ко прочистили.
     - Типичный разговор с графиней, - засмеялся Марк.
     - Извини, Марк. Я была не права, - отважно сказала Элен.
     Он развел руками:
     - Очень приятно, что у меня есть такая защитница, но ты  была  права.
Ты тогда все  правильно  подумала.  Меня  остановила  не  порядочность,  а
условный рефлекс.
     - Да нет, я не то  хотела  сказать.  Просто  я  не  должна  была  так
реагировать.  Я  даже  не   представляла   себе   что   тебя   воспитывали
систематическими пытками. И что ты настолько невероятно сопротивлялся  им.
Я на твоем месте просто сломалась бы.
     - Ну, не всегда все было так уж плохо, - поспешно прервал ее Марк.
     - Но ты должен понять, - упрямо продолжила Элен, - что происходило со
мной. Это связано с моим отцом.
     - А? - ошарашенно спросил Марк. - Как это связано  с  моим  отцом,  я
знаю, но твой-то тут при чем?
     Элен заметалась по комнате.
     - Мой отец изнасиловал мою мать. Вот откуда я взялась.  Это  было  во
время барраярской агрессии против Эскобара. Я  узнала  это  несколько  лет
назад. Я не выношу насилия! - Элен сжала кулаки. - Но оно - во мне!  Я  не
могу от него спрятаться. Поэтому я последние  десять  недель  смотрела  на
тебя, как сквозь пелену. Графиня эту пелену сорвала. -  И  правда,  взгляд
Элен больше не обжигал его холодом. - Граф тоже мне помог - не  могу  даже
передать, насколько.
     Ну что тут можно ответить? Значит,  эти  два  часа  они  говорили  не
только о нем.
     - Мне... мне не жаль, что ты существуешь. Откуда бы ты ни взялась.
     Элен криво усмехнулась:
     - Если честно - мне тоже.
     Его ярость погасла, сменившись удивительным чувством облегчения.
     Марк слез с кровати, схватил ее за руку, подвел к деревянному стулу у
окна, забрался на сиденье и поцеловал.
     - Спасибо!
     - За что?
     Она неожиданно рассмеялась и отняла у него руку.
     - За то, что ты существуешь. И вообще... Не знаю.
     Марк радостно улыбнулся, но тут  у  него  закружилась  голова,  и  он
осторожно слез со стула.
     Элен закусила губу:
     - Зачем ты такое над собой творишь?
     Глупо притворяться, будто он не  понимает,  о  чем  речь.  Физические
свидетельства его неудержимого обжорства налицо. Прямо чудовище какое-то.
     - Не знаю. Но мне кажется, половина  того,  что  мы  зовем  безумием,
просто-напросто попытки справиться с болью с  помощью  стратегии,  которая
раздражает окружающих.
     - Как можно справиться с болью,  причиняя  себе  боль?  -  недоуменно
спросила Элен.
     Он как-то странно улыбнулся и опустил взгляд.
     - Это  зачаровывает.  Заставляет  забыть  о  реальной  боли.  -  Марк
вздохнул. - Гален просто пытался исковеркать мои отношения с отцом. Но ему
удалось исковеркать мои отношения абсолютно  со  всем.  Он  знал,  что  не
сможет непосредственно  управлять  мною,  когда  я  окажусь  на  Барраяре.
Поэтому старался создать мотивации, которых  хватит  надолго.  И  ему  это
аукнулось. Потому что  в  каком-то  смысле  Гален  тоже  был  моим  отцом.
Приемным отцом. Когда комаррцы  забрали  меня  с  Архипелага  Джексона,  я
безумно хотел стать личностью. Стать самим  собой.  Наверное,  я  был  как
инкубаторский цыпленок, который привязывается к автопоилке, потому что это
- первое, что попалось на глаза.
     - У тебя удивительный талант к анализу информации, - заметила Элен. -
Я поняла это еще там, на Архипелаге.
     - У меня? - изумился он. - Вот уж нет!
     Будь у него талант, он получил бы результаты получше.
     - Графиня тоже так думает. Она хочет тебя видеть.
     - Прямо сейчас?
     - Она послала меня за тобой. Но сначала я должна была  сама  с  тобой
поговорить. Пока не потеряла храбрость.
     - Хорошо. Дай мне собраться.
     Марк умылся ледяной  водой,  проглотил  болеутоляющее  и  причесался.
Натянув поверх рубашки жилет в деревенском стиле, он следом за Элен  вышел
в коридор.


