через полчаса клетка была совершенно чиста, даже
потолок был тщательно  вылизан, для чего броненосцам приходилось вставать на
задние лапы. А сами близнецы,  шумно сопя, уже спали  глубоким  сном в своей
благоухающей спальне, свернувшись в клубок. Со  временем благодаря обильному
питанию близнецы  так  растолстели,  что  с  трудом  пролезали  через  дверь
спальни. Однажды, раздумывая над тем, как расширить клетку, я обнаружил, что
один из близнецов с выгодой использует это обстоятельство. Вместо того чтобы
укладываться  спать  вдоль спальни,  как  он  это делал  раньше, он  ложился
поперек,  головой  к двери. Как  только запах  пищи достигал его, броненосец
мгновенно,   прежде  чем  его   компаньон   успевал  повернуться  в   нужном
направлении, подскакивал  к двери, наполовину  высовывался  из нее, а  затем
приподымал зад и закупоривал отверстие, как  пробка бутылку. После этого  он
пододвигал к себе миску с едой  и начинал неторопливо копаться в ней,  а его
разъяренный  сородич,  визжа  и фыркая,  безуспешно  царапал его  неуязвимый
бронированный зад.
     Волосатый  броненосец --  стервятник аргентинской пампы. Приземистый, с
броней,  надежно  защищающей  его  от  большинства  хищников,  он,   подобно
миниатюрному танку, движется по освещенной луною траве и перемалывает своими
челюстями почти  все,  что попадается  ему на пути. Броненосец ест фрукты  и
овощи, а при отсутствии их разоряет птичьи гнезда, пожирая яйца или птенцов;
на закуску охотно поедает  мышей и даже змей, если наталкивается  на них. Но
больше  всего  броненосец любит  сочную,  пахучую,  полусгнившую падаль, она
притягивает его, как магнит притягивает  железо. В Аргентине, где расстояния
огромны, а стада неисчислимы,  часто бывает  так,  что  старая  или  больная
корова умирает и туша ее остается лежать незамеченной в траве; на солнце она
быстро  разлагается, запах  разносится  далеко  вокруг,  и  к  падали быстро
слетаются  мухи,  жужжащие   словно  рой  пчел.  Запах  разлагающейся   туши
броненосец  воспринимает  как  приглашение  на  банкет.   Покинув  нору,  он
отправляется  на  поиски  и  быстро  находит  лакомство:  огромную,  кишащую
личинками груду мяса, лежащую в траве. Наевшись до  отвала, броненосец не  в
силах уйти от туши, на которой еще  остается столько еды, и он роет  под нею
нору. Там  он спит  до тех пор, пока  не  переварит  свой обед  и  снова  не
почувствует голод. Тогда ему достаточно подняться наверх, высунуть голову из
норы --  и, так  сказать, стол для него  накрыт.  Как правило, броненосец не
покидает падаль, пока  не снимет  последний клочок  мяса  с  уже  побелевших
костей.  Лишь  тогда   со  счастливым  вздохом  насытившегося  животного  он
возвращается домой  ожидать  очередной гибели  коровы или  овцы. Несмотря на
свои  извращенные  вкусы,  броненосец  считается  отличной  едой,  мясо  его
напоминает нечто среднее  между телятиной и мясом молочного поросенка. Пеоны
часто  ловят  их,  сажают в бочки с грязью  и откармливают для  собственного
стола. На первый взгляд противно  есть животное, проявляющее такие низменные
вкусы и предпочитающее  падаль, но ведь  и  свиньи не  особенно разборчивы в
еде, а то, что ест камбала, вызовет тошноту даже у вурдалаков.
     В  пампе  есть  животное,  чьи  привычки  настолько  же  очаровательны,
насколько  они  отвратительны  у  броненосцев, но  мне  не  пришлось  с  ним
столкнуться. Это вискача, грызун величиной с  обычного терьера, с  таким же,
как  у  него,  низко  посаженным  туловищем  и мордочкой,  очень  похожей на
кроличью.  От  носа  к  глазам  у  нее  тянется   черная  полоска,  под  ней
светло-серая, а  потом  опять черная.  Можно подумать,  что  вискача  начала
раскрашивать себя под зебру,  но вскоре ей это надоело и она бросила работу,
едва  начав ее. Вискачи живут обычно колониями до  сорока особей  в  больших
подземных норах, называемых vizcacheras.
