ть,  чем
тебе. Но на этот раз я буду рядом с начала до самого конца.
   - Я говорила с врачом Джеффри. Хотела  узнать,  может  ли  наш  следующий
ребенок тоже страдать эпилепсией.
   - И что?.. - встревожился виконт.
   - Он сказал  -  возможна,  -  пожала  плечами  женщина.  -  Возможно.  Не
обязательно, но возможно, - в третий раз повторила она.
   Джерваз успокоился:
   - Если второй ребенок будет хотя бы наполовину такой  же  смышленый,  как
Джеффри, мне все равно - будут у него припадки или нет.  Во  всяком  случае,
что бы ни было, мы справимся. - Он говорил все убежденнее:
   - Будет хорошо, если на этот  раз  родится  девочка.  С  лазурно-голубыми
глазами. И все мужчины будут очарованы ею.
   Диана обвила его шею руками.
   - А может, у нее будут серые глаза и, - она усмехнулась, - упрямый  нрав.
А может, это будут близнецы. Не важно. - Она провела рукой по его восставшей
плоти. - Впрочем, сейчас меня больше интересует настоящее,  чем  будущее.  А
тебя?

***

   Утром они пришли в детскую  -  позавтракать  вместе  с  Джеффри.  Их  сын
светился гордостью,  словно  это  он  изобрел  понятие  "семья".  Настроение
мальчика стало еще лучше, когда он узнал, что скоро станет не самым  младшим
Брэнделином.
   Поскольку в доме Джерваза находилась  чуть  ли  не  половина  британского
правительства, то не составило большого труда объявить всем,  что  известный
французский роялист граф де Везель умер, не  перенеся  сердечного  приступа.
Никто не хотел признаваться, что состоял в дружеских отношениях со шпионом.

***

   В секретных  коридорах  власти  все  с  нескрываемой  радостью  встретили
сообщение о том, что Феникса больше не существует.
   Услышав о его кончине, французская кухарка немедленно покинула дом  номер
17 по Чарльз-стрит.
   Франсис Брэнделин и его друг уехали  из  Англии,  избежав  скандала.  Его
письма о достопримечательностях Греции дышали счастьем.
   Поздней осенью Мадлен стала леди Фарнсворт. Церемония бракосочетания была
тихой и спокойной.  Среди  немногочисленных  гостей  на  ней  присутствовала
виконтесса Сент-Обен. Хоть  у  леди  Фарнсворт  и  было  шумное  прошлое,  в
настоящем она вела себя столь безупречно, что лишь самые  отъявленные  снобы
отказывались принимать ее. Впрочем, Мэдди и Николас не были на них за это  в
обиде.
   Военное дознание оправдало генерала Уэлсли, и  он  снова  был  послан  на
Пиренейский полуостров. После блистательной победы в битве  при  Талавере  в
июле 1809 года он получил титул виконта и назвался Веллингтоном.
   Джерваз  дал  Диане  полную  свободу  в  переустройстве  Сент-Обен-хауса.
Первое, что она сделала, - это установила огромную ванну в туалетной комнате
при хозяйской спальне.

***

   Спустя несколько месяцев, перебирая книги в  библиотеке,  Диана  случайно
наткнулась на стихотворение Джонатана Свифта. Четверостишие было  нацарапано
на  брачном  контракте,  скрепленном  настоятелем  собора  святого   Патрика
Свифтом. По иронии судьбы,  эти  строки  так  напоминали  Диане  собственную
историю, что она  велела  выгравировать  их  на  внутренней  стороне  крышки
серебряного ларца, который подарила мужу на их второе совместное  Рождество.
Четверостишие гласило:

   Под кроной дуба в час ненастья
   Плута и шлюху встретил я на счастье,
   С тех пор лишь тот, кому над миром суд дано вершить,
   С плутом и шлюхой меня в силах разлучить.



   Мэри Джо ПАТНИ
   РОЗЫ ЛЮБВИ




   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Отчаяние заставило скромную молоденькую учительницу Клер Морган просить о
помощи  опасного  человека  -   Никласа   Дэвиса,   по   праву   прозванного
графом-демоном. И лишь отчаяние еще более безнадежное принудило  ее  принять
условия сделки, цинично  предложенной  Никласом.  В  обмен  на  помощь  Клер
обязана стать его любовницей  Союз  с  графом  демоном  приводит  девушку  в
совершенно  новый  для  нее  мир  генный   блеска   роскоши,   опасности   и
головокружительно пылкой страсти.

