даже сонно.
     - Роды начались ночью. Лэм пошел за  Джин,  повитухой.  Сын  повитухи
должен был позвать меня, но заснул. Я туда попала только утром, и было уже
поздно. Они все видели.
     - Что видели?
     - Кошачий рот, гадкую мутацию. Чудовище!  Их  надо  вырезать.  Гадкий
человечишка. - Майлз понял, что последние слова относились к нему. Старуха
не сводила с него завороженных глаз. - Мутанты рождают новых мутантов, они
плодятся, плодятся... Я видела, как  ты  смотришь  на  наших  девушек.  Ты
хочешь сделать им мутантов, заразить нас всех...
     Пора возвращать ее к главному.
     - Вы когда-нибудь оставались с младенцем после этого?
     - Нет. Джин - она от нее не отходила. Джин меня знает, она  понимала,
чего я хочу. Не ее дело, проклятой. И Харра тоже все время тут  вертелась.
Харра не должна... С чего это она так легко отделается? Зараза-то  ведь  в
ней. Наверное, получила от своего отца, я спала только с ее отцом - и  они
все оказались плохие, кроме одной-единственной.
     Майлз моргнул:
     - Кто оказался плохой?
     Кейрел сжал губы. Поймав на себе взгляд Майлза, староста уставился  в
пол, словно устраняясь от всего происходящего. Лэм  и  остальные  парнишки
слушали, разинув рты; Харра не шевелилась.
     - Все мои дети, - сказала матушка Маттулич.
     Тут Харра резко подняла голову. Глаза ее округлились.
     - Харра была не единственным вашим ребенком? - спросил Майлз.
     Очень трудно заставить свой голос звучать  спокойно  и  хладнокровно,
когда так и подмывает заорать. Ему хотелось сбежать отсюда...
     - Конечно, нет. Я думала, она мой единственный чистый ребенок. Я  так
думала, но, значит, и в ней прятался яд. А  я-то  на  коленях  благодарила
Бога, когда она родилась чистая. Наконец чистый  ребенок,  после  стольких
уродов, после такой боли... Я думала  -  мое  наказание  закончилось.  Но,
значит, она все-таки была мутант: тайный, хитрый...
     - Сколько, - с трудом выдавил Майлз, - сколько у вас было детей?
     - Четыре, не считая Харры, моей последней.
     - И вы убили всех четырех?
     Краем глаза он заметил, что староста  медленно  кивнул,  все  так  же
глядя в пол.
     - Нет! - сказала матушка Маттулич. На миг сквозь туман суперпентотала
прорезалось возмущение. - Двое уже родились мертвыми: первый и  тот,  весь
перекрученный. А того, у которого было слишком много пальцев  на  руках  и
ногах, и того, с огромной головой, тех я вырезала. Вырезала.  Моя  мать  -
она проследила, чтобы я все сделала,  как  надо.  Харра...  Харра  слишком
легко отделалась. Я сделала все за нее.
     - Так что на самом деле вы  убили  не  одного  младенца,  а  трех?  -
ледяным голосом спросил Майлз. Самые молодые из присутствующих  -  сыновья
Кейрела и братья Журики - явно были в ужасе, а  старшее  поколение  дружно
прятало глаза. Да, они наверняка все знали.
     - Убила? - сказала матушка Маттулич. - Нет! Я их вырезала. Так  надо.
Надо было сделать то, что положено. -  Она  гордо  подняла  голову,  потом
снова ее опустила. - Убила моих детей ради, ради... Я не знаю, ради  кого.
А теперь вы называете меня убийцей? Будьте вы прокляты! Какой  мне  теперь
толк в вашем правосудии? Оно мне было нужно тогда! Где вы  были  тогда?  -
Старуха вдруг неожиданно разрыдалась, а потом столь же мгновенно пришла  в
ярость: - Если мои дети должны были умереть, то  ее  -  тоже!  Почему  она
должна так легко отделаться? Я ее избаловала... Я хотела, как  лучше...  я
старалась делать, как лучше, это несправедливо...
     Суперпентотал с этим не справлялся... Нет, решил Майлз,  он  все-таки
действует, но ее чувства слишком сильны. А если увеличить дозу  (с  риском
остановки дыхания), то эмоциональные пики  выровняются,  но  признание  не
станет более полным. Его трясло, и  он  только  надеялся,  что  окружающие
этого не видят. Пора заканчивать.
     - Почему вы сломали Райне шею, а не перерезали горло?
     - Из-за Харры! - Она  не  должна  была  знать,  -  объяснила  матушка
Маттулич. - Бедная девочка. Ей будет казаться, что мутант просто умер...
