тельном сроке было соблюдено.  Обнаружив на
другое  утро,  что  ей  придется  работать  в  нашей  крохотной  комнатушке,
поскольку новые жильцы вселились в  соседнюю комнату на два дня раньше,  чем
предполагалось, Софи слегка опешила.
     "Ну вот, - подумала я, - теперь уж точно откажется".
     - Я  тут  попробовала расчистить место для  вас,  -  сказала я,  убирая
поднос с чаем и пепельницы с окурками,  -  но если этого будет мало,  можете
спокойно продолжить этот процесс, поскольку Джерри всегда уверяет, что точно
знает, где что находится*.
     ______________
     *  Хотя до той поры это стоило мне огромных усилий,  я все же ухитрялся
кое-как  помнить,  где  что  лежит.  Комбинация Джеки-Софи все  перевернула.
Наступило то, что я называю началом конца. Дж.Д.

     Софи  спокойно обозрела комнату,  больше  всего  напоминающую городскую
свалку.   Помимо   обычного  мусора,   кругом  валялись  различные  предметы
снаряжения,  и  войти к  нам было не  так-то  просто из-за нагроможденных на
лестничной площадке коробок и ящиков.
     - Если что понадобится,  постучите по  полу,  я  буду на кухне готовить
ленч.  -  С  этими словами я живо удалилась,  оставив ее наедине с очередным
эпосом Даррелла.
     Много позже Софи  поведала мне,  что  ей  чрезвычайно понравилась такая
перемена обстановки,  она  чувствовала себя  легко  и  просто среди  полного
сумбура. Сдается мне, Софи даже не подозревала, как все в доме сострадают ей
- все, кроме Даррелла, который полагал, что лучшей практики не придумать для
секретарши, чтобы знала, с кем имеет дело.
     Когда истек трехдневный срок,  мы  ни  за  что не хотели расставаться с
ней,  и,  к  счастью,  Софи  согласилась остаться,  если ей  будет позволено
сочетать работу у  нас  с  другими,  важными для нее делами.  Она объяснила,
смущаясь, что занята поисками жилья для своей престарелой матери и брата. Их
дом в Эссексе уже продан,  поэтому так важно найти новый.  Естественно,  нам
было все равно,  как она станет распределять свое время, лишь бы работа была
сделана, пусть приходит и уходит, когда ей удобно. Далее последовали одни из
самых трудных переговоров в моей жизни.  Честное слово,  я никогда не видела
человека,  так безразлично относящегося к деньгам,  и мне стоило величайшего
труда   уговорить  Софи   получать  жалованье,   обеспечивающее  прожиточный
минимум*.
     ______________
     * Джеки отвергла предложенный мной простейший выход из затруднительного
положения: попросить Софи работать даром. Дж.Д.

     Она по  сей день не изменилась,  что весьма осложняет мне жизнь,  и  не
хочет  понять мои  терзания.  Мы  очень быстро осознали,  как  нам  повезло.
Милейший человек, она постоянно удивляла нас самыми неожиданными поступками.
Так,  вернувшись однажды из трехдневной поездки в Лондон, мы обнаружили, что
наша комната сияет чистотой. В пишущую машинку была вставлена записка:
     "Дорогой босс,  управившись с  работой,  я  решила сделать вам приятный
сюрприз. Надеюсь, вы без труда найдете все, что вам нужно. Софи Кук".
     Мы были потрясены,  и Даррелл,  как и следовало ожидать,  набросился на
родичей,  допытываясь,  как  они позволили его секретарю заниматься уборкой,
что отнюдь не входит в ее обязанности.
     - Не дури,  милый, - сказала миссис Даррелл, - как я могла ей помешать?
И вообще, ты должен быть рад, что она так обо всем заботится.
     А  я  мучилась угрызениями совести  и  поклялась себе,  что  постараюсь
держать  наше  гнездышко в  относительной чистоте,  чтобы  бедняжка Софи  не
чувствовала себя обязанной наводить порядок,  как только мы отвернемся.  При
первом же ее появлении Джерри решительно заявил,  что мы,  конечно, ценим ее
доброту, но впредь она ни в коем случае не должна делать ничего подобного.
     - Но почему,  Джерри?  - спросила Софи. - Мне нечего было печатать, и я
вдруг подумала,  как приятно вам будет вернуться в чистую комнату.  Всего-то
немного времени понадобилось, и мне это только доставило удовольствие.