Уэльс, 1791 год

   Едва видимые в густом зимнем тумане, они взобрались на стену  усадьбы.  В
окутанном белой призрачной пеленой ухоженном парке не было ни души, и  никто
не заметил, как двое незваных гостей спрыгнули на землю и двинулись вперед.
   - Мама, ты хочешь, чтоб мы стянули отсюда курицу? - тихо спросил Ники.
   Марта покачала головой:
   - Нет, сынок. Тут у нас будет дело поважнее.  Произнося  эти  слова,  она
надсадно закашлялась и наклонилась вперед, содрогаясь всем  своим  исхудалым
телом. Ники коснулся ее руки. Он был встревожен не на шутку. В последние дни
мама кашляла все сильнее и сильнее, да и как могло быть иначе -  ведь  спать
им приходилось под живыми изгородями, окружающими фермы, и у них было совсем
мало еды Он надеялся, что скоро они вернутся обратно  в  своп  табор  -  там
будут и пища, и тепло костра, и друзья, которые всегда помогут.
   Марта выпрямилась. Лицо у нее было бледное,  но  решительное.  Они  снова
двинулись вперед. Пестрая  цыганская  юбка  Марты  была  единственным  ярким
пятном в оголенном зимнем парке.
   Наконец деревья остались позади, и они вышли на лужайку, посреди  которой
стоял огромный каменный дом.
   - Тут живет очень богатый лорд, да? - спросил ошеломленный Ники.
   - Да, сынок. Гляди на этот дом внимательно, потому что придет день, когда
он станет твоим.
   Ники, охваченный  разноречивыми  чувствами,  уставился  на  дом.  Мальчик
испытывал изумление, острый интерес, сомнение, но в конце концов верх  взяло
самое сильное чувство - презрение.
   - Цыгане не живут в каменных домах, которые убивают небо, - сказал он.
   - Но ведь ты дидикойс, цыганской крови в тебе только половина. Ты  можешь
жить в таком доме, как этот.
   Потрясенный, он резко обернулся, глядя па мать широко раскрытыми глазами.
   - Нет! Я тачо рат, настоящий цыган! Я не англ!
   - В твоих жилах течет кровь и тех, и других, так что тебя можно назвать и
настоящим цыганом, и настоящим англом. - Марта вздохнула,  и  се  прекрасное
лицо на миг исказилось.  -  И  хотя  ты  воспитан  как  цыган,  отныне  тебе
предстоит жить среди англов.
   Ники собрался было возразить, но Марта сделала  предостерегающий  жест  -
где-то невдалеке послышался стук подков. Мать и сын  отступили  в  кусты  и,
затаившись, наблюдали за двумя всадниками, которые легким галопом проскакали
по подъездной дорожке и остановились перед парадной дверью дома. Тот из них,
что был выше ростом, спешился и быстрым шагом поднялся по  широким  каменным
ступеням крыльца, оставив лошадь на попечение своего спутника.
   - Отличные лошади, - с завистью прошептал Ники.
   - Да, - сказала Марта. - Должно быть, это и есть граф Эбердэр. Именно так
мне его описывал Кенрик.
   Они подождали, пока высокий англ не вошел в  дом,  а  его  грум  не  увел
лошадей. Тогда Марта кивнула Ники,  и  они  торопливо  пересекли  лужайку  и
поднялись к парадной двери. Сверкающий медный  дверной  молоток  имел  форму
дракона. Ники хотелось дотронуться до него, но тот висел слишком высоко.
   Вместо того чтобы постучать, Марта взялась за круглую дверную  ручку.  Та
легко повернулась, и они вошли внутрь. Ники  широко  раскрыл  глаза,  увидев
холл с блестящим мраморным полом, такой громадный, что в нем легко  смог  бы
разместиться целый цыганский табор.
   В холле не было никого, кроме  лакея  в  затейливо  изукрашенной  ливрее.
Взглянув па вошедших, он изумленно выдохнул:
   "Ох! Цыгане..." Его длинное лошадиное лицо выражало такое потрясение, что
Ники стало смешно. Потом лакей дернул  шнурок  звонка,  вызывая  па  подмогу
других слуг.
   - Сейчас же выметайтесь! - завопил он. - Если  вы  через  пять  минут  не
уберетесь из усадьбы, вас посадят в тюрьму!
   Марта взяла Ники за руку.
   - Мы пришли, чтобы увидеться с графом. У меня кое-что есть. И это кое-что
принадлежит ему.
   - Хочешь сказать, что ты у него украла это  самое  "кое-что"?  -  спросил
лакей с презрительной ухмылкой. - Так я тебе и поверил! Ты  никак  не  могла
подойти к его милости так близко, чтобы суметь что-нибудь у него стянуть.  А
