жарких ламп.
     - А это,- как ни в чем  не бывало продолжал Эмброуз, указывая пальцем в
ту сторону, куда удалилась ищейка,- это Жозефина, она сука.
     Грешен,  я  и не только я, все  мы поспешно заткнули себе  рты носовыми
платками,  чтобы  до  зрителей  не  дошел  наш  смех. Собаки  выполнили  еще
несколько команд, наконец Эмброуз попрощался со зрителями и подошел  к нам -
весь в поту, но сияющий.
     - Ну вот,- сказал он,- а теперь получай Цветок.
     Он прошел  в  угол студии  и вернулся  оттуда  с маленьким ящиком. Я-то
рассчитывал увидеть  большую клетку...  Эмброуз открыл  дверцу, и  из  ящика
выбрался  очаровательнейший  поросеночек. Шоколадно-коричневая  щетина  была
расписана вдоль  ярко-желтыми полосами, которые придавали поросенку сходство
с косматой осой  невиданных размеров. Восхитительный пятачок, живые, веселые
глазки, длинные  болтающиеся  уши и длинный болтающийся хвост. Попискивая  и
похрюкивая от удовольствия, поросенок жадно обнюхал наши ноги, проверяя, нет
ли в отворотах брюк чего-нибудь вкусненького. Все мы тут же влюбились  в это
существо и с триумфом повезли его к себе на квартиру. На другой день местный
плотник смастерил по моему заказу добротную клетку для Цветка.
     Близилось время  отъезда  в  Англию,  и  я  начал беспокоиться, как  мы
доставим наш зверинец из жилого комплекса "Алмазной корпорации" на пристань.
Навел  справки в  Фритауне;  выяснилось, что грузовики  найти  очень трудно.
Как-то вечером нас  навестил  Эмброуз,  и я  спросил  его,  не  знает ли  он
какую-нибудь фирму, которая могла бы предоставить нам на несколько часов три
грузовика.
     - А для чего тебе грузовики? - поинтересовался он.
     - Надо отвезти животных в порт. Не на руках же их нести.
     - А войска на что, дорогой друг?
     - Как это понимать - войска?
     - Ну да, войска. Я пришлю тебе  три  армейских грузовика, везите  своих
зверей на здоровье.
     - Прости, Эмброуз, но разве так можно? Чтобы армейские грузовики возили
в порт зверей!
     - Почему же нельзя? Я майор, войска подчинены мне.  Ничего страшного не
случится. Когда подать грузовики?
     - Но ты уверен, что это не против устава? Мне вовсе не улыбается, чтобы
тебя судил военный трибунал!
     - Не беспокойся, Джерри,-  заверил он меня.- Не беспокойся, все будет в
порядке. Только скажи, к какому часу подать машины.
     Мы  условились  о часе.  И в  самом деле, в назначенный день  к  жилому
комплексу "Алмазной  корпорации"  подкатили армейские  грузовики и водители,
выстроившись в шеренгу, лихо откозыряли нам. Внушительное зрелище.
     Мы  осторожно погрузили животных и направились в порт. В огромных сетях
клетки были  подняты на борт  и  опущены в трюм,  где их  расставили по моим
указаниям. Матросы и старший  помощник старались изо всех сил, тем  не менее
погрузка продолжалась чуть не целый час, а солнце нещадно палило, так что им
пришлось несладко. Сам я из-за сломанных ребер мог только стоять и смотреть,
как работают другие.
     Но вот последняя клетка стала на место, и мы поднялись на палубу, чтобы
глотнуть   пива.  Тем  временем  пароход  медленно  отошел  от  стенки,  над
лоснящимися вол нами загремели  исторгаемые  корабельным  радио  звуки гимна
"Правь, Британия!", и вот уже вскоре Фритаун превратился в мерцающее облачко
вдали.
     Прежде  всего  мы  с Долговязым  Джоном  отправились  на  переговоры  с
баталером. Когда везешь на пароходе зверей,  важнее человека  нет,  ведь  от
него  зависит,  сварить  ли  тебе  рис  и  крутые  яйца, и  он  же  заведует
холодильником, где хранятся все  твои драгоценные  продукты. Я шел к нему не
без  тревоги  в душе,  так как еще не успел выяснить, взяли  они в Англии на
борт заказанную мной  провизию или нет. К счастью, все было погружено: пучки
моркови, ящики с превосходной капустой, яблоки,  груши  и  прочие лакомства,
которыми я надеялся соблазнить  гверец. Я  сообщил баталеру,  сколько и чего
нам приблизительно  понадобится  на день, но предупредил, что морской воздух
благотворно влияет на  аппетит  животных,  поэтому  не исключено, что в пути
норму придется увеличить. Он был  очень любезен и  заверил, что мы  можем на
него положиться.