     - Но смотри,  чтобы это не вошло у тебя в привычку. Это было очень мило
с твоей стороны, но я нанимал секретаршу, а не уборщицу.
     - Ничего не поделаешь,  Джерри,  я  не способна сидеть без дела и даром
получать жалованье.  Не берите в голову,  дорогие, придется вам привыкать ко
мне.
     С той поры и вплоть до нашего отъезда в Аргентину Софи играла важнейшую
роль в нашей жизни,  мне даже трудно представить себе, как мы обходились без
нее. Ее восхитительное чувство юмора, доходившее подчас до гротеска, вносило
оживление и  помогало разрядить напряженную атмосферу,  в  которой проходила
наша трудовая деятельность.  Она  вспоминала потрясающие эпизоды своей охоты
за  жильем,  как  она  во  всех  углах искала следы точильщика и  гнили;  мы
представляли себе,  как  ее  страшатся агенты  по  торговле недвижимостью...
Бедная мать Софи предавалась отчаянию у  себя в  Эссексе,  и мы уже потеряли
надежду,  что дочь когда-либо найдет что-нибудь подходящее, но все же настал
наконец день,  когда она объявила,  что подыскала дом. Правда, не совсем то,
чего она желала, но сойдет и этот.
     Тем временем вовсю разворачивались наши приготовления к  отъезду,  и мы
не  уставали удивляться любезности совершенно незнакомых людей.  Таких,  как
посол  Аргентины,  доктор Дериси,  как  персонал аргентинского консульства в
Лондоне,  сотрудники Британского совета и Министерства иностранных дел;  все
старались как-то  помочь  нам.  Вопреки  всем  ожиданиям нам  удалось  найти
пароход,  капитан которого согласился везти нас  через океан за  смехотворно
низкую цену,  что  должно было  сразу насторожить нас,  но  мы  были слишком
поглощены мыслями о том, что станем делать по прибытии на место. Даррелл был
особенно озабочен тем,  чтобы я получила удовольствие от предстоящего вояжа;
во-первых,  я еще никогда не выезжала за пределы Европы, во-вторых, у нас не
было медового месяца,  и  он надеялся,  что экспедиция заменит нам свадебное
путешествие.
     Пока же  мы  были по горло заняты писанием писем,  подготовкой рукописи
"Гончих  Бафута"  для  окончательной перепечатки,  вылазками  в  Лондон  для
посещения   различных  учреждений,   закупкой   снаряжения,   а   заодно   и
приобретением  надлежащей  экипировки,   что   составляло  особую  проблему,
поскольку мы,  как  значилось в  наших  паспортах,  отправлялись за  рубеж с
"официальной  миссией",   а   это  означало,   что  нам  предстоит  посещать
официальные мероприятия,  требующие респектабельного вида.  Марго  пришла на
выручку,  сшила мне вечерние и более строгие платья,  и я была ей бесконечно
благодарна,  хотя мне отнюдь не  доставляло удовольствия тратить драгоценное
время на покупку ткани и  выкроек и подолгу стоять в одной позе для примерки
и  подгонки готовой  продукции.  Я  никогда  не  придавала большого значения
одежде и  если  всегда ухитрялась в  нужный момент выглядеть вполне прилично
одетой,  то  исключительно благодаря  игре  случая*.  Куда  интереснее  было
заниматься  подготовкой  экспедиционного  снаряжения.   Так,   мы   заказали
специальные сети  для  ловли животных,  одна лондонская фирма изготовила для
нас особые горшочки для кормления колибри;  целая армия наших друзей рыскала
по  аптекам  и  зоомагазинам в  поисках  бутылочек  и  сосок  для  кормления
детенышей.  Никто не остался без дела - не то, так другое, включая поиски на
чердаках давно забытых ящиков и чемоданов,  которые могли служить нам тарой.
Сколько  дружеских уз  подверглись непосильным испытаниям...  Наша  комнатка
уподобилась  лавке  старьевщика,  и  бедняжке  Софи  стоило  немалого  труда
протискиваться внутрь по  утрам,  не  говоря уже о  том,  чтобы пробраться к
рабочему столу  между здоровенными жестяными сундуками.  Но  она  никогда не
роптала и  не ныла,  стоически продолжая печатать и готовить чай -  еще одна
функция, которую она себе присвоила.