     Майлз посмотрел на Лэма, на старосту Кейрела:
     - Похоже, это мнение разделял еще кое-кто.
     - Я не хотел, чтобы она услышала это от меня, - стойко повторил Лэм.
     - Я надеялся уберечь ее от двойного горя, милорд, - сказал Кейрел.  -
Ей пришлось пережить такое...
     Майлз встретился взглядом с Харрой.
     - По-моему,  вы  все  ее  недооцениваете.  Ваша  чрезмерная  мягкость
оскорбительна для ее разума и воли. Она из стойкого рода, эта женщина.
     Харра глубоко вздохнула, стараясь  справиться  с  дрожью,  и  коротко
кивнула, словно говоря: "Спасибо, человечек". Он ответно наклонил  голову:
"Да, я понимаю".
     - Я еще не вынес окончательного  решения  по  этому  делу,  -  сказал
Майлз, - но в одном я клянусь: время круговой поруки миновало.  Больше  не
будет  тайных  ночных  преступлений.  Настал  день.  И  кстати  о   ночных
преступлениях. - Он снова повернулся к матушке Маттулич. - Это вы пытались
прошлой ночью перерезать горло моей лошади?
     - Я, - охотно согласилась старуха. - И  перерезала  бы,  но  она  все
вставала на дыбы.
     - В чем же виновата лошадь?!
     Он не мог  скрыть  раздражения,  хотя  учебники  рекомендовали  вести
допрос спокойным, ровным голосом.
     - До тебя мне было не добраться, - просто ответила матушка Маттулич.
     Майлз потер лоб и недоуменно пробормотал:
     - Это что же, ритуальное убийство?
     - Ты, ты, - проговорила  старуха,  и  ее  отвращение  пробилось  даже
сквозь тошнотворный оптимизм суперпентотала, - ты  хуже  всех.  Сколько  я
пережила, сколько было горя, и вот являешься ты. Нам  всем  в  лорды  дают
мутанта и меняют все правила: мы преданы слабостью этой женщины из другого
мира. Из-за тебя все это было зря. Ненавижу тебя. Грязный мутант...
     Голос ее перешел в невнятное пьяное бормотанье.
     Майлз сделал глубокий вдох  и  обвел  взглядом  всех  присутствующих.
Стояла глубочайшая тишина, которую никто не решался нарушить.
     - Полагаю, - сказал Майлз, - расследование можно считать законченным.
     Тайна гибели Райны была раскрыта, но,  к  сожалению,  оставалась  еще
проблема правосудия.


     Он пошел прогуляться.
     Кладбище было всего лишь вырубкой в лесу, но  в  утреннем  свете  оно
превратилось в царство покоя  и  красоты.  Искрясь  на  солнце,  неумолчно
журчал ручей, а легкий ветерок, разогнавший остатки ночного тумана, шептал
в листве деревьев. Крошечные однодневки, которых на  Барраяре  все,  кроме
биологов, называли жуками, стрекотали в зарослях кустарников.
     - Ну, Райна, - вздохнул Майлз, - что мне теперь делать?
     Пим задержался на краю вырубки, чтобы не мешать.
     - Ничего страшного, - успокоил  Майлз  крошечную  могилку.  -  Пим  и
раньше заставал меня за разговором с мертвыми. Наверное, он  считает  меня
психом, но он слишком хорошо вышколен, чтобы сказать это вслух.
     По правде говоря, выглядел Пим не слишком радостным, и даже не совсем
здоровым; Майлзу было немного стыдно, что он вынудил его к этой  прогулке.
Сейчас сержанту следовало бы лежать в постели. Но Пим страдал не только от
боли в ребрах - он замолчал с того часа, как Майлз  добился  признания  от
матушки Маттулич. В этом не было ничего удивительного.  Пим  был  готов  к
тому, что ему придется стать палачом  мужчины-детоубийцы,  но  перспектива
исполнения приговора над полоумной старухой заметно выбила его  из  колеи.
Впрочем, Майлз не сомневался, что Пим выполнит любой его приказ.
     Бродя по вырубке и изредка переворачивая камушки носком сапога, Майлз
глядел на освещенный солнцем ручей и размышлял над причудами  барраярского
правосудия. Основной принцип  ясен  -  дух  важнее  буквы,  правда  важнее
процедуры. Прецедент считался  менее  важным,  чем  личное  мнение  судьи.
Парадокс заключался в том, что судья не мог  спрятаться  за  спасительными
словами "закон гласит". Прозвучит голос только его, Майлза.