     Вискачи  -- это  богема пампы.  Они  ведут  самый непринужденный  образ
жизни, и  в  их  обширных  коммунальных норах всегда  можно  застать друзей,
проживающих  у  них.  Земляные совы строят себе квартирки в  боковых стенках
нор,  в заброшенных уголках иногда поселяются змеи, выступающие здесь в роли
обитателей мансард. Когда грызуны расширяют свое подземное жилище и покидают
часть  прежних  нор,  в  них  немедленно  вселяются   ласточки.  Во   многих
vizeacheras  обитает  не  менее разношерстная  публика,  чем  в  пансионатах
Блумсбери.  Пока  постояльцы  ведут  себя  прилично,  хозяева  нисколько  не
беспокоятся  о том, кем и  как  заселено их подземелье. Художественные вкусы
вискачи, на мой взгляд, формировались под значительным влиянием сюрреализма.
Земля у  входа в нору  лишена всяких признаков растительности  и  так плотно
утрамбована  множеством  маленьких   ног,  что  парадный   подъезд   колонии
представляет собой  танцевальную площадку. Эти  плешины среди пампы являются
своеобразными студиями, где вискачи устраивают свои художественные выставки.
Они методично складывают в кучи длинные сухие стебли  чертополоха, перемежая
их камнями,  ветками  и  корнями.  Чтобы  сделать эти  натюрморты  еще более
привлекательными, вискачи используют все, что только попадается им на глаза.
Около одной  vizсacheras я  нашел  сооружение  из веток,  камней  и  стеблей
чертополоха, между которыми  со вкусом  были вставлены несколько  консервных
банок, три серебряные бумажки, восемь красных пачек из-под сигарет и коровий
рог. Эта  необычная  выставка,  так любовно  и  заботливо устроенная посреди
бескрайней пустынной пампы,  пробудила во мне страстное  желание  увидеть ее
создателя. Я пытался представить себе толстого маленького зверька с грустной
полосатой  мордой,  сидящего  при  лунном  свете   у  входа  в  свой  дом  и
поглощенного  созданием  художественного  произведения  из сухих  растений и
различных  предметов.  Одно  время  вискачи были  наиболее распространенными
обитателями  пампы,  но  их вегетарианские  вкусы и  упорство,  с каким  они
выводили траву на больших  участках для  занятий художественным творчеством,
навлекли на них гнев земледельцев. Фермеры объявили им войну, и грызуны были
уничтожены или изгнаны из старых мест обитания.
     Мы  не поймали ни одной  вискачи, и,  как  я  уже  говорил, мне даже не
довелось  ее  увидеть. Я  и  теперь  очень сожалею  о том, что мне  так и не
удалось встретиться с этим любопытным представителем аргентинской фауны.

        ИНТЕРЛЮДИЯ

     Авиационная компания  заверила нас, что  как  только мы доставим  наших
животных  в Буэнос-Айрес,  можно будет отправить  их самолетом  в  Лондон  в
течение  суток. Поэтому,  когда  наш грузовик добрался до окраины столицы, я
позвонил  в   отдел   грузовых   перевозок  и,  сообщив  о  своем  прибытии,
поинтересовался,  где  я могу  разместить животных  на  ночь.  С  изысканной
любезностью мне ответили,  что в течение ближайшей недели отправить животных
не удастся и что на  территории аэродрома держать их негде. Таким образом, я
оказался  в чужом  городе с полным грузовиком  животных,  которых негде было
пристроить,-- положение, мягко говоря, не из легких.
     Видя наше затруднение, шофер любезно разрешил нам оставить животных  на
ночь  в  грузовике,  но  утром  машина  понадобится  ему  для работы.  Мы  с
благодарностью  приняли  его  предложение и, поставив грузовик во  дворе его
дома, начали кормить  животных. Во  время  кормежки  Джеки  пришла  в голову
счастливая мысль.
     -- Я знаю, что делать! -- радостно  воскликнула она.-- Давай позвоним в
посольство.
     --  Мы не можем звонить в посольство и просить устроить на неделю наших
животных,-- возразил я.-- Посольства не занимаются такими делами.
     -- Если  ты позвонишь мистеру Джибсу,  он, возможно, сумеет нам помочь.
Во всяком случае, попытаться стоит.
     Нехотя,  сознавая  бесполезность  этой  затеи,  я  все  же  позвонил  в
посольство.
     --  Алло,  вы  уже  вернулись?  --  послышался  веселый  голос  мистера
Джибса.-- Вы удачно съездили?
     -- Да, спасибо, отлично.
     -- Очень рад за вас. И много вам удалось поймать животных?
     -- Да, порядочно. Дело в том, что из-за этого я вас и беспокою. Я хотел
спросить, не сможете ли вы нам помочь.