     Элен провела его в личный кабинет графини - тихую строгую  комнату  с
окнами в сад. Рядом была спальня Корделии. Корделии и Эйрела. Марк  увидел
темное пространство за аркой, вниз по лестнице. Отсутствие графа  казалось
буквально физически ощутимым.
     Графиня сидела за комм-пультом - не  секретным  правительственным,  а
просто  дорогим  коммерческим  устройством.  Пластину   экрана   обрамляли
перламутровые цветы, инкрустированные на черном  дереве.  На  экране  было
лицо перепуганного мужчины.
     - Ну так выясните! - резко сказала графиня. - Да, сегодня, сейчас.  А
потом свяжитесь со мной. Спасибо.
     Ударив по выключателю, она повернулась к Марку и Элен.
     - Ты узнаешь насчет билетов на Архипелаг Джексона? - спросил  он,  не
смея надеяться.
     - Нет.
     Ну конечно, нет! Как она может его отпустить?
     - Я узнаю насчет корабля. Если уж лететь на Архипелаг Джексона, нужно
иметь свободу перемещений.
     - Купить корабль? - ошеломленно переспросил Марк. А он-то считал, что
та фраза насчет часового завода - просто шутка! - Но это же очень дорого!
     - Я попробую арендовать.  Если  не  получится  -  куплю.  На  орбитах
Барраяра и Комарры есть три-четыре подходящих корабля.
     - И все же - как?
     Вряд ли даже Форкосиганы  в  состоянии  просто  так  взять  и  купить
скачковый корабль.
     - Что-нибудь заложу, - туманно ответила графиня.
     - Фамильные драгоценности? Но они же сейчас ничего не стоят.  В  мире
полно синтекамней. - Марк  проследил  за  ее  взглядом.  -  Не  резиденцию
Форкосиганов же!
     - Нет, это родовое имение. Окружная резиденция в Хассадаре - тоже. Но
вот Форкосиган-Сюрло я могу заложить совершенно спокойно.
     Сердце их владений!
     - Исторические дома - это прекрасно, -  улыбнулась  графиня,  заметив
его ужас, - но за чертов музей много не получишь. И вообще финансы  -  моя
проблема. У тебя своих проблем хватает.
     - Экипаж? - мгновенно спросил Марк.
     - Скачковый пилот и инженер будут при корабле. Что до остальных -  на
орбите Комарры крутятся осатаневшие от безделья дендарийцы. Полагаю, среди
них  ты  найдешь  пару-другую  добровольцев.  Очевидно,  что  "Ариэль"   в
джексонианское пространство вести нельзя.
     - Куин уже наверняка все ногти себе изгрызла, - сказала Элен. -  Даже
Иллиану ее не удержать, если Служба безопасности в ближайшее время  что-то
не узнает.
     - А меня Иллиан попробует задержать? - забеспокоился Марк.
     - Если бы не Эйрел, я бы полетела сама, - сказала  графиня,  -  и  уж
определенно не позволила бы Иллиану остановить меня. Ты - моя  замена.  Со
Службой безопасности я справлюсь.
     Уж в этом-то Марк не сомневался.
     - Дендарийцы, конечно, проявят рвение, но... я предвижу проблемы. Они
меня не станут слушаться. Кто  будет  руководить  этой  небольшой  частной
экспедицией?
     - Золотое правило, мой мальчик. У кого золото, тот и правит.  Корабль
- твой. Выбор спутников - за тобой. Если они захотят, чтобы  ты  их  взял,
придется им подчиниться.
     - Ага. До первого п-в-перехода. А потом Куин запрет меня в чулане.
     Графиня рассмеялась:
     - Это верно. - Откинувшись на спинку кресла, она задумчиво  переплела
длинные пальцы и прикрыла глаза. Наконец она нашла  решение:  -  Элен,  ты
присягнешь на верность лорду Форкосигану?
     - Я уже присягнула  на  верность  лорду  Форкосигану,  -  непримиримо
ответила Элен.
     Серые глаза посуровели.
     - Смерть освобождает от присяги.  Система  форов  никак  не  научится
решать закавыки, которые ей подбрасывает галактическая технология. Знаешь,
по-моему, нет правила относительно статуса присяги, если  одна  из  сторон
находится в криостазе. Слово не может быть твоим дыханием, если ты  вообще
не дышишь. Придется нам создать прецедент.
     Элен прошла к окну и невидящим взглядом уставилась в  темноту.  Потом
решительно повернулась, опустилась перед Марком на колени и подняла  руки,
ладонь к ладони. Марк автоматически обхватил ее руки своими.
     - Милорд, я обещаю вам повиновение в качестве вашей подданной...