     Да и кому поможет  смерть  полусумасшедшей  бабки?  Харре?  Отношения
матери и дочери уже получили смертельную рану,  он  прочел  это  в  глазах
обеих женщин, но все же у Харры нет желания  стать  матереубийцей.  Майлза
это вполне устраивало: было бы трудновато сосредоточиться, если бы  сейчас
она стояла рядом, требуя мести...  Хорошенькая  награда  за  ее  мужество.
Райне? О! Это вопрос потруднее.
     - Я бы с  удовольствием  уложил  старую  каргу  прямо  у  твоих  ног,
маленькая леди, - пробормотал Майлз.  -  Ты  бы  этого  хотела?  Тебе  это
поможет?
     Разве казнь старухи может стать тем  приношением,  какое  он  обещал?
Таким, которое разнесется эхом по всей цепи Дендарийских гор? Должен ли он
сделать этих людей марионетками в своем политическом  спектакле?  Или  ему
следует забыть о своей клятве? Он поднял камешек и с силой швырнул  его  в
ручей.
     Повернув назад, Майлз обнаружил, что на краю кладбища его  дожидается
староста. Они медленно подошли друг к другу.
     - Такие-то дела, милорд, - сказал Кейрел.
     - Вот именно, - отозвался Майлз.
     - Вы пришли к какому-нибудь решению?
     - Не совсем. - Майлз огляделся. - Если не приговаривать преступницу к
смерти, это покажется издевкой над правосудием, и в то же  время...  Я  не
вижу, кому поможет ее смерть.
     - Я тоже этого не знаю. Потому и старался все замять.
     - Нет... - медленно проговорил Майлз, - нет,  тут  вы  были  неправы.
Во-первых, это чуть не сгубило Лэма Журика - был момент, когда я уже хотел
вызвать сюда полицию. И во-вторых, ваше  молчание  делало  его  убийцей  в
глазах собственной жены. Правда всегда лучше, чем ложь. Хоть  немного,  но
лучше.
     - Поначалу я не знал, чего от вас ждать, - признался Кейрел.
     Майлз покачал головой.
     - Я хотел бы вызвать перемены. Что-то  сделать.  Но  теперь...  Я  не
знаю.
     Староста наморщил лоб.
     - Но ведь мы меняемся.
     - Слишком мало. Слишком медленно.
     - Вы еще очень молоды, вот почему не видите, как сильно и как быстро.
Посмотрите на разницу между Харрой и ее  матерью!  А  если  сравнить  Мару
Маттулич с ее родительницей... Вот уж была ведьма! - Староста содрогнулся.
- Я ее прекрасно помню. А ведь она не была исключением - в свое время. Что
там вызвать перемены! Да их уже не остановить, даже если  кто  попытается.
Когда  у  нас,  наконец,  появится  приемник  спутниковой  энергии  и   мы
присоединимся к комм-сети, с прошлым  будет  покончено.  Как  только  дети
увидят будущее, их будущее, они ринутся за  ним.  Старики,  вроде  матушки
Маттулич, уже не имеют над ними власти. И старики это прекрасно  понимают,
не сомневайтесь. Как вы думаете, почему мы до сих пор не  обзавелись  хотя
бы самой слабенькой  установкой?  Дело  не  только  в  деньгах  -  старики
сопротивляются. Они называют это развратом, пришедшим из  космоса,  но  на
самом деле они просто боятся будущего.
     - Сколько же еще надо сделать!
     - Дела у нас неважнецкие, это верно. Но у нас есть надежда.  Вы  даже
не представляете, как много сделали одним своим приездом.
     - Ничего я не сделал, -  горько  сказал  Майлз.  -  Только  сидел  да
разговоры разговаривал. И сейчас, похоже, все кончится  тем  же.  А  потом
уеду восвояси. Проклятье!
     Староста поджал губы,  посмотрел  себе  под  ноги,  потом  вдаль,  на
вершины холмов.
     - Вы каждую минуту что-то  для  нас  делаете.  Лорд-мутант.  Вы  что,
невидимка?
     Майлз осклабился.
     - Кейрел, я - целый оркестр. Я - парад из одного человека!
     - Как вы выражаетесь - "вот именно". Что ж, это хорошо. Простым людям
нужны необычные примеры. Чтобы каждый сказал себе: ну, уж  если  он  может
вот это, то я, конечно же, могу вон то. И никаких оправданий.
     - Да, никаких оправданий, никакой жалости. Мне эта  игра  знакома,  я
играю в нее всю жизнь.
     - По-моему, - сказал Кейрел, - вы нужны Барраяру. И  как  раз  таким,
какой вы есть.
     - Барраяр сожрет меня, если сможет.
