л  старался поддерживать нас во
взвинченном состоянии.  Освоившись в доме и всецело подчинив себе мою мать и
сестру,  он  для начала ухитрился схватить сильную простуду,  которая быстро
перешла в бронхит.  Когда бронхит прошел,  осталась хрипота, поэтому я велел
сделать для Чамли потеплее одежду, во всяком случае на первую зиму. Взяв его
в дом,  мы сразу же надели на него пластиковые штаны с бумажными салфетками,
поэтому он уже знал, что такое одежда.
     Мама с радостью принялась исполнять мой приказ. Под неистовый звон спиц
она  в  рекордно короткое время обеспечила нашего шимпанзе набором шерстяных
штанишек  и  курточек,  которые  радовали  яркой  расцветкой и  причудливыми
экзотическими узорами.  И  теперь  Чамли  Синджен -  каждый  день  в  другом
костюмчике -  сидел,  развалясь,  на  подоконнике гостиной  и  небрежно грыз
яблоки,  начисто игнорируя гурьбу  восхищенных ребятишек,  которые висели на
калитке не в силах оторвать от него глаз.
     Мне было очень интересно узнать, как люди воспринимают Чамли. Для детей
он  был  попросту животным,  умеющим  смешить  их  и  удивительно похожим на
человека.    Откровенно   говоря,    взрослые   явно    уступали   детям   в
сообразительности.  Сколько раз рассудительные, казалось бы, люди спрашивали
меня, умеет ли Чамли говорить. Я неизменно отвечал, что у шимпанзе, конечно,
есть своего рода язык, хотя и очень ограниченный.
     Но  они  подразумевали другое -  может ли  он  говорить по-человечески,
обсуждать  политическое положение,  холодную  войну  или  другие,  не  менее
захватывающие, злободневные темы.
     Но  самый  необычный вопрос  задала  мне  пожилая  женщина,  которую мы
встретили на местной площадке для игры в  гольф.  В хорошую погоду я выводил
туда Чамли,  чтобы он мог размяться,  лазая по соснам.  Сам я сидел на земле
под деревьями и  читал или писал.  В тот день,  о котором идет речь,  Чамли,
порезвившись с  полчаса  в  ветвях,  спустился  и  сел  мне  на  колени.  Он
рассчитывал подбить меня на веселую возню.  Вот тогда и  вышла из кустов эта
странная женщина.  Наткнувшись на меня и Чамли, она застыла на месте, однако
смотрела  на  нас  без  того  удивления,  которое  обычно  выказывают  люди,
обнаружив на английской спортивной площадке шимпанзе в экзотическом свитере.
Дама подошла поближе,  рассмотрела как  следует сидящего у  меня на  коленях
Чамли и заглянула мне в глаза.
     - У них есть душа? - спросила она.
     - Не знаю,  мэм,  -  ответил я.  - Я и за себя-то не ручаюсь, как же вы
хотите, чтобы я поручился за шимпанзе.
     - Гм, - сказала она и зашагала прочь.
     Вот как Чамли действовал на людей.
     Жить вместе с ним было, конечно, презанимательно. Индивидуальность и ум
Чамли  делали его  одним из  самых интересных животных,  каких я  когда-либо
держал.
     Особенно меня поражала прямо-таки феноменальная память Чамли.
     У  меня тогда был мотоцикл с  коляской,  и я решил,  что смогу вывозить
Чамли на прогулки в  окрестности города,  если он будет сидеть спокойно,  не
пытаясь выскочить.  В  первый раз я ограничился одним кругом на площадке для
гольфа,  просто проверил,  как  Чамли  будет себя  вести.  Он  чинно сидел в
коляске,  по-королевски обозревая мелькающий ландшафт. Если не считать того,
что  он  все  время  норовил  схватить рукой  едущих  рядом  велосипедистов,
поведение его  было вполне образцовым.  Я  заехал в  местную автомастерскую,
чтобы  заправиться.  Мастерская пленила  Чамли,  а  Чамли  пленил  механика.
Высунувшись из коляски, шимпанзе внимательно смотрел, как отвинчивают крышку
патрубка. А когда подсоединили шланг и забулькал бензин, Чамли даже тихонько
прогудел "у-у-у" от удивления.
