р!  Если  уж
Элен решила взяться за Ференбаха сама, остается лишь ждать  и  надеяться  на
лучшее.

***

   Роберт пришел к Мегги поздно, как всегда, но даже в свете  неполной  луны
наблюдателю в темной  аллее  совсем  нетрудно  было  узнать  гостя.  Силуэты
любовников в освещенном окне просматривались вполне явственно.
   Непохоже было, чтобы этот Люцифер торопился уходить от красотки графини.
   Тот, кто прятался в темной аллее, и не подозревал, что еще одна пара глаз
из более удобного места тоже наблюдает за парочкой.

***

   После ухода Роберта Мегги долго не могла уснуть. Он счел наброски гербов,
сделанные  ею  в  библиотеке,  многообещающими  и  сказал,   что   попробует
разговорить кого-нибудь с парижского дна, познакомив их  с  рисунками.  Быть
может, удастся понять, кто скрывается за таинственным змеиным псевдонимом.
   Роберт не выказал особого удивления по поводу ее  сегодняшних  находок  и
говорил  мало,  из  чего   Мегги   смогла   заключить,   что   он   проводит
самостоятельное расследование, куда более опасное, чем  она.  Одно  утешает:
быть может, совместными усилиями  они  быстрее  раскроют  заговор  и  смогут
вернуться в Англию, к покою и благоденствию.
   Невидящими глазами Мегги уставилась в темноту. Мысль о маленьком коттедже
в пригороде уже не казалась ей столь заманчивой, как несколько недель назад.
Да, покой будет ей обеспечен,  но  вместе  с  покоем  придет  и  однообразие
будней, когда один день словно близнец похож на другой, такой  же  пустой  и
бесцельный. Можно будет гулять, читать книги, навещать знакомых, и так  день
за днем, месяц за месяцем, год за годом...
   Перспективу трудно назвать завораживающей. Одиночество станет ее  уделом,
раз уж она выбрала себе участь честной респектабельной леди. Не стоит  ждать
появления рядом мужчин вроде Рейфа; и уж никто не  станет  делать  ей  таких
бесстыдных предложений.
   Мегги грустно улыбнулась своим мыслям. До сих  пор  она  не  страдала  от
отсутствия мужчин и весьма откровенных предложений. Жаль только, что ни одно
из них не хотела принять." Вот в чем причина теперешней ее бессонницы.
   Рейф все еще оставался в ее глазах самым обворожительным мужчиной из тех,
с кем ей доводилось встречаться. Более того, он умен, воспитан, умел быть  и
нежным, и напористым.  Все  эти  качества  делали  его  просто  неотразимым.
Неудивительно, что столько женщин сходят по нему с ума.
   Однако с высоты своего теперешнего возраста Мегги видела куда больше, чем
могла  бы   разглядеть   восемнадцатилетняя   девчонка.   Наверное,   судьба
распорядилась разумно, не дав им пожениться. Тогда они  были  детьми.  Марго
Эштон настолько любила Рейфа, что ей и в голову не  приходило,  что  у  него
могут быть любовницы, как практически  у  всех  мужчин  его  положения,  при
первом же известии об  измене  сердце  ее  разбилось  бы  вдребезги.  Вполне
вероятно, она могла бы стать столь же несчастной, как и Синди Нортвуд.
   Чем упорнее боролась бы она с привычками мужа, тем больше  стали  бы  они
отдаляться друг от друга, пока не наступила бы трагическая развязка.  Любовь
погибла бы, и уделом обоих стало бы жалкое, ничтожное существование.
   Но раз уж она с такой убедительной ясностью доказала себе, что не была бы
счастлива с Рейфом, почему она так несчастна?
   Сжав виски ладонями, Мегги из последних сил старалась изгнать мучающий ее
образ из своих мыслей, но напрасно: память о его прикосновениях, его  губах,
глазах, голосе все время жила с ней и стала  настолько  привычной,  что  без
этих воспоминаний не было бы и ее самой.
   Единственным слабым утешением было сознание, что  она  станет  той  самой
единственной женщиной из всех, кто не принял предложения Рейфа. Ну  что  же,
это все равно лучше, чем ничего.

***

   Совместный визит четы Росси, Мегги и Рейфа  в  Лувр  оказался  неожиданно
интересным.  Наполеон  беззастенчиво  грабил  сокровищницы  тех  стран,  что
покорял, переправляя произведения искусства  к  себе  на  родину,  в  старый
дворец. Лувр  получил  статус  музея,  где  в  огромных  галереях  скопилось
невиданное количество шедевров.