     - Верно, - подтвердил Кейрел, глядя вдаль. - Потом он перевел  взгляд
на окружавшие их могилы. - Но ведь в  конце  концов  он  проглатывает  нас
всех, правда? Вы переживете стариков.
     Майлз указал на маленький холмик.
     - Не говорите мне, кого я переживу. Скажите Райне.
     Кейрел ссутулился:
     - Верно. Это правда. Выносите приговор, милорд. Я вас поддержу.


     Крыльцо теперь превратилось в трибуну, а внизу, во  дворе,  собралась
целая толпа:  староста  с  женой,  их  сыновья,  все  Журики,  большинство
стариков, которые накануне были на вечеринке,  мужчины,  женщины  и  дети.
Харра сидела в стороне от всех. Временами Лэм пытался взять ее за руку, но
по  тому,  как  она  отстранялась,  было  видно,  что  ей  неприятны   эти
прикосновения. Обвиняемая была выставлена на всеобщее  обозрение  рядом  с
Майлзом, молчаливая и угрюмая, а по  обе  стороны  от  нее  стояли  Пим  и
смущенный помощник старосты.
     Майлз поднял голову, и  в  подбородок  ему  уперся  высокий  воротник
парадного мундира, отглаженного и начищенного стараниями  сержанта.  Знают
ли эти люди, что он честно заработал свой мундир, или они уверены, что это
просто подарок  его  отца?  Впрочем,  наплевать,  что  они  думают.  Майлз
выпрямился и сжал руками перила.
     -  Я  завершил  расследование  обвинений,  принесенных  Харрой  Журик
графскому суду, относительно убийства ее  дочери  Райны.  По  совокупности
улик, показаниям  свидетелей  и  по  ее  собственному  признанию  я  нашел
виновной в этом убийстве Мару Маттулич: она свернула младенцу шею,  сломав
позвонки. Впоследствии она попыталась скрыть свое  преступление,  несмотря
на то, что это поставило ее зятя Лэма Журика в смертельную опасность из-за
ложного обвинения. Ввиду беспомощности жертвы, жестокости самого  убийства
и трусливого эгоизма  при  попытке  его  сокрытия,  я  не  нахожу  в  деле
смягчающих обстоятельств. Кроме того,  Мара  Маттулич  призналась  в  двух
других детоубийствах примерно двадцатилетней  давности,  жертвами  которых
были ее собственные дети. Эти факты староста Кейрел объявит по всей Лесной
Долине, чтобы о них знали все наши подданные.
     Майлз чувствовал, как глаза матушки Маттулич буравят ему спину.  "Да,
давай, ненавидь меня, старуха. Я еще тебя  похороню,  и  ты  это  знаешь".
Официальный язык заслонял его, словно щитом. Он сглотнул и продолжил:
     - Единственной справедливой карой за все это является смертная казнь,
к которой я и приговариваю Мару Маттулич. Но, учитывая возраст преступницы
и близкое родство с потерпевшей - ее дочерью Харрой  Журик,  я  откладываю
осуществление приговора. На неопределенное время.
     Уголком  глаза  он  заметил,  как  Пим  испустил   сдержанный   вздох
облегчения. Харра, как обычно, расчесывала пальцами  свою  светлую  челку,
вслушиваясь в речь Майлза.
     - Но в глазах закона она будет мертва. Все ее имущество, включая  то,
что на ней  надето,  теперь  принадлежит  ее  дочери  Харре,  и  та  может
распорядиться им, как желает. Отныне Мара Маттулич  не  может  ни  владеть
имуществом, ни заключать  контракты,  ни  подавать  в  суд  за  ущерб,  ни
оставить завещание. Она не может покинуть  Лесную  Долину  без  разрешения
Харры. Дочь получает над ней такую же власть, которую родитель  имеет  над
ребенком или  опекун  над  слабоумным.  В  отсутствии  Харры  ее  замещает
староста Кейрел. За Марой Маттулич будут наблюдать, чтобы она  не  нанесла
вреда другим детям. Далее.  Она  умрет  без  жертвоприношения.  Никто,  ни
Харра, ни кто-либо еще не зажжет для нее  поминальный  огонь,  когда  она,
наконец, ляжет в землю. Она убила свое будущее, и будущее воздаст ее  духу
только забвение. Она умрет, как умирают  бездетные,  не  оставив  по  себе
воспоминаний.
     Чуть слышный вздох пронесся по  рядам  слушателей,  и  Мара  Маттулич
впервые опустила свою высокомерную голову.
     Майлз    знал,    что    некоторые     сочтут     приговор     только
духовно-символическим. Зато для других он покажется убийственным буквально
- все зависит от силы их веры.