     Мой мотоцикл потреблял поразительно мало бензина,  да и  ездил я редко,
так  что  прошло почти две  недели,  прежде чем опять понадобилось заправить
бак.  Мы были на водяной мельнице,  в гостях у мельника,  друга Чамли.  Этот
добрый человек, который искренне восхищался Чамли, всегда был готов угостить
нас чашкой чая.  Расположившись у  запруды,  мы  глядели на  плавающих птиц,
попивали чай  и  предавались размышлениям.  И  вот,  возвращаясь домой после
этого чаепития, я увидел, что горючее на исходе, и завернул в мастерскую.
     Мы  о  чем-то  разговорились с  механиком.  Вдруг я  заметил,  что он с
каким-то  странным  выражением  смотрит  через  мое  плечо.   Я  молниеносно
обернулся.  Что  там еще натворила обезьяна?!  Оказалось,  Чамли выбрался из
коляски на  мое сиденье и  отвинчивает крышку на  баке.  Вот это память!  Он
только один раз,  да и то две недели назад,  видел заправку.  И ведь из всех
приспособлений на мотоцикле запомнил именно то,  что полагалось открывать. Я
вполне разделял удивление механика.
     Но  особенно ярко проявилась наблюдательность и  память Чамли,  когда я
возил его в Лондон, сперва на телевидение, потом на лекцию.
     Моя сестра вела мотоцикл, а Чамли сидел у меня на коленях и с интересом
смотрел вокруг. Примерно на полпути я предложил передохнуть и утолить жажду.
С таким спутником не просто было выбрать пивную,  далеко не все бармены рады
принять у себя шимпанзе. В конце концов мы остановили свой выбор на скромном
с виду заведении и зашли туда.  К счастью для нас и к радости Чамли, хозяйка
оказалась большой любительницей животных.  Она и  шимпанзе тотчас прониклись
симпатией друг  к  другу.  Он  играл  в  салки между столами,  его  угостили
апельсиновым соком и  жареным картофелем,  ему  даже позволили взобраться на
стойку и  исполнить военный танец,  причем он топал ногами и  кричал:  "Хуу!
Хуу!  Хуу!" Словом, Чамли так хорошо поладил с трактирщицей, что потом никак
не хотел уходить. Будь Чамли Синджен инспектором королевского автомобильного
клуба,  он в  справочнике против названия этой пивной поставил бы двенадцать
звездочек.
     Через три месяца я собрался везти Чамли на лекцию.  Про пивную,  где он
так  веселился,  я  давно уже успел забыть,  ведь с  тех пор мы  побывали во
множестве других заведений,  и  всюду нас принимали очень тепло.  По  дороге
Чамли,  как обычно сидевший у  меня на коленях,  вдруг заволновался и  начал
подпрыгивать.  Я  решил сперва,  что он  заметил коров или лошадей,  которые
всегда страшно его занимали,  но никакого скота нигде не было видно. А Чамли
прыгал все сильнее,  потом потихоньку заухал.  Я  по-прежнему не мог взять в
толк,  что его так взволновало.  Чамли кричал уже во  весь голос и  прыгал в
полном экстазе. Мы завернули за угол, и тут ярдах в ста я увидел его любимую
пивную.  Выходит,  он узнал местность,  по которой мы ехали,  и  связал ее с
воспоминанием о  пивной,  где  ему  было так весело!  Ничего подобного я  не
наблюдал у других животных.  Мы с сестрой были до того потрясены, что охотно
остановились,  чтобы  промочить  горло,  а  заодно  дать  Чамли  возможность
возобновить знакомство с трактирщицей, которая тоже была рада его видеть.
     Моя  борьба за  зоопарк не  прекращалась,  однако с  каждым днем я  все
меньше надеялся на успех. Разумеется, от Аллена зверинец пришлось убрать, но
тут  меня  выручил  зоопарк  Пейнтона.  Мне  разрешили разместить там  своих
животных,  пока я  не найду что-нибудь еще.  Как я уже говорил,  вероятность
этого была чрезвычайно мала. Вечная история! Начнешь какое-нибудь дело, и на
первых порах,  когда  тебе  больше всего  нужна  помощь,  ее  нет  как  нет.
Справляйся сам, как можешь.
     Зато как только ты добился успеха - тотчас все люди, которые пальцем не
пошевелили,  чтобы  помочь тебе,  хлопают тебя  по  плечу и  предлагают свои
услуги.
     - Но ведь где-нибудь есть же в  местных органах умные люди,  -  сказала
Джеки  однажды вечером,  когда  мы  сосредоточенно изучали карту  Британских
островов.