   Произведения искусства и их судьба стали  камнем  преткновения  в  мирных
переговорах. Вполне понятно желание государств вернуть незаконно  вывезенные
картины и скульптуры назад, тогда как и бонапартисты, и  роялисты  проявляли
удивительное единство  в  том,  чтобы  воспользоваться  плодами  завоеваний.
Вопрос так и оставался открытым, хотя страны  коалиции  разбили  завоевателя
наголову, и единственным правителем, готовым щедрой рукой  подарить  Франции
вывезенные сокровища, был  русский  царь  Александр.  Сам-то  он  ничего  не
потерял от наполеоновского нашествия.
   Пока  обе  пары  восхищались  великолепным  творением   Тициана,   Росси,
продолжая разгоревшийся диспут, сказал:
   - Давайте наслаждаться всей этой красотой, пока она у нас  есть.  Никогда
за всю историю человечество не видело подобной коллекции и  вряд  ли  увидит
впредь.
   Все молча согласились с ним, продолжая любоваться бессмертным  творением,
когда вдруг откуда-то из-за спины раздался голос:
   - Вы совершенно правы, генерал Росси. Этот музей - один из  самых  лучших
плодов империи.
   Этот мрачный, похожий на змеиный присвист  голос  вызвал  у  Мегги  самые
неприятные ассоциации. Обернувшись, она встретилась  взглядом  с  графом  де
Варенном.
   - Я удивлен. Роялист одобряет действия Бонапарта?
   - Да, я роялист, - улыбнулся граф. - Но роялист и дурак - не  одно  и  то
же. Император - , великий колосс нашей эпохи, и  только  болван  станет  это
отрицать.
   Генерал сразу оттаял.
   - Я, как и вы, пришел  сюда,  чтобы  попрощаться  с  некоторыми  из  этих
шедевров.
   Только де Варенн успел закончить фразу, в галерее  раздались  возмущенные
крики на французском. Несколько солдат в прусской форме решительно  вошли  в
зал и под недоуменными взглядами  посетителей  музея  принялись  снимать  со
стены полотна.
   - Кто вам разрешил делать это? - возмутился Росси.
   Командир отделения обернулся, и Мегги узнала полковника Ференбаха.
   - Мы делаем это по  праву  собственников,  -  со  спокойной  уверенностью
ответил полковник. - Переговоры стоят на месте, а Пруссия ждать не будет.
   Мегги, боясь упустить что-то важное в противостоянии,  рванулась  было  в
конец галереи, но Рейф остановил ее, схватив за руку.
   - Не влезай, - коротко приказал он непререкаемым тоном.
   Мегги  попробовала  убедить  его  в  необходимости  ее  присутствия,   но
замолчала, повинуясь соображениям здравого смысла.
   Граф Варенн поспешил на  помощь  своему  соотечественнику.  Тоном,  более
дипломатичным, чем у Росси, но от этого не менее враждебным, он сказал:
   - По решению Венского конгресса сокровища остаются во  Франции,  и  я  не
вижу причин  для  пересмотра  этого  решения.  То,  что  вы  делаете,  можно
определить одним словом - разбой.
   - Говорите что хотите, - высокомерно заметил  полковник,  -  я  здесь  по
приказу моего короля. У каждого из нас своя правда.
   Солдаты принялись упаковывать картины в  деревянные  ящики,  которые  они
принесли с собой. Французы  с  вытянутыми  лицами  стояли  рядом,  безмолвно
наблюдая за действиями военных. Мегги подумала  было,  что  горожане  сейчас
разорвут непрошеных  гостей,  но  этого  не  случилось.  Они  оставались  на
редкость пассивными.
   - Не стоит считать себя таким уж праведником,  полковник,  -  со  змеиной
вкрадчивостью заговорил Варенн. - Многие из полотен, которые вы по наивности
считаете своими, тоже  были  присвоены  вашей  страной  по  праву  сильного.
Бронзовые   кони   Святого   Марка,   например,   венецианцы    украли    из
Константинополя.
   - Не стану с вами спорить, - усмехнувшись, ответил  полковник,  -  замечу
лишь, что вы сейчас  напоминаете  мне  объевшегося  волка,  рассуждающего  о
пользе вегетарианства.
   - Согласитесь, - решил вмешаться Росси, - в истории каждой страны хватает
эпизодов, связанных с разбоем, но только Франция  сделала  всю  эту  красоту
общим достоянием. Даже беднейший из бедных может прийти  сюда  и  поразиться
величию человеческого гения.