     Он обратился к матушке Маттулич и заговорил тише:
     - С этой минуты каждый твой вздох ты получаешь только моей  милостью.
Каждая кроха пищи, которую  ты  съешь,  -  милосердие  Харры.  Милостью  и
милосердием, которых ты не  проявляла,  ты  будешь  теперь  жить.  Мертвая
женщина.
     -  Нечего  сказать,  помиловал,  проклятый  мутант,  -   еле   слышно
прохрипела старуха.
     - Вижу, ты меня поняла, - произнес  Майлз  сквозь  зубы,  отвесил  ей
иронический поклон  и  снова  повернулся  к  толпе.  -  Я  -  Голос  графа
Форкосигана. Я все сказал.


     Потом Майлз встретился с Харрой и Лэмом в домике старосты Кейрела.
     - У меня есть для вас предложение. - Майлз  заставил  себя  перестать
нервно метаться по комнате и остановился. - Вы можете от  него  отказаться
или взять время подумать. Я знаю, что сейчас вы очень устали.
     "Как и все мы". Неужели он пробыл в Лесной Долине всего полтора  дня?
Они кажутся целым столетием. Голова у Майлза раскалывалась от усталости. У
Харры покраснели глаза.
     - Во-первых, ты умеешь читать и писать?
     - Немного, - призналась Харра. - Староста  Кейрел  нас  учил,  и  еще
матушка Ланье.
     - Ну и прекрасно. Значит, ты начнешь не с нуля. Слушай. Несколько лет
тому назад в Хассадаре открылся учительский колледж.  Он  пока  еще  очень
маленький, но все же действует, и там существуют стипендии. Я могу сделать
так, что тебе дадут  стипендию,  если  ты  согласишься  три  года  жить  в
Хассадаре и напряженно учиться.
     - Я? - поразилась Харра. - Я не смогу учиться в колледже! Я же  почти
ничего не знаю...
     - Знание - это то, с чем ты оттуда выходишь, а не с чем приходишь.  У
них масса вводных курсов. Конечно, тебе  придется  много  работать,  чтобы
догнать горожан и жителей равнин. Но я знаю, что  силы  воли  и  упрямства
тебе не занимать. Ты это можешь сделать, клянусь, что можешь.
     Сидевший рядом с ней Лэм забеспокоился и снова поймал руку жены.
     - Три года? - спросил он шепотом. - Одна среди чужих?
     - Стипендия совсем небольшая, - сказал Майлз. - Но Лэм,  насколько  я
понял, плотник. А в Хассадаре сейчас строительный бум. По-моему, это будет
новый Форкосиган-Вашнуй. Я уверен, что ты сможешь найти там работу. Вдвоем
вы проживете.
     Облегчение на лице Лэма мгновенно сменилось беспокойством.
     - Но   они   все   ведь    пользуются    силовыми    инструментами...
компьютерами... роботами...
     - Ну и что? Эти умения у них не врожденные. Если они могли научиться,
ты тоже сможешь. Кроме того, богатые хорошо платят за  ручную  работу,  за
штучные изделия, если они хорошего качества. Я помогу тебе  начать  -  это
всегда самое трудное. А потом ты и сам сообразишь, что к чему.
     - Уехать из Лесной Долины... - с болью проговорила Харра.
     - Только для того, чтобы вернуться.  Теперь  вторая  половина  нашего
уговора. Я могу  прислать  сюда  маленькое  комм-устройство  с  переносным
аккумулятором, которого хватит на год. Конечно, кому-то придется  ежегодно
спускаться в Форкосиган-Сюрло, чтобы подзаряжать аккумулятор,  но  это  не
такая уж сложная проблема. Все это обойдется  не  намного  дороже,  чем...
э-э... легкий флайер.
     Такой, какой Майлз присмотрел у дилера в Форбарр-Султане - блестящий,
ярко-красный. "Подходящий подарок на окончание академии", -  подсказал  он
родителям. В ящике его стола в загородном доме  у  озера  и  сейчас  лежит
кредитная карточка.
     -  Это  не  такое  масштабное  дело,   как   монтаж   энергоприемника
спутниковой сети для всей Долины. Но и обычное головидео сможет  принимать
образовательные  программы  из  столицы.  Установите  его  в  каком-нибудь
подходящем доме, прибавьте пару дюжин настольных экранов для  ребятишек  -
вот вам и школа. Все дети обязаны будут ее посещать. Староста Кейрел будет
за этим следить, хотя как  только  они  освоят  головидео,  их,  наверное,
придется насильно  оттуда