     - Сомневаюсь,  -  мрачно ответил я.  -  Кроме того, я сомневаюсь, что у
меня хватит энергии продолжать опрос всех этих мэров и секретарей. Нет, надо
купить участок и все делать самим.
     - Все равно нужно их разрешение,  -  заметила Джеки.  - И не забудь про
инстанции, которые отвечают за проектирование городов и сел...
     Я содрогнулся.
     - Честное слово,  остается только уехать на один из уединенных островов
Вест-Индии или еще куда-нибудь,  где народ не осложняет себе жизнь всяческим
бюрократизмом.
     Джеки подтолкнула Чамли Синджена, чтобы он слез с карты.
     - А как насчет Нормандских островов? - вдруг спросила она.
     - А что?
     - Это известный курорт, и там чудесный климат.
     - Да,  место отличное,  но ведь мы там никого не знаем, - возразил я. -
Нужно знать кого-то из тамошних жителей, чтобы посоветоваться.
     - Верно, - нехотя согласилась Джеки, - пожалуй, ты прав.
     С  большим сожалением (очень уж  меня привлекала мысль устроить зоопарк
на острове) мы отказались от этого варианта. А через несколько недель, когда
я  в  Лондоне  обсуждал свои  проекты  с  Рупертом Харт-Девисом,  неожиданно
появился проблеск.  Я  честно  сказал  Руперту,  что  мои  надежды  устроить
собственный зоопарк почти равны нулю  и  я  готов уже  отказаться от  своего
замысла. Мы, мол, подумывали об островах, но не знаем там никого, кто бы мог
нам помочь.  Тут Руперт оживился и с видом иллюзиониста, набившего себе руку
на мелких чудесах,  объявил,  что у него есть на островах хороший знакомый -
человек,  который прожил там всю жизнь.  Он с величайшей охотой поможет нам.
Его фамилия Фрейзер,  майор Фрейзер.  В тот же вечер я позвонил майору.  Его
как будто ничуть не удивило,  что совершенно незнакомый человек звонит ему и
советуется насчет зоопарка.  Одно  это  сразу расположило меня  к  Фрейзеру.
Майор  предложил нам  с  Джеки  прилететь на  Джерси -  он  покажет остров и
расскажет все, что знает. На том мы и порешили.
     И  вот  -  Джерси.  С  самолета  остров  казался  игрушечной страной  с
лоскутками полей посреди ярко-синего моря. Между красивыми скалами побережья
виднелись гладкие пляжи,  отороченные кремовой морской пеной.  Мы  вышли  из
самолета на гудронную дорожку.  Здесь и воздух был теплее,  и солнце ярче. У
меня заметно поднялось настроение.
     Хью  Фрейзер ждал  нас  на  стоянке автомашин.  Это  был  высокий худой
человек в фетровой шляпе,  из-под которой торчал орлиный нос. Фрейзер провез
нас  через  Сент-Хельер.  Столица  острова напомнила мне  большую английскую
ярмарку.  Я даже удивился, когда увидел на перекрестке регулировщика в белом
мундире и  белом шлеме.  От  него словно повеяло тропиками.  За  городом нас
ждала  узкая  дорога  с  крутыми откосами,  деревья смыкали свои  ветви  над
головой,  образуя зеленый туннель.  Этот  ландшафт,  красная почва и  густая
зеленая трава очень напоминали мне  Девон,  но  тут  все было в  миниатюре -
крохотные поля,  узенькие долины с  множеством деревьев,  домики фермеров из
великолепного джерсейского гранита, который переливался на солнце миллионами
золотистых бликов.  С  дороги мы  свернули на  подъездную аллею и  очутились
перед владением Хью - поместьем Огр.
     В  плане поместье напоминало букву E  без средней палочки.  К  главному
зданию  примыкали два  флигеля,  они  оканчивались массивными арками,  через
которые можно было  попасть во  двор.  Эти  великолепные арки были сооружены
около 1660 года.  Материалом для  них,  как  и  для всех остальных построек,
послужил чудесный местный гранит. Хью, не скрывая гордости, показал нам свое
хозяйство -  старинный пресс для сидра, коровники, огромный сад, огражденный
стеной, озерко с бахромой камыша вдоль берегов, заливные луга с ручейками.
     Потом мы не спеша прошли под аркой в залитый солнцем двор.
     - Знаете, Хью, у вас тут просто чудесно, - сказал я.
     - Да,  красиво...  Пожалуй,  это  одно  из  самых  красивых поместий на
острове, - сказал Хью.
