юди
Ури разнесли дверь...
     - Боже, неужели вы при этом присутствовали!
     - О, да. Естественно, я тоже был в том списке.  Каждому  убийце  была
определена конкретная жертва. Тот,  кому  предназначалась  моя  мать...  Я
схватил ножик - столовый ножик, он лежал возле моей тарелки,  -  и  ударил
его. А ведь рядом на столе был и  прекрасный  нож  для  разделки  жаркого.
Воспользуйся я им... Ну, а так... С тем же успехом я мог  бы  ударить  его
ложкой. Он просто отшвырнул меня в угол...
     - Сколько лет вам было?
     - Одиннадцать. И роста я был  маленького.  Я  всегда  был  маленького
роста. Он оттеснил мать к дальней стене. И выстрелил из... - Форкосиган со
свистом втянул в себя воздух и  закусил  нижнюю  губу.  -  Странно,  когда
начинаешь говорить о чем-то, то вдруг возвращаются такие подробности...  А
я-то думал, что почти ничего уже не помню.
     Он заметил, что Корделия побледнела, и неожиданно смутился.
     - Я вас расстроил своей  болтовней.  Извините.  Все  это  было  очень
давно. Не знаю, почему я столько говорю.
     "Зато я знаю", - подумала Корделия. Несмотря на  жару,  он  застегнул
верхнюю пуговицу рубашки почти бессознательно.  Его  знобит,  поняла  она,
температура повышается. Насколько? Да  еще  надо  учесть  эффект  от  этих
таблеток. Тут есть чего испугаться.
     Внезапный порыв заставил ее сказать:
     - Но я понимаю,  что  вы  имеете  в  виду,  говоря  о  том,  как  все
возвращается. Я помню... Сначала катер летел вверх,  как  всегда,  и  брат
махал рукой... глупо, конечно, ведь отец все равно нас не видел.  А  потом
по небу разлился свет, словно засияло второе солнце, и посыпался  огненный
дождь.  После  этого  пришла   пустота.   Даже   не   тьма,   а   какое-то
серебристо-пурпурное  свечение.  Я  только  сейчас  вспомнила,  что  тогда
ослепла на несколько дней.
     Он изумленно посмотрел на нее.
     - И со мной было так же... Он выстрелил в нее акустической  гранатой.
Я потом очень долго ничего не слышал. Словно все звуки  перешли  за  порог
чувствительности. Общий шум, более бессмысленный, чем тишина...
     - Да...
     - Наверное, с той минуты я и решил стать  солдатом.  Меня  влекла  не
слава,  а  сила.  Логика  действий,  искусство  наступления,  скорость   и
внезапность...  Я  хотел  стать  более  подготовленным,  более  крепким  и
быстрым, более подлым негодяем, чем те, что ворвались к нам  в  дверь.  То
был мой первый боевой опыт. Не слишком успешный.
     Его трясло, и она решила переменить тему разговора.
     - Я никогда не была в бою. Как это бывает?
     Форкосиган глянул на нее и умолк. Опять словно хочет  меня  измерить,
подумала Корделия. Но он начал потеть - слава Богу, жар отступает.
     - На расстоянии, в космосе, возникает иллюзия чистой и славной битвы.
Почти абстракция. С тем же успехом это может быть компьютерная модель  боя
или игра. Реальность не чувствуется - только если в ваш корабль попадут. -
Он опустил глаза, словно выбирая, куда ставить ногу, хотя почва здесь была
ровная. - Убийство, настоящее убийство - это совсем другое дело. Тогда, на
Комарре, когда я убил своего политофицера, я был  разъярен  даже  сильнее,
чем... чем в  другое  время.  Когда  чувствуешь,  как  под  твоими  руками
замирает чья-то жизнь, то на лице жертвы читаешь и собственную  смерть.  А
ведь он меня предал, он навсегда запятнал мою честь.
     - Боюсь, я это не вполне понимаю.
     - Да. Похоже, что в отличие от меня гнев делает вас сильнее. Хотел бы
я знать, как вам это удается.
     Вот опять этот странный комплимент. Она замолчала, уставясь себе  под
ноги, потом стала смотреть на гору впереди, на небо - куда угодно,  только
не в его непроницаемое лицо. В  результате  она  первая  заметила  наверху
сверкающую точку - пламя из дюз ракетного двигателя.
     - Эй, смотрите, это не катер?
     - Да,  действительно.  Давайте-ка  спрячемся  вон  в  тех  кустах,  -
распорядился Форкосиган.
