не
сомневался,  что  затейливые названия фирменных блюд придуманы им,  и  хотел
узнать, что его вдохновляло.
     Он не заставил себя ждать,  и я убедился, что внешность хозяина "Ле Пти
Шансон" хорошо согласуется с окружением.  Это был настоящий великан - ростом
больше ста восьмидесяти сантиметров,  косая сажень в плечах. Мясистое лицо с
орлиным носом  и  ярко-синими глазами под  копной седых  волос  вполне могло
принадлежать  какому-нибудь  библейскому  пророку.   На  нем  был  чистейший
передник,  шевелюру венчал  сдвинутый на  затылок поварской колпак,  толстые
ручищи  с  артритическими узлами  держали  поднос,  на  котором  стояли  два
красивых бокала ручного производства и бутылка вина. Мне показалось, что ему
за  восемьдесят,  однако время явно не было властно над ним.  Чувствовалось,
что он проживет и сто лет, и больше.
     Великан приблизился ко мне,  широко улыбаясь, как если бы узрел давнего
близкого друга, глаза его искрились юмором, и морщины на его лице несомненно
были следами бесчисленных улыбок.
     - Мсье,  -  пробасил он,  осторожно ставя  на  столик поднос,  -  добро
пожаловать в мою гостиницу. Вы первый гость в этом сезоне, а потому особенно
желанный.
     Пожав мою руку с  пылкой учтивостью,  он сел напротив.  Столько энергии
было в  нем,  что на меня будто дохнуло жаром из топки.  Он излучал доброту,
приветливость и юмор и был совершенно неотразим.
     - От  души  надеюсь,  что  вам  понравится это  вино,  -  продолжал он,
наполняя бокалы.  -  Это божоле,  продукт моего собственного виноградника. Я
собираю достаточно винограда,  чтобы в  год  приготовить два десятка бутылок
для собственного потребления,  так что, сами понимаете, откупориваю только в
особых случаях, вроде этого.
     - Благодарю за честь, - сказал я, поднимая бокал.
     Вино легло на язык, точно бархат, и мои вкусовые сосочки взыграли.
     Хозяин подержал вино во рту, потом задумчиво проглотил.
     - Правильное вино, - произнес он.
     - Совершенно верно, - согласился я.
     - Вы здесь отдыхаете?
     - Да,  -  ответил я.  -  У  меня есть маленький домик в  Провансе,  и я
стараюсь выбираться туда каждое лето.
     - О! Прованс!.. Зеленый край. Чудесный уголок Франции!
     - Франция вся прекрасна.  На мой взгляд, одна из прекраснейших стран во
всем мире.
     Он  улыбнулся  мне  и  кивнул.  Некоторое время  мы  продолжали пить  в
почтительном молчании,  как того заслуживает доброе вино, потом хозяин снова
наполнил бокалы.
     - И что же вы желаете заказать на обед?
     - Если  можно...  Я  прочитал в  "Мишлене" кое-что  о  ваших  фирменных
блюдах. Вы, должно быть, отменный повар, если заработали звездочку.
     Он  закрыл глаза,  и  на мгновение лепное лицо его исказила болезненная
гримаса.
     - Ах,   эта  звездочка,   эта  звездочка,  -  простонал  он.  -  Вы  не
представляете себе, мсье, каких мучений мне стоило заполучить ее. Подождите,
я  принесу меню,  вы  сделаете заказ,  потом  я  расскажу вам  эту  историю.
Поверьте,  это  не  хуже романов Дюма,  а  между тем  все  -  чистая правда.
Минутку, я схожу за меню.
     Он вошел в дом и вскоре вернулся с картой вин и меню.
     - Если  позволите,   -  сказал  хозяин,  вновь  наполняя  бокалы,  -  я
порекомендовал  бы   "Голубей  для   Марии  Терезы"  -   блюдо,   которым  я
по-настоящему горжусь. У меня найдется несколько отличных тушек, и поскольку
вы наш первый в сезоне постоялец, я, конечно же, откупорю еще бутылку божоле
к голубям.
     - Вы  чрезвычайно добры,  -  отозвался  я.  -  Ваше  предложение звучит
бесподобно.  Скажите,  я  заметил,  что  вы  даете  вашим  фирменным  блюдам
любопытные названия. Очевидно, в этом заложен какой-то особый смысл?