   - Не могу не согласиться, -  мрачно  ответил  Ференбах,  -  что  французы
продемонстрировали миру самый основательный подход к  тому,  что  иначе  как
воровством не назовешь. Вы изучали путеводители, выписывали специалистов  по
искусству, чтобы не ошибиться и отхватить самое лучшее. Император  умудрился
заставить  Ватикан  финансировать  доставку  в  Париж  шедевров   из   своей
сокровищницы. Однако не стоит забывать и того, что сказал по  вашему  поводу
Веллингтон: "Разбой всегда останется разбоем - это  то,  что  добыто  кровью
невинных".  Пакуйте,  ребята,  -  добавил  Ференбах,  обернувшись  к   своим
солдатам. - Франция не в силах удержать того, что вырвала из чужих рук.
   Полковнику, пожалуй, повезло, что он сказал эту фразу в присутствии своих
солдат, иначе  ему  бы  не  поздоровилось.  Чаша  терпения  зрителей  начала
переполняться.
   Окаменев от такой наглости, генерал с минуту в бессильной ярости  смотрел
на Ференбаха, но разум взял верх, и, круто повернувшись к полковнику спиной,
Росси молча вернулся к жене и Рейфу с Мегги.
   - Думаю, нам лучше уйти отсюда, - сдавленно проговорил Он.
   Взяв супругу под руку, он провел ее к выходу мимо прусских солдат. За ним
последовали Варенн и остальные.
   Слух об инциденте в Лувре распространился с удивительной быстротой,  и  у
выхода из музея уже собралась толпа любопытных. К счастью, арка, знаменующая
собой великую победу, была пока на месте, как и венчавшие  ее  кони  Святого
Марка,  как  и  величественная  Венера  де  Медичи,  гордо   выступающая   в
сопровождении Аполлона Бельведерского.
   Юноша в  испачканной  красками  куртке,  с  грустью  глядя  на  монумент,
вздохнув, произнес:
   - Хорошо бы, чтоб Веллингтон распорядился вывозить это все  ночью,  а  то
сердце может разорваться при виде того, как мы лишаемся своих сокровищ. Нет,
только не при свете дня!
   При всем сочувствии к художнику Мегги не могла не вспомнить о том, что  и
итальянцы, и немцы, очевидно, испытывали ту же боль, глядя,  как  топчут  их
национальную гордость и вывозят то, что принадлежит их народам по праву.
   - Веллингтон занялся неблагодарным делом, - тихо сказал Рейф,  подойдя  к
Мегги сзади, - его популярность среди французов сойдет на нет.
   Росси повернулся к Мегги лицом. В глазах генерала  застыла  боль,  та  же
боль читалась во влажном взгляде его жены, крепко державшейся за руку мужа.
   - Простите, - сказал он, - боюсь, мы сейчас для вас  -  не  самая  лучшая
компания. Прошу нас извинить, если мы уйдем немедленно.
   - Конечно, Росси. До свидания,  генерал,  до  свидания,  кузина  Флорина.
Надеюсь, мы с вами еще встретимся, если обстоятельства позволят.
   - Вся Франция разделяет ваше возмущение, генерал, - сказал Варенн, и  эти
слова были первыми словами графа после стычки с пруссаками.
   Поймав полный понимания взгляд, которым обменялись Росси  и  Варенн,  два
сильных и способных человека, Мегги подумала, что Франция вновь сможет стать
источником опасности для всей Европы, если роялисты и бонапартисты объединят
свои  усилия.  К  счастью,  между  группировками   существовали   достаточно
серьезные противоречия, чтобы это могло произойти скоро.
   После ухода четы Росси граф, обращаясь к Мегги и Рейфу, вежливо сказал:
   - Мне жаль, что  вы  оказались  свидетелями  столь  некрасивой  сцены.  Я
слышал, будто Пруссия придерживается в переговорах жесткой линии,  но  чтобы
настолько жесткой...
   - Боюсь, это только вершина айсберга - спор о предметах  искусства  всего
лишь выражение общего состояния дел в переговорах.
   - Ситуация весьма сложная, - согласился Варенн. - Вы наверняка  знаете  о
разладе в королевском  правительстве.  Боюсь,  Ришелье  недостаточно  силен,
чтобы поддерживать порядок.
   Варенн тряхнул головой, словно стараясь развеять мрачное  настроение,  и,
улыбнувшись, сказал:
   - Не стоило мне говорить о подобных вещах при даме.
   Вероятно, он считал ее слишком ветреной, чтобы интересоваться  политикой.