     - А вы не хотите привлечь их внимание?
     - Нет. - Характерным жестом он повернул руку  ладонью  вверх.  -  Мои
друзья и враги носят одну и ту же форму. Я предпочел бы  сообщить  о  моем
присутствии по возможности не всем сразу.
     Теперь до них уже доносился  рев  двигателей.  Сделав  крутой  вираж,
катер уходил за серо-зеленую лесистую гору на западе.
     - Похоже, они направляются к складу,  -  заметил  Форкосиган.  -  Это
осложняет ситуацию. - Он сжал губы. - Интересно, зачем они сюда вернулись?
Может, Готтиан нашел секретный пакет?
     - Разве ему не должны были достаться все ваши бумаги?
     - Не все. Часть документов спрятана, поскольку они  не  предназначены
для глаз Совета Министров. Сомневаюсь, чтобы Корабик Готтиан мог  отыскать
то, что ускользнуло от Рэднова. Рэднов - умный шпион.
     - Рэднов - высокий, широкоплечий, с острым профилем?
     - Нет, это похоже на сержанта Ботари. Где вы его видели?
     - В лесу около ущелья. Это он стрелял в Дюбауэра.
     - А, вот как? - Глаза Форкосигана вспыхнули, и он хищно улыбнулся.  -
Многое проясняется.
     - Только не для меня.
     - Сержант Ботари - странный человек. Месяц  назад  мне  пришлось  его
сурово наказать.
     - Настолько сурово, что он мог стать участником заговора?
     - Готов поспорить, что Рэднов так и подумал. Да, так вот -  не  знаю,
смогу ли объяснить вам насчет Ботари. Его вообще мало кто понимает.  Он  -
великолепный солдат, а меня на дух не переносит,  как  выразились  бы  вы,
бетанцы. Ему нравится меня ненавидеть. Это стало для него потребностью.
     - И он выстрелил бы вам в спину?
     - Никогда. Ударить в лицо - другое дело. По правде говоря, именно  за
это он и был наказан в прошлый раз. - Форкосиган задумчиво потер скулу.  -
Но оставить его у себя за спиной в бою можно не колеблясь.
     - Судя по вашим словам, он настоящий псих.
     - Да, многие так говорят. А мне он нравится.
     - И вы еще уверяете, будто это мы, бетаины, любим устраивать из жизни
цирк!
     Форкосиган со смехом пожал плечами:
     - Ну, всегда полезно потренироваться с человеком, который  не  боится
сделать тебе больно. Схватки с Ботари позволяют мне  сохранять  прекрасную
форму.  Однако  я  предпочитаю,  чтобы   наши   спарринги   ограничивались
спортзалом... Нетрудно понять, почему Рэднов  решил  привлечь  к  заговору
Ботари - он кажется озлобленным типом,  которому  можно  поручить  грязное
дело. Пари держу, именно так все и было... Молодчина Ботари!
     Корделия взглянула на Дюбауэра,  бессмысленно  топтавшегося  рядом  с
ней.
     - Боюсь, что не могу разделить ваш энтузиазм. Он чуть не убил меня.
     - Я не утверждаю, будто он  -  человек  громадного  ума  или  высокой
морали. Но в жизни ему пришлось нелегко, а выражать  свои  чувства  он  не
мастер. И все-таки у него есть представление о долге и чести.
     Они уже приблизились к основанию горы, и дорога стала круче.  Пустыня
сменилась редколесьем. Меж стволов с журчанием бежали ручьи.
     Волоча на себе спотыкающегося Дюбауэра, Корделия мысленно  проклинала
нейробластеры и тех извергов, которые их придумали. А когда  мичман  упал,
рассадив себе лоб, она не выдержала и накинулась на Форкосигана:
     - Хотелось бы  знать,  какого  дьявола  вы  не  желаете  пользоваться
цивилизованным оружием? Я бы охотнее доверила нейробластер  шимпанзе,  чем
барраярцу. Вам бы только палить!
     Оглушенный Дюбауэр  сел.  Она  промокнула  ему  кровь  своим  грязным
носовым платком и тоже села.
     Форкосиган неловко опустился на землю рядом  с  ними,  вытянув  перед
собой больную ногу. Он  взглянул  в  ее  напряженное,  несчастное  лицо  и
серьезно ответил:
     - Парализатор - не оружие. Это игрушка, дающая иллюзию защиты. Любой,
не задумываясь, бросается под его выстрел, так что если противников много,
вас в конце концов сомнут. Я видел, как парализатор стал  причиной  смерти
его владельца. Но он бы спасся, будь у него  другое  оружие.  Нейробластер
легко убеждает.