     ______________
     *  Представление моей  супруги о  том,  что  значит  "в  нужный  момент
выглядеть прилично одетой",  сильно варьируется.  В  тех  чрезвычайно редких
случаях, когда мне удается вывести ее в свет, начиная от инвеституры, кончая
простой вечеринкой,  она полагает, что идеальное облачение - блеклые джинсы,
непомерной величины свитер и туфли, из которых застенчиво выглядывают пальцы
ног.  Иногда я  с  великим трудом ухитрялся втискивать ее в вечернее платье,
однако всякий раз это требовало таких физических усилий,  что с  возрастом я
все реже отваживаюсь на такие операции. Дж.Д.

     В это время возник наш врач с длинным списком прививок, без которых нам
не следовало ступать на землю Южной Америки.
     - Неужели все это необходимо? - взмолилась я.
     - Может быть,  и не все, - он покачал головой, - но у меня с вами и так
достаточно хлопот,  не  хватало,  чтобы вы  приползли оттуда с  какой-нибудь
скверной тропической заразой.  Вам необходимы прививки от  оспы,  столбняка,
холеры,  дифтерии,  желтой лихорадки,  тифа,  брюшного тифа  -  всего  и  не
припомню,  так что давайте-ка лучше позвоните моей секретарше,  она назначит
вам время.
     По правде сказать, большинство уколов я перенесла легко, но прививку от
тифа  явно  изобрели какие-нибудь  садисты,  чтобы  принудить ни  в  чем  не
повинных,   несчастных  кандидатов  в   путешественники  сидеть  дома  и  не
высовываться.  В  жизни не  чувствовала себя так  отвратительно...  Даррелл,
который,  естественно,  проходил через все это раньше,  утешал меня тем, что
мои муки окупятся; дескать, только представь себе, какова сама болезнь, если
так  тяжело  переносится прививка.  Невелико  утешение,  когда  ваша  голова
раскалывается,  а бедная левая рука отчаянно болит и совсем не двигается.  К
счастью,  всем этим прелестям пришел конец,  причем я уверена,  что наш врач
очень страдал от  того,  что  его  возможности мучить нас  были  ограничены.
Непременно следует ввести золотое правило -  ни  в  коем случае не  заводить
дружбу с врачом, ибо он способен повести себя самым коварным образом.
     Основную  часть  багажа  мы  отправили  вперед,   что  помогло  отчасти
расчистить площадь  нашей  комнаты,  освободить место  для  укладки  личного
имущества.  Помогло также навести относительный порядок - не нам, конечно, а
Софи, потому что стоило нам на минутку отвернуться, как она начинала рыскать
по  комнате,  сжимая в  руках метлу и  совок,  чтобы,  выражаясь ее словами,
"расчистить тропу в мой уголок".
     - Слава Богу,  что  у  меня  хоть  есть теперь в  заделе одна книга,  -
вздыхал Джерри.
     Мне  представлялось разумным,  прежде чем  заканчивать упаковку личного
багажа, осведомиться в транспортном агентстве, придется ли нам переодеваться
к  обеду на борту пассажирского парохода,  ибо мне не улыбалось забираться в
трюм  за  нужными вещами.  Сотрудник агентства заверил нас,  что  мы  вполне
обойдемся без вечерних туалетов.
     - И слава Богу, - заметил Даррелл, - ненавижу эти плавучие отели.
     Ровно  за  двадцать  четыре  часа  до  отплытия мы  получили письмо  от
пароходства,  которое напоминало нам,  что мы плывем в  обществе испанских и
португальских иммигрантов, а потому будем вместе с ними пользоваться местами
общего пользования - такими, как уборные, столовые и пассажирские салоны. Во
избежание каких-либо нежелательных последствий нам  предполагалось подписать
соответствующую бумагу,  снимающую  с  пароходства  всякую  ответственность.
Даррелл в ярости кинулся к телефону. Учтивый голос в трубке сообщил ему, что
так у них заведено, они уже доставили в Аргентину множество пассажиров, и не
было  ни  одной  жалобы.  Выслушав все  уверения,  Даррелл подписал бумагу и
вернул ее в  контору пароходства,  однако мы не без содрогания думали о том,
что нам предстоит.
     - Сами виноваты, - произнес со стоном Даррелл. - Надо было обратиться к
фирме,  чьими услугами я  всегда пользовался,  а не полагаться на незнакомую
компанию. Ладно, теперь уже поздно, постараемся как-нибудь выжить.