     - Разумеется, мсье, - серьезно молвил он. - По-моему, когда изобретаешь
новое  блюдо,  просто необходимо,  чтобы в  названии было  отражено какое-то
событие.  Взять,  например,  тех же голубей.  Это блюдо было придумано мной,
когда жена ждала нашего первого ребенка.  Вы ведь знаете,  что у  беременных
женщин бывают самые странные причуды,  так?  Ну вот, моя жена вдруг страстно
полюбила эстрагон и  голубей.  Короче -  я  был  обязан изобрести блюдо,  не
только питательное для нее и  для ребенка,  но и  удовлетворяющее изысканные
запросы  беременной  женщины  редкостной  красоты  и  чувствительности.  Так
появились "Голуби для Марии Терезы" по имени моей супруги.
     - Восхитительная  идея,  -  отозвался  я.  -  Непременно  приму  ее  на
вооружение,  ведь я сам люблю стряпать,  и мне всегда казалось, что у многих
чудесных блюд скучнейшие названия.
     - Совершенно верно.  Не вижу причин,  почему наше воображение не должно
участвовать не только в придумывании блюд, но и в их поименовании.
     Я пробежал глазами меню.
     - Пожалуй,  - заключил я, - поскольку главным блюдом будут ваши "Голуби
для  Марии  Терезы",  мне  хотелось бы  начать  с  "Паштета памяти покойного
Альбера-Анри Перигора",  а  завершить трапезу каким-нибудь сыром и "Тортом с
лесной земляникой для услады Софи Клемансо".
     - Превосходный выбор,  мсье,  -  сказал хозяин, вставая. - Вы пока сами
наполняйте свой бокал,  я  только схожу и  сообщу жене,  что вы заказали,  а
затем вернусь и расскажу вам, как мы впервые заслужили звездочку.
     Он  вошел  в  дом  и  вскоре появился снова,  неся  блюдо с  оливками и
нежнейшими маленькими слоеными пирожками с сыром.
     - Итак,  мсье,  -  начал он задумчиво,  садясь и  принимая удобную позу
профессионального рассказчика,  -  сам факт, что нас удостоили звездочки, на
мой взгляд -  маленькое чудо.  Не  сомневаюсь,  что вы  согласитесь со мной,
услышав ее историю.  Разумеется,  все это произошло до Первой мировой войны,
ведь как вы,  наверно, заметили, я еще вполне крепкий мужчина, хоть и далеко
уже не юноша. В ту пору я увлекался живописью, правда, без особого успеха. Я
до  сих  пор  иногда  балуюсь маслом  или  акварелью,  однако подлинным моим
призванием стала  кулинария.  Но  тогда  я  иной  раз  зарабатывал несколько
франков,  рисуя портреты или чьи-то дома.  Не очень верный хлеб,  однако мне
нравилось бродить по стране,  и, если никто не покупал моих картин, я брался
за любую работу,  какую мне предлагали. Ремонтировал дороги, убирал виноград
и  вишни,  одно время -  совсем недолго -  даже выращивал улиток.  Так  вот,
однажды весной,  как раз в такую пору,  как сегодня,  мои странствия привели
меня  в  это  селение.  Сами понимаете,  здешние места очаровали меня своими
красками и  всей природой.  И  я  решил задержаться здесь в надежде написать
несколько действительно хороших картин.  Но как это часто бывало со мной,  в
карманах  было  пусто,   и  следовало  подыскать  какую-то  работу.  Вам  ли
объяснять,  что  в  таком  маленьком селении свободные места  были  такой же
редкостью, как гусь с пятью печенками.
     Хозяин вздохнул, медленно пригубил вино.
     - Так вот,  -  продолжил он после короткой паузы.  - Жил в этом селении
один человек, который проникся симпатией ко мне, и он поговорил с владельцем
этой гостиницы, всячески расхвалил меня и спросил, не возьмет ли тот меня на
работу в качестве рабочего на кухне.  Владельца звали Жан-Жак Морсо, это был
своеобразный,   серьезный   мужчина,   толстый   коротыш,   способный  порой
бесноваться из-за пустяков,  словно какая-нибудь старая дева.  Что не мешало
мсье Морсо быть богом в кулинарии.  Заверяю вас,  некоторые из его блюд были
так  хороши,  точно  их  доставили прямиком из  рая  с  любезного разрешения
Всевышнего.  Его кондитерские изделия были легки,  как паутина, нежные соусы
создавали во рту такое ощущение,  будто вы смакуете самые благоухающие цветы
во  всем мире.  Его  омлет из  раков и  мелко нарезанного фенхеля и  грецких
орехов был таким дивным творением,  что я сам видел,  как это блюдо вызывало
слезы  восхищения у  посетителей.  В  соусе  из  белого вина  он  кипятил на
медленном огне устриц и головки спаржи, получалось такое божественное блюдо,
что люди чувствительные,  деликатного сложения,  отведав его,  способны были
лишиться чувств от  восторга.  Его  дикая утка,  начиненная рисом,  семенами
сосны и вымоченными в бренди трюфелями,  вызывала такое ощущение,  словно во
рту играет оркестр,  - ваше небо трепетало в такт кулинарной музыке. Короче,
мсье,  Жан-Жак Морсо был гастрономический гений, Леонардо да Винчи застолья,
Рембрандт вкусовых сосочков, настоящий Шекспир кулинарии.