     -  Зато  можно  не  колебаться,  применяя  парализатор,  -  возразила
Корделия. - И ошибка не так опасна.
     - Что, вы колебались бы, применять ли бластер?
     - Да. Для меня это вообще неприемлемо, - ответила она и  чуть  погодя
спросила: - А тот человек, о котором вы говорили... Он что, погиб от  луча
парализатора?
     - Не от луча. Его обезоружили и забили ногами до смерти.
     - Ох! - Корделию затошнило. - Надеюсь... что он не был вашим другом.
     - Был. И притом разделял ваше отношение к оружию. Мягкотелость. -  Он
хмуро посмотрел вдаль.
     С  трудом  поднявшись,  они  снова  поплелись  через  лес.  Барраярец
попытался помочь ей вести Дюбауэра, но тот в страхе отшатнулся. Впрочем, и
больная нога не допускала лишней нагрузки.
     Теперь Форкосиган замкнулся и перестал разговаривать.  Казалось,  все
его силы уходят на то, чтобы заставить себя сделать очередной шаг  вперед.
Вскоре он начал  что-то  бормотать  себе  под  нос  -  тревожный  симптом.
Корделия боялась, что он окончательно свалится и  потеряет  сознание.  Как
быть тогда? Вряд ли ей самой удастся отыскать верного члена его экипажа  и
договориться с ним. Первая же ошибка могла стать роковой. И даже допуская,
что не каждый барраярец отъявленный негодяй, она невольно вспомнила старую
поговорку "все критяне лжецы".
     Уже перед самым закатом, пробравшись через участок густого леса,  они
вышли на чудесную поляну. Пенный  водопад  скатывался  по  черным  скалам,
блестевшим подобно обсидиану, закатное солнце золотило  траву  на  берегах
ручья. Высокие, темно-зеленые и тенистые деревья манили к отдыху.
     Опершись на палку, Форкосиган молча разглядывая поляну.  "Никогда  не
видела более усталого человека", - подумала Корделия и усмехнулась: ведь у
нее не было зеркала.
     - Осталось пройти еще километров пятнадцать, - сказал он. - Я не хочу
приближаться к складу в темноте. Мы остановимся здесь, переночуем и придем
туда утром.
     Они плюхнулись на траву и долго смотрели на роскошный закат. Наконец,
меркнущий свет напомнил о необходимости действовать. Они умылись в  ручье,
и   Форкосиган   выложил   на   камень   последнюю   еду   -   барраярский
неприкосновенный запас. Даже после четырех дней  овсянки  и  рокфора  ужин
показался ей удивительно неаппетитным.
     - Вы уверены,  что  это  не  быстрорастворимые  ботинки?  -  печально
спросила Корделия: по цвету, вкусу и запаху угощение напоминало галеты  из
тонко размолотой обувной кожи.
     Форкосиган хмыкнул:
     - Они  органического  происхождения,  питательны  и  могут  храниться
годами. Полагаю, что и хранились.
     Корделия улыбнулась, с трудом  пережевывая  сухой  и  жесткий  кусок.
Дюбауэра пришлось кормить насильно: он все время  пытался  выплюнуть  еду.
Потом ботаника умыли и уложили  спать.  В  течение  дня  у  него  не  было
припадков, и Корделия сочла это обнадеживающим признаком.
     После дневной жары земля еще дышала приятным теплом,  рядом  тихонько
журчал ручей. Ей хотелось заснуть на сто лет, как принцессе из сказки.  Но
она заставила себя подняться и вызвалась дежурить первой.
     - По-моему, вам сегодня  следует  поспать  подольше,  -  сказала  она
Форкосигану. - Я две ночи  из  трех  несла  короткую  вахту.  Теперь  ваша
очередь.
     - Совсем необязательно... - начал было он.
     - Если вы свалитесь, то и я не дойду, - напрямик заявила она. - И  он
тоже,  -  она  ткнула  пальцем  в  затихшего  Дюбауэра.   -   Я   намерена
позаботиться, чтобы завтра вы довели нас до цели.
     Форкосиган  не  стал   спорить   -   он   принял   вторую   половинку
болеутоляющего и снова лег.  Но  спать  ему,  видимо,  не  хотелось  -  он
беспокойно шевелился и в сумраке наблюдал  за  нею.  Казалось,  глаза  его
лихорадочно блестят. Наконец, он приподнялся и оперся на локоть. Тогда она
села рядом с ним, предварительно обойдя дозором поляну.
