчику руку:
   - Если хочешь, поехали  со  мной.  Я  возьму  на  себя  вину,  если  мама
рассердится.
   На мгновение Джеффри задумался, но все следы раздумья исчезли с его лица,
когда, ухватившись за , руку виконта, он поднялся  в  воздух  и  оказался  в
седле перед Джервазом. Признаться, сидеть там было не  очень-то  удобно,  но
мальчик не возражал: вцепившись в гриву коня, он дрожал от возбуждения.
   Они направились на восток, к домам  арендаторов.  Сент-Обен  пустил  коня
шагом, вспоминая, доводилось ли ему вот так же ездить рядом с отцом.  Скорее
всего нет. Первый урок верховой езды он получил от конюха,  когда  ему  было
три года, а в четыре у него уже был собственный пони. К  тому  же,  покойный
лорд Сент-Обен никогда не ездил верхом развлечения ради,  да  и  к  обществу
сына был весьма равнодушен.
   Несмотря на то что мальчика интересовало буквально все вокруг, он  хранил
молчание, как и подобает хорошо воспитанному ребенку. Но потом, не выдержав,
он спросил, не была ли эта прямая  дорога  построена  еще  римлянами,  потом
поинтересовался, хороши ли здесь пастбища для  овец,  а  потом  его  вопросы
посыпались градом.
   Д-а! Диана не преувеличивала, когда говорила о способности  сына  болтать
без умолку и забрасывать собеседника вопросами. Впрочем, Джеффри внимательно
слушал ответы, обдумывал их, а затем говорил что-нибудь дельное,  перед  тем
как задать следующий вопрос.
   Его болтовня так отвлекала Джерваза,  что  дорога  на  Суоло-Фарм  прошла
почти незаметно. Виконт  был  удивлен,  что  ребенок  оказался  на  редкость
интересным собеседником.
   Арендатор Джерваза - Роббинс - приветствовал хозяина почтительно, но  без
раболепства: Роббинсы жили на этой земле столько же, сколько  и  Брэнделины.
Однако Сент-Обена разозлило, когда он заметил, как заблестели глаза  фермера
при  виде  Джеффри.  Несомненно,  Роббинс   вообразил,   что   мальчуган   -
незаконнорожденный сын виконта, и  переводил  взгляд  с  Джеффри  на  своего
хозяина в поисках сходства между ними. Джерваз мог бы  и  предположить,  что
произойдет  нечто  подобное:  ни  один  из   его   поступков   не   проходил
незамеченным.  Впрочем,  Сент-Обен  говорил  Диане,  что  его  не   очень-то
интересуют  сплетни  окружающих,  но  вот  нездоровое   любопытство   весьма
раздражало лорда, и он его презирал.
   Оставив Джеффри рядом с конем, Джерваз  осмотрел  амбар  и  согласился  с
фермером, что крышу и впрямь  надо  залатать.  Лорд  добавил,  что  надо  бы
увеличить поголовье молочного стада - это была одна  из  самых  крупных  его
ферм, и состояние  хозяйства  беспокоило  Сент-Обена.  Покончив  на  этом  с
разговорами, виконт отказался от предложенного чая, и вскоре они  с  Джеффри
уже были на пути в Обенвуд.
   Джерваз ждал, что после посещения фермы  мальчик  обрушит  на  него  град
вопросов, но, к его удивлению, ребенок  молчал.  Подождав  некоторое  время,
виконт спросил:
   - Это хозяйство отличается от того, к которому ты привык?
   Даже задавая вопрос, Сент-Обен поймал себя на том, что пытается разузнать
хоть что-нибудь  о  прошлом  мальчика  и,  разумеется,  его  матери.