     --  Конечно.  А  в  чем  дело?  --  спросил  мистер  Джибс,  ничего  не
подозревая.
     -- Нам нужно где-то разместить на недельку животных.
     Последовала непродолжительная пауза, во время которой мистер Джибс, как
я  предполагаю, боролся  с  искушением  немедленно  повесить  трубку.  Но  я
недооценил его  самообладание; когда он мне  ответил, его голос был таким же
ровным и любезным, как обычно, без каких-либо признаков истерии.
     --  Да, это, пожалуй, нелегкая задача.  Вам,  вероятно,  нужен сад  или
что-либо в этом роде?
     -- Да, и желательно с гаражом. У вас нет ничего на примете?
     -- Пока  нет, мне  не  часто приходится подыскивать... э-э... помещения
для живого  инвентаря, так что  мой опыт  в этом отношении  невелик. Если вы
зайдете  ко мне  завтра утром -- может  быть,  к  тому времени  я что-нибудь
найду.
     -- Большое  спасибо,--  благодарно ответил я.--  Когда  вы  приходите в
посольство?
     -- О нет, так рано  не надо,-- поспешно ответил мистер Джибс.-- Зайдите
что-нибудь около половины одиннадцатого, я  постараюсь к этому времени кое с
кем поговорить.
     Вернувшись во двор, я передал Джеки и Яну содержание нашего разговора.
     -- Пол-одиннадцатого нас не устраивает,-- сказала Джеки.-- Шофер только
что предупредил, что грузовик ему понадобится к шести часам.
     Некоторое время мы сидели в мрачном молчании, усиленно работая мозгами.
     -- Знаю! -- неожиданно воскликнула Джеки.
     -- Нет! -- твердо ответил я.-- Я не буду звонить послу.
     -- Да я не об этом -- позвоним лучше Бебите.
     -- Черт побери, ну разумеется! И как это мы раньше не сообразили.
     --  Я  не сомневаюсь,  что  она нас устроит,--  продолжала  Джеки таким
тоном,   как  будто  была  искренне  убеждена  в   том,  что  каждый  житель
Буэнос-Айреса  с   удовольствием  примет  участие  в  размещении  небольшого
зверинца, стоит его  об  этом  попросить. В третий раз  я  пошел к телефону.
Последовавший разговор показал, на что способна Бебита.
     -- Алло, Бебита, добрый вечер.
     --  Джерри? Здравствуй, мальчик, я только что  говорила о  вас. Где  вы
сейчас находитесь?
     -- В каком-то пригороде Буэнос-Айреса -- вот все, что я могу сказать.
     -- Выясни скорее, где вы, и приезжайте ужинать.
     -- Мы бы с удовольствием, если б можно было.
     -- Конечно, можно.
     -- Бебита, я звоню тебе в надежде, что ты сумеешь нам помочь.
     -- Ну конечно, мальчик. В чем дело?
     -- Понимаешь, мы здесь со своими животными. Ты не сможешь пристроить их
куда-нибудь на недельку?
     Бебита весело засмеялась.
     -- Ах! -- произнесла она с напускным смирением.-- Ну что ты за человек!
В такой  час ты звонишь мне только для  того, чтобы попросить устроить своих
животных. Ты всегда думаешь только о своих животных!
     -- Я знаю, что сейчас уже поздно,-- сказал я с раскаянием,-- но если мы
до утра ничего не найдем, нам придется чертовски трудно.
     --  Не отчаивайся,  мальчик,  я найду  что-нибудь для тебя. Позвони мне
через полчаса.
     --  Чудесно!  --  сказал  я,  приободрившись.--  Я  очень  сожалею, что
пришлось беспокоить тебя такими делами, но нам больше не к кому обратиться.
     -- Глупости,-- ответила Бебита.-- Разумеется, вы должны были обратиться
ко мне. Всего хорошего.
     Прошло мучительных полчаса, и я снова подошел к телефону.
     --  Джерри? Все в  порядке,  я нашла  для вас место. Один  мой приятель
согласился пустить  твоих зверюшек в свой сад. У него  там есть что-то вроде
гаража.
     -- Бебита, ты просто чудо! -- воскликнул я, вне себя от восторга.
     -- Ну разумеется,-- весело подтвердила она.-- А теперь записывай адрес,
отвези свой зверинец и приезжай ужинать.