Ну что же, чем глупее будет она выглядеть в его глазах,  тем  лучше.  Хлопая
ресницами, Мегги протянула:
   - О да... Все это так тягостно... Мне казалось,  что  с  окончанием  войн
заканчиваются и проблемы.
   - Не все так просто,  -  сказал  Варенн,  и  темные  глаза  его  иронично
блеснули, -  я  жду  не  дождусь  того  часа,  когда  смогу  посвятить  себя
восстановлению поместья, но ждать  мне,  по  всей  видимости,  придется  еще
долго.
   - Ваше поместье далеко от Парижа? - спросила Мегги,  хотя  ответ  был  ей
известен заранее.
   - Нет, рядом. Недалеко от  дома  императора  в  Мальмезоне  . Шантель  -  один  из  самых  прекрасных  средневековых
замков Франции.
   - Как романтично! - воскликнула Мегги.
   - Да, - согласился граф, одарив даму улыбкой, какую можно было бы отнести
к разряду обворожительных, если  бы  не  расчетливый  прищур  глаз.  -  Буду
счастлив показать его вам. Как насчет следующей недели?
   Мегги обдумывала ответ, когда Рейф,  мягко  положив  ей  руку  на  талию,
улыбаясь, сказал:
   - Пожалуй, на следующей неделе не получится. В ближайшем будущем  графиня
и я будем очень заняты.
   По-видимому, удивившись собственническому чувству  Рейфа,  Варенн,  целуя
руку очаровательной графине Янош, сказал:
   - Монсеньор, вы с графиней всегда будете моими желанными гостями.
   С  этими  словами  граф  растворился  в  колышущейся  массе  разгневанных
парижан. Мегги посмотрела ему вслед с тревожным чувством.  Варенн  вел  себя
так, словно флиртовал с ней, и вместе с тем Мегги была уверена  в  том,  что
она едва ли интересует графа как  женщина.  Ее  размышления  прервал  приказ
спутника:
   - Пора уходить, графиня. Толпа становится неуправляемой.
   Слова Рейфа разбудили всегда дремавший в ней  инстинктивный  страх  перед
толпой. К счастью, Рейф был рядом. С ним всегда при любом  скоплении  народа
она чувствовала себя спокойно. Встречный сто раз подумает, прежде чем задеть
его плечом, и дело  не  столько  в  богатстве  или  титуле,  сколько  в  той
аристократической   отчужденности,   которая    преграждает    путь    любой
фамильярности.
   Миновав запруженную народом площадь, они сели в  нанятый  Рейфом  экипаж,
который должен был доставить их на бульвар Капуцинов.
   - Сейчас, когда имел счастье видеть всех троих  подозреваемых  вместе,  -
начал разговор Рейф, оказавшись в спасительном уединении кэба, - я все равно
не могу сказать, кто из них виновен, а кто - нет. У тебя  есть  какие-нибудь
соображения?
   Мегги нахмурилась, оживляя в памяти эпизод противостояния в галерее.
   - Я много думала над  этим,  и  не  только  сегодня.  Полковник  Ференбах
терпеть не может французов и упивается их унижением. Как мне кажется, сам он
не станет организовывать заговор, но использовать его вполне могли.
   - А что ты скажешь о Росси?
   - Он действует с необычной прямотой, - протянула Мегги. - Глядя на него в
Лувре, я подумала было, что генерал  сейчас  возглавит  толпу  обывателей  и
поведет ее на пруссаков.
   - Едва ли он стал бы так рисковать, принимая во внимание то,  что  с  ним
была жена.
   - Да, это его и остановило, - согласилась Мегги. - И вообще  он,  человек
неглупый, понимал, что, выдворив из музея пруссаков, ничего не добьется.  Но
Росси - настоящий  воин,  и  я  видела,  как  трудно  было  ему  подчиниться
обстоятельствам. Боюсь, что он не создан для темных дел. Тот, кто  решил  бы
вовлечь его в заговор, должен был сто раз подумать: неосторожным словом  или
действием Росси мог бы провалить все дело.
   - А как насчет Варенна с его столь романтичным замком? - спросил  Рейф  с
сардонической усмешкой в голосе.
   Мегги не могла сдержать улыбки. Нашел к кому ревновать!
   - С ним я бы постаралась никогда не иметь дел. Граф столь  двуличен,  что
сразу и не поймешь: то ли он замешан  в  заговоре,  то  ли  ведет  себя  так
потому, что по-другому не умеет.