     С   великой  грустью  мы  прощались  с   Софи,   которая  успела  стать
неотъемлемой частью нашей маленькой семьи.  Она тоже жалела,  что приходится
расставаться, предпочла бы поехать вместе с нами. И заверила, что если будет
свободна, когда мы вернемся, непременно продолжит работу у нас.
     Вся семья провожала нас на Центральном вокзале в  Борнмуте,  и я не без
печали покидала город,  который больше трех лет был моим домом. В Лондоне мы
пересели на  поезд,  идущий в  порт,  с  огорчением отметили,  что от  наших
попутчиков веет холодом,  но  утешились мыслью,  что  они,  несомненно,  еще
оттают на солнышке.
     В  Тилбери  нас  без  промедления провели  от  поезда  через  туннель к
пароходу,  где  пассажиров встречал  симпатичный молодой  вахтенный помощник
капитана. Даррелл предъявил наши билеты, и нас позабавила реакция помощника,
когда он увидел, что мы путешествуем туристским классом.
     - Простите,  сэр, боюсь, вам не к этому трапу, а вон туда, - сказал он,
показывая куда-то в самый конец железной громадины, где с палубы на пристань
спускались простые деревянные сходни.
     Поблагодарив его,  мы  стали  пробираться между тросами и  кнехтами,  а
когда дошли до сходней, не обнаружили никого, кто мог бы объяснить нам, куда
следовать дальше.  На палубе увидели укрывшегося в дверях от дождя стюарда и
с  тревогой убедились,  что он ни бумбум по-английски.  Тем не менее Даррелл
помахал у него перед носом нашими билетами,  и они, очевидно, что-то сказали
этому бездельнику, потому что он жестом предложил следовать за ним. Мы вошли
в  унылый  темный  салон  с  второй дверью в  дальнем конце  и  беспорядочно
расставленными,  как в  пивной,  столами и  стульями.  За одним столом сидел
небольшого роста  чернявый  деятель,  который,  изучив  наши  билеты,  велел
стюарду проводить нас вниз по трапу справа. Мы не увидели на лице деятеля ни
тени  улыбки,  никаких  признаков  интереса,  только  выражение  смертельной
усталости.  В  конце концов,  одолев лабиринт коридоров,  мы  достигли нашей
каюты и  с ужасом обнаружили,  что она больше всего походит на вместительный
гроб.  Никаких иллюминаторов,  двухэтажная койка,  крохотный стол и  минимум
свободной площади.
     - Черт знает что! - разбушевался Даррелл. - Сейчас же пойду к помощнику
капитана и потребую,  чтобы нас перевели отсюда, сколько бы это ни стоило. А
когда вернусь в Англию, сниму шкуру с того типа в транспортном агентстве.
     Я  осталась ждать в  "каюте",  а Даррелл ринулся разыскивать помощника.
Тем  временем  дверь  каюты  напротив отворилась,  и  оттуда  вышла  пожилая
седовласая дама с термосом в руках.  Я вкрадчиво улыбнулась и поздоровалась.
Она тоже поздоровалась и представилась:
     - Миссис Пирс. Мы с мужем возвращаемся в Буэнос-Айрес.
     Я  поспешила в  свою очередь представиться и сказала,  как мы потрясены
видом своей обители.
     - Не говорите, дорогая. Когда плывешь сюда, еще куда ни шло, потому что
в эту сторону не везут иммигрантов, но обратный путь ужасен. Поверьте, мы ни
за  что не  согласились бы  путешествовать вот так,  но  мой бедный супруг -
пенсионер,  бывший железнодорожник,  и  билет на  хороший пароход стоит куда
дороже.   Но  вы-то  почему  едете  этим  классом?  Вас  не  предупредили  в
транспортном агентстве?
     Я  рассказала ей,  как  любезный сотрудник,  с  которым мы  имели дело,
расхваливал этот пароход и его удобства,  уверил нас,  что еще не получал ни
одной жалобы от своих клиентов. Миссис Пирс широко улыбнулась.
     - Милая девочка,  жалоб хватает каждый раз, не столько из-за несчастных
иммигрантов,  которым все равно, сколько из-за тараканов, из-за обстановки в
салоне,  где,  кстати, подают только пиво, и отвратительной пищи, но хоть бы
кто обратил внимание.  Вы еще не видели,  где приходится спать этим беднягам
иммигрантам.  Животных так  не  перевозят,  можно  подумать,  что  вернулись
времена работорговцев*.
