ках, где гигантские  деревья
вырублены,  солнечный  свет проникает  глубоко вниз и в  результате  молодая
растительность   быстро   распространяется   по   свободному   пространству,
поднимаясь навстречу солнцу. В больших лесах растения только двумя способами
могут  пробиться  к  свету:  или  они растут в  высоту,  голые, без  ветвей,
подобные шестам, пока  не  достигнут листвы на вершинах окружающих деревьев,
или  они  ползут, обвивая и  переплетая стволы лесных великанов,  постепенно
добираясь до верхних ветвей и дневного света.
     Когда попадаешь в лес, он кажется после дневного света темным, мрачным,
прохладным.   Свет  просачивается  сквозь   тысячи   листьев  и  приобретает
зеленоватый   оттенок,  придающий  всему  окружающему  призрачный  сказочный
характер.  Множество  опавших  листьев покрывает почву толстым слоем.мягким,
как  ковер, издающим приятный запах земли. Кругом стоят  гигантские деревья,
опирающиеся на  большие  изогнутые  корни-подпорки:  толстые  ровные  стволы
вздымаются  вверх  на  сотни  футов,  верхние  ветви  и листва  сливаются  в
бесконечную зеленую  лесную крышу. Между взрослыми деревьями  растут внизу и
молодые  деревца-слабая,  тонкая  поросль,  выбившаяся  из-под слоя  опавших
листьев,  длинные,  стройные  стволы с  горстью  бледно-зеленых  листьев  на
верхушке. Они стоят в вечном полумраке, готовые устремиться ввысь, навстречу
живительным  солнечным  лучам. Пробираясь  по лесу  между  стволами  молодых
деревьев, можно обнаружить извилистые, едва различимые тропинки. Это дороги,
по которым передвигаются лесные обитатели.
     Не зная обычаев и повадок лесных жителей,  в больших тропических  лесах
только  случайно можно обнаружить  живые существа. Непрерывно раздается лишь
резкий, пронзительный  звон цикад, да маленькая птичка, стыдливо укрываясь в
чаще, сопровождает нас, время от времени окликая мягким жалобным вопрошающим
"у-у-у-и-и...". Много раз подкрадывался  я к  этой неуловимой птичке, слышал
ее голос всего в нескольких футах, но ни разу не довелось мне ее увидеть.
     В  отдельных  местах,  где тропинки расширялись, сплошная крыша наверху
разрывалась и сквозь сетку листьев  виднелись обрывки  синего  неба.  Солнце
прорывалось сквозь эти щели, окрашивая золотом листья и покрывая лес сотнями
переливающихся пестрых бликов, в которых порхали  бабочки. Две разновидности
этих лесных бабочек особенно мне понравились, и я искал их при  каждом своем
выходе в лес. Первая-маленькие, чистые,  белые, изящные бабочки,  похожие на
снежинки, с красивым своеобразным  полетом. Они вздымались в воздух, подобно
захваченным  вихрем  семенам  чертополоха,  а  затем медленно опускались  на
землю,   напоминая  своими  пируэтами  миниатюрных  балерин.   На  отдельных
тропинках,  обычно около ручьев, можно встретить двадцать  или тридцать этих
восхитительных насекомых, неподвижно сидящих у края воды. Потревоженные, они
поднимаются,   медленно  кружатся,  поворачиваются,  скользят  по   воздуху,
снижаются, подобно облаку пепла на зеленом фоне леса. Затем они возвращаются
на старое место, низко скользя над водой и отражаясь в ее темном зеркале.
     Вторая  разновидность-большие красивые бабочки- встречается значительно
реже  первой. Их длинные, довольно узкие  крылья  имеют  густой ярко-красный
цвет.  Полет у них  быстрый, но блуждающий; внезапно в  полумраке появляется
из-за кустов яркое, дразнящее пламя, мерцает и  вспыхивает в разных местах и
так  же неожиданно, подобно задутой  свече, снова исчезает. Лес  после этого
казался мне еще более мрачным.