     Немало  времени у  нас отнимали киносъемки, ведь, когда мы с Долговязым
Джоном  шли в Сьерра-Леоне, на "Аккре" не было оператора, и теперь надо было
снять эпизоды, рассказывающие о нашем плавании в оба конца. Мы снимали также
повседневный уход за животными в трюме. Здесь было  к чему руки приложить  и
нам  с  Долговязым  Джоном, но, так  как  мы превратились  в кинооператоров,
большая часть этой работы  легла на плечи Энн и Джеки. К тому же злополучные
ребра ограничивали мои возможности. Правда, я мог кормить леопардов, которые
с  невероятной  жадностью  пожирали цыплят и кроликов. Я мог  также готовить
корм для других животных. И конечно, я помогал кормить Цветка.
     Впрочем, эта процедура напоминала не столько кормление, сколько схватку
борцов на ковре.  Ставить  корм  в клетку было бесполезно,  поросенок тотчас
опрокидывал миску с молоком и фруктами, и получалась такая грязь,  что потом
сто  лет не  отмоешь.  Поэтому для  кормления мы  два  раза в день выпускали
Цветка из клетки. На большой противень клали гору лакомых плодов и овощей  и
подливали молока. Стоило присесть с этим блюдом около клетки и поставить его
на палубу, как поросенок начинал отчаянно визжать и биться о дверь пятачком.
Дальше  наступало  самое  трудное. Надо  было открыть дверцу  и  постараться
схватить поросенка, иначе, бросаясь на противень,  Цветок мог  не рассчитать
свои  движения  и перевернуть  его; это случалось  не раз.  Итак,  отворяешь
дверцу и норовишь поймать поросенка за длинное ухо. И держишь как проклятый,
потому  что  Цветок  выскакивает  из  клетки пулей. Затем  осторожно  ведешь
поросенка  к противню, он становится прямо на него своими короткими ножками,
растопырив копыта, зарывается носом в корм и чавкает, упоенно Хрюкая, а то и
взвизгивая от радости.
     Вот  уже последняя  капля  молока  вылизана, последний  кусочек  овощей
съеден, но Цветок твердо убежден, что есть смысл поискать еще чего-нибудь. И
если вы не помешаете поросенку, начнутся скачки вокруг остальных клеток.
     Чаще всего  Цветок устремляется к обезьянам, но  как-то раз его понесло
прямо  к клетке леопардов, хорошо, что  в  последнюю минуту мне  удалось его
перехватить. Просвет  внизу, через  который выгребают мусор, вполне позволял
леопардам  просунуть наружу лапу,  так  что тут  и пришел  бы  конец  нашему
Цветку. Герда и Локаи ворчали и  дергали когтями сетку, пытаясь добраться до
поросенка, а он хоть бы что, только возмущенно визжал, скалил свои крохотные
клыки  и отчаянно рвался  у меня из рук, чтобы схватиться  с леопардами.  Ни
капли страха, а ведь они были раз в двадцать больше Цветка!
     Энн, как я и просил ее, все силы отдавала колобусам. Я не ошибся, когда
говорил,  что они  не дадут  ей  сидеть  сложа руки. Мало приучить обезьян к
незнакомой  пище,  надо было  еще  привить им  новые навыки.  У гверецы  нет
большого пальца, на воле она передвигается так стремительно, совершает такие
огромные  прыжки,  что  он  был  бы  только  помехой,  вот и остался от него
маленький бугорок. Но из-за этого обезьяне трудно поднять что-нибудь с пола,
ведь  она может только  загребать  ладонью, как человек,  когда он  собирает
крошки со стола. Представьте себе, что вы кормитесь на макушке дерева метрах
в пятидесяти над землей. Взяли ртом листья или еще что-нибудь, потом бросили
и спокойно перебрались на другую ветку. В клетке так не получится. В базовом
лагере и в  Фритауне,  где мы кормили колобусов  листьями,  задача  решалась
сравнительно  просто: просунул сверху в клетку зеленую ветку, и пусть едят и
бросают на  здоровье; с  полу они ничего не  подбирали. На пароходе  зеленых
веток  не было,  заменой листьев могла служить только  капуста, а она  им не
очень-то нравилась.  Впрочем,  им не очень-то  нравился  и весь прочий корм,
который мы припасли,- морковь, груши, яблоки, виноград.