     Я повернулся к Джеки:
     - Правда, здесь было бы отличное место для нашего зверинца?
     - Да, конечно, - согласилась Джеки.
     Хью посмотрел на меня.
     - Вы серьезно? - спросил он наконец.
     - Нет,  я,  конечно,  пошутил, но здесь и впрямь превосходное место для
зоопарка. А что?
     - А то,  -  задумчиво произнес Хью, - что содержание поместья мне не по
карману,  и  я собираюсь переехать на материк.  Вы согласились бы арендовать
поместье?
     - Согласился бы? Да вы только предложите!
     - Входите, дружище, потолкуем, - сказал Хью, ведя нас через двор.
     Целый год я  мучился,  воевал с городскими и прочими местными властями,
потом прилетел на Джерси и через час нашел свой зоопарк.


                            Заключительное слово

     Вот  уже скоро год мой зоопарк на  Джерси открыт для посетителей.  Это,
наверное,  самый молодой зоопарк в Европе и,  я почти уверен,  один из самых
красивых.   Конечно,  он  маленький  (сейчас  у  нас  всего  около  шестисот
пятидесяти млекопитающих,  птиц и  рептилий),  но  он  будет расти.  Мы  уже
показываем немало животных, каких нет больше ни в одном зоопарке, и надеемся
в будущем,  когда появятся средства,  сосредоточиться на тех видах,  которым
грозит истребление.
     Многих из наших животных я сам привез из экспедиций. Я уже говорил, что
в этом вся прелесть собственного зоопарка. Привезешь себе зверей и наблюдай,
как  они  растут,  как  размножаются,  в  любое время дня и  ночи ты  можешь
навещать  их.  Это,  так  сказать,  эгоистическая сторона.  Но  кроме  того,
надеюсь,  что мне в  меру моих скромных возможностей удается прививать людям
интерес к животному миру и его защите. Если это так, я буду считать, что мои
старания не пропали даром. Если же я смогу сделать хоть самую малость, чтобы
спасти от истребления какое-то животное, я буду совсем счастлив.

                                                       Перевод с английского
                                                                 Л.Л.Жданова


                                Послесловие

     Джеральд Даррелл - ученый, писатель, общественный деятель.
     Когда читаешь книгу, и особенно когда она тебе нравится, всегда хочется
побольше узнать об авторе,  о его жизни,  его взглядах, его работе и планах.
Книги Джеральда Даррелла очень популярны у нас,  и многим,  вероятно,  будет
интересно поближе познакомиться с этим поистине замечательным человеком.
     Джеральд Даррелл  -  англичанин,  но  родился  он  не  в  Англии,  а  в
Джамшедпуре,  в  Индии,  в 1925 году.  Он рано потерял отца,  и ему было три
года,  когда семья вернулась в  1928 году в  Англию.  Климат Англии оказался
неподходящим для  маленького Джерри,  его двух старших братьев и  сестры.  К
этому прибавились финансовые затруднения,  и  в  1933  году  семья Дарреллов
перебралась сначала на  континент,  а  затем  в  1935  году  обосновалась на
небольшом островке Корфу в Средиземном море.  Именно здесь неосознанная тяга
к  животным,  проявившаяся у  Джерри  с  первых  дней  жизни,  оформилась  и
превратилась в  путеводную  нить,  которая  определила всю  дальнейшую жизнь
зоолога  и  писателя  Джеральда  Даррелла.   Остров  Корфу  с  его  мягкими,
ласковыми,   залитыми   солнцем   пейзажами,   с   белоснежными  пляжами   и
темно-зелеными пятнами виноградников, с серебристыми рощами олив, с меловыми
горами  и   лазурным  небом  оказался  той  средой,   где  на   смену  чисто
эмоциональной,   подсознательной  склонности   маленького  мальчика   пришла
любознательность,  потребность  в  точных  наблюдениях,  в  эксперименте  и,
наконец,  в обобщении, в элементарном синтезе, что свойственно уже истинному
натуралисту.
     И  хотя фауна Корфу небогата и  Джерри не мог тогда и  предполагать,  с
какими  интересными животными  встретится  он  впоследствии и  какие  увидит
страны,  можно смело говорить, что как зоолог и борец за сохранение животных
на Земле Джеральд Даррелл родился именно на Корфу.