     Наиболее  примечательная  особенность тропических лесов -- бесчисленные
маленькие  ручьи,  мелкие  и  чистые,  извивающиеся  сложными,   запутанными
узорами.  Они  огибают  гладкие  коричневые  камни,  петляют  в  белоснежных
песчаных  берегах,  деловито  размывают  землю  под  раскинувшимися  корнями
деревьев и, мерцая и плескаясь, исчезают в темной глубине  леса. Вода журчит
и  пенится около  миниатюрных водопадов, выдалбливает в песчанике  глубокие,
тихие  заводи, в которых  водятся  голубые и  красные  рыбы,  розовые крабы,
маленькие  пестрые  лягушки.  В  сухие  периоды  ручьи  становятся  главными
артериями для лесных зверей, источниками не только питья, но и еды,  так как
здесь собираются и хищники  и их жертвы. Песчаные  берега покрываются густой
сетью следов; среди  мелких частых узоров птичьих следов  лесной  малиновки,
каменки,  жирных  зеленых  голубей  иногда  видны  крупные отчетливые  следы
карликового коростеля. На мягкой почве у берегов видны большие участки между
корнями  деревьев,  вскопанные охотящимися  за  клубнями и крупными улитками
кабанами, в вязком иле можно обнаружить длинные узкие следы кабанов и свиней
и вплетенные между ними крошечные отпечатки ног поросят.
     Таков был  лес,  показанный мне  Элиасом и  Андраей, и я не нашел в нем
ничего страшного, опасного. Лес был очарователен. Под сенью высоких деревьев
с пологом колышущейся  листвы царили глубокое молчание и удивительная мирная
безмятежность.
     День  нашего первого выхода в  лес  надолго останется в моей  памяти: я
увидел столько  зверей, сколько в дальнейшем  мне  не приходилось  видеть за
такой короткий промежуток времени. Природа поистине была очень  милостива ко
мне в этот день. Я велел моим проводникам пройти со мной по лесу на 5-6 миль
от деревни. После этого, как  я им  беззаботно объяснил, мы опишем  по  лесу
полную окружность с  деревней  в качестве центра круга. Много раз  в течение
дня я горько раскаивался в своем легкомыслии, но, чествуя, что от выполнения
намеченного плана во многом зависит мой престиж, я упрямо держался за него и
вернулся в лагерь поздней ночью, совершенно разбитый и обессиленный.
     Вышли мы ранним утром. В это время  в лагере уже слышались  неописуемые
крики и  шум:  человек двадцать  жителей деревни  приступили к строительству
помещений для животных.
     Мы  прошли  полосу  обработанных  участков,  окружающих  деревни: между
кустами маниока  и  масличными  пальмами  кое-где виднелись огромные красные
муравейники.   Я  с   интересом  рассматривал  эти  массивные   крутостенные
сооружения с  многочисленными  отверстиями, которыми кроме  законных  хозяев
пользуются также  и различные другие  живые  существа. Некоторые муравейники
достигают десяти футов высоты  и двадцати пяти футов  по диаметру основания,
стены их словно зацементированы. Этими беглыми наблюдениями пришлось  пока и
ограничиться. Муравейники  находятся  рядом с  деревней, и ими  можно  будет
заняться тогда, когда в моем лагере появится уже много животных и я не смогу
от него далеко уходить. Мы пошли дальше; вскоре тропинка пересекла небольшой
тихий ручеек, вода  которого  показалась нам  ледяной.  Мы  выкарабкались на
другой берег, вошли в лес, продираясь сквозь низкие заросли, и остановились,
чтобы дать глазам время привыкнуть к полумраку.
     Почти три мили прошли мы по ровной, слабо пересеченной местности, когда
Элиас. шедший впереди, застыл на месте и поднял руку. Мы напряженно ожидали,
прислушиваясь; Элиас бесшумно подошел ко мне и шепнул:
     -- Обезьяны, сэр, вот на той большой ветви.
     -- Какие обезьяны? -- спросил я, тщетно напрягая зрение.
     -- Черные с белыми пятнами на морде.
     "Белоносые  гвеноны",--подумал  я  с досадой, так как при  всем желании
ничего не мог обнаружить.
     -- Видите, сэр?
     -- Ничего не вижу.
     -- Сэр, идите сюда, с этого места хорошо видно.
     Мы подошли к указанному Элиасом месту, стараясь не шуметь в зарослях. Я
вспомнил наконец о бинокле, достал его и быстро навел на вершины деревьев. Я
смотрел на море колышущихся листьев  и  злился больше всего потому,  что два
моих охотника легко  видели то,  что  было недоступно  мне  даже  с  помощью
бинокля. Но  в конце концов и я заметил на скрытой под массой листвы большой
темной  ветви  восхитительную   процессию.  Впереди,  с  изогнутым  хвостом,
внимательно  оглядываясь по сторонам, шествовал старый  самец. Весь  он  был
черный,  как  уголь, и только  легкий зеленый отлив  меха на спине  придавал
обезьяне слабо выраженную пятнистую окраску. Грудь у обезьяны была белая, на
маленькой черной морде у носа тоже  выделялось большое белое как снег пятно.
