мкое рычание.
     -- Тигр, сэр, -- сказал Тэйлор.
     Я склонен был с  ним согласиться,  так как силуэт был достаточно велик.
Услышав этот краткий разговор,  наш  спутник опрометью  бросился  к  выходу,
предоставив нам возможность бороться с хищником вдвоем.
     -- Глупый человек, -- презрительно проронил Тэйлор, но мне  показалось,
что его рука, державшая фонарь, дрожала. Я не знал, что делать: если леопард
приблизится к нам,  мы все  равно не сможем  стрелять, так  как от  выстрела
обрушится вся крыша пещеры. Я предпочитал иметь дело  с живым леопардом, чем
оказаться мертвым... или живым под многими тоннами камней.
     Между тем черный силуэт, показавшись несколько раз из-за камней и издав
несколько неясных звуков, исчез  в полутьме. Мы слышали теперь только слабый
стук камней. В  мрачной и темной пещере трудно было угадать,  где  мог вновь
появиться  зверь, поэтому я собирался  предложить Тэйлору покинуть пещеру. В
эту минуту из-за груды камней показалась голова,  взглянула  в мою сторону и
произнесла:
     -- Маса, я поймал зверя.
     Это был самый маленький и  самый бесполезный наш спутник Або; преследуя
летучую  мышь,  он забрался  на груду камней.  Лежа  на  животе, он  полз по
камням. Колыхавшийся силуэт, который мы видели, оказался вовсе не леопардом,
а извивавшимся между камнями человеком, который от непривычной работы громко
ворчал  при  каждом  движении.  Неожиданная  развязка  опасного  приключения
вызвала у меня и Тэйлора приступ неудержимого смеха. Тэйлор, пошатываясь, со
слезами на глазах бегал по пещере и задыхаясь выкрикивал:
     -- Ха, ха, ха!.. Або, маса чуть не застрелил тебя... Ха, ха, ха... Або,
ты хороший тигр...
     Або спустился к нам и протянул мне маленького зверька.
     -- Кажется, он слегка ранен, сэр.
     Он немного ошибся, зверек был уже мертв.
     Пока  мы  оглядывались по  сторонам  и  думали, каким  способом поймать
несколько летучих мышей, снаружи послышался зловещий грохот, который громким
эхо отозвался  в  многочисленных  пещерах  и проходах. Когда мы добежали  до
ущелья, все вокруг было мрачно и темно. Над нами, в узком пространстве между
крутыми  скалами, нависли тяжелые грозовые  тучи. Мы с максимально возможной
быстротой  выбрались  из  ущелья  и  начали  укладывать  в  мешки  все  свое
снаряжение.  Внезапно  послышался страшный удар грома, который словно потряс
до основания окружавшие нас  горы, тучи опустились к  самым нашим головам, и
на нас обрушились потоки ледяной воды.  Не успели мы еще понять, в чем дело,
как наши тонкие одежды  стали совершенно  мокрыми, от нестерпимого холода мы
начали  громко стучать зубами.  Время от  времени  вспышки  молний  освещали
местность  вокруг  нас,  через  несколько  секунд после  этого  обрушивались
страшные  раскаты  грома.  Где-то в  лесу,  слева  от  нас, я  слышал резкие
протестующие крики недовольных погодой шимпанзе.
     Мои спутники подняли багаж, и мы двинулись по  направлению к лагерю. Не
прошли мы и пятидесяти футов, как я  поскользнулся на мокром от дождя камне,
упал и покатился вниз по склону,  пока не ударился о ствол встретившегося на
пути  дерева. Я  был  весь исцарапан  и  растерзан,  правая нога моя страшно
болела.  В  первый момент  я  решил,  что  у  меня  перелом  ноги,  но затем
выяснилось,  что  я только вывихнул себе  лодыжку. Это тоже было  достаточно
плохо, так как я не мог ступить на поврежденную ногу.  Я лежал под деревьями
с поникшей, иссеченной дождем листвой, рядом дрожали от холода мои спутники,
пытавшиеся как-то  помочь мне.  До  лагеря  было  не меньше  четырех миль, а
лодыжка  моя распухала на глазах.  В дополнение  ко всему  низкая облачность
ускорила наступление темноты. Было  ясно, что  мы больше не могли оставаться
на месте.