     И развернулся поединок. С одной стороны, твердое намерение Энн не  дать
обезьянам  умереть.  С  другой  стороны,  упрямое   нежелание  обезьян  есть
предлагаемую им пищу. Часами она просиживала  на  корточках  перед клетками,
терпеливо обучая обезьян, как поднимать  с пола вещи, и добиваясь, чтобы они
хоть попробовали виноград или кусок моркови. А  то ведь, даже если и возьмут
в руки,- понюхают и с отвращением отбросят, так и не отведав.
     Самым крупным среди наших гверец был самец лет тринадцати-четырнадцати,
который всех ненавидел,  а особенно Энн; за  женоненавистничество он получил
от  нас нелестное  прозвище. Все плавание  между  ним и Энн шло ожесточенное
сражение:  кто  кого  переупрямит.  Когда  ему  ставили миску с  едой, он ее
опрокидывал  и, чтобы подчеркнуть  свое отвращение к  такому  корму и к Энн,
ерзал  по  опилкам взад-вперед, так что получалось мерзопакостное месиво  из
опилок и фруктов.
     Надо было изыскивать другой способ.  Старый самец возненавидел Энн так,
словно эта ненависть составляла смысл его жизни. Тем не  менее  она садилась
на корточках перед его клеткой и протягивала  на  ладони какой-нибудь  корм.
Широкая ячея позволяла обезьянам просунуть руку наружу, поэтому самец прыгал
к сетке,  яростно бодал ее и выбрасывал  вперед руку, норовя схватить пальцы
Энн, подтянуть их  поближе и  хорошенько укусить. Понятно,  корм летел через
весь трюм.  В один прекрасный день после ряда неудачных  попыток  Энн решила
предложить ему для  разнообразия кокосовый  орех.  Белое  ядро  ореха  лучше
выделялось на ладони, к тому же все остальное он уже решительно отверг.
     То ли это было чистое совпадение, то ли еще что, но на сей раз, пытаясь
схватить руку Энн, самец  вместо этого схватил орех. И, прежде  чем швырнуть
его  на  пол,  понюхал. С невероятным терпением  Энн  час за часом повторяла
процедуру и  взяла-таки женоненавистника  измором.  Он все  еще при виде  ее
бодал проволоку, но  затем вместо  ладони  хватал opex,  обнюхивал и  съедал
кусочек. И  вот уже он  гораздо учтивее берет угощение!  Было  очевидно, что
найден корм, который пришелся ему по вкусу. Постепенно он, а за ним и Другие
гверецы  научились брать пищу  из поставленной на пол миски и  с каждым днем
ели  чуть  больше.   Мы   воспрянули  духом.  Правда,   обезьяны  оставались
малоежками,  но  хоть перестали  отвергать  виноград,  морковь и  яблоки,  а
главное -  начали  пить  витаминизированное молоко, так  что можно  было  не
опасаться за их жизнь.
     Но  и теперь кормить  их было  поистине  геркулесовым трудом,  и только
поразительное  терпение Энн позволяло ей справляться  с порученным делом. На
наше  счастье,  держалась  хорошая  погода,  ведь,  начнись  сильная  качка,
гверецам  вряд  ли  удалось  бы  избежать  морской  болезни,   а  тогда,  не
сомневаюсь, мы остались бы без колобусов. Пользуясь тем, что "Аккра" зашла в
Лас-Пальмас, мы поспешили на местный базар и  накупили всяких даров природы,
способных, как нам казалось, привлечь гверец, в том числе таких, которых они
еще  не видели: шпинат,  землянику,  вишни.  Торжествующие, доставили  мы на
пароход добытые овощи  и фрукты и приступили к испытаниям. Надо ли говорить,
что гверецы воротили  нос от дорогостоящих вишен  и земляники (правда, потом
они все-таки снизошли к вишням).  Шпинат попробовали, но тоже не оценили.  У
нас еще была в запасе какая-то  зелень вроде  фасоли. Энн в последнюю минуту
обнаружила ее на базаре, и на всякий случай мы взяли немного.  И вот. поди ж
ты, гверецы так  набросились на стручки, что,  знать бы заранее, мы бы целый
мешок припасли.
     Наконец мы прибыли  в Ливерпуль.  К  моей великой радости, день выдался
солнечный,  жаркий.  Я говорил себе,  что  скоро  всем мучениям  конец, ведь
осталось  только отвезти  нашу  коллекцию  в аэропорт  и  лететь  на Джерси.
Вечером  животные  уже будут  благополучно  размещены в  зоопарке, а  там им
обеспечен самый тщательный уход и нежная любовь сотрудников.