ну, убирайся отсюда, и поживее!
   - Нет! Мне надо с ним поговорить.
   - Черта с два ты с ним поговоришь, - злобно прорычал слуга, направляясь к
Марте и Ники.
   Марта подождала, пока он не подошел совсем  близко,  а  затем  неожиданно
отскочила в сторону.
   Лакей, выругавшись, попытался схватить се, но Марта увернулась. Между тем
на зов колокольчика явились еще трое слуг.
   Марта прибегла к испытанному цыганскому трюку. Вперив в  четверых  лакеев
свирепый взгляд, она угрожающе прошипела:
   - Мне надо поговорить с графом! А того, кто попытается  помешать  мне,  я
прокляну таким проклятием, что он будет маяться до конца своих дней.
   Слуги остановились  как  вкопанные.  Глядя  на  их  лица,  Ники  едва  не
расхохотался. Хотя его мать была всего  лишь  женщиной,  она  могла  обвести
вокруг пальца любого англа. Ники гордился ею. Кто, кроме  цыганки,  мог  вот
так, в два счета, добиться своего при помощи одних только слов?
   Мать еще крепче сжала его руку, и они двинулись дальше. Прежде чем  лакеи
успели прийти в себя, чей-то громкий звучный голос произнес:
   - Эй, вы! Что здесь происходит?
   В холл, широко шагая, вошел граф, высокий и надменный.
   - Цыгане, - брезгливо проговорил он. - Кто позволил этим  грязным  тварям
проникнуть в мой дом? Марта без обиняков сказала:
   - Я привела к вам сына Кенрика, лорд Эбердэр, вашего внука. Единственного
внука, который у вас есть - другого уже никогда не будет.
   В холле воцарилась гробовая тишина. Граф ошеломленно уставился на Ники.
   - Если вы сомневаетесь в моих словах... - продолжала Марта.
   - О нет, я готов поверить, что этот мерзкий  щенок  отродье  Кенрика:  он
весьма похож на своего папашу, - справившись с потрясением, перебил ее граф.
   Он смотрел на Марту тем хищным  голодным  взглядом,  который  Ники  часто
замечал у мужчин-англов, глазеющих па цыганских женщин.
   - Я вполне понимаю, почему моему сыну хотелось спать с тобой, но мне  без
надобности его цыганский ублюдок.
   - Мой сын не ублюдок. - Марта вытащила из-за корсажа два сложенных листка
бумаги, грязных и  засаленных.  -  Поскольку  вы,  англы,  придаете  большое
значение  всяким  документам,  я  сохранила  доказательства:   мое   брачное
свидетельство и метрику Ники.
   Лорд  Эбердэр  бросил  раздраженный  взгляд  на  бумаги,  но  тут   смысл
сказанного дошел до его сознания, и он окаменел от изумления.
   - Ты хочешь сказать, что мой сын женился на тебе?
   - Да, женился, - гордо ответила Марта. - И  по  цыганским  обычаям,  и  в
вашей церкви. И ты должен радоваться этому, старик, потому что теперь у тебя
есть законный наследник. Поскольку все твои сыновья умерли, другого  у  тебя
уже никогда не будет.
   - Что ж, ладно, - злобно глядя на нее, произнес граф. - Сколько ты хочешь
получить за него? Пятьдесят фунтов будет довольно?
   Ники увидел, как в глазах матери сверкнул гнев. Но это продолжалось всего
лишь мгновение. Взгляд Марты вдруг стал хитрым.
   - Сто золотых гиней, - сказала  она.  Граф  вынул  из  жилетного  кармана
ключик и протянул его старшему из слуг.
   - Возьми из денежного ящика сто гиней и принеси мне, - приказал он.
   Ники не выдержал и рассмеялся, потом сказал по-цыгански:
   - Это самая ловкая штука, которую я когда-либо видел, мама. Ты не  только
сумела убедить этого глупого старого англа, что я ему родня, но и выманила у
него кучу денег! Теперь у нас целый год ни в чем не будет нужды.  Где  мы  с
тобой встретимся, когда я удеру отсюда нынче ночью? Может,  у  того  старого
дуба, с которого мы перелезли на стену усадьбы?
   Марта покачала головой.
   - Ты  не  должен  убегать  отсюда,  Ники,  сынок,  -  ответила  она  тоже
по-цыгански. - Этот англ и вправду твой дедушка, и отныне здесь  будет  твой
дом.
   Ее пальцы ласково пробежали по волосам  мальчика,  и  Ники  подумал,  что
сейчас мать непременно  скажет  что-нибудь  еще  -  ведь  не  могла  же  она
наговорить все это всерьез.
   Но тут лакей, которому граф отдал ключ от  денежного  ящика,  вернулся  и
сунул в руку Марты позвякивающий кожаный кошелек. Она  быстро  и  сноровисто