     - Э-э, - сказал Марк. - ...Думаю, мне понадобится большее.  Попробуем
вот как:  "Я,  Элен  Ботари-Джезек,  свидетельствую,  что  я  -  свободная
жительница  округа  Форкосиганов.  И  ныне  я  поступаю  на  службу  лорду
Форкосигану в качестве оруженосца... оруженосицы?..  Я  буду  считать  его
своим сюзереном и командиром до тех  пор,  пока  его  или  моя  смерть  не
освободит меня от клятвы".
     Элен потрясенно уставилась на него:
     - Но так же нельзя! Разве так можно?
     - Ну, - засмеялась графиня, - вообще говоря, не существует закона,  в
котором бы говорилось, что наследнику графства нельзя взять  в  оруженосцы
женщину. Этого просто никто не делал. Традиция.
     Элен  с  графиней  обменялись  долгим  взглядом.  Неуверенно,  словно
завороженная, Ботари-Джезек повторил клятву.
     Марк сказал:
     -  Я,  Марк  Пьер  Форкосиган,  вассал-секундус  императора   Грегора
Форбарры, принимаю твою клятву и  клянусь  защищать  тебя  как  сюзерен  и
командир. Клянусь словом Форкосигана. - Тут  он  замолчал  и  обратился  к
графине: - Вообще-то я еще не приносил присяги  Грегору.  Это  делает  все
недействительным?
     - Детали, - графиня махнула рукой. - Детали можно выяснить потом.
     Элен встала. Вид у нее был, как у женщины, просыпающейся  с  похмелья
рядом с незнакомым мужчиной. Она потерла руки там, где к ним  прикоснулись
его ладони.
     Власть. И сколько власти он получил? Надо  полагать,  ровно  столько,
сколько сочтет нужным сама Элен. Можно не опасаться, что она позволит  ему
злоупотреблять положением.  Неуверенность  на  ее  лице  сменилась  тайной
радостью, от которой у Марка потеплело на душе.  Да,  это  был  правильный
шаг. И графиня довольна: она откровенно одобряла  своего  нарушившего  все
традиции сына.
     - Ну, - сказала графиня. - Сколько у нас времени на сборы?  Когда  вы
будете готовы к вылету?
     - Немедленно, - ответила Элен.
     - Как только прикажете, графиня,  -  сказал  Марк.  -  У  меня  такое
чувство... ничего экстрасенсорного, конечно. Просто логика. Но  я  считаю,
что время у нас на исходе.
     - Почему? -  спросила  Ботари-Джезек.  -  Что  может  быть  статичнее
криостаза? Конечно, неопределенность нас всех с ума сводит, но это -  наши
проблемы. У Майлза времени больше, чем у нас.
     Марк покачал головой:
     - Если бы  криокамера  с  Майлзом  попала  к  друзьям  или  просто  к
незнакомым  людям,  то  они  бы  уже   давно   проявились,   прослышав   о
вознаграждении. Но  если...  кто-то...  хотел  его  оживить...  Для  этого
необходима предварительная подготовка.  Сейчас  мы  очень  остро  ощущаем,
сколько требуется времени, чтобы  вырастить  органы  для  пересадки.  Если
бы... там, куда Майлз попал... начали  работу  вскоре  по  его  получении,
сейчас они почти готовы к оживлению.
     - Они могут все провалить,  -  сказала  графиня.  -  Могут  оказаться
недостаточно осторожны.
     Она забарабанила пальцами по нарядной перламутровой инкрустации.
     - Не понимаю, - возразила Элен, -  зачем  врагам  оживлять  его?  Что
может быть хуже смерти?
     - Не знаю, - вздохнул Марк.
     "Но если что-то и есть, то уж джексонианцы это знают".



                                    18

     С дыханием пришла боль.
     Он лежит на больничной койке. Это он понял, еще не открыв  глаза,  по
тому, как ему было  неудобно  и  холодно...  И  по  запаху.  Это  казалось
правильным. Отдаленно, хотя и неприятно знакомым. Он попытался моргнуть  и
обнаружил, что глаза  залеплены  жижей.  Пахучей,  прозрачной  медицинской
жижей. Словно смотришь сквозь стекло, покрытое слоем жира.  Еще  несколько
раз моргнув, он смог сфокусировать взгляд  и  вынужден  был  остановиться,
потому что от этого усилия сбилось дыхание.