     Воспрянув  духом, мы помчались по указанному адресу. Через десять минут
машина остановилась, и, выглянув из кузова, я увидел массивные металлические
ворота высотой  около двадцати футов; широкая аллея, усыпанная гравием, вела
к дому, напоминавшему несколько уменьшенную копию Виндзорского замка. Я  уже
хотел сказать  шоферу, что он  ошибся и  привез нас  не по тому адресу,  как
ворота неожиданно раскрылись и приветливо улыбающийся  привратник поклонился
нам  с  таким  видом, будто перед ним не  обшарпанный  грузовик, а роскошный
роллс-ройс. С  одной  стороны  дома проходила  крытая веранда; она-то и была
отведена  для  наших  животных,  как  сообщил  привратник.  Еще   не  вполне
оправившись  от  изумления,  мы  начали  разгружать  машину.  Опасаясь,  что
произошло  какое-то недоразумение, мы поспешили  расставить клетки и удрать,
прежде чем хозяин дома поднимет шум.
     Бебита, спокойная и красивая,  приветствовала нас в своей квартире; как
видно, вся эта история ее насмешила.
     -- Ну, что, дети, благополучно разместили своих животных?
     -- Да, спасибо, все  в порядке,  там им будет просто чудесно. Твой друг
поступил очень великодушно, Бебита.
     --   Ах,--   вздохнула  она.--   Разумеется,   он  чудесный  человек...
великодушный... очень обаятельный... Вы представить себе не можете, какой он
обаятельный человек.
     -- И долго тебе пришлось уговаривать его? -- недоверчиво спросил я.
     -- Что ты, наоборот, он сам мне это предложил. Я только позвонила ему и
сказала, что  мы хотим поместить несколько маленьких зверюшек в  его саду, и
он  немедленно  согласился.  Он мой  друг,  и,  разумеется,  он  не  мог мне
отказать.
     Бебита улыбнулась нам ослепительной улыбкой.
     -- Да,  конечно, я тоже себе не представляю, как он  мог тебе отказать,
но   мы  в  самом  деле  бесконечно   признательны   тебе,  ты  просто  наша
мать-спасительница.
     -- Глупости,-- сказала Бебита.-- Пошли скорее ужинать.
     Только  на следующее утро, зайдя  к мистеру Джибсу, мы сумели  в полной
мере оценить, какую трудную задачу пришлось решить накануне Бебите.
     -- Я  очень  сожалею,-- извиняющимся тоном произнес мистер  Джибс.--  Я
звонил в несколько мест -- и все безрезультатно.
     -- Не  беспокойтесь об  этом, один  наш друг  нашел подходящее место,--
сказал я.
     -- Очень рад. Наверно, вся эта история доставила вам немало хлопот. Где
же вы разместились?
     -- В одном доме на проспекте Альвеар.
     -- Где-где?
     -- На проспекте Альвеар.
     -- На проспекте Альвеар? -- еле слышно переспросил мистер Джибс.
     -- Ну да, а что тут особенного?
     --  Ничего... ничего  особенного,-- ответил он, с  изумлением глядя  на
нас.-- Просто проспект Альвеар для Буэнос-Айреса  примерно то же самое,  что
Парк Лейн[7] для Лондона.
     Спустя несколько дней, когда все животные  были переправлены самолетами
в Англию,  выяснилось, что на юг страны нам так и  не удастся попасть. Встал
вопрос, куда направиться теперь. И тут нам позвонила Бебита.
     -- Слушайте, дети, хотите совершить поездку в Парагвай?
     -- Мне бы очень хотелось попасть в Парагвай,-- с горячностью ответил я.
     --  Мне кажется, я  смогу вам это устроить.  Вы  долетите  самолетом до
Асунсьона, а там один мой друг возьмет вас в свой самолет и доставит  в  это
самое... как оно называется... Пуэрто-Касадо.
     -- Вероятно, ты договорилась об этом с одним из твоих друзей?
     -- Ну разумеется. С кем еще я могу об этом договориться, глупыш?
     -- Единственным  препятствием  может быть наше слабое знание испанского
языка.
     -- Я тоже об этом подумала. Ты помнишь Рафаэля?
     -- Ну как же.
     --  У него сейчас в  школе каникулы, и  он бы с  удовольствием поехал с
вами в качестве переводчика. Его мать считает, что  такое путешествие пойдет
ему на пользу, при условии, что вы не заставите его охотиться за змеями.
     --  Исключительно разумная  у  него мама!  Ты  подала блестящую идею, я
просто обожаю тебя и всех твоих друзей.
     -- Глупости,-- ответила Бебита и повесила трубку.
     Так и получилось, что  мы с Джеки полетели в столицу Парагвая Асунсьон.