     - Я... - начал он и снова замолчал. - Вы совсем  не  такая,  какой  я
представлял женщину-офицера.
     - М-м? Ну, вы тоже не такой, каким я представляла  себе  барраярского
капитана, так что, надо полагать, мы квиты. - Она с любопытством спросила:
- А что вы ожидали увидеть...
     - Я... сам не знаю. Вы - такой же профессионал, как любой  офицер  из
тех,  с  кем  я  служил.  Но  вы  не  пытаетесь  изображать  мужчину.  Это
поразительно.
     - Я такая же, как все, - возразила она.
     - Значит, Колония Бета - необычайное место.
     - Планета как планета. Ничего особенного. Отвратительный климат.
     - Да, мне говорили. - Он поднял прутик и пару минут ковырял им землю,
пока не сломал. - Скажите, в Колонии Бета не бывает браков по сговору, да?
     Она изумилась.
     - Конечно, нет! Что за странная идея. Это похоже на прямое  нарушение
гражданских прав. Господи... Уж не хотите ли вы сказать, что  на  Барраяре
это принято?
     - В нашей касте - почти повсеместно.
     - И никто не возражает?
     - Их не заставляют, но договариваются обычно родители. Кажется... это
работает нормально. Для многих.
     - Ну, стало быть, и такое возможно.
     - А как... э-э... как это  устраиваете  вы?  Без  посредников  иногда
бывает неловко.... Я имею в виду - отказывать кому-то прямо в лицо.
     - У нас все решают сами любовники, когда  они  уже  достаточно  знают
друг друга и хотят завести ребенка. А прибегать к дипломатии,  вроде  той,
которую вы  описали,  -  все  равно  что  выходить  замуж  за  незнакомого
человека. Вот это, по-моему, действительно неловко.
     - Хмм. - Он отыскал еще один прутик. - В период Изоляции на Барраяре,
если  мужчина  брал  в  любовницы  женщину  из  касты   воинов,   то   это
рассматривалось как похищение ее чести, и он должен  был  умереть  за  это
смертью вора. Обычай, чаще нарушавшийся, чем исполнявшийся, хоть он и стал
излюбленным сюжетом драматических  произведений.  А  сейчас  у  нас  время
перемен. Старые порядки умерли,  и  мы  все  примеряем  новые,  как  плохо
пошитое платье. Теперь уже никто не понимает, что правильно, а что -  нет.
- Помолчав секунду, он спросил: - А чего ожидали вы?
     - От барраярца? Не знаю. Что-нибудь этакое  преступное,  наверное.  Я
была не в восторге, очутившись в плену.
     Он отвел взгляд.
     - Я... знаком с теми вещами, которые  вы  сейчас  подразумеваете.  Не
стану отрицать - такое бывает.  Это  -  как  болезнь  воображения,  и  она
передается  от   человека   к   человеку.   Хуже   всего,   когда   зараза
распространяется сверху. Падает дисциплина, слабеет боевой дух...  Труднее
всего молодым офицерам, особенно когда они видят порок  в  людях,  которые
должны служить им образцом. Как судить, не  имея  опыта,  как  бороться  с
заразой в собственной голове? И они развращаются, даже  не  успев  понять,
что с ними случилось.
     В темноте голос его звучал с необычной страстностью.
     - Лично я думала об этом с точки зрения пленной, -  шутливо  вставила
Корделия. - Насколько я понимаю, с пленом мне повезло.
     - Те, о ком я говорю, - отбросы армии. И они в меньшинстве. Хотя было
бы неправильно делать вид, будто таких людей у нас нет  вовсе...  Но  меня
вам бояться не следует. Даю вам слово.
     - Я... я это уже поняла.
     Некоторое время оба молчали. Корделия решила, что Форкосиган  заснул,
но тут он пошевелился и снова заговорил. Она почти не видела  его  лица  -
только отблески от глаз и белых зубов.
     -  Ваши  обычаи  кажутся  мне  такими  свободными,  такими   мирными.
Невинными, как солнечный свет. Ни горя, ни боли, ни непоправимых ошибок. И
страх не превращает мальчишек в преступников. И  нет  глупой  ревности.  И
честь не теряется.
     - Тут вы ошибаетесь. Честь можно потерять и  у  нас.  Только  это  не
происходит за одну ночь.  Как  правило,  нужны  годы  -  она  исчезает  по
крупицам, по капелькам. - Корделия помолчала. - Я  знала  одну  женщину...