     Старик остановился,  пригубил вино,  бросил в  рот маслину и  аккуратно
выплюнул косточку на ближайшую клумбу.
     - Еще у него была дочь,  красивейшая женщина, каких я когда-либо видел,
мсье,  и  тут-то  все и  завязалось,  потому что,  увидев ее,  я  уже не мог
смотреть на  других женщин.  Она  была бесподобна.  Я,  легко относившийся к
своим связям (не стану скрывать -  мне нравился противоположный пол,  и я не
мог  пожаловаться на  отсутствие  взаимности),  я,  поклявшийся  никогда  не
жениться,  я,  веселый любовник "нынче здесь, завтра там", влюбился так, что
повел   себя   будто  теленок,   отлученный  от   коровы,   метался,   точно
обезглавленная курица,  уподобился  кобелю,  соблазненному запахом  анисовых
капель.  Я  был готов на  все,  вплоть до  убийства,  чтобы жениться на этой
девушке.
     Он глубоко и скорбно вздохнул, воздев глаза к небесам при мысли о былом
своем безрассудстве, и глотнул еще вина.
     - С того дня, как я поступил здесь на работу, прошел год, и с каждым из
трехсот шестидесяти пяти  дней я  влюблялся все  сильнее и  сильнее.  И  что
поразительно -  девушка тоже полюбила меня.  Но  дело в  том,  что  она была
единственным  ребенком  и   постоялый  двор  должен  был  достаться  ей   по
наследству.  Отец с  великим подозрением смотрел на всех поклонников дочери,
полагая,  что,  как  ни  хороша она  собой,  они,  как говорится,  замышляют
жениться не столько на ней, сколько на гостинице. Надо ли удивляться, что мы
оба  знали -  всякая моя  попытка просить ее  руки будет неверно истолкована
отцом.  Мы  много говорили с  ней  об  этом,  и  нам было ясно,  что следует
действовать предельно осторожно.  И тут у меня возникла блестящая идея -  во
всяком  случае,  тогда  я  посчитал  ее  блестящей,  однако  осуществить  ее
оказалось куда труднее, чем я думал.
     Он закурил желтую, как цветки горчицы, сигарету и налил еще вина.
     - В то время,  мсье,  компания "Мишлен" как раз начала издавать ставший
теперь  всемирно  известным  справочник  и  отмечать  звездочками заведения,
отличившиеся  на   поприще  кулинарии.   Как   вам   должно  быть  известно,
представитель "Мишлена" втайне посещает вашу гостиницу или  ресторан,  чтобы
оценить меню.  Вы только потом узнаете о проверке,  так что, сами понимаете,
надо  все  время обеспечивать высокий уровень,  ведь вам  неизвестно,  когда
среди ваших посетителей окажется человек "от  "Мишлена".  Так  вот,  Жан-Жак
Морсо знал,  что он  мастер своего дела,  однако понимал,  что его гостиница
расположена  слишком  далеко  от  больших  дорог,  чтобы  привлечь  внимание
представителей фирмы  "Мишлен".  Сознание  того,  что  он  заслуживает  быть
отмеченным звездочкой,  и полная уверенность, что ему не видать ее как своих
ушей,  доводили беднягу до безумия.  Он только об этом и  говорил все время.
Вся  его  жизнь была подчинена этой мании.  При одном упоминании справочника
"Мишлена" он приходил в ярость и принимался швырять все,  что попадалось под
руку.  Клянусь вам,  мсье, я самолично видел, как он на кухне метнул в стену
"Бомб-Сюрприз"  и  "индейку  в  соусе".   Он  дико  страдал  от  собственной
одержимости,  меня же она вполне устраивала.  Понимаете, я заявил ему, будто
услышал  от  своего  дядюшки (разумеется,  по  секрету),  что  его  как  раз
назначили агентом "Мишлена".
     - Ваш дядюшка в самом деле получил такую должность? - спросил я.
     Старик приложил к носу указательный палец и зажмурил один глаз.
     - Конечно,  нет,  -  ответил он.  - По правде сказать, у меня вообще не
было никакого дядюшки.