     Я  попросил   Тэйлора  срезать  молодое  деревцо,  которое  затем  было
приспособлено в качестве костыля. С помощью костыля, поддерживаемый с другой
стороны  Тэйлором,  я  тронулся  в  путь,  превозмогая мучительную  боль. Мы
медленно двигались  между  мокрыми деревьями и вскоре добрались до более или
менее  ровного  участка  леса,  где  услышали плеск  быстро текущей  воды. Я
удивился,  так  как  единственной водной преградой,  которую мы преодолевали
утром по  пути к пещерам, был маленький ручеек; он  почти пересох, и  вода в
нем едва достигала наших лодыжек. Теперь же я слышал шум течения полноводной
реки. Я обратился к Тэйлору за разъяснениями.
     -- Маленький ручей разлился, -- последовал ответ.
     В первый раз я видел собственными глазами, как  быстро маленький ручеек
от  дождевых  вод  превращается  в  бурную, полноводную речку.  Знакомая мне
узенькая  мелкая  струйка  воды  стала  желтым  пенистым  потоком  до  пояса
глубиной.  В  бушующих  между  камнями водах с  огромной  скоростью  неслись
вырванные корни,  обломанные ветки,  сорванные листья и  цветы. Самое мелкое
место  мы  обнаружили  там,  где  воды  ручья  покидали  сравнительно ровную
поверхность  лесной чащи и по крутой скале,  с которой были смыты все  следы
растительности, обрушивались вниз. Мои спутники первыми начали переход через
ручей. Когда  они  благополучно  вышли на противоположный берег, я  и Тэйлор
пошли по  тому же  пути.  Я осторожно  прощупывал палкой  дно, и мы медленно
продвигались  вперед.  В  середине  ручья  течение  воды,  сдавленное  двумя
большими  камнями, было особенно сильным. Именно здесь маленький камешек, на
который я поставил костыль, опрокинулся, костыль выскользнул из моей руки, и
я успел  только заметить, как он мелькнул по склону скалы. В тот же момент я
погрузился в воду.
     Только сильная рука Тэйлора спасла меня от  печальной участи  скатиться
вниз  по  скале  вслед  за костылем.  Однако  удерживая  меня  и  борясь  со
стремительным напором течения, он сам с огромным трудом сохранял равновесие.
Остальные  охотники  быстро  откликнулись  на  его  громкие  крики о помощи,
подскочили к  нам, ухватились за  первые попавшиеся им под руку части  моего
тела  и  вытащили  нас  обоих  на  берег.  Задыхающиеся,  дрожащие,  мокрые,
продолжали мы свой путь к лагерю.
     Труднее всего достались нам  последние  полмили. Мы спускались вниз  по
откосу, переползая от камня к  камню,  пока не  добрались до  полосы  ровной
местности около лагеря. Только  мысль  о сухой  одежде, тепле и горячей пище
поддерживала  мои силы. Но в  лагере нас ожидало новое  несчастье: крошечный
скромный ручеек, который так доверчиво и  мило струился и журчал в  двадцати
футах от моей палатки, превратился в бурный ревущий поток. Выйдя из берегов,
он всей своей тяжестью обрушился на  лагерь. От хрупких шалашей, построенных
носильщиками, не осталось  и следа. Кухня  была  наполовину  разрушена и  по
колено  залита  водой.  Во  всем  лагере  сохранилась  только  моя  палатка,
находившаяся на  маленьком бугорке, но земля под ней и около нее пропиталась
водой  и  превратилась  в грязь. Сухих  дров  в  лагере,  конечно,  не было,
разогреть пищу можно было лишь на маленькой керосиновой лампе.
     Мы все забрались  в палатку. Рассчитанная на двух человек, она  приняла
теперь, кроме меня, еще двенадцать обитателей разрушенного  лагеря. Мы грели
на лампе одну за другой банки с  шоколадом и затем пили этот горячий вкусный
напиток  из  самых  различных  посудин,  от  жестяных  кружек до  мисок  для
кормления  животных.  Так  сидели  мы  больше  трех  часов; дождь непрерывно
барабанил  по туго  натянутому  сырому  брезенту  палатки.  Постепенно дождь
прекратился, и  густой  плотный туман закрыл  все вокруг.  Носильщики начали
наскоро  строить  себе новые шалаши. Впервые в этот день я вспомнил  о  злых
духах.  Да, в первом раунде они, безусловно, добились  значительных успехов:
нога моя  в плачевном состоянии, дождь значительно  ухудшил наше положение и
лишил нас перспектив  на удачную охоту. Ночь я провел очень плохо, в течение
всего следующего дня не прекращался унылый равномерный дождь, состояние моей
ноги не улучшалось. С большой неохотой пришел я к выводу, что разумнее всего
признать свое поражение и уступить поле боя ю-ю. В Бакебе по  крайней мере я
смогу быстро залечить  ногу и выполнять какую-то полезную работу, пребывание
же мое на Нда-Али не сулит мне сейчас ничего хорошего.