     Пароход  медленно  подошел  к   стенке.  Тем  временем  мы  лихорадочно
трудились в трюме, обивая клетки брезентом и легкими одеялами.  Я всегда так
делаю -  не столько  для защиты животных,  сколько  для  того, чтобы люди не
тыкали пальцами в клетки с риском быть укушенными. И зверей только напугают.
К  тому же в  темной  клетке  животные спокойнее переносят  всякую тряску  и
болтанку.
     Снова  огромные  сети  вознесли  клетки  над бортом,  потом опустили на
пристань,  где  стояли  наготове  грузовики.  чтобы везти нас в аэропорт,  к
зафрахтованному самолету. Мы аккуратно расставили  клетки в кузовах машин, и
я облегченно вздохнул. Еще несколько  часов - и  мы будем дома, на Джерси...
Тут ко  мне  подошел  маленький  человечек  и осведомился,  не я  ли  мистер
Даррелл. Я кивнул. радостно улыбаясь,
     - Видите ли, сэр,- сказал он,- я по поводу ваших леопардов,
     У меня сердце оборвалось.
     - Что с ними? - спросил я.
     - Видите ли, сэр, у вас нет разрешения на ввоз.
     -  Как же так,- возразил я.-  Мы обращались  в министерство,  там  дали
разрешение  и  сказали,  что,  поскольку  леопарды  из  Ливерпуля  сразу  же
проследуют на Джерси, их не надо подвергать карантину в Англии.
     - Видите ли, сэр, я не получал никаких бумаг на этот счет.
     - Господи... Но ведь достаточно позвонить в зоопарк. .
     - Ничего не знаю, сэр. Без документов я не могу их пропустить.
     Я постарался взять себя  в  руки.  За мою жизнь мне  не раз  доводилось
нарываться  на бюрократические крючки, и  я  знал, что лучше не  давать воли
своим чувствам.
     - Хорошо, я позвоню в зоопарк.
     - Пожалуйста, сэр. Только боюсь, вам придется оплачивать разговор.
     - С удовольствием,- процедил я сквозь зубы.
     Мы прошли в мрачный закуток, служивший ему  кабинетом, и я соединился с
Кэт.
     Где, черт возьми, разрешение на леопардов? Кэт сообщила, что бумаги сию
минуту  прибыли  в  зоопарк.  Озадаченная   этим,  она  сразу   позвонила  в
министерство, хотя не сомневалась, что один экземпляр направлен в Ливерпуль.
Нет, любезно  ответили ей в министерстве, никаких экземпляров в Ливерпуль не
направляли,  потому  что  все  документы принято  посылать лицу,  ожидающему
леопардов и прочих животных.
     У меня вырвался стон.
     - Ладно, Кэт,- сказал я.- Я сам позвоню в министерство.
     Она продиктовала  мне  номер телефона,  и я  связался с соответствующим
отделом. Чиновник выразил свое сожаление, но  добавил, что отдел не совершил
никакой ошибки, направив документы туда, куда должны прибыть леопарды.
     -  Ну хорошо, можно попросить вас поговорить с джентльменом, которому я
сейчас передам трубку? Он не разрешает мне везти леопардов на Джерси, потому
что не  получил  нужных  документов... Вы  не могли бы  подтвердить ему, что
разрешение оформлено?
     Я  передал  трубку  моему  мучителю.  Он  что-то  бормотал  и  всячески
кочевряжился, но все  же чиновник из министерства убедил его, что разрешение
на  леопардов есть. С кислой физиономией положил он  трубку, я  испортил ему
все удовольствие...
     - Мне можно идти? - мягко осведомился я.
     - Да, пожалуй,- пробурчал он.
     И мы поехали в аэропорт. Однако из-за  бюрократа мы потеряли целый час,
пришлось звонить и предупреждать, чтобы нас подождали.
     В аэропорту  животных погрузили на самолет, затем  мы сами расселись по
местам и застегнули  пояса. Взревели моторы, самолет  задрожал и тронулся  с
места. Но вдруг остановился. Возвратился на место, снова прибавил оборотов и
рванулся  вперед,  и  снова остановился.  Вернулся  на  исходную  позицию  и
заглушил моторы. Пилот подошел ко мне с виноватым видом.
     - Боюсь, сэр, у нас неисправность.- сказал он.- Мы не можем взлететь.
     - Сколько времени уйдет на починку? - спросил я.
     - Боюсь, сэр, это трудно сказать.
     - А можно оставить животных в самолете на это время?
     - Можно оставить, сэр, а можно перенести в ангар, если хотите.