     С дыханием было что-то ужасно нехорошее: он дышал часто и тяжело,  но
воздуха не  хватало.  И  еще  этот  свист.  Он  понял,  что  свист  издает
пластиковая трубка, которую он обнаружил, когда попытался сглотнуть.  Губы
пересохли и потрескались,  и  трубка  мешала  их  облизать.  Он  попытался
пошевелиться. Тело ответило сильнейшей болью,  пронизавшей  все  кости.  К
рукам - или от рук - тоже шли трубки. И от ушей. И от носа?
     Слишком много этих чертовых трубок. Он смутно  догадывался,  что  это
плохо, хотя не знал, почему.  Героическим  усилием  приподняв  голову,  он
взглянул на свое тело. Трубка в горле тут же переместилась. Больно.
     Ребра торчат. Живот ввалился. По всей груди расходятся красные рубцы,
словно под кожей притаился  длинноногий  паук.  Неровные  разрезы  покрыты
хирургическим клеем. Повсюду какие-то датчики.  Еще  трубки,  причем  там,
откуда они отходят, по идее не должно быть  отверстий.  Все  тело  покрыто
толстым слоем пахучей жижи. Кожа отслаивается противными хлопьями.
     Он уронил голову на  подушку,  и  перед  глазами  закружились  черные
вихри.
     "Слишком много чертовых трубок. Плохо..."


     Когда пришла женщина, он словно в  тумане  плавал  между  непонятными
обрывками снов и болью.
     Она склонилась над ним:
     - Сейчас мы вынем ритмоводитель.
     У нее был грудной и чистый голос. Трубки из ушей  исчезли.  А  может,
они ему привиделись?
     - Твое новое сердце будет биться, а легкие дышать сами.
     Она  склонилась  над  ним.  Симпатичная  женщина.  С  виду  умная   и
элегантная. Ему стало неприятно, что он одет только в жижу. Хотя, кажется,
когда-то он обходился даже более скромным нарядом. Но где и  когда?  Этого
он не мог вспомнить. Женщина что-то проделала с паукообразной  шишкой:  он
увидел, как у него разошлась кожа. Потом все снова скрепили. Казалось, она
вырезает ему сердце, словно древняя жрица, готовящая жертвоприношение,  но
это было не так,  потому  что  дыхание  не  прервалось.  Она  явно  что-то
извлекла и положила на лоток, который держал мужчина-ассистент.
     - Ну вот. - Женщина пристально посмотрела на него.
     Он тоже на нее смотрел, пытаясь сморгнуть противную жижу. У нее  были
прямые шелковистые черные волосы,  собранные  на  затылке  в  неаккуратный
узел. Несколько тонких прядей выбились из пучка и трепетали  вокруг  лица.
Золотисто-смуглая  кожа.  Чуть  раскосые  карие  глаза.  Аристократическая
горбинка на носу. Живое своеобразное лицо,  не  превращенное  хирургами  в
безупречно-красивую маску, но полное мысли.  Не  пустое  лицо.  За  ним  -
кто-то интересный. Но, увы, незнакомый.
     Высокая и стройная, она была одета в хирургический зеленый костюм.
     "Док-тор", -  попытался  угадать  он,  но  из-за  пластиковой  трубки
получилось только бессмысленное клокотание.
     - Я сейчас выну эту трубку, - сказала она и оторвала что-то липкое от
его губ и щек - пластырь? К пластырю  тоже  прилипла  отмершая  кожа.  Она
стала осторожно вытягивать трубку. Его замутило. Словно пытаешься вытянуть
проглоченную змею. Когда он наконец освободился  от  трубки,  то  чуть  не
потерял сознание. Еще какая-то трубка - кислородная? - сидела в носу.
     Он подвигал челюстью, попытался сглотнуть впервые за... за... Короче,
язык онемел и распух. Грудь болела жутко. Но слюна потекла - во рту  снова
стало влажно. Как-то не ценишь слюни, пока не  приходится  обходиться  без
них. Сердце билось быстро, но слабо. Какое-то неправильное чувство, но все
же лучше, чем ничего.
     - Как тебя зовут? - спросила она.
     Подсознательный ужас -  словно  черная  пропасть.  Дыхание  панически
участилось. Воздуха не хватало. Он не мог ответить на этот вопрос!  С  губ
сорвались еле слышные нечленораздельные звуки. Он не знал ни  кто  он,  ни
откуда у него  такой  огромный  груз  боли.  Но  незнание  пугало  гораздо
сильнее, чем боль.
     Молодой человек в бледно-голубом халате хмыкнул:
     - Похоже, я выиграю  пари.  У  него  в  черепушке  сплошные  короткие
замыкания.
     Женщина досадливо поморщилась:
     - Пациенты не выходят из криостаза, как обед из микроволновой  печки.