     По возвращении в Лондон,  Даррелл,  еще будучи подростком, был вынужден
искать работу. И он нашел работу по вкусу: он стал продавцом в зоологическом
магазине.  Не очень блестящая и перспективная должность, но она представляла
возможность общаться с животными,  а это было главным для юноши. Кроме того,
он мог посещать колледж и получил доступ к библиотекам.  До сих пор Джеральд
Даррелл вспоминает этот этап своей жизни с теплотой и благодарностью судьбе.
     По  окончании колледжа вопрос  о  будущем,  о  "настоящей" работе снова
всплыл на повестку дня.  Теперь нужно было всерьез зарабатывать на жизнь.  И
снова Джеральд Даррелл выбирает единственно возможный для  него вариант:  он
отправляется в  пригородный лондонский зоопарк  Уипснейд  и  нанимается туда
простым рабочим по уходу за животными. Он снова строит жизнь так, чтобы быть
постоянно с животными.
     Работа в  зоопарке не  только расширила кругозор Даррелла,  он научился
там  обращению с  крупными,  подчас  опасными животными,  освоил  методы  их
содержания, кормления, разведения. Все это очень понадобилось ему в будущем.
     Работа в зоопарке Даррелла полностью не удовлетворяла,  хотя Уипснейд -
один из  лучших зоопарков мира:  животные там живут в  сравнительно нетесных
вольерах,  но  Дарреллу хотелось увидеть их в  родной стихии,  на их родине.
Поэтому он с  восторгом принимает предложение отправиться в Западную Африку,
в Камерун.  Целью этой экспедиции был отлов животных для зоопарка.  Можно ли
было мечтать о большем?
     Результаты  экспедиции  превзошли,  однако,  все  ожидания.  Поездка  в
Камерун произвела на Даррелла такое сильное впечатление,  что по возвращении
в  Европу  он  ощущает  непреодолимую  потребность  рассказать  о  ней.  Так
появилась его  первая  литературная проба  -  книга  "Перегруженный ковчег".
Книга имела колоссальный успех и была распродана буквально в несколько дней.
Она  сразу  и  бесповоротно сделала  молодого  безвестного любителя животных
знаменитостью,  всеобщим любимцем,  показала,  что в нем заложен незаурядный
талант писателя.  Можно смело сказать,  что  уже  в  "Перегруженном ковчеге"
Джеральд Даррелл  создал  свой  собственный стиль,  совершенно законченный и
необычайно привлекательный.  Во  всяком случае была сделана серьезная заявка
на рождение нового писателя.
     Поездка  в  Камерун  оказалась  лишь  прологом  к  серии  замечательных
путешествий. В 1948 году Даррелл совершает вторую экспедицию в Африку, затем
едет в Южную Америку:  в Гвиану,  Парагвай, Аргентину. А далее следует новая
поездка в Африку,  по знакомым уже местам.  Из каждой поездки Даррелл помимо
коллекций привозит массу новых идей  и  впечатлений.  И  эти  впечатления не
остаются мертвым  капиталом.  О  каждой  из  своих  экспедиций Даррелл пишет
книги:  за "Перегруженным ковчегом" появляются "Гончие Бафута", потом "Земля
шорохов",  "Под пологом пьяного леса",  "Зоопарк в моем багаже".  И с каждой
новой книгой все больше и  больше растет популярность и мастерство Джеральда
Даррелла.
     На   первых  порах  роль  "охотника  за   живыми  животными"  полностью
устраивала Даррелла.  Однако  ее  неизбежно  отравляла  ложка  дегтя:  после
экспедиции,  когда к каждому из привезенных животных он успевал привязаться,
с ними приходилось расставаться.  Это было так несправедливо,  так тягостно!
Выход был один,  и он был ясен с самого начала: нужен собственный зоопарк. И
вот  после  долгих  поисков,  неудач и  огорчений в  1959  году  Даррелл его
основал. На небольшом участке земли, арендованном на острове Джерси (один из
Нормандских островов),  были  размещены  первые  клетки  и  вольеры.  Отныне
Даррелл  ловил  зверей  для  себя.  Правда,  сразу  же  возникли  финансовые
затруднения,  но  Даррелл стал тратить на  содержание и  пополнение зоопарка
весь гонорар за свои книги, и молодой зоопарк постепенно окреп.
     Создавая   зоопарк,   Даррелл   стремился  не   только   избавиться  от
необходимости расставания с  полюбившимися ему  животными.  Были  у  него  и
другие,  более  важные  цели.  Поэтому Джерсийский зоопарк стал  не  простым
зоопарком. Дело в том, что в это время Даррелл начинает все большее внимание
уделять су