С нами летел Рафаэль  де Сото  Асебал;  всю  дорогу  в  нем клокотала  такая
жизнерадостность,  что к  концу  полета я  казался  себе охладевшим  к жизни
старым циником.
     Глава третья

        ПОЛЯ ЛЕТАЮЩИХ ЦВЕТОВ

     Когда грузовик, подпрыгивая на ухабах, подъехал к  небольшому аэродрому
невдалеке от Асунсьона, было уже совсем светло, небо голубело. Еще не совсем
очнувшись от сна, мы неловко выбрались из машины и выгрузили свое имущество.
После этого  мы  немного походили,  зевая  и  потягиваясь.  Летчик  и  шофер
грузовика  скрылись  в полуразвалившемся ангаре,  стоявшем на  краю  летного
поля. Вскоре,  шумно  пыхтя  от  напряжения,  они  показались  снова, толкая
небольшой  четырехместный  моноплан,  красиво  разрисованный  серебристой  и
красной краской. Когда они  выводили  самолет из  ангара на солнце, они были
очень похожи на  пару крупных  коричневых муравьев,  волокущих  в муравейник
маленькую  бабочку.  Рафаэль  сидел  на  чемодане,  сонно  опустив  голову и
полузакрыв глаза.
     -- Смотри, Рафаэль,-- весело сказал я.-- Вот наш самолет.
     Рафаэль  вздрогнул,  вскочил и посмотрел на  крошечный самолет, который
подталкивали к нам двое  людей.  Его глаза удивленно расширились за стеклами
очков.
     -- Не  может  быть! -- воскликнул он  недоверчиво.--  Неужели  это  наш
самолет?
     -- Похоже, что так.
     -- О господи!
     --  А  в чем  дело?  -- спросила  Джеки.--  Это  очень  милый маленький
самолетик.
     -- В том-то и дело, что маленький,-- ответил Рафаэль.
     -- Ничего, он выглядит достаточно прочным,-- успокоил я его, но в  этот
момент одно из  колес  перекатилось через небольшую кочку и  все  сооружение
закачалось из стороны в сторону с мелодичным звоном.
     --  Черт возьми!  -- в ужасе закричал  Рафаэль,-- Джерри,  се n'est pas
possible[8], мы не долетим на этой штуке... она слишком мала.
     -- Не  волнуйся, Рафаэль,  все в порядке,-- сказала Джеки с  оптимизмом
человека, никогда не  летавшего  на маленьких самолетах.-- Это очень хороший
самолет.
     -- Правда? -- спросил наш друг, беспокойно поблескивая очками.
     -- Ну конечно, в Америке очень много таких самолетов.
     --  Но ведь мы не в  Америке, а в Чако... Посмотри, у  него только одно
крыло, n'est се pas?[9] Если оно отломится, мы... брр! свалимся в
лес.-- Он откинулся назад и посмотрел на нас с жалким видом.
     Тем  временем самолет был подготовлен к отлету, и пилот  подошел к нам,
открывая в улыбке золотые зубы.
     --  Bueno, vamos[10],-- сказал  он  и начал собирать  багаж.
Рафаэль поднялся и взял свой чемодан.
     -- Джерри, мне это не нравится,-- жалобно проговорил  он, направляясь к
самолету.
     Когда имущество было уложено, для нас самих почти не осталось места, но
мы все же ухитрились втиснуться в самолет, я  с пилотом на переднее сиденье,
Джеки с Рафаэлем на заднее. Я  сел последним и захлопнул  невероятно хрупкую
на вид  дверцу,  которая тут  же открылась.  Пилот  нагнулся  и посмотрел на
дверцу.
     --No  bueno[11],--произнес  он, схватился  мощной  рукой  за
дверцу и захлопнул ее с такой силой, что самолет заходил ходуном.
     -- О господи! -- послышался жалобный стон Рафаэля.
     Летчик, весело  насвистывая  сквозь  зубы, задергал  ручки  управления,
мотор взревел, и машина начала дрожать и трястись. Самолет тронулся с места,
подпрыгивая на  неровностях почвы, трава слилась в сплошное зеленое пятно, и
мы  оторвались от земли. Набирая высоту, мы любовались открывшейся под  нами
местностью   --   сочной  тропической   зеленью,   пронизанной  красноватыми
прожилками дорог. Мы пролетели  над  Асунсьоном, розовые дома  которого ярко
сверкали на солнце,  и вскоре  прямо по  курсу самолета, в  мерцающем  круге
пропеллера,