     Я приказал собираться и готовиться к выходу в Бакебе на следующее утро.
Все, кроме меня, были этому очень рады. Когда я проснулся на следующий день,
меня встретило великолепное ясное утро; солнце  заливало все своими  лучами,
на небе не было ни единого облачка. Тучи мошек, неизвестно откуда взявшихся,
сопровождали наш  спуск, безжалостно  кусали  нас и, казалось, торжествовали
победу.  Когда  мы  вступили в  лес, они исчезли  так  же  внезапно,  как  и
появились.
     Ковыляя по  дороге в Бакебе, я утешал себя тем, что  в горах  я все  же
поймал  несколько  интересных  животных.  Обернувшись,  я снова посмотрел на
Нда-Али.  В  прозрачном утреннем  воздухе она  казалась  такой близкой,  что
хотелось  протянуть  руку   и  погладить  пальцами  вершины  покрывавших  ее
деревьев.  Ее  скалы розовели и  сверкали в солнечных  лучах,  на каменистой
поверхности, еле различимые на  таком расстоянии, виднелись  светлые струйки
воды -- единственный признак того, что недавно в горах прошли большие дожди.


ГЛАВА XII
     Жизнь и смерть Чолмондели
     Незадолго до того как мы покинули домик на холме в Бакебе и переехали в
последний наш лагерь  в  Кумбе,  у нас  появился  необычный гость  по  имени
Чолмондели, или,  как его  называли более  близкие друзья,  Чемли,  Это  был
крупный  взрослый шимпанзе.  Владелец его, английский чиновник, считал,  что
значительные размеры обезьяны являются для него большим неудобством, и хотел
переправить Чемли в Лондонский зоопарк с  тем, чтобы  во время отпуска иметь
возможность навещать  его там. Он написал нам записку, спрашивая, согласимся
ли мы  захватить  с собой шимпанзе  в  Англию.  Мы ответили,  что  готовы  с
удовольствием выполнить его просьбу. К тому времени ни я, ни Джон  не  имели
ясного представления о величине  Чемли. Я  вспомнил  виденного  мной однажды
трехгодовалого шимпанзе, рост которого не превышал  трех футов.  Появление в
лагере Чемли произвело на меня в первый момент очень сильное впечатление.
     Чемли  был  доставлен к  нам  в небольшом фургоне, где  он торжественно
восседал  в  специально установленной клетке. Когда дверцы клетки открылись,
Чемли  вышел из нее с грацией  и самоуверенностью кинозвезды.  Я был поражен
его размерами: пригнувшись на своих  кривых ногах, он доставал мне до пояса,
а когда он немного выпрямлялся, голова его оказывалась на уровне моей груди.
У него были огромные руки, большая волосатая грудь по объему была в два раза
больше  моей.  Крупные  зубы,  видневшиеся  во  рту,   придавали   его  лицу
неправильные  очертания   и  зловещее,  воинственное  выражение.  Маленькие,
глубоко посаженные глаза смотрели на меня умным понимающим взглядом. Макушка
головы была у него совершенно  голой; позднее я понял, что  это вызвано было
привычкой  постоянно чесать  голову рукой, что, по-видимому, доставляло  ему
огромное  удовольствие,  но привело в результате к раннему облысению. Это не
был,  к  большому  моему  сожалению,   молодой  шимпанзе:  Чемли   наверняка
исполнилось уже восемь  или девять лет. Это была зрелая, сильная  и, судя по
выражению  лица,  много  повидавшая в жизни  обезьяна. И  хотя Чемли  не был
особенно  красив (мне приходилось видеть более приятных  шимпанзе),  в нем с
первого же взгляда чувствовался сильный независимый характер. Он смотрел  по
сторонам  с  удивительно  умным  выражением, в глазах  его мелькали  искорки
иронического смеха, от которого человеку становилось не по себе.