     - В чем же тогда заключалась ваша идея?
     - Не торопитесь,  мсье,  я расскажу,  что именно задумал.  Естественно,
Морсо, услышав такое, страшно возбудился и принялся уговаривать меня зазвать
дядюшку в  нашу гостиницу.  Сперва я  ответил,  что это будет неэтично и мой
дядюшка ни  за что не согласится.  Так продолжалось с  неделю,  причем Морсо
всячески  старался  переубедить  меня.   Наконец,   доведя  его  до  полного
неистовства,  я  смягчился.  Сказал,  дескать,  даже  если  дядюшка надумает
приехать,  я  не  могу  гарантировать,  что  он  присудит  звездочку  нашему
заведению.  Морсо ответил,  что  все понимает и  что ему только нужен случай
показать  свое  искусство.  Я  изобразил сомнение  в  успехе  этой  затеи  и
предоставил ему  еще  несколько дней  мучиться  неизвестностью.  После  чего
объявил,  что люблю его дочь,  а она любит меня,  и если я соглашусь зазвать
своего дядюшку, Морсо должен дать согласие на нашу помолвку. Сами понимаете,
мои слова привели его в страшную ярость.  Свежий "яблочный торт" пролетел на
волосок от  моего уха,  и  до  конца этого дня я  предпочел не появляться на
кухне. Однако, как я и рассчитывал, мечта о звездочке была слишком сильна, и
на  другой день он с  величайшей неохотой разрешил нам объявить о  помолвке.
Через день после того, как палец невесты был украшен кольцом, я отправился в
Париж навестить моего дядюшку.
     - Но ведь вы сказали, что у вас не было никакого дядюшки, - возразил я.
     - Верно, мсье, настоящего дядюшки не было, но был, так сказать, дублер,
один мой старый друг по  имени Альбер-Анри Перигор.  Он был паршивой овцой в
одном  состоятельном семействе,  обитал  в  мансарде на  левом  берегу Сены,
немного  занимался  живописью,  немного  мошенничеством,  всеми  правдами  и
неправдами добывал средства к  жизни.  Ему были присущи как раз те качества,
которые устраивали меня: аристократический, надменный вид, изрядные познания
о пище и винах,  воспринятые от гурмана-отца,  и,  наконец,  он был толстяк,
именно  такими представляешь себе  агентов "Мишлена",  и  обладал чудовищным
аппетитом.   Альбер  поглощал  пищу,  мсье,  как  киты  поглощают  маленьких
креветок,  если верить тому,  что говорят про китов.  Итак,  я  отправился в
Париж,  поднялся в мансарду Альбера-Анри и застал его, как обычно, без гроша
в кармане, страшно голодного. Пригласив его отобедать со мной, я изложил мой
план.  Дескать,  пусть  приедет сюда,  поживет недельку,  играя  роль  моего
дядюшки,  затем попрощается и  едет  обратно в  Париж.  Оттуда пришлет Морсо
учтивое письмо с  обещаниями сделать все от него зависящее насчет звездочки,
вот  только гарантировать успех  не  может,  поскольку окончательное решение
принимает  не  он.  Надо  ли  говорить,  что  Альбер  пришел  в  восторг  от
возможности поехать в  деревню и  целую  неделю  есть  сколько влезет блюда,
приготовленные  таким  кулинарным  гением,   как  Морсо.  Соответственно,  я
известил Морсо телеграммой,  что  мы  с  дядюшкой скоро приедем.  После чего
пошел с Альбером на блошиный рынок, чтобы одеть его как надлежит быть одетым
состоятельному человеку.  Поверьте, мсье, задача была нелегкая, если учесть,
что Альбер-Анри весил не меньше ста килограммов. В конце концов мы подобрали
кое-что из подержанной одежды, и вкупе со своей аристократической внешностью
он выглядел в точности,  как должны выглядеть агенты "Мишлена". Прибыв сюда,
мы  застали моего  будущего тестя  в  состоянии дикого восторга.  Он  принял
Альбера-Анри так,  словно тот  был членом королевской семьи.  Разумеется,  я
предупредил Морсо,  чтобы он  ни  в  коем случае не давал понять гостю,  что
знает о его службе в фирме "Мишлен".  Сказал также Альберу,  чтобы он ничего
такого не говорил Морсо. Видеть их вместе, мсье, было сплошное удовольствие:
чем  больше Морсо  угождал Альберу-Анри,  тем  надменнее и  высокомернее тот
держался,  и  чем высокомернее он вел себя,  тем угодливее становился Морсо.