Лечения требуется не меньше, чем если бы ранение  не  убило  его.  А  даже
больше. Я только через несколько дней смогу оценить состояние  центральной
нервной системы.
     Но все равно она отколола от ворота что-то  сверкающее  и  острое  и,
прикасаясь этим чем-то к нему,  наблюдала  за  показаниями  монитора.  Его
правая рука дернулась от укола, и женщина улыбнулась.
     Ему хотелось говорить. Хотелось сказать этому типу в  голубом,  чтобы
тот катился вместе со своим пари в блокированный п-в-туннель. Но  изо  рта
вырвалось только  глухое  шипение.  Его  затрясло  от  злости.  Он  должен
выкарабкаться или умереть. Это он знал  точно.  Быть  лучшим  -  или  быть
уничтоженным.
     Медики удалились. Движимый безотчетным страхом, он попытался  сделать
в постели статические упражнения. Ему  удалось  пошевелить  только  правой
рукой. Датчики отметили его метания. Вернулся юнец и  дал  успокоительное.
Когда вокруг снова стала смыкаться тьма, ему захотелось взвыть. Потом  ему
снились  омерзительные  сны.  Он  был  бы  рад  любому   содержанию,   но,
проснувшись, помнил только омерзение.


     Время тянулось мучительно долго. Наконец  вернулась  врач.  Покормить
его. Кажется.
     Нажав кнопку, чтобы приподнять изголовье, она приветливо сказала:
     -  Давай-ка,  друг  мой,  испытаем  твой  новый  желудок.  Шестьдесят
миллилитров раствора глюкозы - сладкая водичка. Так сказать, первая еда  в
твоей жизни. Интересно, у тебя уже восстановилась мускульная деятельность,
чтобы пить через трубочку?
     Она вылила ему на губы несколько капель. Сосать и  глотать  -  ничего
более примитивного и не придумаешь. Вот только он не смог выпить все.
     - Ничего, - весело щебетала врач, - понимаешь, у тебя еще не до конца
вырос желудок. И сердце  с  легкими  тоже.  Лилли  торопила  нас  с  твоим
пробуждением. Все пересаженные органы пока малы для твоего  тела.  Значит,
им придется усиленно работать, и растут они не так быстро, как в пробирке.
Ты  еще  довольно  долго  будешь  задыхаться.  Но  зато  их   легче   было
пересаживать. Больше места для рук - это я оценила.
     Он не мог понять, обращается ли она к нему, или говорит сама с собой,
как одинокий человек, у которого есть домашнее животное. Убрав чашку,  она
принесла  тазик,  губку,  полотенца  и  принялась  его  мыть,  участок  за
участком. Почему хирург ухаживает за больным? "Д-р В.Дюрона"  -  значилось
на кармашке зеленого хирургического костюма. Но, похоже, она  одновременно
вела нейрофизиологическое обследование. Проверяет результаты своей работы?
     - Понимаешь, ты - настоящая загадка. Тебя прислали по почте, в ящике.
Ворон утверждает, что ты слишком мал, чтобы быть солдатом, но  я  извлекла
много осколков брони и кусочков противонейробластерной сети. А еще - сорок
шесть осколков гранаты. Так что можно не сомневаться  -  ты  не  случайный
свидетель. Кем бы ты ни был, та иглограната предназначалась именно тебе. К
сожалению, на посылке не написали твое имя. - Женщина вздохнула. - Кто  же
ты?
     Она  не  стала  дожидаться  ответа  -  к  счастью.  Усилия,   которых
потребовало глотание сладкой водички, совершенно вымотали  его.  Не  менее
важным вопросом было, где он находится, и его раздосадовало, что она, явно
зная ответ,  ничего  не  сказала.  Эта  палата...  стандартная  больничная
палата. Без окон. Но на планете, а не на корабле.
     "Откуда я это знаю?" При попытке сосредоточиться расплывчатое видение
корабля мгновенно рассыпалось. Что за корабль? И если уж на то пошло,  что
за планета?
     Тут должно быть окно. Большое окно, а за окном - город в дымке. Город
рассекает быстрая река. И люди. Тут обязательно  должны  находиться  люди,
которых ему не хватает, хоть он  и  не  в  состоянии  вспомнить,  как  они
выглядят. Эта смесь привычного и незнакомого ужасно мучительна.
     Губка была ледяная и очень жесткая. Но все равно  приятно  избавиться
от этой жижи, не говоря уже об отвратительных струпьях, прилипших к ней, -
совсем как ящерица, которая  ме