     Внимательно  осмотрев всех окружающих, он  повернулся ко мне и протянул
для пожатия  мягкую,  с  розовой ладонью,  руку  с тем  стандартно скучающим
выражением лица, какое  можно заметить на лицах людей, по роду  деятельности
часто обменивающихся приветствиями и рукопожатиями с  совершенно незнакомыми
людьми. Вокруг шеи у  него была переброшена толстая цепь, которая исчезала в
глубине  клетки  в фургоне.  На  любой  другой  обезьяне такая  цепь была бы
символом порабощения и плена. Чемли, однако, носил ее с таким  достоинством,
с каким лорд-мэр носит  свои почетные ленты. Пожав мне руку, он повернулся к
клетке и начал вытягивать из  нее цепь, длина которой  превышала  пятнадцать
футов. Аккуратно свернув ее в кольца,  он набросил ее на руку и направился к
дому с таким  видом, словно  он является  его хозяином. В  первые же  минуты
своего  пребывания  в  лагере  Чемли  подчинил  нас  своему  влиянию,  и  мы
почувствовали в чем-то его  превосходство. Я  чуть не извинился перед ним за
беспорядок на столе в тот момент, когда он вошел в комнату.
     Чемли уселся на стуле, скинул  на пол цепь и вопросительно посмотрел на
меня. Было очевидно,  что он  хотел освежиться  после  долгого утомительного
пути. Я  крикнул в кухню,  чтобы  для гостя приготовили чашку  чаю. Меня уже
предупредили, что Чемли любит бодрящие напитки. Пока Чемли сидел на  стуле и
разглядывал скромную комнату с плохо скрываемым отвращением, я подошел к его
клетке  и   вытащил  оттуда  металлическую  миску   и  огромную   сплющенную
металлическую  кружку.  Мое  появление  с  этими  предметами в руках заметно
улучшило настроение Чемли, который одобрительным  ворчанием похвалил меня за
сообразительность.
     Поджав ноги, Чемли продолжал молча разглядывать комнату. Я сел напротив
него и  вытащил пачку сигарет.  Пока я доставал себе сигарету, Чемли положил
на стол длинную черную руку и  радостно  заурчал. Ради любопытства я дал ему
сигарету, которую, к  великому  моему изумлению, он бережно вставил  в  рот.
Закурив, я  протянул обезьяне коробку  спичек.  Чемли открыл  коробку, вынул
одну спичку, чиркнул ее, зажег сигарету, бросил коробку со спичками на стол,
удобнее откинулся  на стуле и с  блаженным выражением стал выпускать из носа
клубы  дыма. Очевидно,  эта  обезьяна  обладала  уже  многими  человеческими
пороками.
     В этот  момент  Пайос принес в  комнату чай. Вид обезьяны, сидевшей  на
стуле  с сигаретой  в зубах и  мирно беседовавшей со мной, произвел на  него
огромное впечатление. Он громко вскрикнул и испуганно отошел к двери.
     --  У-у-у-а-а-р... о-о-о!..  -- произнес Чемли, увидев  поднос с чайным
прибором, и начал энергично размахивать рукой.
     -- Я слушаю, сэр, -- отозвался с порога Пайос.
     -- Это Чемли, -- объяснил я, -- он тебя не обидит. Поставь чай на стол.
     Пайос выполнил мое приказание и быстро удалился. Я налил в кружку Чемли
чай и молоко, положил туда три чайных ложки сахара.  Чемли напряженно следил
за  моими движениями  и  сопровождал их мягким довольным  ворчанием. Я подал
кружку, которую  он схватил обеими руками. Сигарета  явно мешала чаепитию, и
Чемли  аккуратно положил  ее  на  стол.  Вытянув  одну  губу  вперед,  Чемли
осторожно попробовал, не слишком ли горячий  чай  ему подали. Оказалось, что
чай был действительно  очень  горячий.  Чемли терпеливо дул на кружку до тех
пор,  пока  напиток не пришелся  ему по  вкусу,  а  затем  выпил все до дна.
Увидев, что  на  дне  кружки осталось  немного нерастаявшего  сахара,  Чемли
перевернул  кружку и держал ее до тех пор, пока все остатки не попали к нему
в рот. Затем он протянул мне кружку, предлагая вновь ее наполнить.
     Клетка Чемли была установлена  в  удобном месте  в  пятидесяти футах от
нашего дома. Рядом с клеткой находился большой искривленный пень, к которому
я  прикрепил  цепь  обезьяны. Из  клетки  Чемли видел все, что происходило в
лагере и дома, и сопровождал нашу работу громкими комментариями, на  которые
я часто ему отвечал. В первый же день Чемли поднял большой скандал. Не успел
я его привязать и направиться в дом, чтобы заняться своими делами, как среди
обезьян  началось замешательство. Обезьяны были  привязаны  недалеко от дома
под большим  навесом из пальмовых  листьев. Чемли, оставшись в  одиночестве,
заскучал.  Оглядевшись,  он  нашел  возле  себя  несколько  крупных  камней.