Это была моя очень близкая подруга, тоже в экспедиционном  корпусе.  Ей...
немного не везло  в  личных  отношениях.  Все  вокруг  нее  находили  себе
спутников жизни,  и  чем  старше  она  становилась,  тем  сильнее  боялась
остаться в стороне. Короче, ударилась в панику.
     В  конце  концов  она  сошлась  с  человеком,  обладавшим  совершенно
поразительным талантом обращать золото в свинец. В его присутствии  нельзя
было произнести слова "любовь", "доверие" или "честь", чтобы  не  услышать
умной насмешки. Цинизм дозволялся, поэзия - никогда.
     Так уж случилось, что, когда освободилось  место  командира  корабля,
они были в одном звании. Она давно мечтала о  повышении  и  работала,  как
проклятая. Должность командира - редкий шанс, каждый рвется его  получить.
Но возлюбленный  убедил  ее  -  пустив  в  ход  аргументы,  которые  потом
оказались лживыми (он пообещал детей), - отказаться от командования в  его
пользу... Прекрасный тактик. Вскоре между ними все кончилось.
     После этого у нее не хватало духа начать новый роман.  Так  что  ваши
прежние законодатели придумали не так уж глупо.  Людям...  нужны  правила,
для их же собственной пользы.
     В тишине шептал водопад.
     - Я... когда-то был знаком с одним человеком, -  донесся  из  темноты
его  голос.  -  В  двадцать  лет  его  женили   на   девушке   прекрасного
происхождения. Брак по родительскому сговору, но он был им доволен.
     Он почти все  время  проводил  на  службе.  Она  оказалась  свободна,
богата, ничем не связана в столице среди людей... не то что  бы  порочных,
но намного старше ее.  Богатые  бездельники  и  их  прихлебатели.  За  ней
ухаживали, и она потеряла голову. Но, по-моему, не  сердце.  Она  заводила
любовников, как делали все вокруг. Глядя в прошлое,  я  вижу,  что  у  той
женщины не было иных чувств, кроме тщеславия и радости  победы,  но  в  то
время... Мой друг поклонялся вымышленному образу, и когда  оказалось,  что
его  кумир  вдруг  разлетелся  вдребезги...  У  этого  парня  был  ужасный
характер, и он решил драться с ее любовниками на дуэли.
     Их было двое. Его не волновало, кто останется жив, он не боялся,  что
его арестуют. Видите ли, он вообразил, что сражается  за  свою  честь.  Он
назначил им обоим встречу в  уединенном  месте  с  интервалом  примерно  в
полчаса.
     Какое-то время Форкосиган молчал. Корделия ждала не  дыша,  не  зная,
следует ли  помочь  ему  продолжать  рассказ.  В  конце  концов  он  опять
заговорил, но голос его потускнел и зачастил.
     - Первый был таким же упрямым юным аристократом,  как  и  он  сам,  и
играл по правилам. Он владел двумя мечами, бился со вкусом и чуть не  убил
м... моего друга. Его последние слова были о том,  что  он  всегда  мечтал
умереть от руки ревнивого мужа, - только лет в восемьдесят.
     Чуть заметная оговорка уже не удивила Корделию. Она только  подумала,
не был ли ее собственный рассказ столь же очевидным. Похоже, что так.
     - Второй был высшим правительственным чиновником,  человеком  гораздо
старше него. Он не желал драться. Мой знакомый несколько раз сбивал его  с
ног и снова поднимал. После... после того, первого, который умер с  шуткой
на губах, это было почти невыносимо. Наконец, несмотря на мольбы о пощаде,
мой друг заколол беднягу-министра.
     Потом заехал к жене, чтобы рассказать ей, что сделал, и  вернулся  на
корабль ждать ареста. Все это произошло за один короткий день. Она была  в
ярости, она сама была готова биться с ним на дуэли, будь  такое  возможно.
Она чувствовала себя оскорбленной - и предпочла умереть. Выстрелила себе в
голову из его служебного плазмотрона. Никогда бы не подумал,  что  женщина
может избрать такой способ. Другое дело - яд или  разрезанные  вены...  Но
она была истинной форессой. Лицо ее  совершенно  сгорело.  А  у  нее  было
прекраснейшее лицо...
     Дело  обернулось  чрезвычайно  странно.  Все  решили,  что  двое   ее
любовников убили друг друга. Клянусь, он этого не планировал! А она  якобы
покончила самоубийством от отчаяния. Никто его даже не расспрашивал.
     Теперь Форкосиган говорил очень медленно.