     ______________
     *   Чистая  правда.   Нет  слов,   чтобы  описать,   как  обращались  с
иммигрантами. Сходство с работорговлей бросалось в глаза, только кандалов не
хватало. Полагаю - всей душой надеюсь! - что ныне такая практика прекращена.
Дж.Д.

     В эту минуту возвратился Даррелл, и лицо его выражало крайнее уныние.
     - Извини,  Джеки, но все билеты на этот чертов пароход проданы, так что
нам придется остаться здесь.  Но мне обещали дать знать,  если кто-то вернет
билет. Надо же мне было свалять дурака и поверить тому типу в агентстве.
     Миссис Пирс еще не ушла, я извинилась перед ней и представила Джерри.
     - Я понимаю,  как вы разочарованы,  -  сказала она,  - но на борту есть
несколько англо-аргентинцев,  и мы постараемся скрасить вам плавание. К тому
же  нам предстоят интересные заходы,  кое-где будем стоять по  два дня,  это
внесет какое-то  разнообразие.  Жаль,  конечно,  что  в  отличие от  нас вам
досталась каюта без иллюминатора, так что у вас порой будет очень жарко, но,
может быть, в пути кто-нибудь сойдет и вы сможете поменять каюту.
     С  этими словами она извинилась и  ушла,  предоставив нам ломать голову
над тем, как разместить наши личные вещи.
     - Придется отнести все в багажное отделение, - заключил Даррелл.
     - Но как же мы сможем, когда понадобится, доставать одежду?
     - Тогда и  придумаем что-нибудь,  а сейчас давай решим,  какие чемоданы
нам нужны в первую очередь.
     С  великим  трудом,   преодолевая  сопротивление  нашего  стюарда,   мы
переместили большую часть вещей, после чего попытались как-то разместиться в
каюте.
     Несколько   лет    спустя   мне   довелось   встретиться   с    бывшими
военнослужащими,  на чью долю выпало сомнительное удовольствие в  годы войны
плавать именно на этом пароходе,  и все они дружно выражали свое сочувствие,
когда я описывала прелести нашего путешествия.  Их удивляло только одно: как
это "чертово судно" все еще держится на плаву.
     - Не иначе тараканы не дают ему утонуть, - заметил один из них.
     По чести,  у  меня от всего нашего плавания до Буэнос-Айреса остались в
памяти  только  приятные вещи.  Все  пассажиры,  с  кем  мы  общались,  были
совершенно  очаровательные люди,  даже  те,  чьего  языка  мы  не  понимали;
особенно  запомнился веселый  эпизод  в  столовой,  когда  могучего сложения
стюард-испанец с гомосексуальными наклонностями решил поухаживать за Джерри.
Давясь от смеха, один наш говорящий по-испански попутчик попытался объяснить
любвеобильному  господину,  что  Джерри  к  нему  равнодушен,  больше  того,
англичанин женат,  и  вот  его  жена рядом.  Однако стюард отказывался этому
верить,  дескать,  у сеньора нет обручального кольца,  стало быть, его никак
нельзя  считать женатым.  После  долгих  уговоров стюард решил,  что  Джерри
просто упрямится.  Были потешные сцены и в уборных, особенно в женских, куда
постоянно  наведывались  неграмотные  иммигранты  мужского   пола,   которые
норовили утащить все сиденья с унитазов,  очевидно полагая,  что они годятся
на красивые рамки для фотографий. В итоге до конца плавания сиденья так и не
появлялись.
     Еще одной дивной привычкой наших испанских и  португальских друзей было
разбрасывание на  палубе  апельсиновых корок  и  прочего  мусора,  коему  по
правилам  надлежало  отправляться  за   борт.   Пользоваться  ванными   было
невозможно -  они  вечно выглядели так,  точно в  них  только что  искупался
линяющий медведь-гризли.
     Несмотря на  эти  мелкие изъяны,  нам  было  очень весело в  компании с
нашими попутчиками.  Каждый вечер они  пели под  гитару и  танцевали,  и  мы
отлично ладили,  хотя не  понимали друг друга.  Теперь я  понимаю,  что  мне
представился отличный случай познать испанский и  португальский темперамент;
заодно  я  выучила  несколько  обиходных  испанских  фраз,   что  нам  очень
пригодилось,  когда мы покинули пределы Буэнос-Айреса. Словом, я чувствовала
себя великолепно,  но бедный Даррелл не уставал жаловаться на скверную каюту
и