Вооружившись  ими,  он  решил немного  развлечься  метанием камней.  Услышав
пронзительные крики и визги гвенонов и дрилов, я выбежал из дому  и заметил,
как камень величиной  с кочан капусты упал около  обезьян, к счастью, никого
не задев. Такой камень, брошенный с  большой силой, легко расплющил бы любую
обезьяну,  в которую  он бы  попал.  С  громким криком я бросился  к  Чемли,
размахивая  поднятой   по   пути   палкой.  Стараясь  выглядеть  как   можно
воинственнее,  я  в то  же  время думал,  что  произойдет, если  вооруженный
тоненькой хворостинкой, я захочу наказать обезьянку, которая не уступает мне
по величине и  по меньшей мере в  два раза сильнее меня. К моему  удивлению,
однако, Чемли,  заметив мое приближение,  быстренько лег  на  землю, прикрыл
своими  длинными руками лицо и  голову и  начал визжать изо всех сил. Я пару
раз  хлестнул его  по  спине  палкой;  с  таким же  успехом  я мог  пытаться
сокрушить  зубочисткой собор святого Павла.  На широкой плоской спине  Чемли
перекатывались желваки твердых, как сталь, мыши.
     -- Ты очень злое животное, -- строго сказал я.
     Догадавшись,  что экзекуция окончена, Чемли  сел  и начал стряхивать  с
себя листья.
     -- У-у-у-у... -- протянул он, застенчиво поглядывая на меня.
     --  Если  ты  снова это проделаешь,  я тебя  как следует  отколочу,  --
продолжал я  и подумал, что только удары стволом дерева могли  бы произвести
на Чемли должное впечатление.
     -- А-а-р-р-р... у-у-у... -- снова ответил Чемли. Он  придвинулся ближе,
прилег к моим ногам и начал старательно очищать мои брюки от всяких пятнышек
и соринок.  Пока он  был занят этой  работой, я подозвал слуг  и попросил их
убрать  все большие  и маленькие  камни от клетки  шимпанзе. Сделав еще одно
строгое внушение Чемли, я вернулся к  своей работе. Немного спустя, заглянув
к  нему, я увидел,  как он усердно раскапывает землю около клетки,  надеясь,
очевидно, найти там новые камни.
     Вечером,  когда  я принес  Чемли  ужин  и чай,  он  приветствовал  меня
громкими  радостными  возгласами, прыгая  и размахивая руками. Перед тем как
приступить  к  ужину,  он  схватил  мою руку  и поднес ее ко рту. С трепетом
смотрел  я, как он  зажал  зубами один из моих  пальцев и  мягко сдавил его,
Когда он выпустил его обратно, я понял смысл всей этой процедуры: у шимпанзе
разрешение  взять в  рот  палец  является свидетельством полного  доверия  и
дружбы  между двумя обезьянами. Таким образом,  Чемли польстил мне, высказав
доступным  ему способом свои дружеские чувства.  С ужином он справился очень
быстро. Когда он закончил есть и я сел на землю рядом с ним, Чемли методично
обыскал все мои карманы и исследовал все, что на мне было.
     Когда  я решил, что ему  пора спать, Чемли отказался вернуть вытащенный
из моего кармана платок. Он  держал платок за спиной и  перекладывал  его из
одной  руки  в  другую при каждой моей попытке  схватить его.  Затем, решив,
очевидно, избавиться от всех  моих  притязаний на платок, он быстро  засунул
его в  рот. Я понимал,  что, если на этот раз я  уступлю, Чемли в дальнейшем
будет хватать  и прятать все,  что ему понравится; поэтому я около  получаса
уговаривал и  обхаживал Чемли, пока с  большой неохотой  он не вытолкнул изо
рта мокрый скомканный  платок. После  этого  случая у меня не было  больше с
Чемли никаких недоразумений;  если он  затевал игру  с нужной мне  вещью,  я
протягивал руку, просил его,  и он  без всяких возражений отдавал мне нужный
предмет.
     Мне приходилось сталкиваться  со множеством приятных и  милых животных,
от мышей и до  слонов, но никого из них я не мог сравнить с Чемли по  силе и
обаянию  характера,  по  уму  и  понятливости. Познакомившись  с  ним ближе,
перестаешь смотреть  на Чемли,  как на животное;  к нему относишься, скорее,
как к чудаковатому шаловливому  почтенн