Длинные  волосы  на  голове  вожака стояли  торчком,  и  весь  он,  медленно
передвигаясь по ветви, был очень  похож на пугало. По пятам за ним двигались
две самки, обе  меньше  его,  обе  очень осторожные,  так  как  с ними  были
детеныши.  Первая  прижимала  к  груди   крохотную  обезьянку  величиной   с
новорожденного  котенка. Малютка обхватила мать и крепко вцепилась лапками в
мех  на  ее  спине. Второй  детеныш  был  старше, двигался за своей  матерью
самостоятельно, со страхом поглядывал на  открывающуюся  под ним  пропасть и
испускал жалобные, пискливые звуки. Я восторгался детенышами и, наблюдая  за
ними,  решил,  что  достану маленького  белоносого  гвенона, даже  если  мне
придется затратить на это остаток моей жизни.
     --  Маса  будет стрелять?--услышал  я  хриплый  шепот  Элиаса;  опустив
бинокль,  я увидел, что он  протягивает мне ружье. В первый  момент  я  даже
возмутился, услышав, тго мне предлагают  стрелять в таких милых  зверьков  с
забавными хохолками  и  клоунскими белыми носами.  Позднее  я  понял, что не
сумею  объяснить спутникам свои соображения: в  лесах  Камеруна сентименты и
чувства являются  привилегией  сытых. Мясо  здесь  попадается редко,  каждый
кусок его  ценится  на вес золота, поэтому эстетические  чувства отходят  на
задний план и уступают место требованиям голодного желудка.
     --  Нет,  Элиас, я  не буду стрелять.  --  Сказав это,  я  снова поднял
бинокль, но обезьяны уже исчезли.
     -- Элиас!
     -- Сэр?
     --  Объявите  в  деревне,  что я заплачу пять шиллингов  за  пойманного
детеныша такой обезьяны.
     -- Хорошо, сэр, -- отозвался Элиас, заметно повеселев.
     Мы  продолжали  двигаться  по извилистой  тропинке и  вышли  к  берегам
небольшого ручья, журчавшего в мелком русле. Сырые,  заболоченные берега его
были  покрыты зарослями широколистных  растений, зеленых и  сочных. Мы пошли
вдоль ручья,  растительность доходила мне до пояса. Вдруг Элиас подпрыгнул и
закричал:
     -- Стреляйте, маса, стреляйте!
     Я не мог ничего разобрать в возникшей впереди суматохе, не знал, куда и
в  кого  стрелять.  Андрая  прыгал в зарослях, как длинноногий  кузнечик,  и
пронзительно  кричал.  Судя  по  шуму,  в кустах  пряталось какое-то крупное
животное; кустарник, однако, был настолько густым, что там мог  укрыться кто
угодно, от леопарда до гориллы, и я не знал, что произойдет дальше. Внезапно
кусты раздвинулись, и я  с изумлением увидел двух крупных кабанов, мчавшихся
зигзагами между  деревьями. Животные были ярко-оранжевого  цвета, с длинными
белыми кисточками на ушах и  развевающейся полоской белых волос вдоль спины.
Более красивых  и интересных кабанов  мне  еще не приходилось встречать, и я
смотрел им вслед с разинутым ртом. С поразительной быстротой они скрылись  в
лесу. Элиас  и Адрая после всего случившегося вряд ли слишком высоко оценили
мои охотничьи способности.
     --  Хорошие  свиньи,   --  с  тоской   сказал  Элиас,  прислушиваясь  к
затихающему шуму убегающих животных.
     -- Прекрасное мясо, -- грустно поддержал Андрея.
     -- Прекрасное мясо и для европейцев,--продолжал он,  с упреком глядя на
меня и подчеркивая, что разочарование его не является чисто эгоистическим.
     -- Это ружье не годится для кабанов, -- поспешно объяснил я, -- в Эшоби
я возьму более сильное ружье.
     -- А то ружье сильное?
     -- Да, очень сильное, из него можно убить кабана, тигра, даже слона, --
безудержно хвастал я.
     -- Это правда, сэр?
     -- Правда. Когда-нибудь мы придем в лес и убьем много кабанов.
     -- Да, сэр, -- дружно ответили охотники.
     Мы продолжили путь, охотники предвкушали обещанную жареную свинину, а я
с  удовольствием  вспоминал  великолепных  животных  и  надеялся,  что   мой
авторитет пока сохранен.