   Игнорируя ее легкий тон, Рейф мрачно заметил:
   - Я чувствую, что тучи сгущаются. Об одном прошу Бога,  чтобы  он  указал
нам, откуда ждать ветра.
   - Знать - еще не значит предотвратить, - ответила  Мегги  с  выстраданной
мудростью. - Не знание спасает в бурю, а гибкость. Те, что не умеют гнуться,
ломаются.
   - Это в мой огород камень? - спросил  Рейф,  приподняв  темную  бровь.  -
Вспомни, как цветы наклоняются перед бурей. Но, увы, это не  спасает:  ветер
или рвет их с корнем, или обрывает лепестки.
   - Не стоит увлекаться аналогиями, ваша честь, - сухо  заметила  Мегги.  -
Кто-то может сравнить меня с розой в лучшую пору цветения,  но  мне  удалось
пережить такие свирепые бури, которые вам и не снились.
   Экипаж остановился возле дома Мегги. Рейф последовал за спутницей.
   - Мы давно не играли в шахматы.  Закончим  партию?  -  предложила  Мегги,
чтобы развеять дурное настроение своего кавалера.
   Игра была странной: партнеры проявляли поразительную беззаботность.
   После очередной глупости со стороны Мегги Рейф объявил шах.
   Черный слон угрожал белому королю. Чтобы спастись от  шаха,  Мегги  пошла
конем так, что он преградил дорогу черному слону. Если бы  Рейф  взял  коня,
она бы съела его слона, восстановив таким образом баланс сил,  да  и  король
был бы в безопасности.
   - Люблю коней, - промурлыкала она, - они так хитро ходят...
   - Как и вы, графиня?
   Удивленная резкостью тона, Мегги встрепенулась, запальчиво ответив:
   - А чего ты хочешь? Я ведь шпионка, и хитрость - моя профессия.
   - Так пожертвует ли белая королева собой ради белого короля?
   Рейф буквально впился в нее глазами. Разговор не имел никакого  отношения
к  шахматам.  Черты  лица  его  заострились,  чувствовалось,  что  он   едва
сдерживается.
   Мегги давно ожидала чего-то подобного.. Не таким уж легким человеком  был
Рейф Уайтборн.
   - Рейф, что ты хочешь этим сказать? - спросила она, поджав губы.
   Вместо ответа он передвинул по доске черного короля, сбив белую королеву.
   - Этот ход не по правилам, -  с  нажимом  произнесла  Мегги.  -  Чего  ты
хочешь?
   Рейф взял в руки белую королеву и черного короля и убрал их с доски.
   - Только одного, Мегги. Я хочу, чтобы белая королева не жертвовала  собой
ради белого короля. Хочешь ты этого или нет - я вывожу тебя из игры.

Глава 13

   Мегги уставилась на Рейфа в полном недоумении.
   Что на него нашло?
   - Ты выводишь меня из игры? С какой стати?
   Можешь выражаться более ясно?
   Рейф в гневе смахнул с доски шахматы. Фигурки рассыпались по  персидскому
ковру.
   - Я говорю о тебе и твоем любовнике Роберте Андерсоне, разве не понятно?!
- выпалил он, словно дал пощечину. - Да,  о  твоем  любовнике,  предателе  и
шпионе!
   Мегги поднялась так резко, что едва не опрокинула кресло.
   - Ты не знаешь, что говоришь!
   Рейф тоже встал, возвышаясь над ней  всей  громадой  своего  роста.  Куда
подевался воспитанный, уравновешенный  человек!  Сейчас  Рейф  был  сплошным
сгустком гнева.
   - Знаю, леди-куртизанка! Я знаю, что он приходил  к  тебе  поздно  ночью,
знаю, что ты говорила с ним, хотя Люсьен запретил тебе иметь дело с  кем-то,
кроме меня!. Запретил общаться с членами британской делегации!
   Мегги опустила глаза.
   - Я играю в эти опасные игры уже давно, - сказала она как можно мягче,  -
и имею в подобных делах куда больше опыта, чем ты. Я работаю  с  теми,  кому
доверяю.
   - И даже если те, кому ты доверяешь, не достойны доверия?  Твоего  дружка
видели с генералом Росси. Я сам был свидетелем его общения с Генри  Лемерсье
в кафе "Мазарин". Возможно, именно тогда и обговаривался план  покушения  на
Кэстлри.
   В первый момент Мегги растерялась, но уже в следующую секунду  нашлась  с
ответом:
   - Это еще ничего не доказывает. Шпион может говорить  с  кем  угодно,  не
только с благонамеренными гражданами.
   Рейф обошел вокруг стола, вплотную