     - Пожалуй,  лучше в ангар,- сказал я.- Потому что некоторых из них пора
кормить.
     Мы вытащили клетки  из самолета и отнесли в  пустующий ангар. Шли часы,
мы  покормили наших  подопечных,  дали  им  молока.  Наконец ко мне  подошел
представитель авиакомпании и сообщил, что механики ищут неисправность и, как
только  самолет  будет готов,  мне  дадут  знать. Я  позвонил  в  зоопарк  и
предупредил Кэт, что мы  задерживаемся. Два часа  дня, три, четыре... В пять
часов  мне  доложили,  что  при прогоне  моторов  опять  выявилась  какая-то
неисправность.
     - Пустые хлопоты,- сказал я.- Лучше предоставьте нам другую машину.

     - Позвольте  еще попробовать,-  упрашивали они. -  Пожалуйста,- ответил
я.- Только мне  не улыбается лететь  на самолете, который может подвести.  Я
вообще не большой любитель летать, а на неисправных машинах и подавно.
     Было уже довольно поздно, когда мне сообщили, что неисправность наконец
устранена. Мои ребра зверски болели, и нервы были на взводе: во-первых, я не
люблю самолетов, во-вторых, с приближением ночи становилось  все холоднее, и
я боялся, как бы животные не простудились.
     -  Нет!  -  произнес я с  внезапной  решимостью.- Будь я проклят,  если
полечу на этом самолете. Давайте мне другой.
     - Уверяю вас, сэр,- сказал пилот,- он в полном порядке.
     -Я в этом не сомневаюсь. Но  у меня такое предчувствие,  а когда у меня
предчувствие, я  предпочитаю  не  лететь...  Будь  я  проклят, если  позволю
посадить меня,  мою жену и моих  зверей  в несчастливый самолет. Нет, боюсь,
что я буду вынужден настоять на другом рейсе.
     - Хорошо, сэр, как хотите,- огорченно сказал он.
     Я  отправился к  начальству, получил  разрешение  оставить  животных  в
ангаре и стал добиваться другого рейса. Это оказалось не так-то просто, но в
конце концов задача была решена. Утром мы примчались  в аэропорт  и кинулись
проверять животных - не повредила ли им холодная ночь?
     Кажется,  ничего...  После  этого  мы  погрузились на  другой самолет и
наконец взлетели.
     Когда машина оторвалась от земли, я вытер  вспотевшие  руки,  откинулся
назад, закурил  сигарету и закрыл глаза. Осталось  совсем немного,  сказал я
себе, теперь  бы только благополучно  приземлиться  на Джерси.  Ровно гудели
моторы,  и  вот  уже  на  горизонте  темной  точкой  возник  наш  остров. Мы
снизились, совершили  безупречную посадку и покатили к зданию аэропорта, где
стояли наготове авторазгрузчики и выстроились - насколько я мог судить - все
сотрудники  зоопарка.  Началась  выгрузка животных,  засверкали  фотовспышки
репортеров,  спешивших запечатлеть на  пленки, как  авторазгрузчики  везут к
машинам  леопардов,  шимпанзе и  прочих  тварей. Еще час  -  и мы уже  дома,
животных сняли с грузовиков, и тех, кому  не надо было проходить  карантина,
разместили в новых клетках.
     Я вздохнул  свободно. Нам удалось-таки  доставить колобусов  в зоопарк.
Наконец  можно как  следует  заняться  ими,  не  торопясь  и  ни  на  что не
отвлекаясь. Теперь вдобавок к новой диете у нас будет для них сколько угодно
зеленых листьев  -  есть дуб, есть вяз, есть  липы и прочие  деревья.  Я  не
сомневался,  что этот корм  принесет им пользу и придется по вкусу. Хоть  бы
пришелся...


        Глава восьмая. РОДЫ, РОДЫ...



     Уважаемый мистер Даррелл!
     Нам  так сильно понравилась ваша программа "Поймайте мне колобуса", что
захотелось поздравить вас и пожелать новых успехов.
     Вы очень  похожи  на  одного человека,  с которым  я дружил в Йорке лет
двенадцать назад. Ваше настоящее имя, случайно, не Джон Митчелл? Хотелось бы
узнать...

     Естественно, когда  возвращаешься из путешествия, пусть даже недолгого,
дома тебя ожидает куча дел. Меня  держали в курсе  всего, что происходило  в
зоопарке, тем не менее пришлось сразу  окунуться в работу с  головой. Прежде
всего надо было разобраться, что сделано комитета