пересчитала его содержимое, потом высоко задрала  верхнюю  юбку  и  положила
кошелек в карман нижней. Ники был потрясен поступком матери.  О  чем  думают
эти англы, разве им  невдомек,  что,  подняв  юбку  в  их  присутствии,  она
осквернила их всех,  сделала  мархим,  нечистыми?  Однако  они,  похоже,  не
понимали, какому ужасному оскорблению только что подверглись.
   Марта в последний раз посмотрела на сына.  Глаза  у  нес  горели,  в  них
застыло какое-то странное, немного шальное выражение.
   - Обращайся с ним хорошо, старик, не то мое проклятие не оставит  тебя  и
на том свете. Помереть мне нынче же ночью, если это не так!
   Она решительно зашагала к выходу; многочисленные  яркие  юбки  колыхались
над отполированным до блеска  полом.  Лакей  открыл  перед  нею  дверь.  Она
обернулась, гордо, словно настоящая принцесса, кивнула всем присутствующим -
и шагнула за порог.
   Ники объял ужас: внезапно он понял, что мать не шутила. Она в самом  деле
решила оставить его у англов! Он бросился вслед за нею, крича: "Мама, мама!"
   Но прежде чем он успел  добежать  до  двери,  она  захлопнулась,  и  Ники
оказался в западне, в доме, убивающем небо. Он вцепился в дверную ручку,  но
тут один из лакеев крепко ухватил его за талию. Ники ударил  его  коленом  в
живот и полоснул ногтями по бледному, как у всех англов, лицу. Лакей завопил
от боли, и на помощь ему тотчас прибежал другой.
   - Я цыган! - бешено молотя ногами и  кулаками,  закричал  Ники.  -  Я  не
останусь в этом паршивом доме!
   Граф нахмурился: столь необузданное проявление чувств было возмутительно.
Надо будет выбить  из  щенка  эту  дурь,  а  заодно  и  все  остальное,  что
свидетельствовало о его цыганской крови. Кенрик, тот тоже был  необузданным,
его испортила своей слепой любовью мать. Когда пришло известие о его смерти,
с нею случился апоплексический удар, превративший графиню в то, чем она была
сейчас, - в живой труп, неподвижный и бессловесный.
   - Отведите мальчишку в детскую и вымойте, - резко и зло приказал граф.  -
Сожгите эти лохмотья и найдите для него что-нибудь более подобающее.
   Мальчика с трудом удерживали двое слуг. Пока они  тащили  его  на  второй
этаж, он продолжал отчаянно вырываться и истошно звал мать.
   С лицом, искаженным злостью и досадой, граф снова взглянул на  документы,
доказывающие,  что  этот  черномазый  маленький   язычник   -   единственный
оставшийся у него наследник. Никлас Кенрик Дэйвис - это-имя записано  в  его
метрике. В том, что в нем действительно течет кровь Дэйвисов, сомневаться не
приходилось: не будь мальчишка так смугл, он  был  бы  почти  точной  копией
Кенрика в этом возрасте.
   Но силы небесные, он же цыганенок! Чернявый цыганенок с черными глазами и
чужой, смуглой кожей! Ему всего  семь  лет,  но  он  несомненно  уже  весьма
искусен в обмане и воровстве, зато понятия не имеет о благопристойной жизни.
И тем не менее этот грязный оборванец - наследник поместья Эбердэр!
   Некоторое  время  назад  граф  горячо  молил  Всевышнего   даровать   ему
наследника, однако ему и в страшном сне не могло присниться, что его моление
будет исполнено подобным образом.  Теперь  даже  если  графиня  умрет  и  он
женится вторично, его сыновья от второго брака не  смогут  наследовать  ему.
Все отойдет этому цыганскому отродью!..
   По мере того как он размышлял над этим,  его  пальцы,  державшие  бумаги,
стискивались все сильнее. Ничего, у него еще есть время. Возможно,  если  он
когда-нибудь снова женится и у него родятся сыновья,  ситуацию  можно  будет
исправить А пока следует заняться этим  мальчишкой  и  попробовать  обтесать
его. Преподобный Морган, местный методистский проповедник,  мог  бы  научить
Никласа чтению, письму, хорошим манерам  и  всему  тому,  что  должен  знать
мальчик, которому предстоит отправиться в приличную школу.  Граф  повернулся
на каблуках и, войдя в свой  кабинет,  с  грохотом  захлопнул  дверь,  чтобы
больше не слышать жалобных воплей: "Мама!  Мама!",  разносящихся  по  пустым
залам усадьбы Эбердэр.