     Много часов спустя,  когда  я уже еле передвигал ноги,  произошла  наша
третья и последняя в этот день  встреча. Мы  вышли  к  участку  леса,  почва
которого казалась  вспаханной.  Слой  листьев на земле был разрыт,  камни  и
ветки  перевернуты,  молодые   растения   согнутый  изжеваны.  Оба  охотника
осмотрели следы, Элиас подошел ко мне и прошептал магическос слово "соомбо".
Так  камерунцы называют  дрила, обезьяну, забавляющую посетителей  зоопарков
своим  сверкающим голым задом и злобными гримасами.  Дрилы всегда привлекали
меня  в  зоопарке  тем, что  с подкупающей  искренностью показывали наиболее
непростойные части  своего тела,  приводя в ужас  посетителей.  Если  верить
Элиасу, перед  нами находилось  целое стадо дрилов,  и  я  не хотел упустить
возможность  увидеть  их  в  естественном  состоянии;  мы  начали  энергично
продвигаться по лесу в направлении доносившегося до  нашего слуха рычания  и
раздраженных пронзительных  криков.  В течение часа  мы  преследовали стадо,
карабкаясь  и спотыкаясь,  иногда  даже ползли  на четвереньках;  один  раз,
несмотря на все мое отвращение, пришлось проползти на животе около ста ярдов
по болоту.  Но при  всех наших стараниях  стадо мы не  догнали, единственной
наградой  было то, что мы на мгновение  увидели  мелькнувшую в кустах  серую
фигуру. Наконец мы сдались, растянулись  на земле  и, измученные,  закурили,
прислушиваясь к шуму уходившего стада.
     Мы продолжали  путь  по  нашему  кольцевому  маршруту и уже  в  темноте
подошли  к  крайним  хижинам  деревни.   Грязный,  исцарапанный,  смертельно
усталый, я был все  же в приподнятом настроении, так как намеченный план был
выполнен. Вокруг яркого костра у одной из хижин собралось в кружок несколько
человек. Мальчуган, внезапно  заметив мою оборванную белую фигуру,  с криком
спрятался в хижине. Взрослые встали и поздоровались со мной.
     -- Здравствуйте, маса, здравствуйте!
     -- Добрый вечер, маса... Вы вернулись?
     Мягкие  голоса,  зубы,  сверкающие при  свете  костра,  приятный  запах
горящего дерева.
     --  Отдохнем здесь немного,  Элиас,  --  предложил  я и с  наслаждением
присел к костру. Земля была еще теплой от дневного солнца. Я чувствовал, как
исчезала боль в ногах и блаженное тепло разливалось по телу.
     -- Маса был в лесу? -- спросил старший из находившейся у костра группы.
     -- Да, мы были в  лесу,--с важностью ответил Элиас и разразился потоком
слов на родном языке, жестами показывая проделанный нами по лесу путь.
     Раздались дружные возгласы изумления, последовали новые вопросы.  Элиас
повернулся ко мне:
     -- Я  сказал им, маса,  что мы прошли  очень большой  путь.  Маса очень
сильный...--добавил он, полагая, что мне следует польстить.
     Я улыбнулся так скромно, как только мог. Элиас шутливо спросил:
     -- Маса нравится в лесу?
     -- Очень нравится,--твердо ответил я.
     Все рассмеялись при мысли о том, что белому человеку нравится в лесу.
     -- Маса хочет сегодня ночью  снова идти  в лес,--сказал Элиас, в глазах
его лучился смех.
     -- Да, я могу сегодня ночью идти в лес,--поддержал я.-- Я охотник, а не
женщина.
     Эта остроумная шутка была встречена взрывом смеха.
     -- Правда, правда, -- сказал Элиас. -- Маса говорит правду.
     -- Маса настоящий мужчина, -- подтвердил с улыбкой Андрая.
     Я  раздал  папиросы; мы  сидели на корточках у  костра,  сосредоточенно
курили,   говорили   о  различных   животных,   пока   не  появилась   роса.
Распрощавшись,  мы  пошли  по деревенской  улице,  вдыхая запахи  пальмового
масла, пизанга и маниока  -- ужина жителей деревни. В  хижинах мерцали огни,
сидящие у входа обитатели хижин тепло приветствовали нас.
     -- Вы уже пришли, маса?
     -- Здравствуйте, маса, здравствуйте!
     -- Спокойной ночи, сэр!
     Жизнь казалась мне чудесной.