Мой будущий тесть шел на все, чтобы добиться успеха. На кухне навели чистоту
так, что все медные кастрюли и сковородки светились точно осенняя луна.
     Кладовка была  битком  набита всевозможными фруктами и  овощами,  всеми
видами мяса и  птицы.  Больше того,  на  случай,  если под рукой не найдется
чего-либо  необходимого для  удовлетворения прихотей человека "от  Мишлена",
Морсо потратился на машину с шофером,  чтобы можно было мгновенно съездить в
ближайший крупный город за продуктами для высокого гостя.
     Старик помолчал, потягивая вино и посмеиваясь.
     - В жизни не видел такого поварского рвения,  мсье, - продолжал он, - и
в  жизни не видел такого едока.  Гений Морсо был в расцвете,  и приносимые с
кухни  блюда сложностью,  гармонией,  благоуханием и  нежностью превосходили
все,  что он  готовил когда-либо прежде.  Естественно,  в  такой же  степени
расцвел талант Альбера-Анри как обжоры.  Казалось,  мсье,  я  наблюдаю битву
двух армий.  Чем божественнее становились блюда, тем больше порций заказывал
Альбер:  обед мог состоять из шести и семи блюд, не считая сладостей и сыра,
разумеется.  Если потребление всей этой пищи и  целых рек вина можно назвать
геркулесовым трудом,  то  и  приготовление ее  требовало огромных усилий.  В
жизни мне  не  приходилось так  напряженно работать,  и  это притом что были
наняты три подсобника для разделки овощей и прочего.  Морсо словно обезумел,
метался по кухне будто дервиш, выкрикивая команды, орудуя ножом, размешивая,
снимая пробу и поминутно выбегая в столовую, чтобы смотреть, как Альбер-Анри
уписывает блюдо  за  блюдом в  таких количествах,  что  глазам не  верилось.
Услышав похвалу, Морсо розовел от счастья и мчался обратно на кухню, чтобы с
новым жаром браться за  приготовление еще  более великолепных блюд.  Заверяю
вас,  мсье,  когда мы  готовили зайца по  его рецепту,  на что ушло два дня,
аромат был  такой,  что  его  слышала вся  деревня и  все жители до  единого
собрались в  нашем саду  исключительно ради того,  чтобы насладиться запахом
редкостного  блюда.   И  вот  в  разгар  лукулловых  пиров,   когда  аппетит
Альбера-Анри рос с  каждым блюдом,  давая повод сравнивать его с  Гаргантюа,
мой  "дядюшка",  управившись с  невероятно сытным  и  благоухающим блюдом из
гусятины,  встал,  чтобы провозгласить тост за  здоровье розового от счастья
Морсо, и... упал замертво.
     Хозяин  "Ле  Пти  Шансон" откинулся на  стуле,  удовлетворенно созерцая
выражение моего лица.
     - Боже правый! - воскликнул я. - И что же вы стали делать?
     Хозяин мрачно потер рукой щеку.
     - Не стану скрывать,  мсье,  положение было серьезное. Представьте себе
все последствия. Пригласи я врача, выяснилось бы, что Альбер-Анри никакой не
человек "от "Мишлена",  а тогда Морсо расторг бы мою помолвку с его дочерью,
ибо в те годы дети,  особенно девушки, слушались своих родителей. Этого я не
мог допустить.  К  счастью,  в ту минуту,  когда Альбер грохнулся на пол,  в
комнате  были  только  мой  будущий  тесть  и  я  сам.   Требовалось  быстро
соображать.  Надо ли  говорить,  что Морсо совершенно пал духом,  видя,  что
Альбер-Анри скончался и пришел конец надеждам получить звездочку. А я еще не
пожалел сил,  расписывая весь ужас ситуации,  дескать,  он  своим кулинарным
искусством  фактически  убил  человека  "от  "Мишлена".   И   если  он   еще
рассчитывает когда-либо быть упомянутым в  "Справочнике Мишлена",  не говоря
уже о  том,  чтобы быть отмеченным звездочкой,  ужасный факт во что бы то ни
стало нужно скрыть от фирмы "Мишлен". Истерические рыдания не помешали Морсо
осознать мудрость моих слов.  Так что нам теперь делать? - спросил он. Видит
Бог,  не отвечать же,  что я пребываю в не меньшей растерянности.  Надо было
придумать что-то,  пока мы окончательно не влипли.  Прежде всего,  сказал я,
ему следует вытереть слезы,  взять себя в  руки,  пойти на  кухню и  сказать
дочери,  чтобы шла в свою комнату отдыхать,  совсе