Глава 1

Уэльс, март 1814 года

   Его  называли  графом-демоном  и  иногда  -  Старым  Ником.   Шепотом
рассказывали, что он совратил молодую жену своего родного деда,  чем  разбил
ему сердце, а собственную жену вскоре после свадьбы довел до могилы.
   Говорили, что он способен на все и всегда добивается своих целей.
   Сейчас мысли Клер Морган занимало  только  одно  из  этих  утверждений  -
последнее. Ее глаза неотрывно следили за всадником, который на своем жеребце
мчался по долине таким бешеным галопом, словно за ним по пятам  гнались  все
силы ада. Никлас Дэйвис, граф Эбердэр, сын цыганки, после четырех долгих лет
отсутствия наконец-то возвратился домой. Возможно, он остановится в усадьбе,
но вполне может быть, что уже завтра снова  укатит  прочь.  Значит,  медлить
нельзя, надо действовать быстро.
   Однако Клер еще немного помешкала, зная, что он не сможет  увидеть  се  в
купе деревьев, откуда она наблюдала за ним.  Он  скакал  верхом  без  седла,
словно выставляя напоказ свое поразительное умение управляться  с  лошадьми.
Вся одежда на нем была черного цвета, только на шее повязан ярко-алый  шарф.
Издалека Клер не могла разглядеть его лицо. На  мгновение  у  нее  мелькнула
мысль: интересно, изменился ли он? Однако потом девушка решила,  что  скорее
ей следовало бы спросить себя, насколько он изменился, ибо каковы бы ни были
те ужасающие события, что  заставили  его  уехать  четыре  года  назад,  они
наверняка наложили на него свой отпечаток.
   Помнит ли он ее? Скорее всего нет. Ведь он видел ее лишь несколько раз, и
то когда она была ребенком. Дело даже не в том, что в те времена Никлас  уже
носил титул виконта Трегара: просто он был  старше  ее  на  четыре  года,  а
старшие дети редко удостаивают вниманием младших. А вот о младших  этого  не
скажешь. Возвращаясь к себе домой, в деревушку Пенрит, Клер  снова  и  снова
мысленно повторяла слова, которыми изложит свою просьбу, и  доводы,  которые
приведет, чтобы подкрепить  ее.  Она  должна  уговорить  этого  графа-демона
помочь. Он один может это сделать.

***

   На несколько коротких минут, пока  его  конь  вихрем  мчался  по  долине,
Никлас забылся, опьяненный скоростью. Но когда скачка закончилась и он вновь
очутился в доме, все опять вернулось на круги своя.
   В те годы, что он  провел  за  границей,  он  часто  думал  об  Эбердэре,
раздираемый противоречивыми чувствами: острой тоской по дому и страхом перед
тем, что он там найдет. Сутки, прошедшие после  возвращения,  показали,  что
его опасения оказались не напрасны. Глупо было думать,  будто  четыре  года,
проведенных вдали от этих мест, могли стереть прошлое. Каждая комната  дома,
каждый акр долины будили воспоминания. Были среди них и  счастливые,  но  их
перекрывали другие, били и недавние, придававшие горький привкус всему тому,
что он когда-то любил. Быть может, перед тем  как  умереть,  старый  граф  к
ярости проклял свою родную долину, чтобы презираемый им внук никогда не смог
обрести здесь счастье...
   Никлас подошел к окну своей спальни и окинул взглядом окрестности. Долина
была так же прекрасна, как и прежде:  островки  дикой  природы  на  вершинах
холмов, а внизу  -  тщательно  ухоженные  сады  и  поля.  Везде  уже  начала
пробиваться нежная весенняя зелень. Еще немного,  и  расцветут  нарциссы.  В
детстве он с удовольствием помогал садовникам  высаживать  их  луковицы  под
деревьями, неизменно пачкаясь при этом землей.  Дед  считал  это  еще  одним
доказательством того, что в жилах Никласа течет неблагородная кровь.
   Он поднял глаза и посмотрел  па  полуразрушенный  замок,  нависающий  над
долиной. Много веков его мощные стены были крепостью и домом рода