ГЛАВА II
     Мелкие животные
     Прежде  чем весть  обо  мне распространилась  по  окрестным селениям  и
местные  охотники  направились   в  лесные  заросли  на   ловлю  зверей  для
сумасшедшего,   покупающего  их,   прежде  чем   немногочисленные  посещения
охотников с добычей перешли в сплошной поток, совершенно захлестнувший меня,
я  имел  возможность  совершить несколько  вылазок  в  глубь леса.  При этих
вылазках я  не столько стремился к  поимке зверей,  сколько  искал  наиболее
подходящие  места  для  установки капканов,  выбирал дуплистые  деревья,  из
которых   впоследствии  можно   было  бы   выкурить   интересных   зверьков,
основательно  знакомился  с   окружающими  Эшоби  лесами.   Не  зная  хорошо
местность, почти невозможно  поймать нужных  животных: каждая разновидность,
каждая группа  животных имеет свои излюбленные участки леса,  знание которых
для  охотника совершенно обязательно. Иногда, по счастливой случайности, нам
удавалось поймать какого-либо зверя и  во время таких прогулок. Одна из них,
которую я совершил вдвоем с Элиасом. надолго сохранилась в моей памяти.
     Андрая,  как  оказалось, был  большим ипохондриком:  малейшая  боль или
небольшой жар загоняли его  в дальний темный угол хижины, где он корчился  и
стонал, словно находился на грани смерти, что страшно пугало трех его жен. В
один из  таких дней  я договорился  с Элиасом, что  мы пойдем в лес  вдвоем.
Скоро я начал жалеть о своей затее, так как послеполуденный зной донимал нас
сильнее  обычного.  В  лагерном  моем   зверинце  все  было  тихо:  птицы  с
полузакрытыми  глазами   неподвижно  сидели  на  своих  жердочках,  крысы  и
дикобразы дремали на  подстилках из  банановых  листьев, даже  обычно резвые
обезьяны стали сонными и тихими. Кругом все спало, у меня тоже  было большое
искушение  погрузиться  в  сон.  В  воздухе не  чувствовалось  ни  малейшего
дуновения,  листья безжизненно  свисали  с  деревьев.  Одуряющая,  цепенящая
духота делает человека ленивым и вялым. Вместе  с жарой наступает тягостная,
унылая  тишина:  не слышно  даже пения  птиц, лишь  издалека, из  прохладных
глубин леса, доносится слабый звон цикад.
     Большим усилием воли заставил я себя подготовиться в путь; в одну сумку
я положил  сети,  холщовые  мешки  для птиц или змей, папиросы  и  спички. В
другой сумке находились патроны, запасная коробка спичек, свеча  и различные
колбочки и банки для всякой мелочи  -- пауков, скорпионов и т. п. Я закончил
чистить ружье, когда  к палатке  подошел  Элиас; пот  градом  катился по его
улыбающемуся  лицу,  всю  его  одежду  составляла тряпка,  повязанная вокруг
бедер. Он имел при себе копье и неизменный тесак.
     -- Маса, я пришел, --приветствовал он меня. -- Маса готов?
     -- Да, Элиас, идем. Сегодня очень жарко, правда?
     -- Слишком много солнца, -- согласился Элиас, закидывая  сумки себе  за
спину.
     Пройдя  по узкой красноземной тропинке, перейдя  ручей,  холодная  вода
которого доставала  нам лишь до лодыжек,  миновав  подлесок, мы  вступили  в
величественную, сумрачную,  наполненную  неповторимым ароматом лесную  чащу.
Жара, преследовавшая меня в лагере, сменилась освежающей прохладой, полумрак
давал возможность смотреть  на все  широко раскрытыми  глазами, не щурясь от
яркого  солнечного  света.  Элиас  легко  и  свободно шел впереди  по  почти
неразличимой тропинке, босые ноги его бесшумно ступали по лиственному ковру.
Время  от  времени слышен  был  стук  тесака, которым  Элиас обрубал  ветку,
слишком  низко  нависшую над тропой. Большие затруднения при лесных  походах
доставляло  мне  обилие  впечатлений по  обе  стороны  тропы:  я не  успевал
смотреть  себе под ноги и  все  время  спотыкался. Яркий цветок  в листве  у
вершины дерева заставлял меня смотреть вверх до  боли в шее, упавшее дерево,
лежавшее в  стороне от нашего пути и покрытое разноцветными поганками, также
привлекало мое внимание; я озирался по сторонам,  желая сразу все увидеть, и
непрерывно  оступался  и  спотыкался. В  этот день,  однако,  у меня